Анна РЕТЕЮМ

Наступает не холод, а космос...

(Из новых стихов)

* * *
У цветов безымянных, лугами,
сладкий ветер вдыхая взахлёб,
"Я люблю тебя!" – вскинется пламя,
вздрогнут плечи, наморщится лоб.
Это всё, что умею теперь я –
как паломник бродить, где ты шла,
трогать камни, цветы и деревья,
повреждённые будто дотла.
"Я люблю тебя!" – вскинется к тучам,
и объемлет нас розовый дым –
как разряд, как пожар неразлучен
всякий любящий с сердцем своим.

* * *
Природа подползает по-пластунски –
дорожки заросли и ткутся спуски,
и дикий плющ петляет там и тут.
Твой взгляд уж не ласкают ивы эти,
огромные, но безразлично ветер,
как память детства, у реки метут.
Нет сил у человека на сраженье
с неведомою кротостью сближенья –
и тянут руки травы и кусты:
тебя мы успокоим, успокоим,
недолго слыть тебе царём, героем,
ковыль твои наследует черты…

* * *
Мы летим по каким-то орбитам,
совпадая на миг, на года –
по дорогам вселенским, открытым,
но упрямо твердим: «Навсегда!»
Наши эллипсы чертят излуки –
и звезду, и таинственный крест,
и никто не сумел без разлуки
погрузиться в космический квест.
Говорим почему-то: «До встречи!», –
и потом уж со свистом летит
каждый, хоть на орбите и вечен –
но для встреч предусмотрен лимит.
Есть загадка в орнаментах звёздных,
как умею, храню её, длю:
слишком рано мы встретились, поздно –
я тебя, пролетая, люблю.

* * *
Высокопарной как не быть –
разверзлось небо надо мною.
И надо жить, и надо жить
с огромной раной неземною…

* * *
Зелёная стоячая вода
и пыль степная – колкая слюда,
сиротский ветер – брошенный орган,
полынь и тополь – всё одно бурьян…

Я воздух набираю и молчу,
и в прошлое нырять я не хочу,
но поезд изгибается змеёй,
в лиман врезаясь – в бывший город мой.

Зелёная стоячая вода
и пыль степная – колкая слюда,
сиротский ветер – брошенный орган,
полынь и тополь – всё одно бурьян…

И, в общем-то, я даже не пловец,
но, слава Богу, жив ещё отец.
……………………………………
……………………………………

ИЗ ПОЕЗДА
Какая серая дорога,
какие домики прижатые –
глядят под насыпью убого
сырыми досками-заплатами.
Штрихует дождь забор наклонно,
железо по железу катится,
ну а пейзаж твой заоконный
с капустой в огороде пятится.
И элеватор марсианский,
и кладбище вдали, низинное –
больные, пасмурные краски,
и лишь подсолнухи картинные.

* * *
Да, это всё моё: и суховей, и лес,
и млечные стада распахнутых небес,
зелёные холмы, бегущая тропа,
полынные дымы, и над рекой – скопа.

Да, это всё моё и только лишь моё:
дыхание цветов и острое жнивьё,
студёное вино ночей – моё, пока
сливаются в одно жизнь, речка, облака...

* * *
Бывает же такое захолустье,
где тишина в своей бездонной грусти
тревожит лес и шелестит дождём,
и комкает дремучий окоём.
Ты будто бы на прииске промыт,
в песчинки золотистые разбит –
втекаешь в глубину ночного устья:
в ничто, в озноб немого захолустья.

* * *
Заплетаются ветви и вновь
рвутся ветром кудлатые гривы,
вся любовь моя и нелюбовь –
словно ветви бушующей ивы.
Вся моя задушевная жизнь
заплетается в сны и виденья
и такие даёт виражи
на верхах, где мощней дуновенье,
где бескрайние тучи гудят
и несут то, что прожито, спето –
ничего не воротишь назад,
льётся памяти тайное лето…

* * *
Шёл дождь по лесу предосеннему,
а ветер впереди бежал,
шум приближался, и растения
прекрасный ужас обвевал.
Звучал он будто механически,
махина ливня, колесо,
и захотелось нам панически
взглянуть идущему в лицо.
Как поезд скорый по-над кронами
летел незримо и крутил
клубами синими, огромными…
А мы стояли на пути.

* * *
Ты свет мой, незримый очами земными,
я радуюсь зренью путями иными:
я знаю, я вижу, ты светишь в ночи –
как будто подвижное пламя свечи,
ты нежно присутствуешь в том межеумье,
что выше открытий, науки разумней,
ты тайна за пазухой, чуткость в беде...
Но здесь не найти мне тебя уж нигде.

* * *
Расхрабриться, нахохлиться, словно
воробей на плече у зимы.
Эта морось листвы иллюзорна,
да и росчерки веток немы...
И сама, будто ветошь живая,
на осеннем юру поднялась –
расхрабриться, взмолиться желая,
чтобы суть вновь и вновь обрелась.

* * *
Наступает не холод, а космос,
и летишь ты во веки веков –
не в вестимую зимнюю косность,
а в шатёр нескончаемых снов.
И вселенная, что притулилась
у затылка, под воротником,
развернулась внезапно, открылась,
словно в фильме нездешнем каком:
вот она, леденящая бездна,
что пустилась тебя сочинять.
Всё равно, всё равно не исчезну –
повторяешь в пространство опять;
и летишь мимо спящей парковки,
слеповатых кафе и шоссе…
Мы без малой на то подготовки
снимся страшному Космосу – все.
Ноябрь 2018

КИТАЙСКОЙ ТУШЬЮ
Не поймать мысли, ни одной не поймать.
Словно золотые карпы в пруду расходятся…
Сколько же будет сердце повелевать?
Вон как кричит петухом оно и колотится!
Сколько бамбуковых стеблей канет в пруд?
Сколько нежных слёз пионов ещё осыпется?
Не оставь же, Владыко, одну – я тут!
Соловьем живым сердце – в свой час пусть восхитится…

ПЕРЕРЫВ ЭЛЕКТРИЧЕК
Как давно я не ждала электричку
без толпящихся раздумий, проблем,
без звонков и отбивания «в личку»,
ничего не совершая совсем...
Как давно в урбанистическом зное
времени, что на перроне снуёт,
не смотрела так по-детски в сквозное
и воздушное пространство вперёд...

* * *
Даже если ты в космос взлетишь –
никого это, в общем, не тронет,
и поэтому стой, где стоишь,
упираясь душой в подоконник…
И поэтому просто служи
тем, кто дан тебе ближними свыше –
хороши или не хороши –
разве Доктор плохое пропишет?
Улетай на глубины свои,
недоступно для зрения, слуха.
Просто делай, люби и живи
свыше данной тебе силой духа.

* * *
Ещё не ясно ничего,
ещё мерцанье ты, движенье –
то словно неба естество,
то словно ада отраженье.
Ещё ты кутаешься в тлен,
ещё цепляешься за воздух
и врёшь авторитетно всем,
кто ты – без сведений серьёзных.
Пока среди земных низин
с трагедией ты этой бьёшься,
есть шанс – хотя бы к ста один,
что всё же светом обернёшься.

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную