Валерий Ганичев: "...Мы соединяли руки поколений"

Недавно была «сканирована и оцифрована» изрядная часть многодесятилетнего собрания фотодокументов Валерия Николаевича ГАНИЧЕВА – писателя, ученого, доктора исторических наук, академика, Председателя правления Союза писателей России, заместителя главы Всемирного Русского Народного Собора.

Об этом архиве - беседа Валерия ГАНИЧЕВА и Игоря ШУМЕЙКО.

— Валерий Николаевич, ваш архив — точно учебник. Несколько лет читая Отечественную историю в МИИТе, подходя к самому тяжелому, 20 веку, всегда перебираю Имена, которые можно студентам давать, как самые бесспорные, вокруг которых всё дальше образуется. И вот этот, можно сказать «Плутарх для юношества» — в альбомах Ваших встреч: Шолохов, Гагарин… Маршал Жуков. А когда вы о нём вообще впервые услышали?

— Во время войны, я в своих начальных классах сибирской сельской школы вел стенд: «Советские полководцы, маршалы». Вырезал из газеты портреты, краткие биографии, описания сражений. Это было нашим самым важным «учебным пособием». А еще моим заданием было на школьной карте передвигать красную ленту — линию фронта. Следил за сводками Информбюро, записывал освобожденные города и перемещал… так хотелось скорей её западнее перетянуть! Бывало и выдвину вперед, дальше, чем сводки сообщили… - ну просто полюбоваться: вот уже Ровно взяли. Красиво. Но потом, завершая свои манипуляции с картой, конечно, оставлял только истинное положение. Тут дезинформации быть не должно! Наверно, это были самые первые мои уроки реализма, столкновения Мечты и Факта. Я почему и Ровно вспомнил? Там рядом был совсем уж малый городок — Здолбунов, тяжелые танковые бои шли, не давали эту ленточку дальше перецепить... И газетное фото Георгия Константиновича навсегда впечаталось в память, связанное с этим заветным передвижением линии фронта на школьной карте.

И когда принимали в пионеры, в комсомольцы, непременный вопрос был: Назови советских маршалов. Про опалы его мы не знали. И возвращаясь к фотографии, которую ты сейчас смотришь. Это 1972 год. Комсомольский вождь Тяжельников составил делегацию поздравить Маршала Победы: секретарь ЦК ВЛКСМ Сурен Арутюнян и директор издательства «Молодая гвардия» Валерий Ганичев. Подарки ему везли: только что изданный нами «Тихий Дон» в одном томе и книгу отечественной поэзии о Родине «О, Русская земля!»

— Это на которую так нападал Яковлев и его агитпроп-отдел ЦК?

— Ту самую. А Маршал Жуков — яркое воспоминание — погладил книгу и сказал тогда: "Мы на фронте очень ценили патриотическую поэзию".

— Ну… это перевесит и тысячи «оценок», вроде яковлевской... Хотя если вдуматься и вспомнить… перевесит, конечно, но это с точки зрения всей Истории России, Истории Великой Отечественной. А в определенные моменты яковлевская русофобия весила очень даже много. Что, собственно и определяло тяжесть борьбы ваших сторонников, и о чем мы еще поговорим. Но пока не хочется отвлекаться от встречи с Маршалом. Как он оценил вторую книгу?

— На том Шолохова он положил руку, жестом, примерно как в фильмах, когда клянутся на Библии, и сказал: «Самый любимый писатель». В те дни у него на даче был еще и руководитель Монголии Цеденбал, там-то всегда помнят победителя при Халхин-Голе. Принимал маршал Жуков нас вместе с женой и дочкой Машей, тогда девятиклассницей, по-моему... Ярко запомнилось: когда в приветственных речах и даже тостах перечисляли «Вы, Георгий Константинович, сделали то-то, выиграли то…», — он очень внимательно слушал, кивал головой, подтверждая. Буквально по каждому отдельному пункту: напряженно выслушает – кивнет.

