Открыв новую книгу Светланы Замлеловой «Гностики и фарисеи» («Художественная литература»,2010), я сразу же направился в середину томика, к заглавному рассказу и, как пишут в дневниках (не школьных): «… читал с возрастающим интересом, но к определенному мнению не пришел». Автор не скрываясь, прочерчивает свою траекторию от памятного всем «случая на Патриарших»: новому «Берлиозу» — Богуславу Морошкину, поклоннику Булгакова, перечитавшему 33раза известный роман, сотруднику строительной успешной фирмы, которому супруга так же сшила черную шапочку с инициалами… и т.д. совпадения/несовпадения можно перечислять еще долго. Главное, что совпало: Морошкину на переходе так же отрезает голову трамвай. Не сказано только, того же ли номера, маршрута? — но поскольку действие происходит в наши дни, в Москве изживающей сей вид транспорта, то аутентичный патриарший номер трамвая наверное не совпал. Далее — интереснее, молодой священник отец Василий наблюдал эту картину и возмутился на смеющихся молодых девиц, которые, как далее выясняется, вовсе не виноваты, в своем углу зрения они просто не увидали инцидент и смеясь прошагали по своим делам… да и роман Булгакова скорей всего не читали.

Далее пересказывать не буду: сочтут за рекламный релиз, или… как в школе разругивают сочинения: «Пересказ сюжет, вместо анализа. Садись. Два».

И переходя к анализу, то самое «неприхождение к определенному мнению», вызвано некоторыми сомнениями по поводу языка. Вроде бы упругий, живой, а вроде и – стилизация под Булгакова. Знаете, есть талантливые эстрадные пародисты умеющие очень прилично петь под кого-то.

Вот и рассказ «Иуда», при всей безусловной оригинальности сюжета, или скажем: поворота сюжета у Замлеловой — неизбежно напомнит и Леонид-Анреевский рассказ, и знаменитую библейскую реконструкцию Томаса Манна об Иосифе и его братьях, и… того же Булгакова.

Но… на этом «обязательная программа» в книге Светланы Замлеловой заканчивается… (Хотелось бы тут избежать каких-либо отрицательных оттенков в этом самодельном термине). А вот рассказы и повести «про нас и про сегодня» у Замлеловой — неизбежно и приводят к «определенному мнению»: свежая, талантливая книга. Далее цитата.

— Доводилось ли вам бывать когда-нибудь в маленьких городках, коими так богато любезное наше Отечество? Ведь как хороши, как живописны бывают маленькие городки! Вообразите себе: вот главная улица, обыкновенно называемая «Ленина» или «Советская» и украшенная оспой ухабов. Все прочие улички утопают, как в перине, в серой пыли, в дождь превращающейся в непреодолимую грязь. Стаи собак всех самых невообразимых мастей шатаются пё­строй гурьбой, переговариваясь поминутно со своими цепными приятелями...

А как причудливо разнообразна архитектура маленьких городков! Каких только строений вы не встретите здесь! И покосившиеся, вросшие в землю деревянные лачуги, чьи хозяева обыкновенно под стать своим жилищам - ветхие, убогие старики. И выстроенные из подручных материалов халупки, заставляющие приезжих останавливаться или выворачивать шеи, чтобы получше рассмо­треть подобные архитектурные пассажи. И уродливые разрушающиеся муравейники, покрытые наростами застеклённых балконов, стёкла которых не пропускают свет из-за залежей всяческого хлама… И маленькие живописные домики с резными наличниками, с мезонинами, окружённые кустами сирени и жасмина. Как, бывает, щемит сердце, когда, заглянув в щель вы­сокого забора, увидишь аккуратный дворик с дорожками, клумбами и грядками зелёного лука! …

