Владимир СКИФ (Иркутск)

Пускай жучок живёт на свете…

(Цикл стихов)

* * *
Пускай жучок живёт на свете,
Бессмертной ласточки полёт.
Пускай на самом гребне века
Душа, как иволга, поёт.

Пускай раскручивает тополь
Пропеллер кроны надо мной!
Пускай черемуха весной
Всемирным дыбится потопом.

Пускай на школьной промокашке
Останется рисунок дня.
Цветы, деревья и букашки –
Моя нестрогая родня –

Вы мне дорогу осветили
В кромешной, саблезубой тьме,
Меня во мне освободили,
Всё про меня держа в уме.

Не уходя в варяги, в греки
И рысью время не гоня,
Вы отпечатали навеки
В себе, как матрицу, меня.

Вот потому, идя сквозь ветер,
Я произнёс в начале дня:
«Пускай жучок живёт на свете»
И понял: ОН – УЗНАЛ МЕНЯ!

МУРАВЬИ
Листва пожухлая. Простор.
Весна ли, осень – непонятно.
Как зайцы, солнечные пятна
Боками трутся о забор.

Из недр явились муравьи,
Им надоело время спячки.
В какой-то суетной горячке
Бегут на промыслы свои.

Веками, в мире непростом,
Любой из них работой занят:
Вдруг Вавилонской башней станет
Их муравьиный крепкий дом?

Пора бы должное воздать
Их трудолюбию, терпенью,
И научиться их уменью
Не разрушать, а созидать.

Потомство бережно хранить,
Любви учиться у природы...
Увы! Сумеют ли народы
Себя в себе объединить?

СКАРАБЕЙ
       Зеленый скарабей
       в потомственном браслете...
                 Александр Межиров

Вот осень. Воздух чист.
Листва – монетный двор.
Я собран из частиц,
Как золочёный горн.

Вот осень. О дождях
Не стоит горевать,
Которые в гостях
Успели побывать.

Вот осень. Оплеух
Я жду очередных.
В окне кричит петух,
И снова воздух тих.

Вот осень. Ухожу
Из рощицы пустой.
В лучах – осенний жук
Горит, как золотой.

Всесильный человек,
Природу не убей,
Чтоб плыл из века в век
Зелёный скарабей.

ГНУС
Гнус – мошкá, тоска болотная,
Тучей по небу плывет.
Попадешься – туча плотная
В дебрях со свету сживет.

Липким, злобным, колким маревом
Враз твою облепит плоть.
Лишь сознанье, словно зарево,
Полыхнет: «Спаси, Господь!»

Сквозь тайгу, смольё корявое –
Не пробьёшься к зимовью…
Гнус – вампир, мошка кровавая –
Обесточит жизнь твою.

К черту все твои старания
Разобьются в маете…
Как сохатый, пулей раненный,
Ты застонешь в темноте.

Окружило невезение,
Жизнь висит на волоске.
Но лежит твое спасение
В затаённом коробке.

… Разожги костер из лапника –
И взойдет столбом крутым
Твой спаситель в тоге латника –
Горький, едкий – верный дым!

ЖУК
О, неуклюжий, жестяной,
Железный жук лежит в жасмине,
Жестикулирует Жюстине:
«Жюстина, сжалься надо мной!

В жаре жасмина покружив,
Я жертвой стал, моя Жюстина.
Спаси от жадного жасмина
Пока твой жук, Жюстина, жив!

Жюстина! Выгляни в окно!
Жука жасмин уже сжигает!»
…Жюстина ужин поджидает,
Ужель Жюстине всё равно…

Жужжит и жалобится жук…
(Жука Жюстина обожала,
В жару и в дождь к жуку бежала,
На достижимый слухом звук).

Где жжёт жасмин, где ночь жутка,
Жука движенье не стихало...
И вдруг Жюстина услыхала
Жужжанье жалкого жука.

К жасмину жуткому несла
Жюстина жертвенную жалость,
К жуку божественно прижалась,
Жука слезами обожгла.

КУЗНЕЧИК
Полей печальник стрекотальный,
Моих душевных болей врач,
Кузнец со звонкой наковальней,
А может истинный скрипач.

Музыковеер парусовый,
Усатоходный крыломаг,
Как будто бронзой прорисован
И Богом выкрашен под лак.

Дневного света отражатель
И фанфарон, и стройный франт,
Струны рисковый нажиматель,
Неутомимый музыкант.

Худой и жесткий, словно хрящик,
Порой парящий в облаках,
Свои зазубрины хранящий
На удивительных ногах.

Влекомый музыкой кузнечик,
Ты – жизни трепетный манок,
Земного мира малый глечик,
Искусства хрупкий позвонок.

ОСА
По лету летело не анти ли тело?
Не анти ли тело по лету летит?
Свистящею пулей оса пролетела,
Сверлящее жало из пули глядит.

По белому свету летит наша оска,
Рапирою талия напряжена.
Под нею земля наклоняется плоско
И оска на плоскости отражена.

Верна ли оса своему отраженью –
Естественной тени на тверди земной?
Верна ли полету, верна ли движенью,
Что схоже с движением пули сквозной?

Минуя пернатых, минуя растенья,
Оса зажигает напалма струю
И в точке удара сливается с тенью,
И пулей впивается в жертву свою.

Разбойница-оска, ты – пуля, ты – бритва!
Глаза твои дикие жадно горят.
Я вижу на поле оконченной битвы
Убитых разбойницей жужелиц ряд…

ЦИКАДА
Едва-едва пошумливает лес.
Немеет вечность. Облака дымятся.
А мы вкушаем посреди небес
У динозавров отнятое мясо.

Пришла цикада из лесной глуши,
В хвощах и сталактитах не таится.
Всей сутью перламутровой души
Невиданному зрелищу дивится.

Собранье наше шумно и пестро,
Загадочно, как древняя шарада.
И распахнув зелёное перо
На нас – патлатых – цикает цикада.

Поёт цикада. Раздаётся вой,
Похожий на гудки автомобилей.
И гонится за нами по кривой
Цикада, как собака Баскервилей.

Куда несётся посреди небес
Спрессованного времени громада?
И метеор, и мезозойский лес?
И мы, и первобытная цикада?

ПАУК
Словно невод – паутина
Зацепила облака.
Начинается путина
У страшилы-паука.

Он лохматый и бугристый,
На спине – колючий крест,
Паутиной серебристой
Поопутал всё окрест.

Со сноровкою пилота
Реет по ветру паук.
Распахнуть ему охота
Восемь ног и восемь рук.

Плотоядный и когтистый,
Не щадит он никого,
Вылетает, точно выстрел,
Из укрытья своего.

В тонкой, хитрой, липкой сетке,
Что построил страшный див,
Плачут мухи, словно детки,
Свои лапки заломив.

А паук сосредоточен
И, как будто, нем и глух,
К паутине приторочил
Два десятка бедных мух.

И пока мы сеть минуем,
Убегаем под уклон,
Муху смертным поцелуем
Нацеловывает он.

БАБОЧКА
Зигзагов бьющихся комочек,
Полёт летучих лоскутков
Среди недвижущихся точек
И неподвижных лепестков.

Полет, а может быть, качанье
То вверх, то вниз,
то в день, то в ночь:
Пыльцу накапливать ночами,
Днём воздух крыльями толочь.

Погода мокрая… сухая…
В неё – нырком и кувырком –
Нести себя, то затухая,
То полыхая костерком.

Назначить радуге свиданье
И вместе с ней упасть на лес.
Потом сойти на трепетанье,
Как будто сдёрнуться с небес.

Цветов раскрывшиеся ранки
Узреть в нефритовых шелках
И обомлеть внутри саранки,
Во влажных, красных завитках.

КОМАР
Рубиновый комар, еще недавно плоский,
Ты кровушки хлебнул на мускуле тугом.
Рубиновый комар – собрат звезды Кремлёвской –
Рубиновый фонарь зажёг над потолком.

О, подлый кровоед, свои притишил крылья…
Лети-ка ты туда, где в темени густой
Собратьев-комаров витает камарилья.
Лети-ка ты туда… Хотя, комар, постой!

