Семенова Ирина Семеновна
Семенова Ирина Семеновна родилась в г. Волоколамске Московской области. В Орле живет с 1961 г. Училась на факультете искусствоведения в Ленинградском институте им. Репина. Преподавала в детских музыкальных школах Ленинграда и Орла, руководила литобъединениями. Первая литературное признание получила в 1982 г. после XXII Всесоюзном фестивале молодой поэзии в Москве. В Союз писателей была рекомендована VIII Всесоюзным совещанием молодых писателей в 1984 г. Начиная с 1987 г. на поэтессу обратила внимание серьезная критика, на ее творчество откликнулись известные поэты: А.Ашплатов "На встречу с читателем" ("изд. Современник", 1987 г.), В.Боков (альманах "Поэзия", Москва, 1989 г.), Н.Старшинов. Высоко оценил стихи И.Семеновой председатель Союза писателей России В.Н.Ганичев. Автор книг стихов: "Звезды в буране"(1984), "Полей неброские цветы"(1984),,"Смех бесстрашной музы"(1994),"Свирель"(1998), «Шум реки» (2004). Стихи и отзывы на творчество поэтессы публиковались в журналах "Новый мир", "Бежин луг", "Воин России", "Наш современник", " Роман-газета XXI век", "Роман-журнал XXI век", "Десна", в газетах "Московский литератор", Литературная Россия", "Российский писатель" и др. Стихи переводились на ряд языков народов СССР. Стихотворения включены в антологию "Русская поэзия. ХХ век" и хрестоматию для школ и ВУЗов "Писатели Орловского края ХХ век". Живет в Орле. Поэт. Дважды награждена Почетными грамотами Союза писателей России, администрации и Совета народных депутатов Орловской области (1999 г.). Лауреат Всероссийских литературных премий им. А.А.Фета (1995 г.), им. А.Твардовского (2002 г.), и «Вешние воды» (2005), дипломант Всероссийской литературной премии им. Александра Невского (2006 г.) за поэму «Ксения Петербужская». Член-корреспондент Академии поэзии. Член Союза писателей России.
* * *
Когда на небе туч смятенье,
А мысли сумрачны и строги,
Когда одна сквозь лес осенний
Иду я по ночной дороге,
А мира грозное творенье
Впадает в ярость и немилость
И даже ветви и коренья
Хотят, чтоб я остановилась,
На свой вопрос: «Готова ль к смерти?»
Я мыслю: «Может быть готова»,
Но, словно дикий русский ветер,
Гудит во мне стихия слова.
И мысль в порыве непокорном
Над головой моей кружится,
Как в дыме туч, сквозном и черном,
Луны стремительная птица.
И вещие слышны мне речи,
И страшной кажется дорога,
Но их, как жертвенные свечи,
Я донести должна до Бога!

* * *
Снова август с оранжевой свечкой
Молча выглянул из-за куста,
Я мечтала, взлетая над речкой,
По-мальчишечьи прыгать с моста.
Грозы степь озаряли сурово,
Нападала на мышь пустельга,
Как языческий идол, корова
К небесам возводила рога.

Поднимался мой дедушка рано
И не часто со мной говорил,
Толстой плетью стегал он барана
И стога на телеге возил.
Помню я, как заезжая дама
Каблуком раздавила пчелу,
Дребезжала беспомощно рама,
Если дождь колотил по стеклу.
Повзрослев, я смотрела, как смутно,
В окнах листья топорщила мгла.
Вороша угольки поминутно,
Я в раздумье стихи свои жгла.

Я училась возделывать землю,
Видя, как тянет груз муравей,
Оттого я чужих не приемлю,
Равнодушно снующих по ней.
На растения глядя врагами,
Все они деловито брюзжат:
— Посмотрите, ведь здесь, под ногами,
В изобилии деньги лежат!
О поэзия! В бурях тревожных,
Где осин ощущается хруст,
Ты друзей моей Родины ложных
Убиваешь дыханием уст.