— Вот, наверно, настоящее, военное, маршальское отношение к истории! Строгая точность, ведь его подвиги связаны — не разделить — с историей народа, всей страны. Потому и такое взвешивание?

— Верно. И дальше это хорошо подтвердилось, когда речь дошла до 1941года, обороны Ленинграда, маршал Жуков высказался очень сурово:

- Тут нынешние писатели понасочиняли… этот, который «Блокаду» написал, Чаковский. Что будто я прилетел в Ленинград, привез свое назначение — командовать фронтом, и Ворошилову чуть не под зад сапогом дал. Да ведь для меня Клим — был первый советский маршал! Я его уважал всегда. И назначения командовать фронтом при мне не было. Летели через вражескую территорию, собьют, так значит: сбили просто советского генерала. А сбить командующего фронтом — совсем другое дело! Гораздо больший их успех, и наша потеря. Там уже на месте я разбирался с тяжелой той ситуацией и принял по связи назначение… Такая была отповедь маршала Жукова, а Чаковский, помню, мне потом объяснял, что это Георгия Константиновича обидела строчка в книге: «Вошел Жуков в скрипящих сапогах». Что ему как сыну сапожника было неприятно «Как это – сапоги скрипят?! Брак!»… Но это, конечно — версия Чаковского. Скорее даже, анекдот, вроде нынешнего в фильме, когда Сталин говорит проникновенно Жукову: «Ты сын сапожника – и я сын сапожника!»… Но я тогда, на даче у маршала видел и слышал возражения его самого по тем существенным деталям. Ведь на войне мелких деталей для Жукова — просто не было…

Ну и свой самый главный вопрос Маршалу Победы на той беседе я всё же тогда задал. «Почему мы все же победили?!» - Арутюнян, секретарь ЦК ВЛКСМ, даже привскочил, в глазах почти ужас: «Что значит — почему?» Да еще с такой приставкой: «… всё же победили»! Ответ тогда был ведь утвержден накрепко: «Руководящая роль партии. Передовой социалистический строй…» Но Жуков тогда задумался, надолго… — Да… очень правильный вопрос! Действительно, почему мы победили?... Немецкие генералы — лучшие. Мы у них учились. Прусские офицеры — военная косточка, такая каста отборная. Немецкий солдат уже несколько лет приучен был воевать и побеждать… Но мы победили, потому что у нас был хороший, идейный молодой солдат!!

И я тогда сразу вспомнил, как иллюстрацию маршальским словам, своего родного дядю Борю. Довоенные его фотографии — вся грудь в значках, «ГТО», «БГТО», спортивные значки… В общем важная в моей жизни то была встреча…

— Валерий Николаевич, у вас огромное собрание фотографий с Шолоховым, и в тесном кругу, и в присутствии других известных персон. Мы когда в редакции сканировали, очень долго разглядывали. Вот здесь наш главный редактор Абдуллаев увеличили обложку книги и идентифицировали: это маршал Лященко дарит Шолохову свои мемуары. И далее… Гагарин, Симонов, Кожедуб, Феликс Чуев, Евтушенко… Я разглядел и редактора первой своей публикации — Владимира Фирсова.

— Фирсов, кстати — был любимый поэт Шолохова... Да, интересные встречи. С Шолоховым я впервые познакомился в 1964 году, на Совещании молодых писателей. Он тогда немного болел, но пригласил к себе в квартиру, на Сивцевом вражке, Валентина Осипова, такжикскую писательницу Гульру Сафиеву и меня. Та встреча возможно как-то повлияла: Шолохов однажды, отказываясь от всех должностей в Союзе Писателей, подумал и сказал: «секретарства мне никакого не надо, но… с молодежью буду работать, встречаться».