Ты хоботом своим пробил поэту мускул,
Ты хохотом своим смеялся надо мной,
Ты встретился со мной на тропочке на узкой,
Ты кровушкой моей сияешь под луной.

Меня ты отыскал не с целью благовидной,
Тобою-хитрецом одна владела цель…
Рубиновый комар, ты – мой палач бесстыдный!
Я вызову тебя на честную дуэль.

А лучше я тебя казню на Месте Лобном,
Где соберётся люд, сойдутся млад и стар.
Под звон колоколов я сам тебя прихлопну,
Рубиновый комар. Рубиновый кошмар!

МУХА
Ты – маятник Вечности, муха.
А время – сплошная дыра.
Не ты ли с Хеопсова уха
Слетала на темя Петра?

В отличие от человека,
Который во времени чах,
Питалась ты падалью века
И вся золотилась в лучах.

Слетая то с туники зыбкой,
То с бедных простых башмаков,
В крови застывающей, липкой,
Ты вязла на стыках веков.

О, муха, с кромешной судьбою,
И ныне, и присно, и встарь
Всё сущее стало тобою,
Тобой, бессловесная тварь!

Всё сущее, жрущее мощно,
Грызущее мясо с кости,
Пыталось и денно, и нощно
Себя, словно муху спасти.

Смотрело с тоской запредельной,
Как ты свои тайны хранишь,
Как, выпив отравы смертельной,
Ты снова над бездной звенишь.

Всё сущее сникло, поблёкло,
От жизни себя опростав,
И бьётся в оконные стёкла,
Ничтожною мухою став.

БОЖЬЯ КОРОВКА
Она не цикада, снующая ловко.
Жучок, оживающий с первым теплом.
Я видел, как жаркая божья коровка
Летящим фонтанчиком шла под углом.

А я, непокорный, из дома свернувший
На отчее поле, на поле судьбы,
У стога сидел, как у низкой избушки,
В грядущие дни направляя стопы.

Присел у грядущего века на бровку,
Подмявши сухую траву-череду,
И, тайной блеснувшую, божью коровку
Я, сидя у стога, поймал на лету.

Миры расцветали небесные рядом,
На небе высоком саранка цвела.
В моем кулаке, от усердия сжатом,
Великая тайна природы спала.

Я долго её приноравливал к слову,
Спросил о судьбе, о бессмертии дней,
Найду, ли я счастья живую подкову?
И станет ли жизни загадка ясней?

В ладони созданье веков отлежалось…
Из жести тончайшие крылья достав,
До Бога взлетела, лишь самую малость
Всевышнего млека мне, сирому, дав…

ПЧЕЛА
Цветка сияющее дно,
Как перевёрнутое небо.
И лепестков пахучий невод
Пчелу поймал за крылья. Но

Пчела на точке притяженья,
Как на искрящейся игле,
Висит, и крылышек движенье
Завязло в небе, как в стекле.

Жужжанья мощная октава
Передоверена цветку,
И струйка сладкого нектара
Со дна течёт по хоботку.

Так муравьи благополучно
Текут по дереву шнурком…
Пчела насытилась беззвучно
И улетела в райский дом.

МУРАВЕЙ
Муравья непохожесть на всё настоящее
Непохожести древнего мира близка.
Мастодонты земли – динозавры и ящеры –
Непохожесть свою пронесли сквозь века.

Мировой муравей, в бесконечности двигаясь
И буравя собой мезозойскую твердь,
Ты живёшь на земле, вроде тварь безъязыкая,
Но как мудро впадаешь в недолгую смерть.

Пронесётся зима колесницей-метелицей,
Молодая трава жухлый мир обновит.
Муравейник багулом лиловым оденется,
Оживёт муравей и леса оживит.

О, святой муравей, этот мир понимающий,
Неубитой природы живой образец,
Над собою себя всякий миг поднимающий,
Ты – строитель добра, ты – поэт и мудрец.

Твои лапки быстры и крепки твои щипчики.
Ты – хозяин полей, предстоятель лесов.
Ты – философ и князь,
ты – и Гоголь, и Чичиков,
Ты свой дом закрываешь на Божий засов.

Над землёю летят облака переспелые,
Человек над собою вершит самосуд.
А личинки твои дирижаблями белыми
Муравейник планеты над бездной несут.

СТРЕКОЗА
Летний день воссиял. Он из меда и солода.
Гонит запахи трав – за волною волну.
Шелестит стрекоза. Крыльев тонкое золото
Задевает зенита живую струну.

Заскользил вертолёт, крылышкуя над озером,
Золотой вертолёт молодой стрекозы.
Это пьяная лень стрекозой перевозится…
Накаляется день в ожиданьи грозы.

Стрекоза егозит, то взмывая, то падая
До высоких берёз и до низкой воды.
Метит щука в неё, вся от тины косматая,
Целит зяблик в неё, облетая пруды.

Но горит стрекоза несгораемым пламенем:
Закипает вода, воздух жаром прошит.
Щука в заводь спешит, стрекозою оплавлена,
Зяблик бьется в ветвях и от страха дрожит.

И царит стрекоза, и качается в мареве,
Как в немых зеркалах, отражаясь в веках.
На закате замрёт, потеряется в зареве,
Или тихо умрет в опалённых лугах.

СОРОКОНОЖКА
Я с нею поспешал одной и той же тропкой,
Средь ямок и корней я ноги не берёг.
Сороконожка шла легко и неторопко.
Хоть тропка не проста от спуска и до взлобка,
С достоинством несла свои все сорок ног.

Ступая по траве, ползла сороконожка,
Примерив для себя широкие поля.
Казалась миг назад берёзовой серёжкой,
От глаз и до хвоста сжималась над дорожкой,
И вот уже стоит, как мёртвая петля.

Я с нею прошагал немало километров,
Чтоб только лицезреть движенье стольких ног.
Сороконожка, скрыв своё лицо от ветра,
Пропела песню мне, живую песню-ретро,
Летящую в ночи, как медленный дымок.

Я слышал, как в ответ рояли чёрных пашен,
Звучали в унисон, почти касаясь звёзд.
И музыкальный дождь под свод кедровых башен
Спешил и этот хор был явно спет и слажен,
А ветер так и бил по клавишам берёз.

Нас к вечеру ждала забытая сторожка,
Господь – укромный мир не запер на засов.
Свернулась у крыльца загадочною кошкой
Нехилый музыкант – моя сороконожка –
И капелька дождя сползла с её усов.

БЛОХА
Блоха, ты – призрак, дуновение,
Песчинка жизни, чепуха.
Ты меньше самогО мгновения,
В прыжке зависшая блоха.

Не зря блохой ты называешься…
Неистребима и лиха,
Ты в холку времени впиваешься,
И время скачет, как блоха.

Ты в тюфяках страны хоронишься,
И пропадаешь в тёмном сне.
Сидишь в Кремле
на царском троне ты
И в космах Сатина – «На дне».

Блоха неистова, как чудище,
Тысячелетия жива.
В ряду блошином мы очутимся,
Где продаёт блоху Москва.

Блоха поёт и потешается
Над русской долей и судьбой.
В алмазах, в перстнях отражается
И упивается собой.

Однако же найдётся молодец,
Блохе-малявке скажет: – Ша!
Я подкую тебя, как молнию…
Вот клещи, гвозди! Я – Левша!

ШМЕЛЬ
Он благородно-бархатистый,
Умеющий настигнуть цель.
Тромбон гудящий, золотистый
Внутри себя запрятал шмель.

Он древний, словно бог Озирис,
Летит над миром молодым
И с лёту обнимает ирис –
Шмелю нектар необходим.

Он ненавидит мух никчёмных,
Целует пестик хоботком
И, напитавшись, как бочонок,
Едва взлетает над цветком.

Мир напрягает локти, жабры,
Паук шныряет, как вампир.
Лишь шмель, как мирный дирижабль,
Летит озвучивая мир.

ЧЁРНЫЕ МУХИ
             Ох, мои милые! Ох, мои сладкие,
             падаль искушати до смерти падкие:
             цыц под еловый верстак!

                          Мария Аввакумова
Душный запах в небесах. Жжёный запах хлеба.
Загорелось полземли – пламя или кровь?
Колесуют нас – славян – под родимым небом,
Разбивают в пыль и прах – веру и любовь.

Отворили жилы дней. Мёртвая эпоха
Обнажила костяной смрадный остов свой.
Мухи чёрные на ней, с падалью неплохо
Пировать в Перми, в Ельцах или под Москвой.

Нам наверно не изжить мерзостного духа
Из осинников кривых, из подземных дыр.
Проникает в нашу плоть моровая муха,
Как летающий урон, кровосос-вампир.

В тёмном облаке дыру проточила небыль,
Вместе с кровушкой течём по сырым лугам,
А навстречу нам летит с горестного неба
Шестикрылый Серафим, словно ураган.

Мечет перья Серафим, как живые стрелы,
Убивает чёрных мух, заживляет дол.
Цветь разлилась по лесам и полям горелым,
И с утра перекрестил батюшка престол.

СВЕРЧОК
Он явился из шаткого мира…
Им беременна бренность была,
И сверчка – полуночниц кумира –
На запечном шестке родила.

Он усталое время покликал,
Пошептался с текучей звездой
И в пустынном углу запиликал,
У бессмертия встав на постой.

Был сверчок облюбован поэтом,
Как охотником – взят на крючок,
Чтобы петь и зимою, и летом:
Ведь поэт – это тоже сверчок.

Жизнь поэта не стоит полушки,
Но его мирозданье – зрачок.
И поёт в Мироздании Пушкин –
Гениальный, бессмертный Сверчок.

МОЛЬ
Из мира ужасов, из тёмного кошмара
Затрепетала моль. Не червь и не блоха.
Пред этим шубу съев, унтов четыре пары
И шапку из лисы, и прочие меха.

И вот она сидит, смежив стальные крылья,
Как узница – тиха, тщедушна и мала.
Но отвернёшься чуть – пропилит сухожилья,
Как будто бы веков смертельная пила.

Её бы запереть в сырой подземный грот,
Чтоб изошла на нет, чтоб не точила душу.
Но знаю, что и там, в базальтах, не умрёт
Точильщица веков и мрачный грот разрушит.

Припудрена в ночи бессмертною пыльцой,
Мне показалось вдруг – бесстыдница уснула,
Но поглощает моль с прохладцой и ленцой
Собрание стихов Гамзатова Расула.

Наверно, мочи нет – съедать всё напоказ,
Во тьме мережить глаз. (Рокочет в гневе лира).
Но точит, режет моль, как вековой алмаз,
Покровы тишины и все устои мира.

ТЛЯ
Эй, человек, меня побойся!
Пока не поздно, бей челом.
Смотри, на бой выходит войско,
Неисчислимое – числом!

Меня так много. Я – в шеломе
Стою во всех краях земли.
Пусть я мала, но ты не сломишь
Вооружённой, стойкой тли.

Меня сдержать никто не может!
Стальная армия моя
Съедает листья, стебли гложет
И даже – космоса края.

Я – пожиратель, сокрушитель
Зелёной мантии земли!
И сколько тлю не потрошите,
Не победите мелкой тли!

СКОРПИОН
Не тебя ли я видел, не твой ли хитон
В дюнах времени, в полости века,
Караулящий жаркую мглу, скорпион?
Или жаркую кровь человека?

Ты в песках на посту сто веков простоял,
Рыл песчаные дюны клешнями.
В человеческом теле ты жалом сиял,
Как мечом с золотыми краями.

Сторожил ты небесный и шёлковый путь,
Не испытывал боли и страха.
Ты впивался в наложницы нежную грудь
И в сухую стопу падишаха.

Зреньем фурии ты Кара-Кумы пронзал,
Подгонял лошадей и верблюдов.
В Гефсиманском саду фарисеев кусал
И побрезговал только Иудой.

Не тебя ли я видел в туннелях времён,
Где ни травки, ни судеб, ни хлеба,
Где впивается в собственный хвост скорпион
И уходит созвездьем на небо.

СВЕТЛЯЧОК
Он светится во тьме подобием гнилушки,
Колышется в веках подобием звезды.
Дарили светлячку стихи и Блок, и Пушкин,
Тянулись к светлячку деревья и пруды.

