Владимир СКИФ, (Иркутск)
МЕСЯЦЕСЛОВ
(поэма)
ЯНВАРЬ
Дыханье Ангары сгустилось от мороза,
Исчезли голоса и вымерли слова.
Завязли в темноте трамвайные колёса,
И вмёрзла в край небес луна или сова.
И, кажется, сам век и всё вокруг застыло,
Деревья и столбы, и птицы на лету.
Едва приподнялось полдневное светило
И рухнуло в мороз, в немую пустоту.
Недвижная земля в ночи оцепенела.
Как хрящики, снега, кристаллами срослись.
И, превращаясь в жесть,
пространство зазвенело,
И мир закостенел, и занемела высь.
Так длилось до утра оцепененье мира,
Казалось, что во тьме не тикали часы.
Но прошуршала мышь, зарокотала лира,
Посыпался снежок на звёздные весы.
И киноварь зари – проклюнула железо
Небесной скорлупы,
и коршуном январь
Спустился с высоты, заклекотал над лесом,
И в колокол небес ударил пономарь.
ФЕВРАЛЬ
Завыла февралём космическая глотка,
Холодные ветра нагнала из-за гор,
Затмила полземли, забила снегом плотно –
Простужено хрипит небесный коридор.
Насыпался, налип, свалился снег бетонный
В углах моей души, на скатах тёмных крыш.
Скулит безродный пёс или февраль бездомный
В обрывках тишины, плакатов и афиш.
В окошке стынет ночь, колеблемая светом
Угрюмого, как волк, ночного фонаря.
Качаются в окне, разорванные ветром,
И жалуются мне лохмотья февраля.
А я и сам – февраль. Я тоже этой ночью,
Наверно, сам собой на части разделён,
Выплакиваю жизнь собачью или волчью,
Простужено хриплю разъятым февралём.
На свете – ни души, ни окрика, ни вздоха,
Лишь шорохи афиш и шаткий шум ветвей.
И колющая глаз, колючая эпоха
Снежинками свистит и целит меж бровей.
МАРТ
Задвигались ручьи под ослеплённым снегом,
Рассыпались лучи и пёрышки зари.
На лежбищах зимы под переспелым небом
В капели тонет март, пуская пузыри.
Просторные поля корёжит бездорожье,
Кошёвка не летит по талой колее,
И крошки-семена берёзовых серёжек
Нашли водоворот в проснувшемся ручье.
Деревня голосит и вспархивает птицей,
Духмяное сенцо, солому ворошит.
Нагрянула весна и поселилась в лицах,
Ликует в людях март, смеётся и грешит.
За хомутаркой лёд позванивает тонко,
На небе солнца сноп оранжевый висит.
В конюшне целый день танцует лошадёнка
А конюх-старичок ей плёткою грозит.
В вечерней полутьме затихнет ездовая…
Я гляну в небеса с высокого крыльца:
Колышется звезда, как свечка восковая,
В покоях золотых Небесного Творца.
АПРЕЛЬ
Весна перетрясла пуховые постели,
В жаровнях вечеров расплавила снега.
Под окна принесла стозвонный шум апреля
Ревущая, как лось, ледовая шуга.
Всё ходит ходуном на старой переправе,
Взобрался на скалу испуганный малец.
За пасекой пустой, в заброшенной канаве,
Последний снежный пласт горит, как леденец.
Деревня к небесам скворешни прибивает,
Коровушке даёт последнего сенца,
И сказку, и любовь из сердца добывает
И вяжет жизни нить под крылышком скворца.
В промокшем тальнике сияет медуница…
Российская земля, ты помнишь о святом?
Сегодня на погост приходит Радуница,
И поминальный день восходит над крестом.
Исчез ледовый гнёт, одыбывает роща
От яростных когтей отшельницы-зимы.
Святители земли, святятся ваши мощи!
К ним губы и сердца прикладываем мы.
МАЙ
Багульник раскидал малиновое пламя
Среди трухлявых пней и травяных рогож.
Пчелою кружит май над пёстрыми полями,
Из пригоршни небес струится первый дождь.
Черёмухи кусты, как с белой пеной чаши,
Подъяты в небеса, а в дальнем далеке,
Где зеленеет луг и где чернеют пашни
Стремительный восторг летит на мотыльке.
Ах, благодатный май! Для будущего хлеба
Горячего тепла и неги не жалей!
Колышется земля и в обмороке небо
Косынкою висит над бархатом полей.
В вечернее село вернулось стадо поздно,
Знать первая трава сладка, как пастила.
Свободная, как дым, лошадка грациозно
Скакнула в небеса и крылья обрела.
Забытая моя деревня дорогая,
И музу и меня с Пегасом принимай.
Как хочется парить, воскрыльями сверкая,
И сеять зёрна слов в родную почву, май!
ИЮНЬ
Жарком взошёл июнь.
Земля насквозь прогрета,
Чтоб семя проросло, был урожай толков.
Вновь, как аэродром, гудит шмелями лето,
Спускается заря на стропах облаков.
Прошёл алмазный дождь, полил живые грядки,
За всходами следить желанно, сладко мне.
На даче у меня сегодня всё в порядке,
Вот только нет его в запущенной стране.
Ах, если бы вернуть утраченные годы,
Потерянных людей, их неподдельный жар,
И оживить любви растоптанные всходы,
Порядок возродить и потушить ПОЖАР.
Ах, если бы…
Но зло случается нередко
В простреленной моей, прославленной стране…
По шпалам вдаль иду. За мною скачут детки.
Мне с ними так легко и так покойно мне.
Я радую своих детишек бледнолицых
Походом на Байкал к туннелям и мостам.
В панамках вырезных и в платьишках из ситца
Бегут они за мной по дорогим местам.
ИЮЛЬ
Ударила гроза. Пришёл июль громовый.
Вон молния взошла, как молодой цветок,
И канула в Байкал, и возродилась снова,
До синевы сожгла пылающий восток.
Пошёл шипучий дождь – шампанское июля,
Бери любой бокал – гремучий водосток –
И пей его до дна среди домов и улиц
За жизнь и за любовь, за Ангары исток.
Но минула гроза и мир, рождённый снова,
Как в Сотворенья миг, ожил и задышал.
Так, жабрами горя, живых существ основа
Цвела сетчаткой глаз, клинками острых жал.
И крылья, и цветы – всё билось, трепетало,
Тянулось в небеса, к Господнему крыльцу…
И не было ни пуль, ни злобы, ни металла,
И только был полёт к Алмазному венцу.
Тысячелетний зов возник и кроме зова
Не мнилось ничего…Исчез страданий груз.
И «Библия» взошла, и первым было Слово:
На радуге цветной светилось – ИИСУС.
АВГУСТ
Вновь август обагрил валежники брусникой,
Вознёсся над травой грибом боровиком.
Не жадничай, тайга, в моё ведро плесни-ка
Рассыпчатым, живым, брусничным молоком!
В распадках иван-чай мне ноги заплетает,
Малиновым платком накрыто полтайги.
Пречистая, как свет, моя тайга святая,
Отечеству спастись и выжить помоги!
Как остро, как свежо в ночи твоё дыханье!
Мы – ягодники – ночь проводим в шалаше…
Но вот уже рассвет заговорил стихами,
И счастье, как цветок, взошло в моей душе.
По океану трав плывём легко и бодро,
Как тысячи зеркал колеблется роса.
И отраженьем в них – рубиновые вёдра,
И вот уже вдали – Байкала полоса
Трепещет и зовёт, волной высокой дразнит.
Висит смолёвый зной, в лазури – небеса.
На катере летим, а в памяти не гаснет
Таёжной глубины зеркальная роса.
СЕНТЯБРЬ
Заполыхал сентябрь, твердеющий и древний,
В себя вобрал весь мир с лукавством янтаря:
Там светят мотыльки, лазоревки, деревья
В янтарной глубине живого сентября.
Там кубком золотым возносится берёза,
Янтарных облаков касается едва,
На охристой траве последнего покоса
Опалами горит опалая листва.
Лечу по сентябрю, по ягодникам, кручам,
То плачу, то молчу на солнечной горе.
Я запечён в янтарь – комариком летучим,
Навеки сохранён в прозрачном янтаре.
Янтарный Божий день. Деревня оживает,
К ней Ангелы летят на крыльях сентября.
Стоит янтарный зной. Не спит сторожевая
И, как из глубины, рычит из янтаря.
Янтарный русский день да будет жив плодами!
Деревня жнёт хлеба, молитву сотворя.
Успеть бы до дождей.
Пшеница молодая
Засветит в закромах, как горы янтаря.
ОКТЯБРЬ
Приметы октября – небесная прореха,
Закрытая с утра белесой пеленой…
Наш сладкий поцелуй, как ядрышко ореха,
Пропахшее смолой и хвойной тишиной.
Начало октября отмечено заботой
Гогочущих во тьме гусиных вожаков
Над спящею рекой и первою охотой
Ликующих в тайге сибирских мужиков.
Последняя листва истлела бабьим летом,
Сгорела от тоски, сжигающей дотла.
Приметы октября…
Но ты не верь приметам,
А к памяти прильни – печаль твоя светла.
Из дальнего угла прикатится колечко,
Зажжённой от зари, кручёной бересты:
Стреляют в «Белый дом»,
и вздрагивает свечка,
И ходят мимо сна тяжёлые кресты.
В мерцающих ночах не отступлю от лиры,
Для сердца песнь её была поводырём.
Царапается лист в окно моей квартиры,
Простреленный насквозь
тем «Чёрным октябрём»
НОЯБРЬ
В ворота ноября влетающий с разбега,
Я замираю вдруг в знобящей тишине.
Здесь тьма и пустота, и ожиданье снега,
А лёгкость прошлых дней
уж недоступна мне.
Под сводом ноября в томленье спит округа.
Вот-вот уже крупой поля запорошит.
И заперта душа, как плотная фрамуга,
И льдинкою тоска внутри меня дрожит.
Гуляет ветр слепой по вымершим долинам,
И в мире нет людей, лишь встали на дыбы
За далью ледяной над Родиной пустынной
Отпевшие её ходячие столбы.
Ах, Родина моя, скреплённая любовью
И болью, и виной, не спи последним сном!
Рябиновая гроздь запёкшеюся кровью
Пылает за окном и гаснет за окном.
Но вот и первый снег обрушился на поле,
Как выжатая из тысячелетий соль,
А, может быть, среди тысячелетней боли –
Грядущая пришла и затвердела боль.
ДЕКАБРЬ
И вот замкнулся круг на белом декабре.
Горошиной Луны распадок подавился…
С хлыстом колючих вьюг
на царственном дворе,
Как белый офицер, аскет-декабрь явился.
Ну что, мой друг декабрь, отыдем от невзгод!
Поднять бокал вина Постумия велела.
Неужто миновал непроходимый год…
А может, сто веков над миром пролетело?
К двадцатому числу сподобился мороз,
Покрылось звонким льдом речное коромысло.
Из тучи снеговой – летучий снег пророс
И небо до земли брюшиною провисло.
Ну что, мой друг декабрь,
давай под Новый год
Закатим русский пир по русскому наитью
За белопенный снег, за годовой приплод
И за родной простор,
что назван русской вытью.
Поднимем до краёв наполненный бокал
За воина Руси, за деву молодую,
И выпьем за Москву, за Волгу и Байкал,
За горлицу мою – за Родину святую! |