Невозможно описать, что такое происходит с маленькими городками в «день города»… С самого раннего утра огромная толпа вываливается из своих жилищ и наводняет собою город. Странный праздник, непостижимый праздник... В самом деле, что за радость слоняться без причины по улицам, нацепив на голову поролоновые заячьи уши?! Что, какое событие отмечается в этот день - с трудом и огромной натяжкой можно объяснить себе… На площади, вся опутанная проводами, возвышается эстрада. У подножия её толпится уже изрядно подгулявшая публика. А на сцене разевают по очереди рты именитые артисты, приглашённые спе­циально по случаю «дня города». Движения их губ безобразно не совпадают со словами неизвестно откуда изливающихся на головы толпы песен. Но толпа не замечает разладицы; она сыта, пьяна и вполне довольна жизнью. Она подпевает прохвостам на сцене, хлещет пиво, жмёт девок, визжит бабьими голосами, изрыгает брань, а в завершение бешено аплодирует и почему-то кричит «Вау!» И страшно, и жалко становится тогда этих людей, то диких и необузданных, то наивных и беззащитных, веселящихся впрок, столько раз уже терявших и оттого боящихся упустить, цепляющихся за всякое подобие счастливой, насыщенной впечатлениями и благами жизни(...)

Какое слово найдено — ключик и к объявленным «маленьким городкам», да и ко всей нынешней стране, никак не исключая городки Москву, Санкт-Петербург… — « веселящихся впрок»!

О персонажах Замлеловой

Свинолуповы, Мироедовы, подружки Присыпкина и Прибавкина… Если как говорят, «взять пофамильно», — этот хоровод, похоже, здесь — прямо из 18 века, с приветом от «Правдиных», «Вороватиных», «Ножовых», «Стародумов».

То и удивительно, что под такими вполне плакатными фамилиями ходят, говорят… живут! — вполне теплые, кровенаполненные люди, хотя и не всегда симпатичные – но уж каких Бог послал в наше с вами и Замлеловой — Время.

Да и «промежуточные» персонажи: Алмазов — театрально- киношно-цирковые аллюзии. Симанский, герой рассказа «Неприкаянность» — и вовсе знаковая фамилия. «Жизнь, на что ты мне дана?», на что мятущемуся экс-диссиденту дана фамилия будущего нашего Патриарха Алексия?! То есть: Сергея Симанского, протянувшего живую, порой тончайшую на грани обрыва нить от Иоанна Кронштадтского (встреча в 1897году) — к исторической встрече трех иерархов у Сталина в 1943году. Зачем? — Своим частным читательским случаем, свидетельствую: от слежения за сюжетом рассказа, интересного и самого по себе — мысль все равно (неизбежно) убегает к великому однофамильцу героя, отвлекается.

Зачем это автору — трудно сказать. А может и её… такие вот отвлекающиеся ротозеи-читатели, озирающиеся, дивящиеся всем причудам и совпадениям — интересуют более, чем быстро добежавшие до конца рассказа рекордсмены? Как знать, но у меня, озирающегося, появляется и собственная мысль, или просто ощущение, не позволяющее так сразу согласиться, например, с другим путешествующим по рассказам Замлеловой. Автор рецензии в «Общеписательской Литературной газете» (декабрь 2010) подводит такой итог: « Бесславно сбежав от деревенской жизни, Симанский бросился в новую авантюру: занялся изданием оголтелой антицерковной газеты».

Мне же в этом рассказе почиталось чуть-чуть иное: На страницах газеты вчерашние диссиденты боролись с жидомасонами, истребляющими русский народ и разлагающими Церковь и государство. Выдвигались также требования канонизировать Сталина и даже печаталась написанная кем-то икона отца всех народов. За отказ обвиняли Патриархию в неверии, экуменизме и одержимости(...)

Мне же тут видится не враг, «оголтелый антицерковник», а скорее один из многих наших странников, межеумочных блуждателей. Кажется даже: я и впрямь читал все эти газетные статьи, написанные… сочиненным Замлеловой — Симанским, эти призывы канонизировать Сталина и многое прочее... Было, современники, было! Иного и не добавишь. Это и есть — портрет нашего времени.

Но, слава Богу, есть и идущие прямо, в том же «неприкаянном» рассказе Замлеловой. Вот деревне Речные Котцы умирает поп — из необразованных, из простых. А сменяющий его поп — культурный москвич, разговоров с которым так недоставало герою ушедшего в народ, а именно - в эту деревню. Но… замечательная преемственность. И тот и другой батюшки, они со своими старухами, а их оценка героя-диссидента-ходока в народ практически едина: « Лишь бы себя показать...». Дорогое, неслучайное слово.

А этот фамильно-фамильярный феномен персонажей Замлеловой еще предстоит разгадать. Подождем следующих книг.