Невзрачный светлячок, ты днём почти не виден,
Но только над землёй чуть затвердеет ночь,
Господний светлячок былинки не обидит,
Сверкает и летит – незрячему помочь.

Я сам во тьме ночной пытаюсь возгораться,
Пытаюсь светлячком свой черновик возжечь.
Но как же мне светить приходится стараться,
Чтоб ясною была рифмованная речь!

А светлячок зовёт фонариком небесным:
– Оставь свой черновик! Пойдём в сырую мглу.
Там пахнет чабрецом и космосом отвесным,
Пройдёмся по темну, вернёмся по светлу.

Иду на тихий зов летающей «гнилушки»,
Пытаюсь до звезды дотронуться рукой…
Притихший Назарет. Во тьме сияют стружки,
Как будто светлячки в Господней мастерской.

ЛЕСНОЙ КЛОП
Он в зелёной броне. Он проныра,
Понимающий силу атак.
Из листвы, будто из капонира,
Он себя выдвигает, как танк.

И таинственный, и угловатый,
Клоп лесной на тропинке встаёт,
Всё живое не запахом мяты,
А зловонной струёй обдаёт.

С ликом Фауста: «Знайте, мол, наших!»
Скунс сибирский молве подмигнёт
И в пучину пырея и кашек,
Словно призрак лесной, ускользнёт.

Образ танка и скунса – в итоге –
Пусть в одну мне сыграют дуду…
Я поймаю клопа у дороги,
Как корову, домой приведу.

И с подойником, в противогазе,
У забора клопа привяжу
И гремучего, едкого газа
Из тугого брюшка нацежу.

Нацежу, не пожалую спину,
Дам работу рукам и ногам,
А потом этот запах, как мину,
Я подкину исконным врагам.

ДРЕВОТОЧЕЦ
Шероховатость звёзд. Наждак небес наточен.
Как бус, летит к земле древесная мука.
По кольцам годовым стремится древоточец
И пилит древний ствол, и точит облака.

Не дремлет под корой песочное шуршанье
И в ранние века, и в поздние часы.
Случилось не стволов бессмертное стоянье,
А перешли стволы в песочные часы.

Их древоточец ест – и кедры, и берёзы,
Наращивает слой поверхности земной.
Не бьют его в стволе ни грозы, ни морозы,
Он лиственницу ест, слывущую стальной.

Он – пагуба тайги, бессменный пильщик леса
С безжалостным, как нож, пустующим нутром,
Засевший под корой кусочками железа,
Как будто бы стволов непроходимый тромб.

Древесная мука всё сыплется, сыреет,
Трамбуется с листвой, травою и золой.
А древоточец спит, брюшко на солнце греет:
Он поработал всласть, он сделал лес землёй.

В ней семя прорастёт, воспрянет, зарокочет
И крону в полземли до солнца развернёт;
И кольца зазвенят… Проснётся древоточец
И станет древо есть – желанное, как мёд.

БОГОМОЛ
Он – маленький, торжественный,
С утра надел камзол.
И в красоте божественной
Взмолился богомол,

Чтоб травы несгораемо
Светили день-деньской,
И тучи не швыряли бы
В сухую падь – огонь.

Чтоб муравьишки чинные
Спокойно спать могли
И белыми личинками
Свой род уберегли.

Чтобы во всех урочищах,
В лесах, где лета жар,
Жужжащих и стрекочущих
Не поглотил пожар.

…Не сгинет, не расколется
На половинки – дол,
Пока за землю молится
Мудрейший богомол.

В молитве, ясно длящейся,
Цветёт икона дня.
Монашек мой молящийся,
Не позабудь меня!

Дай Бог тебе старания –
Не оставлять престол –
И – вечного стояния –
В молитве, богомол.

БРАЖНИК
       Владимиру Набокову
Толстый бражник, как баян,
Всю-то ночь поёт, хохочет.
Толстый бражник брагой пьян,
Потому и спать не хочет.

Долго крылышками бьёт
Он по клавишам стеклянным,
И окно в ответ поёт
Подголоском полупьяным.

Бражник, ты и, вправду, мил!
Долго бражничал ты, бражник.
Ты и кошку напоил,
И гостей моих вчерашних.