* * *
Листья несутся дорогой ночною,
Быстро кружась,
Тускло мерцают под полной луною
Лужи и грязь.
В роще от листьев светлее дорога,
Легче шаги.
Жаль, что друзей остается не много —
Больше враги.
Звезды рассыпаны в небе разъятом,
Их не собрать.
В мире враждующем брата за братом
Трудно терять.
Ночь полутенью мелькает мгновенной.
Снова в пути
В спящей державе покой вдохновенный
Не обрести.
Только вблизи полутемных селений
Влага и тишь.
Ветер взволнованный, теплый, осенний,
Что говоришь?

* * *
Пруды, строенья, ствол осиновый,
То спотыкаясь, то бранясь,
С горящей лампой керосиновой
Я пробираюсь через грязь.
Горит окно пред мирозданием
В холодном отблеске огня,
Собака с братским пониманием
Поглядывает на меня.
И, ум вводя в оцепенение,
Одежд меняются черты,
Как будто предков поколения
Сюда глядят из темноты.
Что тишина! В ней нет молчания!
Я долго слышу перед сном
Осенней бури завывания,
Шаги иль скрипы за окном.
А дождь потоками размытыми,
Звеня, стекает по стеклу,
Вратами вечности раскрытыми
Иконы кажутся в углу.
Но вдруг взойдет печаль соборная,
Что вниз с порога не ступить,
Как будто здесь вершина горная,
Вершина мира, может быть.

* * *
Осенний вечер, спящая деревня,
Луна скатилась в яблоневый сад,
Пугающе застывшие деревья
Недвижными тенями шелестят.
Румяный чай туманится в стакане,
Горит огонь и лязгает засов,
Еще чуть-чуть — и засверкают грани
Студеных звезд в созвездии Весов.
Мелькая, тени прячутся во мраке,
Но видно все как бы издалека:
Вон тень моя, а рядом тень собаки
И кошки тень крадется с чердака.
И все же это место поединка
Со злой судьбой,
Под ветхой сенью крыш,
Стучит моя печатная машинка,
Дрожит свеча, ждет чай, скребется мышь...
Затем ли дух живет в поэте пылкий,
Чтоб, отрешив постылое тавро,
Дрожа под шубой, словно Пушкин в ссылке,
Разглядывать гусиное перо?

* * *
Осенью лень выходить на крыльцо —
Пусто и видно полмира,
Морось горячее гладит лицо,
Сумрачно, зыбко и сыро.
Ночью посмотришь — округа темна,
Только легка и крылата,
В тучах изорванных птица-луна
Молча несется куда-то.
Издали слышно, как хлюпает грязь,
Окрик послышался строгий,
Как тут с людьми не почувствовать связь,
Если ни зги на дороге!
Как благодатно без праздных идей
И приобщения к спору
В мире простых и веселых людей
Чувствовать чью-то опору!
Каждый в себе, только разве нельзя
Вместо чрезмерного знанья
Рядом внезапно увидеть глаза,
Полные пониманья?
Как же принять разобщенья позор,
Личной корысти покорность?
Даже луну с незапамятных пор
Звезд окружает соборность.

РУССКАЯ ПЕСНЯ
Темный дождь моросит, все стремится укрыться от холода,
Даже злая собака в своей улеглась конуре
Только здесь, далеко, на пустынной окраине города
Ворох листьев ночных носит ветер сырой в октябре.
Одинокий фонарь отстраненио мерцает над лужами,
Тянет пиво под крышей усталый и редкий народ,
Кто-то ставит, как точку, ведро с перезревшими грушами
И, словарь украшая, общественный транспорт клянет.
Роща мрака полна, а при свете казалась багровою,
Темнота шевелится, и вновь начинает сквозить,
Это осень стремится задеть мою память суровую,
Чтобы чувства костер, угасающий в ней, воскресить.
Только разве судьба измеряется днями и числами?
Разве все миновало — история, время, народ?
Снова бабушка здесь по дороге идет с коромыслами,
Снова дедушка бочку с колодезной влагой везет!
Слышишь, осень, молчи! Я и помню, и чувствую многое,
Словно Божий алтарь этот скромный и простенький вид!
Бьет, как прежде, родник, и темнеет овраг за дорогою,
Но иначе и тише сегодня душа говорит.

НОЧЬ В ДЕРЕВНЕ
К ночи, омывшись водою проточной,
Вижу флотилию птиц на пруду,
Жутко в деревне порою полночной
Около дома и в темном саду.
Кто-то в кустах шевелится, бормочет,
Слышишь и палку невольно берешь —
Смолк и уже отзываться не хочет
По закоулкам блуждающий еж.
Вспыхнет огонь, деревца озаряя:
«Воры, как видно!» — стучит в голове.
Мальчик соседский, бродя у сарая,
С факелом яблоки ищет в траве.
А за калиткой звучание драки,
Тени громил у дороги одни,
Мимо во мгле пробегают собаки,
Словно бродячие волки они.
Вспомню ли детство и время иное?
Как у околиц бродил гармонист!
Парами под одинокой луною
Счастья виденья летят предо мною...
Пристально глядя в пространство ночное,
Я ли дрожу, как осиновый лист?
Темень вокруг, за порогом стихия,
Ужас ползет, подступая извне,
Родина это, деревня, Россия,
С мига крещенья известная мне!

* * *
В воде стволы отяжелевших ив —
Все утро льет или сверкает грозно,
И земляника, шею наклонив,
Дождинки вниз роняет грациозно.
Мне по душе дождливая пора,
Когда спешить и двигаться не надо,
Когда, вращаясь, вьется мошкара
Над потемневшей изгородью сада.
Мне часто негде голову склонить,
Я не из тех, что пишут за столами,
Мне вдохновенье некогда ловить —
Стихи меня улавливают сами.
Одно понятно — вольное вино
Из нас людей не сделает свободных,
От всех застолий тайно и давно
Бегу я в мир деревьев и животных.
Обожествив и звуки, и цвета,
И луч полудня, падающий в воду,
Моя, как мир, живая правота
Когда-нибудь откроется народу.
Кувшинок дух в дразнящей плоти груш,
Стыдливых яблок матовый румянец,
Или стрекоз полувоздушный танец
Житейскую преображают глушь.

* * *
А от земли исходят испаренья
И ветром веет на стихотворенья,
Что вверх летят и падают вокруг.
Мне страшен душу потерявший друг
В петле смыкающихся беззаконий.
Горячим лбом прижавшейся к иконе
Здесь мог меня увидеть кто-нибудь.
Я выхожу, пускаясь в легкий путь,
В апрельский сад, где поздно, лунно, свято,
Моя земля ни в чем не виновата,
Моя земля, ты слышишь, я с тобой!
И с погребком, и с низенькой избой,
Где жгут костер, как жертву очищенья.
Уже весна с небес, как всепрощенье,
Спускается с цветами на груди,
И звезд янтарный отблеск впереди
Грядущего мне озаряет знаки,
И ночью ландыш светится во мраке,
А днем сосед с корзиной на спине
Чудачку видит праздную во мне,
Бог весть зачем живущую на свете!
А я одна за Родину в ответе —
Сюда я Богом послана спасать
И призывать покой и благодать
На эти потемневшие селенья,
Блуждая в снежных сумерках цветенья.

* * *
Если б знать, что можно стать бессильной
Перед злом, как пойманная птица,
Я б не стала на дороге пыльной
Под зеркальным дождиком кружиться
И спешить с рассветом в день престольный
С бабушкой на первое причастье,
В тесноте не зная богомольной,
Что уйдет навеки это счастье!
Если б знать, что с радостью рожденья -
Люди в жизнь приходят, как на дыбу
Я когда-то, сидя на поленьях,
Чистила серебряную рыбу,
А когда выплескивала воду,
От чешуек двор искрился влажных.
Если б знать, что детскую свободу
Сменит сумрак стен многоэтажных.
Что земля не будет виновата
В том, что люди сделают изменой,
Только мошек рой в лучах заката
Звездочками вспыхнет во Вселенной.
Если б знать, что тем на свете хуже,
В ком талант и воля созиданья,
Не у многих вдохновенны души,
Но они и держат мирозданье.

* * *
Я люблю города золотой Украины,
Но за морем ее кукурузных степей
Вижу мглистые сумерки дикой равнины,
Где цепляется за душу каждый репей.
Этих видов осенних и зыбь и размытость
В том виновны, что дух мой немного угрюм,
Сущность русской души — беззащитность, открытость
И века просветленных, томительных дум.
Погребок у плетня, лебеда и крапива,
Листьев поздняя суметь и бедный уют
В мою память взирают почти сиротливо,
Но другой красоты разглядеть не дают.
Что я думаю вслед улетающим птицам,
Завершающим криками круг бытия?
Как ненадолго здесь им пришлось приземлиться,
Так внезапно и жизнь пролетела моя!
Оттого в городах и полях Украины
Я боюсь умереть без ненастья и гроз,
Без темнеющей ветки янтарной рябины
В наплывающих каплях светящихся слез.

* * *
Над водой мостком склонилась ива —
Вдоль дороги медленно бреду,
И плывет за мной неторопливо
Отраженье месяца в пруду.
Высь ночная плещется в ведерке,
Выше юбку я подобрала,
Чей-то взгляд внимательный и зоркий
Проследил за мной из-за угла.
Может быть, я счастлива — кто знает!
Если под блуждающей луной
Обо мне порой припоминает
Теплый друг и нежный ангел мой.
Жизнь когда-то сложится в преданье,
Упадут завесы лжи и зла,
И весной оденется в сиянье
Над водой нависшая ветла.
И безмолвье медленной Вселенной,
Как скалу, звучанье рассечет,
И рекой по Родине священной
Речь моя, сверкая, потечет.
И когда, как родственные души,
Ей в ответ забьются родники,
Человек придет ее послушать,
Как приходят слушать шум реки.

* * *
Мне нравится этот пейзаж предвечерний —
Легчайшая морось и рябь на воде.
Откуда-то древностью веет пещерной
И яркие листья ложатся везде.
Три ласточки в небо взмывают мгновенно,
Как будто страшась отражений своих,
Душа к совершенству идет постепенно,
Стремителен только падения миг.
А город, безлиственный, зябкий, осенний,
Холодным и розовым светом объят,
Он видел и знал времена потрясений,
И все-таки старые липы стоят.
Вот так же, как будто не зная волнений,
На грубое древо похожий порой,
Все сносит в твореньях причудливый гений,
Скрывая ранимую плоть под корой.
И тайно страниц прекращается шелест,
И звука пронзительно ждет тишина,
Лишь тлеет сырой и дымящийся вереск
И в тучах улыбкой мелькает луна.
И многое в мире приходит в смятенье
И время иначе идет может быть,
Когда пробуждается то ощущенье,
Что в детстве успел ты внезапно забыть.

* * *
В мире зеркало бродит кривое,
Все в нем видится наоборот:
"Улыбается зло мировое,
И красивым зовется урод.
В нем обман благородно лоснится,
Ищет жизненный смысл пустота,
Но тускнеют прекрасные лица.
И стираются славы цвета.
Мир подумал, что сделал открытье
И поверил смешному стеклу:
Стало праведным кровопролитье,
Стало благом служение злу.
Стало скучно от правды исконной,
Стало время коварной игрой,
Стал прославленным вор беззаконный
И униженным честный герой.
Нет скончания истинам спорным,
А ведь в зеркале нет ничего,
Оттого и безумием черным
Платит всякий, кто верит в него.

* * *
На стене отражен сердолик огня,
Что дрожит в глубине едва,
Я не знаю, видишь ли ты меня,
Я навеки твоя вдова!

Где найти для письма неземной конверт?
Ведь звучит и звучит не зря,
Вновь адажио — моцартовский концерт,
И шестое вновь декабря.

Так пронзительны звуки и так тихи —
Так святые входят сквозь дверь!
Я когда-то хулила твои стихи,
Где нашла высший смысл теперь.

Нa земле, в смятениях государств
Слово – истина и броня,
Ну а там, на пороге больших мытарств,
Ты пойдешь ли встретить меня?

Или я, заблудившвшись, сошла с ума?
Может быть, я безумней всех...
Вечер, холодно в доме, зима, зима,
И сквозь тучи не сходит снег.

* * *
Ждет ли земля Рождества? –
Так, что с берез черно-белых,
Свесились кружева
Веток заиндивелых,
Валится ветхий забор!
День проведя бестолково,
Я из-под крыши вечор
Вытащила подкову.
В пасмурном, зимнем огне,
С ржавой дугой на запястье,
Думаю: – Это не мне,
Если подкова на счастье!
Бабушка, дед мой и мать...
Лбом я к проему прижалась,
Некому мне рассказать,
Как она здесь оказалась!
Тают и падают в сад
Инея слезы благие,
Вы не вернетесь назад,
В дом свой, мои дорогие!

* * *
Ночь в лобовое стекло
Бросила бисер вечерний,
В дождь на дороге светло –
Мир отраженный безмерней.
Сумрак огни, как грибы,
Кистью невидимой множит,
На световые столбы
Фар отраженья похожи.

Все же раскрой мне секрет:
Как это ночью бессонной,
Влага размножила свет,
Стала дорога бездонной?
Как, выплывая из тьмы,
С бегом колес напряженным,
Все-таки светимся мы
В небе, дождем отраженном?

Вечность поэту дана,
Жизни алтарь для служенья,
Радуга тоже видна
Лишь в дождевом отраженье.

* * *
Искусства нет, но есть дизайн,
Мирок, рассудком повторенный —
Плохой рисунок мира тайн
Природы одухотворенной.

Тысячелетье протекло,
А с новым явно плохи шутки —
Как пластиковое стекло
Глаза у девушки в маршрутке.

В навязанном ей мираже
Она блаженствует и тонет,
Ничья трагедия уже
Ее, наверное, не тронет.

В руках светящаяся щель
Ей осушает ум и душу,
Так выброшенным в шторм на мель
Планктоном покрывает сушу.

Почти недвижные мальки,
Что слышат в гибели входящей
Одни мобильные звонки
И стук ударника шипящий.

* * *
Звездное небо, вокзал,
Еду, нигде не ночуя.
Мне городок показал
Парень за три поцелуя.
Что он нашептывал мне,
Не отпускать угрожая?
Близкой казалась вполне
Мне эта местность чужая.
Древними были мостки,
Где мы сидели на пару,
Странно с обрыва реки
Бросил в сердцах он гитару.
Разве забуду собор
В полночь со звоном пасхальным?
Прятала я, словно вор,
Руку с кольцом обручальным.

* * *
Я дома здесь, в спокойном русском храме!
Моя душа пойдет на Страшный суд
В тот миг, когда, подняв над головами,
Меня отсюда в вечность понесут.
И, может быть, откликнутся святые
На мой призыв, отчаянный вполне,
Но, заклинаю, иноки России,
В тот страшный час молитесь обо мне!
Что жизнь моя! Она была мгновенной,
Был слишком щедр на милости Господь!
Он знал меня юродивой, блаженной,
Он знал, что я уже земли щепоть.

* * *
Ты не поверишь — я ушла!
Когда уверуешь — восплачешь!
Тот день без жизни и тепла
Ты вечным трауром означишь.
Но ослепительно сирень
Сверкнет лучами грозовыми,
Когда к тебе вернется тень,
Мое присвоившая имя.
Она затмит насущный миг
Огнем утраченных мгновений,
Но не услышит слез твоих,
Проклятий и благословений.

* * *
Когда заря вдали изнемогла,
Церковной свечки я сожгла частицу,
В окне свежела мартовская мгла,
И капал чистый воск на половицу.

А в бледном небе месяц молодой
Лучился сквозь березовые пряди,
Чтоб обо мне ты вспомнил Бога ради,
Я всех святых молила чередой.

Но так смиренно шел Великий пост,
Что колебались радости основы,
Хоть свод кипел переизбытком звезд.
И я скорбела, тем удручена,
Что столь законы горние суровы,
Что будет век стезя твоя темна.

* * *
Как видно, ветер был из южных —
Дождя струился мадригал
И бисер капелек жемчужных
По веткам липовым сбегал.
Над шпилем церкви отдаленной,
Над аркой вогнутой моста,
В дуге, под небо вознесенной,
Горели древние цвета.
И были так рельефно-четки,
Как бы в небесной глубине,
Парящие недвижно лодки
По серебристой пелене.
И смутной радости во власти
На землю я смотрела вновь,
Как будто впрямь бывает счастье
Или посмертная любовь!

* * *
На что живу или во что одета —
Порой не помню, глядя на цветы,
Но я люблю полотна Тинторетто
И не боюсь небесной высоты.
Опять луна мерцающим опалом
Во тьме воздушной, плавая, дрожит.
Сокрыта суть возвышенного в малом
И доброта весьма надежный щит.
Есть на полянах солнечные пятна
И мотыльков легчайшие миры,
Что жизнь давно проиграна — понятно
И глупо знать о правилах игры.
Была я так доверчива недавно
И пела песнь про вечную любовь,
Но красота, как слава, своенравна
И устают глаза от жемчугов.
Напоминают струи водопада
Зимою ветви голые берез,
Сегодня стоит дорого помада
И не нужна косметика для слез.
Сказали мне, что к перемене жизни
Порой под утро снятся зеркала.
Все, что врагом загублено в отчизне,
Я б воскресила, если бы смогла!

* * *
Еще томленья глубоки,
Еще спасаются в пустыне,
Бродя по берегам Оки,
Тургеневские героини.
Еще и липы шелестят,
И спорит колокол с закатом,
И ландышевый аромат
Неуловимо бродит рядом.
И чей-то стройный силуэт
В дверях мелькает затемненных,
И плачет горлица в ответ
На тайный сговор двух влюбленных,
Но веет в воздухе давно
Грозой, трагедией и схимой,
Пока герой стучит в окно,
Беспечный и неотвратимый.

* * *
Теряясь в сонмах поколений,
Себя не зная до сих пор,
Люблю духовных песнопений
Неосязаемый простор.

В душе, очищенной от шума,
Звучит гармония высот,
Когда не мысль уже, а дума
Ее под облако несет.

Пусть нет ни счастья, ни удачи,
Пусть время ястребом кружит,
Но сердце чувствует иначе
И на щеке слеза дрожит....

* * *
л. м.
Зачем тебе мои измены
И ночи долгие с огнем?
Я солнце чувствую сквозь стены
И звезды различаю днем.

Зачем тебе моя тревога
И скорбной совести вина?
За то, что возлюбила много,
Я буду Богом прощена.

Но, видишь ли, моей печали
Звучать пленительно дано,
Заставишь ты меня едва ли
Расшить узором полотно.

Я не люблю дневной работы,
Я не ищу ночного сна,
Мужчине верной быть? Ну что ты!
Я только Господу верна!

Но ты — совсем другое дело!
Ты словно теплая гроза,
Когда бы я взглянуть посмела
В черно-зеленые глаза!

КОМАНДОР
(Поэма)
Тяжело пожатье каменной десницы...
А. С. Пушкин “Каменный гость”


В реглане кожаном отец,
Войны глобальные итоги,
Почти блистательный конец
Победной сталинской эпохи.
Мне посчастливилось понять
Её державное величье —
Нам не взбрело бы изменять
Европы ветхое обличье.
Трусливый Мюнхен был не наш,
Не наша брилась эскадрилья
Перед броском через Ла-Манш,
Валькирией расправив крылья.
Так что же ставят нам в вину?
Что наш народ многострадален?
Что от антихриста страну
Не без потерь очистил Сталин?
Что он по-своему решил,
Как взять на плечи груз монарха,
И злые силы сокрушил,
Вернув России патриарха?
И что войне благодаря,
Господней покорясь деснице,
Стал после русского царя
УДЕРЖИВАЮЩИМ границы?
Всё то, что Сталин превозмог,
Лишь дух превозмогает Божий,
Он победитель — видит Бог!
Лишь оклеветанный!
Так что же?
Ты хочешь новых палачей?
И зря тебя, как от потопа,
Спасли от газовых печей,
Неблагодарная Европа?
За весь новейший твой наряд
Не дал бы стёртого червонца
Великий бронзовый солдат,
Что осквернён пятой чухонца.
Имперской мощью был чреват
Восторг победного парада,
Вот в чём наш Сталин “виноват”,
Вот в чём держава “виновата”!

* * *
Ещё так памятен душе
Салют победы негасимый!
А гриб светящийся уже
Рассыпался над Хиросимой!
Они стращают нас!
Пора
Забыть о битве рукопашной,
Не та война была вчера,
Но, если слышится: — Ура-а-а...
Всё рушит этот возглас страшный!

* * *
Пока темнеет окоём
Войны холодной, бесполезной,
Мы танки новые куём
И ставим занавес железный.
Россия! С тощим узелком
Ты всех богаче, может статься,
Тебе опять грозят штыком —
Не стоит самобичеваться!
Прощай грехи врагам своим,
Часовни заново отстроив,
Но только на глумленье им
Своих не отдавай героев!

* * *
Вы изменились? Может быть...
Но сколько стоит ваша вера?
Вам трудно переубедить
Дочь сталинского офицера.
Нам быть с державой Бог велит!
Ведь неспроста, перестраховщик,
Спокойный стих порой гудит,
Как штурмовой бомбардировщик!

* * *
Засеяв поле, в Первомай
В донской степи, в Сибири дикой,
Страна поёт про урожай,
Работой гордая великой.
Сокрыли прочности секрет
Дома в послевоенном стиле.
За семь, чуть больше, восемь лет
Страну почти восстановили.
Гуляй, строительный барак!
Рыдайте, звонкие трёхрядки,
Танцуй, держава, краковяк
На деревянной танцплощадке.
Пусть в орденах фронтовики
Глядят на яркие оборки,
И рвут их бабы на куски,
Чуть не сдирая гимнастёрки.
Пусть после праведных трудов
Порхает бабочкою полька,
Ведь, Боже правый, сколько вдов!
А безотцовщины-то сколько!

* * *
Эпоха! Там, в твоём краю,
Я пробыла ничтожно мало,
Где шли военные в строю,
И грудь их золотом сверкала.
Где были муфта, и шифон,
И бархат синего оттенка,
И говорящий патефон
Наивным голосом Шульженко.
Где было страшно быть одной,
И регулярно, в выходные,
К нам офицер водил штабной
Жену с плечами подкладными,
А утром, чуть забрезжит свет,
Отец, прорвав усильем дрёму,
Хватал коричневый планшет
И уходил к аэродрому.
Мы вечно жили на узлах,
Мы без конца переезжали,
Науку жить в своих углах
Я б затвердить смогла едва ли.
И только мама, как могла,
Уют внезапный создавала,
Чтоб штора птицами цвела
И скатерть розами сияла.
Старинный замок на лугу,
Портрет с собачкой — крестик белый,
Я лишь теперь понять могу,
Как вышивать она умела!
Я помню чашку на окне
И свежесть мартовских проталин,
Как репродуктор на стене
Поведал грозно: — Умер Сталин!
Я помню плачущую мать,
Гремящий громкоговоритель
И как я силилась понять
Слова: — Утрата, вождь, учитель!

* * *
Опять с церквей снимают крест,
Опять безбожье и гоненье.
Ввёл роковой двадцатый съезд
Простой народ в недоуменье.
Докладчик в мстительной гордыне
Репрессий не упомянул
Своих в Москве, на Украине,
Но истину перевернул!
Рабочий класс роптал: — Дурак!
За кем я шёл, за что сражался?
И забывал, что гонит брак,
И под гармошку напивался.
Крестьянин сетовал: — Ну вот!
Опять пропали посевные!
Содрали грунт — голодный год!
Эх, целина! Эх, мать Россия!

* * *
Я помню домик, двор и ель,
Окно с болящей тётей Пашей
И чёрный кожаный портфель,
Насквозь антоновкой пропахший.
Меня водили в первый класс,
Где репродукциями в цвете
Букварь спешил уверить нас,
Что мы счастливей всех на свете.
Мне трудно вспомнить мир в цвету,
Но, сквозь погрешности в картине,
Я вижу нравов чистоту,
Почти немыслимую ныне.
Я помню ленинский значок,
Стыдливых щёк румянец нервный
И кружевной воротничок
Моей учительницы первой.
Директор школы — фронтовик
С протезом в кожаной перчатке,
Был тих, серьёзен и велик,
О школьном думая порядке.
О, как мы верили ему!
Он был для нас почти что Богом,
Герой, что в танковом дыму
По фронтовым прошёл дорогам.
Стирая кляксы на листе,
В одном уверены мы были —
В его строжайшей правоте,
В его всезнании и силе!

* * *
Что значит власть, авторитет?
Мне вспоминается мой дед,
В тридцать седьмом бесчестно, право,
Ему “вкатили” десять лет,
Не пожалев детей оравы.
С войной на Божий выйдя свет,
Он всё ж не стал врагом державы,
А праведником нелукавым,
Едва не дожил до ста лет.

* * *
Чьи памятники он крушил,
Хитрец, что стал стране обузой
И всех печально рассмешил
Американской кукурузой?
Палач без комплекса вины,
На царской пляшущий попойке,
Что, не осилив целины,
Посеял зёрна перестройки.
Времянок выстроив квартал,
Любуясь кукольной Бабеттой,
Он лишь кичился и мечтал
В навозных мух стрелять ракетой.
Наивной Кубы шоумен,
Пред бронзовой глупея вумен,
Не понял в свете перемен,
Что умный Кеннеди — не Трумен.
Ещё стучит в устах молвы
Его башмак непобедимый,
Но мать-то кузькину, увы,
Он показал стране родимой!
Во что же верила толпа,
Когда Хрущёв, грозясь упрямо,
Явить последнего попа
Ей обещал, взрывая храмы?
Углов кремлёвских старожил!
Достиг он пионерской славы —
Взрывчатку первым подложил
Под камни первой сверхдержавы.
Так что парламенту вполне
Лорд Черчилль отчеканил внятно:
— Друзья, Хрущёв — соратник мне!
Нанёс ущерб своей стране
Сильней, чем я, тысячекратно!
Похлопаем! —
Вот это срам!
Когда, нарушив свой регламент,
Со смехом и презреньем к нам
Английский зашумел парламент!
Вот это нонсенс! Не у нас
Хрущёвский стиль разоблачили,
А кулаками бы не тряс,
Ему б и “нобеля” вручили!
Гонитель веры, атеист,
Предатель, сеятель убытка,
Губитель армии, троцкист,
Плясун, частушечник “Микитка”!
Чью сущность Гитлер с остротой
Узрел во власовской породе,
Сочтя предательство чертой
Неполноценности в народе?

* * *
И вы, дней нынешних скопцы,
Что нажились на русской драме,
Вождя хулители, лжецы,
Дельцы и “крёстные отцы” —
День гнева распростёрт над вами!
В мирах застыл возмездья час:
С небесного спускаясь града,
Рядами движутся на вас
Полки победного парада.
С алмазной сыпью в стременах,
Лучи роняя с поднебесья,
Плывёт на белых скакунах
Бессмертных маршалов созвездье.
А рядом, в радужном строю,
Скользят, выписывая дуги,
Стальные соколы, в бою
Жизнь положившие за други,
Багряный золотится плющ,
Для потопленья вражьих душ
Эсминцы рассекают море,
И дымная светлеет глушь,
Где танки в огненном просторе
Ползут под залпами “катюш”.
И свято, словно под амвон,
Вдруг съёживаясь и дряхлея,
Полотна вражеских знамён
Летят к подножью Мавзолея!
И все погибшие встают,
Из бездны поднимаясь в гору,
Они страны не предают,
Венцы живым передают
И честь безмолвно отдают
Разгневанному командору.
Темна, разбита и страшна,
Стыдясь похмельного озноба,
Встречай хозяина, страна,
Он поднимается из гроба!
Встречай, неси ему цветы!
Беда не кончится, покуда
Прощенья не испросишь ты
И голос не сорвёт Иуда.
Твой командор карает зло!
Ложь тает, рушатся гробницы,
Отверсто небо — в нём светло,
Чужие не спасут границы,
Легка измена — тяжело
Пожатье каменной десницы!

2007 г .

AIME REGINE. Анна Русская – королева Французская (Роман-поэма)

Из новых стихов

ИКОНА. Поэма-предание

ЗВЕЗДА ХОРАСАНА. Стихотворная версия древней народной легенды

ЕРМОЛОВ. Поэма

Вернуться на главную