Иногда имена поэтов гремят на всю страну, иногда — стихи их, а иногда сами поэты, в надежде на длительное эхо, шумят на всю страну. Но есть поэты совсем иного толка. Они не любят шумиху, терпеть не могут любую суету, особенно — связанную со своей популярностью, ненавидят лицемерие, не любят расталкивать рядом стоящих локтями, отвоёвывая для себя место под солнцем. И окружающим их людям порою кажется, что эти поэты махнули на себя рукой, а заодно и на окружающий их равнодушный и жестокий мир. А если ещё у таких поэтов не сразу сложилась, или не сложилась вовсе, семейнай жизнь, если они не научились быстро зарабатывать деньги (или воровать, что нынче почти одно и то же в глазах большинства), если они из богов более всех стали почитать Бахуса, если ушли от внешнего шума в затвор, чтобы в абсолютной тишине скорее расслышать, как пульсирует время, попытаться научиться если не управлять им, то хотя бы войти с ним в согласие — обязательно таких поэтов запишут в маргиналы, распустят о них слухи не самого высокого толка, создадут мифы о них, как о никчемных людишках и слабых поэтах. А если такие поэты ещё и повод для кривотолков дадут, то некоторые из мифов обязательно приживутся, а слухи будут отравлять души поэтов, их близких и друзей своей ядовитостью и лживостью, поднявшись на опробированных годами дрожжах зависти и высокомерия, граничащего, порою, с манией величия. Примеров тому можно привести множество, но стоит ли занимать место и портить в очередной раз настроение кому-то из оболганных поэтов? Достаточно того, что сам я в этой шкуре побывал. И оболган был, и маргиналом был назван, хотя и в хорошем, казалось бы, смысле... И поэт Евгений Чепурных, как мне кажется, стал героем такого рода мифов и слухов, ничего общего с реальностью, зачастую, не имеющих. Чего только не приходилось слышать о нём! И прежде, чем сесть за написание этих вот заметок, я ознакомился со всем, что о поэте написано в Интернете, в том числе и с пародиями на его стихи, перечитал несколько раз его книгу «Перелётное счастье», изданную в 2009 году по проекту Министерства культуры и молодёжной политики Самарской области и Самарской областной писательской организации «Народная библиотека Самарской губернии» в издательстве «Русское эхо», перечитал и подборки его стихотворений в журнале «Русское эхо» за последние годы. И многие мифы о поэте развеялись, а многие слухи были опровергнуты стихами поэта. Жизнь и судьба поэта — штука странная, непредсказуемая. Она может и одарить нежданно и ударить больно, поднять над толпой и опустить в пучину, да так, что ногами дно достанешь и станешь барахтаться, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Вот и Евгения Чепурных его поэтическая судьба в молодые годы вознесла высоко, а затем выронила, видимо, его из рук на многие годы, позволив самому разбираться и с жизнью, и с поэзией. А заодно и воли отмерила с избытком, и дала возможность проверить себя на прочность. Не об этом ли стихотворение поэта:

Один лишь раз в судьбе непышной
Я небеса поцеловал.
Пусть с журавлём промашка вышла,
Зато журавлика поймал.

Он, свыкшись с долей неизбежной,
Живёт в кармане много лет.
Он маленький и очень нежный.
Ни у кого такого нет.

Он подрасти уже не смеет,
Угрюмым небом позабыт,
Курлыкать вовсе не умеет,
Зато немного говорит.

Пуглив, как чиж, всегда взволнован,
Он — Маугли наоборот.
Он сам не знает, для чего он
На свете, собственно, живёт.

