Влад РИВЛИН
Дневник капитана Омри Шварцмана
Снайпер

Пуля обожгла мне щеку чуть ниже виска.

Как-будто сама смерть коснулась меня своим легким поцелуем.

Жизнь мне спас сержант, окликнувший меня в тот самый момент, когда снайпер, чуть задержав дыхание, плавно спустил курок.

Мы ждали, что он выстрелит еще раз, и тогда нам удастся засечь его и уничтожить.

Но тот выстрел оказался единственным в то раннее утро.

К полудню уже никто не вспоминал об утреннем инцинденте, и как раз в это время снайпер снова напомнил о себе.

На этот раз пуля ранила командира нашего батальона.

С пулей в плече, он был доставлен на вертолете в больницу.

Командир базы был в ярости.

– Этот выстрел дорого им обойдется, – прошипел он, еле сдерживая клокотавшую внутри у него ярость.

Он вглядывался в арабский квартал прямо напротив базы.

От арабского квартала нас отделяла огромная пропасть между двумя холмами– нашим и ихним.

На одном холме, бывшем когда-то частью арабской деревни, была наша база, на противоположном холме – жилой квартал лагеря беженцев Шейх Юсеф.

Жизнь лагеря мы могли наблюдать постоянно даже без бинокля.

Он выглядел жалко даже по сравнению с нашими кварталами бедноты.

Глубокая пропасть, над которой возвышался лагерь беженцев, была до верху завалена мусором – пластиковыми пакетами, строительным сором и еще черт знает чем...

Трех– и четырехэтажные панельные дома в любую погоду смотрели угрюмо, может быть из-за своей обшарпанности, а может быть из-за серого бетона, который едва прикрывала штукатурка.

Вблизи дома казались еще более унылыми, как человек, который никому не нужен.

Снайпер стрелял именно из этих домов, правда пока мы не знали откуда именно.

С нашего наблюдательного пункта, любой солдат мог видеть жизнь лагеря беженцев во всех ее деталях.

Прямо в одном из домов напротив нашей базы жил таксист.

Когда  он возвращался домой, то всегда оставлял свою машину возле дома. Каждый день он уезжал затемно и так же затемно возвращался.

Несколько раз я видел его с женой и детьми.

Сколько у него было детей, я точно не знал.

Может быть восемь,  может быть десять, а может и больше.

В его отсутствие дети, если они не были в школе, играли возле дома, прямо над огромной пропастью с мусором.

В пятницу, когда  машина почти весь день стояла около дома, я не видел на улице ни водителя, ни его детей.

В то время, когда все это произошло, был канун большого мусульманского праздника и машина стояла перед домом.

С минуту подполковник разглядывал лагерь потом на его лице как ящерица промелькнула идея какой-то злой затеи.

– Иди сюда! – подозвал он одного из солдат с подствольным гранотометом.

– Ну-ка, ударь вон по той машине, -  и он указал рукой на такси возле дома.

Солдат прицелился и выстрелил. Выстрел был точным и машина тут же превратилась в груду изуродованного металла.

Подполковник остался доволен произведенным эффектом: взрывной волной в близлежащих домах  были выбиты стекла и еще минуту , а может и больше , солдаты вместе со своим командиром завороженно смотрели на бушевавшее возле дома пламя.

– Красивый фейерверк!, – усмехнулся офицер.

В это время из дома выскочил водитель такси .

Даже отсюда, с расстояния почти полукилометра было видно , что у него трясутся руки.

Вдруг этот высокий, грузный мужчина лет сорока пяти упал на колени перед останками своей машины-кормилицы и зарыдал как ребенок.

Его крик был слышен на базе – крик отчаяния и бессильной ярости.

«За что?! за что?!» – кричал он будто обращаясь к самому Небу.

Дети с перепуганными глазами не решались приблизиться к нему.

Молодежь из числа соседей с ненавистью смотрела в нашу сторону.

Они были сравнительно далеко от нас, но мне казалось, что даже на расстоянии их ненависть способна обжечь.

– Будет им наука, – злорадствовал командир. – Еще один выстрел и я снесу все эти халабуды. Похоже он не шутил.

Командир базы был из поселенцев, он прошел Ливан, командовал батальоном в Газе и хотя он пытался скрыть свою ненависть к арабам , ему это плохо удавалось.

Человек глубоко религиозный, он был совершенно неумолим, если арабы просили его пропустить машину скорой помощи с роженицей, или больной старухой.

Просить его было бесполезно.

Его солдат боялись не меньше. При их появлении местные крестьяне спешили скрыться или хотя бы спрятаться .

Район, который находился в ведении подполковника Харари, считался относительно спокойным.

Харари с гордостью приписывал эту заслугу себе.

Несколько лет назад, армейский джип на полном ходу сбил палестинскую девочку.

Она скончалась на месте.

Тогда улицы палестинских городов заполнились как бурлящей вулканической лавой негодующей толпой.

Ненависть, копившаяся десятилетиями, вдруг вырвалась из этих угрюмых строений и обрушилась прямо на нас.

Подростки забрасывали камнями армейские джипы и машины с поселенцами.

Молодежь постарше, вооружившись ножами охотилась на полицейских, солдат и поселенцев как на зверей.

Слезоточивый газ и резиновые пули не действовали на них.

Так называемый живой огонь дал нам лишь короткую передышку, а потом вся эта полная ненависти людская масса обрушилась на нас с еще большей яростью.

У них появились пистолеты и гранаты, а чуть позже они стреляли в нас уже из автоматов.

Именно тогда батальон в то время еще майора Харари вошел в лагерь беженцев и буквально снес с лица земли целый квартал, на месте которого и разместилась наша база.

