23 октября 2017 г.

ОТХОДНАЯ
(«Привычное дело» Василия Белова и русское крестьянство)

Только в прошлом году мы отметили полвека выхода к читателю «Привычного дела» Василия Белова. Всего-то! Меньше «среднего» возраста человека! А такое ощущение, что между 1966-м и 2017-м – просто огромная временная пропасть. Россия и в целом-то весь свой ХХ век прожила на грани выживания, на краю пропасти. Часто просто на краю. Но всё-таки – пока, пока! – спаслась. Мы не сторонники особой «социализации» литературы. В том смысле, что произведение словесности самоценно и неповторимо.

Но вот «линейка» произведений, которые, на наш взгляд, являются основными в истории русской литературы по теме «народ и общество (либо государство)». «Капитанская дочка» – «Кому на Руси жить хорошо» – «Тихий Дон» – «Василий Тёркин» – «Привычное дело»… Многоточие надо понимать так, что ещё будут (!) произведения такого масштаба. Но можно бы на «Привычном деле» и ставить точку. Во всяком случае, на сегодняшний день.

В чём тут дело? Во всей «линейке» этих произведений мы видим либо знаем о том, что русский народ (русское крестьянство) было всё время на своеобразных баррикадах. Как с властью внутренней, так и с врагом внешним. Всё время внутри крестьянства бурлила, крепла (или ослаблялась на время) сама идея-вопрос: «Кому жить-то хорошо»? То есть – почему не нам? При этом никаких особых идей по переустройству государства или общества крестьянский мир никогда особо и не предлагал. Он просто пытался заявить свои права на… свободу! В широком и большом смысле этого слова. Не в «Привычном деле», так в трилогии «Час шестый» Василий Белов всё это показывает художественно, отчасти публицистически заострённо, насколько писатель это мог сделать в рамках художественного произведения (Василий Белов всегда был по преимуществу художником).

Проясним этот тезис. У Василия Белова есть интересное сравнение крестьянской избы с атомной подлодкой. Его смысл в том, что русский крестьянин мог бы жить вполне автономно от всего мира. А уж от государства тем более. Ну, в лучшем случае, свобода ещё могла быть в общине себе подобных и равных (тут надо перечитывать снова и снова «Лад»). Всё остальное было уже не-свободой, уже ярмом в любом виде. Вот где был «русский дух», вот где «Русью пахло». И это должен понимать каждый читатель Василия Белова.

По сути, «Привычное дело» должно было завершать и «Час шестый» и, например, «Василия Тёркина». В самой «обобщенности» образа Василия Теркина мы видим и Ивана Африкановича Дрынова. Ибо Иван Африканович и есть Тёркин через 15-20 лет после Великой Отечественной, уже заметно уставший, уже сильно эмоционально подсевший от прожитого и пережитого. И в целом – забывший самый важный вопрос для русского крестьянина: кому жить-то хорошо? Вот в этом и идея Василия Белова.

Он первый поставил точку в истории русского крестьянства (во всяком случае, на Русском Севере). Конечно, по инерции жизнь северной деревни продолжалась ещё довольно долго. И даже получила некий стимул на развитие в 1980-е годы по «Продовольственной программе». Но исторически было понятно, что это – конец! Уже в 1960-е годы доля городского населения перевалила за половину в стране, а сейчас… Что-то там 80 процентов на 20 (плюс-минус какие-то ещё проценты, «крестьянский» юг потомков Григория Мелехова, (вроде бы как) сохранился получше, я плохо это знаю).

Итак, «Привычное дело» – «отходная» по северному крестьянину. Потом таких «отходных» будет довольно много и у Валентина Распутина, и у Виктора Астафьева, и у Фёдора Абрамова, и иных в этом ряду. Но первым, чётко и недвусмысленно, об «окончании» старого русского крестьянства сказал именно Василий Белов. В этом огромное мужество писателя, в этом его заслуга перед русской литературой. Ибо самая горькая правда целительней любой лжи. И кто, как не Василий Иванович Белов понимал это лучше многих своих современников… Поэтому и написал «Привычное дело».