Безгрешна в мире многогрешном
Его душа — моей сестра.
Я б познакомил их, конечно,
Я сердцем чувствую: пора...
    («Один лишь раз в судьбе непышной»)

И странно вовсе не то, что поэт несколько уничижительно пишет о мечте ли своей, об удаче ли, о птице ли поэтического счастья, называя её «журавликом», поскольку, как считает поэт, «...с журавлём промашка вышла». Странность заключается в том, что пока поэт привыкал к мысли о том, что достался всего лишь журавлик, а не журавль, пока пытался найти точки опоры в жизни, пока решал земные дела, не забывая глядеть в небеса, не забывая при этом о своей душе, пока неспешно творил, журавлик-то его подрос, научился расправлять крылья и взлетать высоко. Просто, он всегда успевал вернуться с небес к своему хозяину, пока тот отвлекался на какие-то второстепенные дела. А сомневаться во всём, чувствовать своё несовершенство и несовершенство всего, что выходит из-под пера — удел настоящего поэта. Графоманы, к примеру, никогда не сомневаются, что любая глупость, вышедшая из-под их пера, гениальна, а люди, не признающие их «гениальности», по их мнению, просто ничего в поэзии не понимают. И живут спокойно, и бронзовеют, и отравляют всё вокруг нечистотами, текущими из-под их пера. А Евгений Чепурных, остыв за долгие годы от жара ранней известности, многое переоценив и взвесив, научившись мыслить философски, и читателям своим ненавязчиво открывает глаза на то, что и малое может служить великому:

В могиле неизвестного поэта,
В которую мы ляжем без имён,
Мерцают рядом свечка и комета,
Сроднившиеся в громе похорон.

Мы не прошли в анналы и журналы.
Живя в тени, мы не отвергли тень.
Мы ляжем здесь — одни провинциалы
Из русских городов и деревень.

Смеясь, плутаем вдоль путей-дорожек
И крошим хлеб печали и страстей.
И, как ни странно, этих малых крошек
Хватает на прокорм России всей.
       («В могиле неизвестного поэта»)

Так почувствовал поэта я. Мнение своё о нём я никому не навязываю, поскольку прекрасно знаю, насколько тонка бывает отделяющая читателя от поэта стенка непонимания. Для её преодоления иногда бывает достаточно всего лишь какого-то одного незначительного, на первый взгляд, события в судьбе. И коридор твоего восприятия вдруг незримо расширяется, и ты начинаешь воспринимать то, что душа твоя ещё вчера отвергала, как чужое и чуждое.

С Евгением Чепурных мы, без всяких натяжек, люди одного поколения. Между нами всего два года. К началу перестройки, то есть к 1985 году, Евгению Чепурных исполнился 31 год, мне в ту пору было 29 лет. И тяжелейшие для страны годы, т.е. девяностые — прошлого века и первое десятилетие века нынешнего пришлись на самый плодотворный, обычно, возраст для поэта. Сейчас уже многое позабылось. Поколение двадцати-тридцатилетних людей не знает, что такое талоны, по которым покупались сахар и масло, табачные изделия и водка. Они не испытали на себе ощущение падения в бездну, когда промышленность останавливалась, заводы и фабрики распродавались, предварительно искусственно обанкроченные, когда зарплаты не выплачивались месяцами, а иногда — годами. И в таких условиях надо было как-то жить, кормить детей. Я уж не говорю о такой малости, как развал книжных издательств, повлекший за собой то, что поэзию перестали издавать совсем, как не рентабельную, не приносящую прибыль. Страна вставала на новые экономические рельсы. Не хочется заострять внимание на том, с чьей подачи это делалось и кто «рулил» этими процессами. Кто нынче этого не знает? И поэтические книги стало возможно издать только за средства автора. Или спонсоров. То есть поэты не только лишены были возможности заработать литературным трудом, так ещё и за издание книг должны были платить. И тиражи стали мизерными. Далеко за примерами ходить не надо. Вчера лишь получил из Вологды книгу критика Андрея Смолина «Поверх барьеров», тираж которой всего лишь 150 экземпляров. Сегодня это — почти норма, к этому уже привыкли все. И всё же меняется к лучшему в некоторых регионах ситуация в издательском деле. Примером тому книга, о которой я веду речь. Не стал бы я об этом вспоминать, если бы не знал, что из-за ломки государственных устоев у некоторых пишущих людей были сломаны судьбы, у многих распались семьи, основной причиной чему явилась нищета и невозможность заработать творческим трудом. Многие и вовсе добровольно расстались с жизнью, не приняв предложенных обстоятельств, не сумев пережить унижений. У иных не выдержало сердце от боли за Отечество. Евгений Чепурных выстоял. К сожалению, я не знаком с ним лично, не знаю всех обстоятельств его личной жизни и пользуюсь для умозаключений лишь его стихами. Но в стихах поэта, зачастую, больше правды, чем в открытых на общее обозрение обстоятельствах быта или в автобиографиях:

Её не остановишь,
Хоть в тоску
Ударься,
Хоть ночуй в оконной раме.
Не голосуй идущему снежку,
Твоей руки он не заметить вправе.

Уходит.
Легкомысленна и зла.
И влюбчива. И противоречива.
И если бы сегодня не ушла,
Ушла бы завтра,
Слишком уж красива.

Её и криком не воротишь вспять.
Пусть ей в пути фонарики мерцают.
Тут главное — стоять себе,
Стоять.
Иные, стоя, даже умирают.
        («Её не остановишь, хоть в тоску»)

Повторюсь: Евгений Чепурных выстоял. Что стоило это ему, знает только он, да Муза его. И мотивы «стояния» не раз ещё встретятся в поэзии этого негромкого поэта, чьи мысли и слова широко разносит эхо, как будто они были произнесены в глубокий колодец и, отразившись от водной ли глади, поднялись на неимоверную высоту и были разнесены ангелами по всему свету. Или журавликом, который уже давно научился летать высоко и далеко. Для примера приведу строки ещё одного лирического стихотворения поэта: «...И не быть покорной жертвою,// И в свою не верить власть.// Выстрел в спину — дело женское.// Наше дело — не упасть».

Евгений Чепурных, пройдя через окаянство перестроечных десятилетий, внимательно вглядывается в окружающий мир и, даже, настороженно: «Мир прочностью внешней обманчив.// Лишь ветер подует сильней,// И жизни твоей одуванчик// Осыплется блёстками дней...» . А порою уже и не ждёт ничего от жизни, а она возьми да и одари поэта:

Что, казалось бы, в жизни случится,
Но вчера из вечерней зари
Вылетали огромные птицы,
Как крылатые фонари.

В голубую и душную темень
К моему подлетали окну.
И стояло песочное время,
Упираясь в песчинку одну...
       («Что, казалось бы, в жизни случится»)

Поэт настолько был поражён увиденным образом вылетающих из вечерней зари огромных огненных птиц, что даже время в песочных часах остановилось по воле поэта. Прочитав книгу «Перелётное счастье», я не нашёл в ней и малой доли литературщины, чем многие страдают. Поэту было достаточно в нескольких стихотворениях вскользь показать свою начитанность, эрудицию, чтобы вернуться к привычному для себя ореолу. И сострадать людям, и жалеть окружающий мир, но не дай Бог допустить, чтобы сострадали ему:

Ах, ничего не понимая,
Легко в пути. Легко в пути.
Я тут живу в одном трамвае.
Так, ради Бога, заходи.

В окно посмотрим, поскучаем.
Сквозь воздуха и влаги смесь
Деревья, лица посчитаем:
А вдруг одно родное есть?

Ведь даже у любой собаки
Есть покровитель в небесах.
Вдруг отразится жизнь, как факел,
В случайно-любящих глазах?

И вот тогда — не будь в обиде
Душа к душе. Наедине.
Убей меня, чтоб я не видел
В них сострадания ко мне.
        («Ах, ничего не понимая»)

А ещё в стихах Евгения Чепурных нередко встречается слово «нежность». И касается оно то любимой женщины, то природы, то невесть чего, то всего окружающего мира. Посудите сами:

Как мог я выбрать жизнь другую?
Я — капля на большом весле.
Я — малое перо в крыле
Земли, летящей в чёрном гуле.

И всё же мучаюсь виною
Того, что, не замыслив зла,
Влюбился я в перо иное
Из параллельного крыла.

И что душа? Что ум? Что внешность?
И остаётся лишь в глазах
Недосягаемая нежность,
Как паутинка в небесах.
        («Как мог я выбрать жизнь другую»)

О чём это стихотворение? О любви и нежности к женщине? О любви и нежности к поэзии, окрылившей душу поэта? Или ещё о чём-то неведомом и невидимом? Наверное, обо всём перечисленном. Стихотворение многоплановое. В нём каждый найдёт то, что ищет, что ему ближе, что созвучнее его чувствам и его душе. Но есть у поэта и совсем иная, «ошеломляющая» нежность, которая помогла ему найти ответ на вопрос, мучающий вот уже несколько веков славянство:

Вот так случайно и поспешно,
Одна секунда или две:
Ошеломляющая нежность
К парящей в воздухе листве.

И лишь потом любовью здравой
Тихонько любим милый край,
Как отрабатываем право
В нём жить, родившись невзначай.

Но те могучие мгновенья
В душе, как в глубине земли,
Живут, на крайний случай, верно.
Чтоб разлюбить мы не могли.

И, если мыслить по порядку,
Чтоб в суть явления забресть,
То вся славянская загадка —
Вот это самое и есть...
       («Вот так случайно и поспешно»)

Удивительные стихи! И удивительны они, прежде всего, какой-то первородностью и незащищённостью. И я при чтении книги много раз ловил себя на мысли, что и сам поэт весь какой-то незащищённый, хотя не только не желает, чтобы его защитили, но и сострадание любое отвергает, как мы видели в его стихотворении «Ах, ничего не понимая». Поэтому и поэзия его обнажена до предела. Я бы даже сказал так: поэзия Евгения Чепурных обнажена до такой степени, что почти не требует внешних атрибутов, как то: глубокая рифма, чёткий ритм с ярко выраженным рисунком. Многие стихи написаны так, как будто поэт меньше всего беспокоился о внешних атрибутах стихотворений. Они иногда выглядят «непричёсанными», нет-нет, да и встретятся сбои ритма, но мимо них проходишь, почти не цепляясь, ибо сам предмет поэзии настолько необычен и глубок, что на какие-то неточные или приблизительные рифмы и внимание обращать не хочется. А случиться такое может лишь тогда, когда поэт абсолютно уверен в своих возможностях, когда и он знает, и окружающие его коллеги знают, что поэт рифмовать умеет, с любым ритмом справится. Ему важнее сама поэзия или то, что стоит за фасадом, что читается между строк, что только ощущается, да и то не для всех досягаемо.

Евгению Чепурных счастливо удалось избежать открытой публицистичности, хотя лирика его не лишена гражданского звучания. И современность в них отражена с предельной достоверностью и искренностью. Достаточно вспомнить стихотворение «Новый год 2001»:

...Обнялись бескорыстно
На задворках кафе
Мальчик в форме пятнистой
И старик в галифе.

Молча двинули к рынку,
Словно к центру земли.
Так вот дружно, в обнимку,
В новый век и вошли...

...В этот новый, который
Их обоих сожрёт,
Не взгрустнув, не оплакав,
Не узнав никого.

Возле мусорных баков,
Вероятней всего.

Стихотворение я намеренно сократил, оставив лишь самые яркие приметы нынешнего времени. А ещё можно вспомнить стихотворение «Кавказский пир 96», которое я тоже даю в сокращённом виде: «Эта водка, что «русской» зовут,// Видно, самая горькая в мире.// Прокати нас на танке, Махмуд,// У тебя в гараже их четыре...» И далее: «...Много ты пострелял на веку,// Но и мы повидали немало.// Ты скажи своему кунаку,// Чтоб убрал свою руку с кинжала.// Мы летим на двуглавом орле.// Будто внове. Но это не внове..// Прав писатель: «Россия во мгле».// А заря не бывает без крови». И как апофеоз этой темы звучит стихотворение Евгения Чепурных, которое приведу без купюр:

Что на Руси? Не таи.
- Господи, вьюга и вьюга.
- Как же там овцы мои?
- Господи, режут друг друга.

Вьюга и ночи, и дни,
След от могилы к могиле.
То ль осерчали они,
То ли с ума посходили.

Лютый, садись на коня,
Добрый, в слезах умывайся.
- Что ж они, верят в меня?
- Господи,
Не сомневайся...
      («Что на Руси? Не таи»)

Поэт почти нигде не даёт оценок событиям последних двух десятилетий, хотя является, без сомнения, летописцем. Для него важней глубинные движения души человека. И для поэта социальный статус человека, о котором он пишет, почти ничего не значит, ибо давно поэт усвоил, что все мы ходим под Богом. Чтобы избежать прямых оценок действий людей, он в одном из лучших своих стихотворений заставил даже думать и говорить за людей птичку, поскольку перед Богом и человек, и зверь, и птица равны. Разница между ними лишь в степени ответственности перед Богом:

И кружилась птичка Божья,
И кидал ей крошки в снег
Незаевшийся прохожий,
Тоже Божий человек.

У него очки, как окна,
За которыми тепло.
У него нога промокла
И на сердце тяжело.

И, кусая от кусочка,
Птичка думала: Бог весть.
Может, маленькая дочка
У него в деревне есть.

И живёт она, как птичка,
И не знает ничего.
Вьётся по ветру косичка
Дочки маленькой его.

Потому он птичек кормит
И кидает крошки в снег.
- Плачешь?
- Плачу.
- Помнишь?
- Помню.
- Помни, Божий человек.
       («И кружилась птичка Божья»)

В стихотворении изображён явно не вышедший из «Мерседеса» человек новой формации. Скорей всего, показан если не бомж, то опустившийся на самое дно непролазной нищеты человек, у которого от прежней жизни осталась лишь душа, напоминающая о том, что и он Божий человек, не лишённый памяти и сострадания. Да и вся поэзия Евгения Чепурных озарена светом добра и сострадания, любви и понимания, хотя видно, что жизнь поэта изрядно помутузила и, казалось бы, она должна была выколотить из него все добродетели, но поэт опять выстоял. Не знаю уж, как ему это удалось, но при чтении стихов не раз приходили мысли о том, что поэт сумел отгородиться невидимым занавесом от многих злых веяний последних десятилетий и тем самым сохранить душу живу. Не в жизни, конечно, он отгородился, а в поэзии. Многим ли это удалось? Думаю, что немногим. Когда-то Николаю Рубцову удалось, казалось бы, невозможное. Он ни в одном из стихотворений, ни в одной строке не упомянул, не то чтобы восхвалил, ни коммунистический строй, при котором жил и творил, ни его вождей. Не писал он и о светлом будущем. Будучи провидцем, он всё больше печалился о простых людях («Добрый Филя»), о судьбе Родины («Виденья на холме»), отображал русскую природу и через неё раскрывал свою душу. Писал о себе, а оказалось, что о народе, о стране — о нас. Тем и дорог он людям.

И Евгений Чепурных мне показался таким же печальником наших дней. Не случайно, видимо, в стихотворении, посвящённом Николаю Рубцову, не без иронии написал: «Простим его, что он когда-то,// Не посмотрев за горизонт,// Скончался, грешный, рановато// И не вступил в Народный фронт». И далее в том же стихотворении: «Простим Рубцова. Грешен был.// Хотя б за то, что деда с бабкой// Он больше гласности любил».

Ирония иронией, но когда тебе вот-вот уже «стукнет» шестьдесят, когда житейские колдобины оставили свои метки не только и не столько на коленках и локтях, сколько на душе, то и выводы приходят соответствующие житейскому опыту: «Лишь я никого ни за что не сужу,// С землёю и возрастом дружен.// На старость гляжу и на юность гляжу,// Но я им обеим не нужен». Да ведь можно и в таком состоянии побыть, когда время, казалось бы, остановилось и позволяет насладиться неспешной жизнью и размышлениями о ней, если только такое бытие по-прежнему можно назвать жизнью. А вот в этом-то поэт Евгений Чепурных не всегда уверен, когда с некоторой самоиронией обращается в вопросительном тоне: «В небесах каких парите?// Чью подслушали молву?// Вы со мной поговорите.// Может, я ещё живу?» Да он через несколько строф сам же, в свойственной ему манере, то ли усомнившись в правомерности такого вопроса, то ли почувствовав движение времени, с которым у него всегда были особые отношения, себя ли пытается убедить, нам ли подсказывает выход: «Нужно только слушать ветер// На ветру, не взаперти.// В старом парке на рассвете// Очень медленно идти.// И дышать синичьим пеньем,// И возвышенно стареть.// И над собственным кипеньем,// Улыбаясь, пальцы греть».