Отсюда мы могли контролировать весь этот огромный город.

Тогда казалось, что мир вернулся на эти земли если не навсегда, то надолго.

Но мы ошиблись.

Пули снайпера в тот день оказались предверием бури, как первые капли дождя, за которыми придет разрушительный ураган.

Я понял это вечером, когда солнце почти исчезло за горизонтом.

Третья пуля снайпера угодила в бронежилет солдата , находившегося в это время на наблюдательной вышке.

Если бы не бронежилет, пуля угодила бы ему прямо в сердце.

– Ну что, устроим им дискотеку? – весело спросил капитан Авнери, солдаты которого дежурили в ту ночь на базе.

Солдаты были рады возможности немного поразвлечься.

Отслужившие по два года и более, они поднимались на вышку прихватив десяток магазинов и начиналась стрельба, которая не стихала до самого утра.

Солдаты стреляли по зеленым огням мечетей и вообще по всему, что светилось.

К утру они спустились с пустыми магазинами, усталые, но довольные.

А спустя час после этого, пуля снайпера настигла солдата возле столовой.

Пуля угодила ему в шею, но по счастливой случайности он был жив и возле него суетился врач и военный фельдшер– хабаш.

В ответ  солдаты открыли яростную стрельбу  по бочкам с водой и солнечным бойлерам на крышах домов в лагере.

То там, то здесь слышался звон разбитого стекла– пули залетали в окна домов.

Улицы лагеря беженцев будто вымерли и он выглядел как осажденная крепость.

Когда стрельба прекратилась, над холмами и огромной пропастью между нами воцарилась мертвая тишина.

Мы отслеживали любое движение по ту сторону пропасти, но там все казалось мертвым.

– После такой взбучки им теперь долго не захочется стрелять, – сказал кто-то из солдат.

Но он ошибся. Днем, ровно в полдень, пулей снайпера был тяжело ранен другой солдат, оказавшийся в это время на незащищенном участке .

Солдаты снова ответили яростным огнем . Поднявшись на вышку, они высматривали машины в городе и стреляли по ним из подствольных гранатометов.

Поскольку машин было мало,  солдаты стали стрелять из гранатометов по самим домам.

Но где-то часов в 5 вечера, снайпер выстрелил в третий раз.

На этот раз пуля ранила в руку одного из офицеров.

Всю ночь солдаты, дежурившие на вышке, стреляли по городу . Ориентиром им служили зеленые огни мечети.

А утром снайпер снова дал о себе знать, на этот раз сразив наповал солдата, только сменившегося с поста.

В ответ солдаты снова открыли беспорядочную стрельбу по городу.

Так продолжалось несколько дней.

Снайпер стрелял будто по расписанию, солдаты отвечали яростным огнем по городу и днем и ночью.

Утро середины недели началось без выстрела снайпера.Не последовало выстрелов ни днем, ни вечером.

На следующий день тоже было тихо.

Мы обрадовались, что принятые нами меры подействовали.

В субботу те, кто находились на дежурстве, уже перемещались по всей базе без опаски , как в старые добрые времена.

А вечером на базу обрушился  настоящий свинцовый дождь.

Под обстрелом оказалась столовая.

Как раз в это время там оказалась наша офицер– девчонка лет 23, в обязанности которой входило повышать образовательный и культурный уровень солдат.

Не знаю, как она оказалась в это время в столовой, но именно она и еще двое солдат дежуривших на кухне, оказались в момент обстрела как раз в том месте , которое сплошь простреливалось.

Без малого полчаса все трое лежали не поднимая головы.

В этом положении, лейтенант каким-то образом сумела  позвонить по мобильному своей начальнице– психологу с солидным стажем работы по профессии.

Лейтенант захлебывалась истерикой и все попытки опытного психолога вывести ее из этого состояния по телефону не увенчались успехом.

Огонь прекратился так же внезапно как и начался, уже после прибытия дополнительного подразделения, прибывшего на помощь осажденным.

Девушку –лейтенанта доставили в госпиталь в состоянии глубокого шока.

Что было с ней потом – мне неизвестно.

Как водится в таких случаях, мы начали подготовку к крупной операции.

Спустя неделю наша авиация разбомбила дома, из которых по нам вел огонь снайпер. Поначалу командование планировало операцию вглубь палестинской территории, но потом от этой затеи там, наверху, отказались. И Слава Богу.

Наши части входили в их города как нож в масло, но пребывание там стоило нам немало человеческих жизней.

Вместо этого армейские бульдозеры снесли еще целый квартал в городе и на его месте стали прокладывать дорогу, которая связала бы еврейское поселение, со всех сторон окруженное лагерями беженцев и палестинскими деревнями с еврейской частью Иерусалима.

Этот план удалось осуществить, дорога была построена и теперь в наши функции входила ее охрана.

Не знаю как, но за ночь они умудрялись заминировать ее иногда по нескольку раз, прямо у нас под носом.

Года два все у нас было относительно тихо.

Пока однажды прямо посреди базы не разорвался снаряд.

Это была самодельная ракета, которую палестинцы выпустили по нам из самодельной же ракетной установки.

И то и другое они делали прямо в подвалах своих домов.

Мы стали готовиться к новой операции, а тем временем, на территории нашей базы  разорвались еще несколько ракет.

К операции мы готовились уже без полковника Харари.

Он получил должность командира бригады и был повышен в звании.

Однажды, когда он возвращался со службы в свое поселение, его настиг выстрел снайпера.

Пуля попала ему прямо в глаз.

Вернуться на главную