Я б тебе окно открыл,
Чтоб ты вылетел на волю,
Но с твоих могучих крыл
Ночь алмазы сыплет, что ли?

Для коллекции, кумир,
Я проткну тебя иглою…
И алмазною росою
Я умою бренный мир!

ЖУЖЕЛИЦА
Я к насекомым то и дело
Спешил, примеривал крыла.
В саду мне жужелица пела,
Она принцессою слыла.

Я с ней беседовал помногу,
Блистал, оттачивая речь,
К её душе торил дорогу,
Не забывал стихами жечь.

И жужелица улыбалась,
Томилась, будто в неглиже,
И мне понравиться старалась,
А я любил её уже.

Я с ней кружился в хороводе
Из пёстрых бабочек и пчёл.
Я жужелице при народе
Стихи любовные прочёл.

В копне зелёной подле леса,
Глубокой ночью, в тишине,
Она призналась: «Я – принцесса!»
И наречённой стала мне.

МОШКÁ
Мошкú стотысячное жало
Несётся в небе, как болид.
На сенокос идёшь, бывало,
Мошкою чёрною облит.

На голову набросишь сетку
И смотришь, как с речного дна…
Мошка прибоем, как креветку,
Тебя терзает до темна.

Почти съедая, пустит юшку…
Ты проклинаешь сенокос
И эту кровопийцу-мушку,
И недостаток папирос.

И вот под вечер, еле-еле,
Отыщешь спички, хворост, нож,
Нарубишь веток для постели,
Костёр до неба разожжёшь.

В ночном проране ветер дунет,
Сова застонет на суку,
И ветер вздёрнется и сунет
В костёр кровавую мошкý.

 

В дополнение к циклу:

САРАНЧА
Залепило небо саранчой летучей,
Как в аду, столкнулись крылья и хрящи.
Жестяная в небе зазвенела туча,
Или это воют – камни из пращи.

Саранча упала на земное поле,
Будто обвалился сумасшедший град.
И не стало поля среди гольной голи,
Только мертвечина и тяжёлый смрад.

Будто простучали дьявола копыта:
Жаворонков гнёзда тлеют у реки.
У живой пшеницы стебли перебиты,
Словно перебиты лета позвонки.

Саранча взлетает и опять ложится
Смертоносной тучей на зелёный дол.
Погляди на небо – это смерть кружится,
Жизни собирает в костяной подол.

Гляну на Россию – сердце захолонет,
Жрут её, седую, днями и в ночи…
Словно умирая, Божий мир застонет,
И Господь заслонит нас от саранчи.

ЧЕРВЬ
Я – червь – в навозе, не в полёте.
Я – червь слепой, но это я -
Кусок гофрированной плоти,
Ползущий в щелях бытия.

Я – червь ничтожный, звёздам внемлю,
Читаю звуки и слова.
Я подарил вам эту землю,
Перемолов её сперва.

Вы раздавить меня готовы?!
За что? Ума не приложу.
И вот я скользкою половой
Уже, раздавленный, лежу.

Как это просто – ненавидеть,
Не только мясо, душу рвя…
Как это радостно увидеть
В крови лежащего червя.

Вы вправду, будто на охоте:
Прошёл каблук по мне, звеня.
Но срок придёт – и вы пройдёте,
Вы все пройдёте сквозь меня.

ШЕЛКОПРЯД
Мир от мрака смертного очнётся,
Заалеет, снова жить начнёт.
Шелкопряд на ветке покачнётся,
Ниткою блестящею мигнёт.

С неба рухнут золотые слитки,
По стволам смолою потекут.
Шелкопряда шёлковые нитки
Радугу небесную соткут.

Залоснится, будто бабьим летом,
Сытая, полдневная жара,
Всё покроет шёлком разогретым,
Даже станет шёлковой кора.

Я хожу в оранжевом и в жёлтом,
С шелкопрядкой-девочкой дружу.
Шелкопряды поделились шёлком,
Шёлковым нарядом дорожу.

Шелкопряды на пути небесном
Остановку над землёй нашли,
Мир накрыли шёлковой завесой,
От распада мир уберегли.

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную