22 февраля 2013 г.

Будущее писателя – это будущее его народа

Журавлиный клич из гнезда кукушки

Во вторник на Совете при президенте РФ по межнациональным отношениям депутат-единоросс Алексей Журавлёв обнародовал декларацию «о национальном единстве российской нации». Депутат убеждён, что народы России должны договориться и стать единой российской нацией. Население, само собой, многонациональное, а нация – единая, по образцу, наверное, «Единой России».

Предложение очень благонамеренное, очень стабилизационное, но, увы, лишённое здоровых оснований. После чиновничьего упразднения национальности в личных данных гражданина нам предлагают «по-хорошему» отказаться от национальных корней ради слияния в единую «гражданскую нацию» (как на Западе). Этот плод офисных размышлений способен закинуть нас прямёхонько в преисподнюю, если бы он был реализуем.

Чиновник не обращается ни к истории, ни к естествознанию, ни к Богу, ни к человеческой природе; источник этого громкого пустого предложения – в традиционной привычке российского бюрократа сосать палец, глядя «в Европу», оглядываясь на Америку.

Крушение политики мультикультурализма «гражданских наций» на Западе уже грозит существованию государств, где слово «национальность» означает юридическую категорию, только обладание паспортом, гражданскими правами и обязанностями: чей ты по бумагам, кому какие платишь налоги, а твоё происхождение и сердечное чувство нас не интересует.

Российская бюрократия, особенно партийная, находится в отчаянном положении, земля у неё уходит из-под ног, потому и раздаются гулкие нелепости от людей, не усвоивших ни историю собственной страны, ни печальный зарубежный опыт. Ведь нельзя объединить кого бы то ни было вокруг пустоты. А политика РФ в том как раз и состоит, чтобы русский народ, созидателя Государства, превратить в политическую пустоту.

Вакуум неспособен стать центром объединения, он может стать только местом столкновения противоположных сил.

Народы Российской империи прибавлялись, обращаясь к русским царям ради собственного самосохранения, имея в качестве образца другие нерусские народы, сохранившиеся благодаря защите русского закона и русских штыков. Объединяло эти народы, строго говоря, только чувство общей подзащитности у русских – и поэтому они были способны воевать за Россию, оставаясь грузинами, калмыками и даже поляками*.

Слепо копируя провалившийся западный опыт, чиновник рассуждает о «единой нации» при «многонациональном населении». Это пустая игра словами, привычно неосознаваемая бюрократом, но очевидная для всякого, кто ищет в слове содержание прежде всего. Важно отдавать себе отчёт в том, что отказ от народа в пользу населения – это опасная игра смыслами и угроза будущему страны.

Хочется сказать благонамеренному чиновнику: «Будь проще, Журавлёв! Стань русским – и народы к тебе потянутся!»

Стереотипное безчувствие

Идеологический вакуум в головах политической элиты идёт рука об руку с нигилизмом в области культуры и образования. Духовная ущербность и бездушие властных инициатив родились не вчера. На всём протяжении советской эпохи гуманитарная культура, даже в её светском варианте, не являлась государственным приоритетом – несмотря на сталинское внимание к писателям и к вопросам языкознания. В художественном творчестве громче всех были «пламенные моторы», хорошим тоном было назвать роман словом «Цемент» (тем не менее, Федор Гладков – писатель замечательный), первые лица государства были теплотехниками-котельщиками, а то и полуграмотными подпасками.

Поэтому и сейчас безполезно ждать от кого бы то ни было из вереницы министров культуры авторитетного замечания по поводу вопиющей духовной слепоты или языковой безграмотности властных проектов – а что уж говорить о пошлости и разпущенности, захлестнувших «медийное пространство»! К министерству культуры это касательства не имеет. Оно занято штатными расписаниями и освоением средств.

Трудно отделаться от ощущения, что министр Мединский – младший брат министра Ливанова. В равной мере трудно будет это их родство опровергнуть. Мединский не знает, нужны ли в России библиотеки. Зато Ливанов убежден, что образование в России не нужно, – потому он и старший брат. Хотя по смыслу и содержанию их задач министр образования, наоборот, должен быть подчинён министру культуры, а мнение последнего о том или ином средстве массовой информации-инсинуации, учебном заведении должно быть для главного редактора или ректора поводом к размышлению. У нас же министр культуры гордится тем, что в его обязанности не входит цензура – ни нравственная, ни культурологическая.

На шум сталинской индустриализации страны (честь и слава нашим дедам и отцам!) вели свою тихую работу кроты, «реформировавшие» наш родной язык. Теперь их внуки громогласно перетряхивают нашу литературу, оставляя за ней эпитет «великой», но изменяя её наполнение и содержание.

Член комиссии по русскому языку при губернаторе Петербурга мадам Вербицкая, прославившаяся, в её бытность ректором СПбГУ, погромом профессуры исторического факультета, теперь публично радуется, что в школьной программе по русской литературе «состоит» великий Булат Окуджава, – тот самый, у которого роза цвела «гордо и неторопливо в склянке из-под импортного пива». Если бы из-под пива «Жигулёвского» – конечно, увяла бы немедленно. Зато русских классиков из программ удаляют!

Но что взять с русофобствующей дамы, между прочим – доктора филологии (только это – между прочим, в прибавление к русофобии!), если она неспособна вдумываться в русское слово! Несколько лет подряд она убеждала пассажиров местного метрополитена: «Давайте говорить как петербуржцы!» – и предъявляла на рекламных плакатах списки слов с правильными ударениями. Беда только в том, что эти несколько лет она занималась исключительно словами типа «экскурс» и «дискурс». Теперь ей кто-то подсказал обратить внимание и на выражения исконно русские – да не в добрый час подсказал: села доктор филологии в ... (правильное слово – предлагаем поставить читателю). Стала учёная дама рассказывать русским, как понимать русские выражения, и вышло у неё – приблизительно, а то и неверно. «Ничтоже сумняшеся» она понимает как «не колеблясь, не задумывась» – и всё!.. А где же экспрессия (это слово наверняка она любит!), присущая этому выражению? Ведь оно означает: «нисколько, ничуть не сомневаясь».

Однако это тонкость, скажете вы. «Подумаешь, нюансы!» – скажет и сама бывший ректор (ныне – президент!) университета. На том же плакатике она объясняет нам старославянское «иже с ним». По мнению учёной дамы, это значит – «подобные ему». Ей не ведомо, что слово «иже» – это «который, которые», и подобие здесь вовсе не обязательное условие.

Не слишком ли я суров? Но тут же вспоминаю разгром ректором Вербицкой петербургской исторической школы в университете, превращение (ещё деканом) Вербицкой филологического факультета в коммерческий комбайн под Сороса и иже с ним – и говорю себе: русофобские силы антикультуры глобалистов не встречают должного отпора. Неслучайно погромщица культуры и науки оказалась в губернаторской комиссии по русскому языку.

Деяния подобных персонажей оставляют тяжкий след в нашем сознании и в словоупотреблении. У этих деяний целая история. «Орфографический словарь русского языка» АН СССР, изданный в 1982 году, имеет пометку: «Издание девятнадцатое, стереотипное». У него ещё много родимых меток, например: «До тринадцатого издания словарь выходил под редакцией С.Г.Бархударова, С.И.Ожегова и А.Б.Шапиро». Но я не хочу сказать, что словарь нехорош. Он полезен и нужен, было бы неплохо, если бы даже писатели, художники слова, в него почаще заглядывали: какую согласную удваивать, скажем, в слове асимметрия – с или м? Или как писать «не кто иной, как...». Но он, словарь, плох своей стереотипностью – стереотипным безчувствием академического бюрократа.

Столкнулся я с этим недавно, читая на «Русской народной линии» статью лауреата Патриаршей (так было в статье) литературной премии. Как же так? – почему мы имеем: пастух – пастушья, митрополит – митрополичья, охотник – охотничья, а патриарх – не патриаршья? Обратился к Бархударову с Ожеговым. У них «охотничий» снабжён справочными окончаниями женского и среднего родов: -чья, -чье. Смотрю патриарший: дан только мужской род. «Наука» с патриархией не дружила, не обратила внимания на патриарха при составлении словаря. А далее – журналисты явочным порядком записали прилагательное «патриарший» в компанию к далёкому , строгому и прочему – далёкая, строгая, прочая – и стали писать патриаршая . Но я-то русский человек – я не поверил словарю и даже «Русской народной линии». Нашел сайт этой премии и «Положение» о ней самой... О ужас! Сами служащие Патриархии пишут «Патриаршая »! Печально, удручающе, и в то же время... интересно: а пишут ли они уже митрополичая (вместо митрополичья), кроличая (вместо кроличья) и т.д.? «Русская народная линия» опубликовала мой комментарий, но с тех прошло уже почти три месяца, а на РНЛ всё по-прежнему. Значит, и в Патриархии то же самое.

Задумался: а как было в романе Булгакова «Мастер и Маргарита»? Сам-то автор, кажется, из семьи профессора Духовной академии, должен бы писать – Патриаршьи пруды. Но, читая роман в годы беззаботной юности, я не обратил особого внимания на этот случай. Однако не помнится никакого мягкого знака... Да и то сказать, издавали Булгакова по советским стандартам. Это в рукописи надо посмотреть (если её ещё не продали за границу в частную коллекцию).

Они убивают наш язык, а мы – писатели – всё пишем, пишем!.. Надо нам ещё бороться за язык! Язык – это народ, народ – это будущее, а мы без народа – как писатели без языка.

Долой правительство Дворковича – Ливанова – Медведева!

Господин президент, даёшь правительство Болдырева – Глазьева – Бабурина – Крупнова!

Чебаркульский метеорит стучится в дверь...

____

* В Варшаве на протяжении нескольких поколений возвышался памятник семи царским генералам польской национальности, не изменившим России, и потому казненным мятежниками 1863 года.