Это - моя Россия!

Антон СЕРЕБРЯКОВ (Ярославская обл.)

ЭТО РОДИНА МОЯ

Собственно, разрушения начались ещё при мне, с середины девяностых, когда закрывались шахты.  Тогда, вместе с шахтами, стали уничтожать и поселки при них. 

Губаха стоит на горах, единой застройки нет, – от поселка к поселку расстояния велики.  Правда, есть центр,  но это такой же поселок, как все, разве  немного побольше.  Центр в Губахе – на самом отшибе, и чтобы добраться туда, надо проехать от пяти до пятнадцати километров по горной дороге.

Когда-то в каждом поселке были свои больницы, милиция, школы, детские сады, Дворцы культуры.  В середине шестидесятых, по страстному желанию первого секретаря  выслужиться перед Пермским обкомом, Губаху централизовали.  Три больницы ликвидировали, заставив больных  и врачей добираться в центр, как угодно, ибо автобусы были редки.

Девяностые годы  лишили  и этого. В двух шахтерских поселках отрезали воду. Чтобы народ не бесился,  сказано было,  что строится  новый водопровод.  Через год  оказалось, что положили трубы не того диаметра, какой был нужен.   

Но даже  при таких условиях народ оставался  в поселках, пытаясь пробить колодцы. Тогда в четырех поселках было отключено электричество. И все равно люди цеплялись за огороды – кормильцы; в ход пошли шахтерские лампы с аккумуляторами и электродвижки.

Тогда начались пожары «от керосиновых ламп». После этого жители, бросив дома,  кинулись в разные стороны. Тем, кто уволился с шахты за год до закрытия, выдавались сертификаты на покупку квартир, но таких было мало   – шахтеры  работали до последнего,  надеясь, что их не лишат куска хлеба. В 99 году закрыли последнюю шахту.

Остались в поселках одни старики.  Умирали, лишенные помощи,  – не было телефона вызвать неотложку.  Хоронили друг друга,  привыкая к мысли, что скоро тут никого не останется. Помню, в поселке Четвёртая шахта умерла бабушка, дело было зимой, и долго собака и кот, прижавшись друг к другу,  лежали  на мёрзлом крыльце, ожидая хозяйку. 

Одновременно с коттеджами и домами в поселках частной застройки местная власть уничтожала больницы, школы и очаги  культуры в поселках городского типа.  Огромный больничный комплекс, обслуживающий весь шахтерский район, отремонтировали и... сломали.  История, как и с водопроводом. Дворец культуры с оркестровой ямой, где проходили когда-то спектакли Пермского театра оперы и балета,  взорвали.  Что было ценного во Дворце, растащили, а чего не было, то добавили на бумаге и прихватили  наличными. На  месте Дворца теперь  забегаловка «Огни Баку». Напротив этих «Огней», за разрушенным универмагом – пункт по приему металла.

(Как мне рассказали, азербайджанцы вырезали  чугунное заграждение мемориала погибшим шахтерам, а это свыше трехсот погонных метров.  Они же создали концлагерь,  причем прямо под носом городской администрации. Кто пытался сопротивляться,  тому отрубали пальцы.  Больше двух лет «не знала» милиция,  пока один из рабов не сбежал, обратившись в прокуратуру и краевую газету.  Местная же газета настолько труслива, что расточает одни похвалы).

Но даже в 90-е годы картина опустошения не была настолько огромна, какою стала теперь.  На месте прежних поселков – осинник.   Школа – одна на район,  возят детей на автобусах.  В единственной уцелевшей школе в поселке Углеуральском разместили  неадекватных учеников,  хотя потолок в школе два раза  падал. Из бывших 33 школ в Губахе осталось 6. 

Оптимизация медицинских учреждений проехалась по Губахе самым безжалостным образом.  Человека с инсультом,  инфарктом, рожениц  везут в город Чусовой за 80 км. по горной дороге, где серпантин,  подъемы и спуски.  Шофера называют эту дорогу «дорогой жизни».  Выживет больной – его счастье.  Не все выживают.  Умерла женщина 36 лет, которую везли в чусовской роддом,  остались сиротами двое детей.  Редко довозят инсультников. 

Что же, администрация Пермского края выполнила  распоряжение Минздрава,  а губахинская администрация  ей помогла. В городе,  где два крупных химических предприятия,  люди лишены медицинской помощи. Строится еще одно химическое предприятие – по производству азота,  в трех километрах от жилого массива, рядом с уже существующим производством метанола. Здоровых детей в Губахе практически нет.  Основные заболевания – кожные, аллергия, пневмония.  В детском отделении  больницы только 20 кроватей, и принимают  детей лишь поступивших по «скорой помощи». 

Я побывал в поселке Углеуральском.  Дома там  постройки сороковых-шестидесятых годов.  Кое-где обвалились балконы,  штукатурка на стенах домов частично отпала, торчат шлакоблоки. Во многих домах окна забиты – жильцов уже нет.  Но те, кто живут,  платят за  капремонт, который обещан в 2035 году! В центре поселка  бесперебойно  торгует спиртным ночной магазин.  Подъезжают машины,   напиваются парни и девушки,  и под грохот автомагнитол веселятся до утра.  Мне рассказали, что в этом году стало меньше ночного веселья,  но прошлые годы были ужасны.  Пьяные парни  садились за руль,  и, как итог – поминальные венки на месте аварий.

В поселке Ключевском осталось несколько пятиэтажек и два магазина, больше ничего нет. Поселок химиков – Северный  наполовину разбит, в  бывшей аптеке ютится «скорая помощь».  В так называемом центре Губахи содержится в относительном порядке только главная улица, на остальных – щербатый  бетон пешеходных дорожек и  облупленные хрущёбы. 

Губаха,  имевшая  до развала Союза 90 тысяч населения, ужалась до 20 тысяч. Зато кладбища стали необозримые. На кладбище в Старой деревне я едва отыскал могилы родителей: за ними вырос лес памятников, где похоронена преимущественно молодежь.    

Вверх

Комментариев: