Во владивостокском издательстве Ивана Шепеты вышло уникальное издание - трехтомник Николая Шипилова. Здесь собраны рассказы, повести, романы, а, главное, стихотворения и песни этого известного русского писателя, чья трагическая судьба была созвучна трагедии его Родины.

«...Боюсь, что Николай Александрович так и не смог пережить поражения», - пишет в предисловии Лариса БАРАНОВА-ГОНЧЕНКО. - «Для этого он был сразу и слишком дворянин, и слишком русский, и слишком советский. Смирение, воцерковлённость, строительство вместе с женой храма под Минском, пение в церковном хоре безусловно поддерживали его. Но поражение великой Родины было слишком большим несчастьем для русского гения: «Мы взлетели - нам плёвое дело, а Россия ушла из-под ног».
Итак, почему же?
Роковым образом уже состоявшийся писатель оказался не просто на рубеже двух эпох, двух веков и двух цивилизаций, поскольку, в конце концов, эти рубежи переходили и переживали, каждый по-своему, Горький, Бунин, Куприн, Федин и другие, переходя из века 19-го в век 20-й. Шипилов же оказался лицом к лицу с новой эпохой, которая отвергала художника как такового. С новой системой отношений нелитературного и нехудожественного соперничества в самом литературном процессе. Лицом к лицу с реальным буржуазным молохом. С нескрываемой групповщиной, клановостью, делячеством.
И это он, Шипилов! С его непоколебимым и бескомпромиссным характером. С его «тайной свободой». Неспособностью продаться, быть прирученным, ангажированным, соблазнённым. Он, Шипилов, которого мучила тайна рождения и который отрёкся от своего дворянского происхождения в конце 20-го века, когда иные потомки добивались возвращения дворянских званий и привилегий, а самозванцы их просто покупали: «И еду я, лечу, бескрыл, не страх привёл меня в движенье. Не смерть страшна, а униженье. Имею честь!»

* * *
Вот замечаю, что стал я в рисунках сильней.
Жизненный опыт, однако, я в них спрессовал.
Точно рисую коров, лошадей и свиней,
Раньше всё женские личики я рисовал.

Вот замолкаю, имея желанье молчать.
Всё уже сказано, нечего мир колыхать.
Нынче ж молчу, как молчит виноград, алыча,
Липа и груша, что тихо лепечут у хат.

Вот уж не нажил ни денег я, брат, ни ума.
Сашка Портнов обещал одолжить миллион.
Только рисую: дорога, дорога, сума...
Кто это: я? Или ты? Или мы? Или он?

Жалоб не будет. Меня, как кирпич, пережгло.
И не годится на новую жизнь пережог.
Нечто хотело убить меня и не могло.
Небережёного тоже Господь бережёт.

Сашка Портнов, говорят, уже сам без штанов.
Где мои кисти, холсты, мастихины, эй, ты!
Я нарисую молчанье российских холмов,
И отточу его перышком — тонко, как штык.

Этим штыком вдругорядь отточу я перо
И напишу, что рисунок мой нынче сильней.
Точно рисую свиней, лошадей и коров.
Точно пишу я коров, лошадей и свиней.

Уже одно это стихотворение, тягучей усталостью и тоской которого наполняешься, как вином (помните, у Пушкина "Но, как вино, печаль минувших дней в моей душе чем старе, тем сильней") - дает представление о том страшной ломке, которой подверглось целое поколение ничего не подозревавших людей, принесенных в жертву - кровавую жертву Мамоне. И рядом с подлинностью чувств большого художника ничтожными кажутся поддельная брутальность пришедших ему на смену писак из списка Суркова, о которых трубят телереклама и записные зоилы.

Убедиться в этом вы сможете, приобретя трехтомник Николая Шипилова по адресу: Москва, Комсомольский проспект, 13. Справки по телефону: 8-962-965-51-64 или по эл. адресу: sp@rospisatel.ru