А это все… (Ганичев долго рассматривает фотографии) — знаменитая встреча у Шолохова в Вёшенской, июнь 1967 года. По её сюжету, я давно считаю, надо поставить небольшой памятник: Шолохов, Гагарин и Белов. Василий Иваныч здесь, ты посмотри — еще совсем молодой. Теперь уже классик, здоровья ему! А вот и я здесь, тоже молодой еще… Помню хорошую шутку Гагарина. Летели мы не очень большим самолетом. На первых сиденьях: он с Павловым — это секретарь ЦК ВЛКСМ, следом я. И тут смотрю стюардессы вокруг меня начали виться, столики свои подкатывают, наперебой все яства предлагают. Оказалось, они сначала, конечно, к Гагарину, понятно — кумир всей планеты. А он им: «Да ладно, девушки! Что я! Вон за мной человек сидит видите — на Луну готовится! Первым полетит!»

Такая была атмосфера, шутки искрились. Когда в Ростов-на-Дону прилетели, уже в свою очередь Феликс Чуев придумал, что якобы сообщил «тайком» встречавшим казакам, что царь жив, реабилитирован, летит с Шолоховым встречаться. Дело в том, что Василий Иваныч Белов — ну очень похож на Николая Второго. И ростом, и лицом с бородкой. И вот пожилые казачки нас встречавшие, стоят… вот на этой фотографии они — всё как положено: в галифе, галоши, шерстяные носки, и когда Белова увидели… да еще все подготовленные Феликсом, так и грохнулись на колени: «Государь-батюшка! Так долго ждали!» Тут и не веришь, а все равно представляешь — шутка выразительная.

А сама встреча была по содержанию – интереснейшая! Так и пошло. Меня Шолохов звал только «Валера». Присутствие Гагарина дало тем дням какой-то особый размах, задор. Юра выступил перед вешенцами очень интересно, еще за полдня заметно было как он сосредотачивался. Гагарин рассказывал о подготовке к полету, сложнейшей космической технике и я почти зримо ощущал шедшие во толпе волны интереса и гордости, эти расправления плеч и подкручивание усов: «Знай наших!» Выступления Гагарина я слышал много раз, и об одном, исторически важном, на Пленуме я еще расскажу, но ни до, ни после я не видел у него такого волнения, желания поделиться, передать, что такое, например — перегрузка.

А потом на берегу Дона Юра затеял целый праздник удали: играл в волейбол, делал стойку на руках, состязался в прыжках. Весело гикнув, кинулся в Дон, увлекая за собой других. Но плыл он очень быстро, большинство отстали, лишь некоторые достигли другого берега. А Гагарин обратно - дал еще быстрее. Шолохов смеялся: "Ну, Юра, ну, казак! Ты мне писателей тут не загоняй!"

Гагарину тогда пришлось уезжать раньше — на празднование тридцатипятилетия Комсомольска-на-Амуре. Небольшой самолет за ним прислали. Помню, когда машина уже была в воздухе, Михаил Александрович снял шляпу, помахал. А самолет вдруг сделал немыслимый вираж и дал "отмашку" крыльями - понятно это штурвал взял Гагарин. Шолохов покачал головой: "Ну, Юра...". С восхищением отвагой Гагарина, но и тревогой за него... И как чувствовал — Юрию Алексеевичу оставалось жить меньше года. А когда я через несколько лет попросил написать для газеты о Гагарине, Михаил Александрович ответил: "Пару слов мало... Хороший был человек... Наш... настоящий!"

— Валерий Николаевич, вы упоминали о исторически важном выступлении Гагарина на Пленуме ЦК ВЛКСМ.

— Это действительно важнейший, да и просто красивый момент. Образ нашего великого современника раскрывается еще с одной стороны. Хотя для полноты картины, пояснения обстановки потом придется коснуться и гораздо менее красивых моментов и людей. И помянутый уже Яковлев всплывет… Итак, 25 декабря 1965года, Пленун ЦК ВЛКСМ. Гагарин говорит о воспитании молодежи и с какого-то момента откладывает листы со своей речью в сторону, говорит «вживую» и поистине феноменальные тогда слова… Для воспитания поколений важно сохранять, беречь, если надо и восстанавливать памятники. И не только Великой Отечественной войны, но и всей нашей истории, Ведь взорванный Храм Христа Спасителя — это же был памятник Отечественной войне 1812года!