Вот на этой ноте и надо бы заметки о замечательном русском поэте, живущем в Самаре, закончить, ибо трудно отыскать образ более яркий и запоминающийся не только в стихах Евгения Чепурных, но и во всей современной поэзии. Но ведь обвинят меня в том, что я не указал место Евгения Чепурных в табеле о рангах всей русской поэзии. Являясь абсолютным противником составления всякого рода литературных «обойм», куда вталкиваются поэты подобно патронам, тем самым обезличиваются, уравниваются, я намеренно не хочу указывать никакого места в табеле о рангах для Евгения Чепурных. Посудите сами. Любая «обойма» подразумевает одинаковость калибра, а разве это возможно, когда речь идёт о поэтах и поэзии? А разве «калибр» имеет какое-то отношение к разности тем? А разве не наберётся в каждой области или крупном городе десяток хороших поэтов? А разве не наберётся у каждого из них с десяток стихотворений, которые по праву могли бы украсить любую антологию русской поэзии? А разве поэт, живущий в Новосибирске ли, в Хабаровске ли, в Архангельске или Краснодаре виноват в том, что составитель очередной литературной «обоймы» его стихи не читал, как не читал стихи сотен других прекрасных поэтов, живущих в русской глубинке? И уж тем более он не виноват, если составитель очередной «обоймы» из имён преследует личные, только ему ведомые цели. К примеру, выходила в 2011 году в столичном издательстве «Новый ключ» книга «В пятидесятых рождены...», в которую вошли стихи двеннадцати поэтов, родившихся в пятидесятые годы прошлого столетия. Редактор-составитель книги Павел Косяков, чьи стихи в ней тоже имеются. Среди авторов имена нынче всем известные: Михаил Анищенко, Владислав Артёмов, Евгений Артюхов, Николай Дмитриев, Николай Зиновьев, Виктор Кирюшин, Евгений Семичев, Евгений Юшин. И хочется спросить: а почему в этой книге нет имён Евгения Чепурных, Геннадия Красникова, других поэтов? Они разве слабее? А если учесть то, что нынче критерии сильно размыты, что часто всё перевёрнуто с ног на голову, что зачастую литературные премии даются не за талантливость поэта, а за его принадлежность к определённой «группе товарищей», за лояльность в отношении к сильным мира сего, то становится ясным, что сегодня могут назначить «первым поэтом России» одного, а завтра другого. Да мы ведь это уже проходили. Достаточно вспомнить так называемых «шестидесятников», то есть поэтов, вошедших в русскую поэзию и ставших широко известными в шестидесятые годы прошлого столетия. А что же в остатке? То-то же... Поэзия от этого вряд ли выигрывает. Поэтому я, подразумевая всё выше сказанное, в завершение этих заметок хочу лишь сказать о том, что Евгений Чепурных, без всякого сомнения, является одним из самых ярких и интересных поэтов нашего непростого и переломного времени. Поэт со своим мировидением, поэт неизовравшийся, честный. И мне думается, что его поэзия с каждым годом будет набирать и набирать читателей. Даже при таких малых тиражах. Конечно же, мои заметки и мои выводы субъективны. Но разве есть среди живущих на земле люди, чьи оценки были бы объективны? Оставим это самому главному оценщику, имя которому «время». И здесь можно было бы поставить точку, но так не хочется расставаться с полюбившимися стихами! И я в завершение своих заметок хочу привести ещё одно короткое, но такое глубокое и ёмкое по смыслу, такое жизненное стихотворение:

Ужель без любимых людей
Жизнь стёртая, словно пятак?
Ямщик не гони лошадей!
Дык я их ишо не запряг.

Так, значит, мерещится вновь
Земли и небес на краю.
Ямщик, что такое любовь?
Скажи, а иначе убью.

И счастье, и грех, и беда
Для нас, для приличных людей.
Любовь —
Это, барин, когда
Мне хочется гнать лошадей.
         («Ужель без любимых людей»)

И конечно же пожелать Евгению Чепурных, чтобы как можно дольше не покидало его желание гнать и гнать по просторам Отечества тройку русской поэзии, чтобы звук бубенцов её доносился до самых окраинных уголков России и будил в душах людей самые светлые воспоминания и чувства.
Май 2012 года