— Гагарин на Пленуме ЦК?! Так сказал о Храме Христа Спасителя?! С трибуны?

— Да я прекрасно это помню. Хотя есть еще и стенограммы.

— Невероятно! Год назад таким откровением стала книга Валерия Хайрюзова о Гагарине, где раскрывалась роль Юрия Алексеевича в восстановлении памяти, доброго имени Рихарда Зорге. С таким гневом обрушился Гагарин на наших подхалимов и приспособленцев, затерявших, «замыливших» подвиг разведчика! И вот теперь эта речь с трибуны 1965года о восстановлении взорванного Храма Христа Спасителя!... Отец мой был знаком с Юрием Алексеевичем, я, можно сказать: сиживал на коленях у Первого космонавта, потом много читал о нем. Но вот до этих двух «информационных толчков», воспринимал Юрия Алексеевича… не то что упрощенно, но как ту часть страны, что смотрела, летела только вперед, выше… и совершенно не касалась тех конфликтов, что вызревали в нашем обществе. Прорыв в космос и эти хитросплетения, дрязги на земле, в кабинетах и «кулуарах», казалось — «вещи несовместные».

— Да, «конфликты вызревали». А Гагарин, действительно был — воплощение отваги, стопроцентного оптимизма, и возможно, то, о чем сейчас пойдет речь он понимал не как «конфликт», а допустим, как тенденцию… Но опасность этой тенденции он, истинный и лучший сын своего народа, ощущал совершенно точно. И теперь, опускаясь…

— … от Космоса до Яковлева.

— Да. Продолжим разговор о том времени. Тогда был некий всплеск: в 1965году возобновилось празднование Дня Победы, который Никита было прикрыл. В стране, уставшей от хрущевского шараханья, пришли более стабильные силы, но под коркой стабильности, которую позднее на­звали застоем, бурлили потоки общественной мысли, сталкивались, порождая причудливые явления времени. Во все поры стали пробиваться разрушительные антинациональные силы. Крах великой державы — итог их деятельности. Одной из таких фигур стал герой, воплотивший в себе почти все мефистофельские черты, будущий архитектор перестройки Александр Николаевич Яковлев. Работая зав. идеологическим отделом ЦК КПСС, он исповедовал скорее ценности американского капитала. И позже не стеснялся говорить, что коммунизм, строй, идеология — были его врагами.

В 1963 году я стал заместителем главного редактора «Молодой гвардии» и для меня начался новый этап духовного освоения нашей военной истории. Тогда же я подготовил письмо, называвшееся «Берегите святыню нашу», вышедшее в в пятом, майском номере журнала «Молодая гвардия».

— А-а, то самое, которое называют «поворотным» — возвращение русской патриотической идеи?

— Да, то самое. Подписали его три гиганта нашей культуры: Сергей КОНЕНКОВ Павел КОРИН Леонид ЛЕОНОВ… это была целая история, а журнал «Молодая гвардия» стал центральным очагом русского патриотизма.

— К интереснейшему моменту подходим. Как же всё было? Как возникли эти фамилии?

— То были люди — ведущие в своих сферах искусства: скульптор, художник и писатель, безупречные моральные авторитеты. Девяностолетний Коненков был жизнерадостен, все время вспоминал, что он из Смоленска, а смоляне всегда первыми встречали врага... Обращение он подписал, и со всем согласился. Корин был раздумчив, рассказал, как создавал образ Александра Невского, как Сталин назвал Невского первым на параде 7-го ноября 1941 года. И повторил, что нас должен вдохнов­лять — «образ великих предков», а нам то Розу Люксембург, то Клару Цеткин подсовывают. Размашисто и четко подписал. Дольше всех сидел над письмом Леонид Максимович Леонов, подбирал, улучшал. Решительно вычеркнул обращение «Наша славная советская молодежь», ворчал: «Вот во время войны была славная, а сейчас пусть докажет». И я, фактически — руководитель этой самой «молодежи», слушаю, не возражаю. Да, «пусть докажет», надо доказать!...

Все патриоты своей страны оценили Письмо, как «Программу соединяющую героическое прошлое и сегодняшнюю жизнь молодого поколения». На фоне революционаризма, развернувшейся культурной рево­люции хунвейбинов мы соединяли руки поколений, говорили об общих духовных, исторических, культурных ценностях древней дореволюционной Руси и Советского Союза. Все наше! А не как у псевдоисториков Покровского и Минца, втаптывавших в грязь всю дореволюционную эпоху… Это был исторический прорыв к обществу, и оно чутко откликнулось на обращение. Письмо перепечатывалось местной прессой, в сотнях, тысячах оттисках расклеивалось в библиотеках, клубах.

— А ответом и стала та самая статья Яковлева «Против антиисторизма» ?

— Не только статья. Целая кампания. Перед Ок­тябрьскими праздниками, в залах Академии общественных наук проходила учеба секретарей обкомов и ЦК Комсомола. Там и выступил зав.отделом пропаганды ЦК КПСС Яковлев. Зал переполнен, ходили слухи о возможных пе­ременах в идеологическом курсе партии. В отделах пропаганды и культуры, в приемных секретарей ЦК звучало: «в стране чрезмерно раздули значение Победы», снова «аплодисментами встречают имя Сталина», «размахивают жу­пелом национализма», «оживают церковники», «недостаточно проявляется классовая природа общества», «расцвела патриархальность, тормозящая прогресс», «прикрывают патриотизмом национализм» — требовалось оса­дить и наказать ретивых «гужеедов» (выражение Б. Полевого по поводу «пат­риотов»).

Яковлев и опробовал подготовленную в стенах ЦК статью перед руководителями комсомола. Громил «идеологическую беспринципность», «оживление религиозных взглядов», поддержку «реакционного славянофильства». И как примеры назвал — книги и авторов нашего издательства: В. Солоухин, О. Михайлов, А. Ланщиков, В. Чалмаев, Д. Жуков. И потом кивает на меня: «Вот сидит Валерий, вроде бы умный человек, но по страницам его книг гуляют попы, нагромождены церкви, все погрязли в патриархальщине! Надо думать об идеологической чистоте, о классовой природе общества, а не упиваться «деревенщиной» (тут уж явный фас на «деревенщиков»).

В то время такая тотальная, публичная критика завотделом ЦК — решала судьбу человека. Но в ЦК партии посыпались, в об­щем, никем не организованные письма с возмущением по поводу того, что в очередной раз «агитпроп», как в свое время троцкистско-губельмановский отряд, выступил против патриотизма, отечестволюбия, вульгаризаторствовал на понятиях классовости, мелкобуржуазности. Резкое, отрица­тельное по своей сути суждение высказали члены ЦК М. Шолохов, В. Кочетов, A. Епишев (Политуправление Вооруженных сил). Затем пришел обстоятельный разбор статьи Яковлева с точки зре­ния философской и исторической немощи, подготовленный профессором П. Д. Выходцевым из Ленинграда. Патриотические аппаратчики (как говорили: помощники П. Демичева — Г. Стрельников и помощник Л. Брежнева — А. Го­ликов) положили ее на стол своим патронам. Демичев показал другим члена ПБ, и там состоялся серьезный разговор. Брежнев, не любивший общественных скандалов сурово спро­сил у «серого кардинала» (Суслова): «ты сам читал статью до публикации?» Опытный Суслов ответил сразу: «В глаза не видел». Брежнев без паузы, как решенный вопрос, резко сказал: «Ну, тогда убрать этого засранца». И Яковлева » убрали, назначив зам. главного редактора заштатного «Профиздата». Но предупрежденный Генрихом Эммануиловичем Цукановым (первым помощником Брежнева), тот ут­ром залег в Кунцевскую партбольницу и лежал там, пока Цуканов не уговорил отходчивого генсека послать А. Яковлева послом в Канаду, ибо тот «яростно боролся с американским империализмом». Пример «борьбы» — книга «Рах А mericana », которую по иронии судьбы выпустило изда­тельство «Молодая гвардия» в начале 70-х годов.

Яковлев был отправлен послом, атака «либералов-западников» захлебнулась, но силы их были сохранены…

— Валерий Николаевич! Вы признанный историками, даже Интернет-поисковиками — главный исследователь жизни адмирала Ушакова, автор самого значительного вклада в «ушаковиану», всех жанров: документальная, художественная проза. Много раз бывали на Корфу… А про Ушакова когда Вы впервые услышали?

— Тоже в сибирской школе. Все навалилось одновременно и Война, и эти новые фамилии: Суворов, Нахимов, Ушаков. Новые ордена, их описания в газетах и среди них — «Орден Ушакова». Из глубин нашей Истории пришедшие на помощь в самый тяжелый, отчаянный момент. Эта знаменитая речь Верховного Главнокомандующего: «Пусть вдохновляют вас на подвиг имена великих предков…». Потом это вошло и в школьную программу. И следующий яркий момент приближения к Ушакову – это в 1956году я, молодой выпускник Киевского университета, преподаватель истории, получаю распределение в Николаев, очень важный город в жизни адмирала. 170 лет назад — тут голая степь и таким чудом строится город. Наше движение сюда сродни покорению Сибири, это южное, полуденное окно в Европу. У меня в «Россе непобедимом» Ломоносов говорит Екатерине и о братьях-славянах, и о том, что негоже России сидеть с одним окном в мир, Балтийским. Колоссальное движение, у Потемкина вообще был план создать третью столицу России в Екатеринославе. Очень интересно изменилась бы история России, осуществись этот план. Первые архиепископы в Новороссии были из Греции. И постепенно у меня созрело желание отразить, понять эти гигантские новшества, связанные с Ушаковым: Черноморский флот, Новороссия, затем и это российское Океаническое мышление.

Но, Игорь, о подвигах Ушакова мы говорили в прошлых беседах. А о самых главных итогах его жизни надо сказать следующее. Что пришло с Ушаковым? 1) Океаническое мышление. Важны не только его победы в Черном и Средиземном морях, важно то, русский флот под его руководством уверенно выходил в Атлантику. Россия стала в ряд с великими морскими нациями: англичанами, голландцами. 2) Поверх всех сословных различий, на флоте утверждалась идея «Братства во Христе». Офицеры-дворяне, а матросы – бывшие крепостные, в одном ратном деле и в единой молитве, были именно «братьями во Христе». 3) Создана Республика на Ионических островах. Это был отдан наш исторический долг Византии-Греции. Давшим нам православную веру — мы вернули государственность.

В 1995 году я подготовил материалы о высокой праведной жизни адмирала Ушакова. 43 кампании не проигрывал он, создал первое свободное греческое государство после 300 лет оттоманского ига и передал его греческому народу в благодарность за свет Христианства, пришедший на Русь из Греции-Византии. Он любил своих моряков-солдат, хотя многие из них были крепостными, они были для него братьями во Христе. Закончил жизнь при Санаксарском монастыре на Тамбовщине (ныне Мордовия), где по целым «седмицам» молился в келье. Он раздал свои богатства солдатам и инвалидам 1812 года, отставным морякам, вдовам, сиротам, в общем, как говорили тогда, «сирым, бедным и убогим»…

Патриарх ответил мне, что это будет великое событие, если наш Флот получит такого небесного покровителя. Но все будет решать Каноническая комиссия, Патриархат, Синод и высшее церковноначалие. Мы с нетерпением ждали... И вот 5 августа 2001 года в Санаксарском монастыре митрополит Кирилл, будущий Патриарх, что тоже промыслительно, провел Прославление.

Недавно была передача Вяземского «Умники и умницы», и в вопросах об Ушакове меня приятно поразило, что он для наших детей — не что-то далекое, в темных глубинах прошлого, а вот свой, рядом, святой покровитель нынешнего российского флота.


Комментариев:

Вернуться на главную