Валерий СКРИПКО (Красноярск)

В ПОИСКАХ РОДНОЙ ДУХОВНОЙ СРЕДЫ

Обзор журнала «Сибирь» № 3 за 2019 год

В обозримом будущем не устареет мысль академика Дмитрия Лихачёва о том, что литература существует как среда. «Из глубины «литературной вселенной» идут гравитационные волны излучения, которые создают «мировоззренческий фон» (1). Это среда или фон медленно, но верно воспитывают людей определённым образом.  Если «волны» привносят в их сознание гламур, эгоцентризм, потребительство, такая литература убивает коллективную душу общества и превращает отдельного человека в функцию, в единичку потребительского общества. Если произведения написаны с сердечной теплотой, они оживляют в нас часто бесполезно дремлющую способность любить.

Сюжеты многих повестей и рассказов, опубликованных в журнале «Сибирь», пример такого «очеловечивания» нашей суровой бездуховной «рыночной» действительности. Этим отличаются и публикации в третьем номере: герой одного рассказа спасает больного, в другом – вертолётчики вызволяют из беды заплутавших коней. И нигде это-не воспринимается как частный случай, а есть ощущение, что это подсказанный самим Богом, способ быть по-настоящему счастливым в земной жизни.

 Много лет творческий коллектив авторов либерального издания «Новое литературное обозрение» пытался «переформатировать» российского гражданина на основе «духовных ценностей» западного мира. В последние два года в научных работах обитателей «НЛО» слышны нотки отчаяния: «Российская гуманитарная среда полнится сетованиями на неспособность общества к продуктивной модернизации по западному образцу и контрзаявлениями о цивилизационной несовместимости с ним же» (2)

Обо всех этих неизбежных провалах предупреждали еще в 19-м веке славянофилы, великий Ф.М.Достоевский, а позже, писатели-деревенщики. У каждого народа-свои особые задачи в этом мире. Поэтому идеологию и образ жизни, как жену, надо выбирать по своему характеру и своей натуре.

 Отрадно видеть по интернету, что в российских регионах один за другим возникают журналы патриотических творческих союзов. Это-веление времени. Есть такая насущная потребность у общества осознать себя! Этой же потребности служит и журнал «Сибирь».

Третий номер открывается рубрикой «Хрестоматия», где стихи Александра Сергеевича Пушкина «Клеветникам России». Рубрика посвящена 220-й годовщине со дня его рождения. Великий русский поэт дал гневную отповедь депутатам французского парламента, призывающим к вмешательству в военные действия против русской армии. «Западники» в этом случае обязательно на стороне польских повстанцев. Сколько времени прошло с того, памятного 1830-года, а стихотворение как будто создано совсем недавно! Царь Николай Первый узнал о стихотворении в 1831-м году, когда вместе с Пушкиным был Царском селе, и просил немедленно принести ему творение поэта.  Стихотворение приобрело новую актуальность в последние годы. Нам близок и понятен гнев нашего лучшего соотечественника.

Читаешь, и не покидает ощущение, что народ России все последние века имеет дело с одним коллективным «монстром», одной дружной ратью, присланной из преисподней. Европейские народы во взаимоотношениях с нами часто выступают, как носители какого-то одного странного тёмного сознания, которое делает их одной семьей, одним содружеством, направленным против народа русского, а часто и против других славянских племён, которым сам Господь поручил беречь, и защищать христианство. Какие бы преступления они друг против друга и против своих граждан не совершали, всё они друг другу прощают, всё у них, странным образом, забывается или оправдывается. Но любые наши действия в свою защиту вызывают истеричные осуждения.

Об этом метафизическом противостоянии снова думаешь, читая в журнале «Сибирь» другой стих Пушкина, посвященный годовщине великой битвы при Бородино:

….Бедой России угрожая;
Не вся ль Европа тут была?
А чья звезда ее вела!..
….И что ж? свой бедственный побег,

Кичась, они забыли ныне;
Забыли русской штык и снег,
Погребший славу их в пустыне.
Знакомый пир их манит вновь —
Хмельна для них славянов кровь;
Но тяжко будет им похмелье…

 
Хмель от нашей крови дан «дружной европейской рати», как проклятье дьявола.  Из века в век в очень развитых, «цивилизованных» странах меняются философские взгляды и династии, политические союзы и национальные элиты. Одно остаётся неизменным – скрытая враждебность против нас…. Или точнее, против той светлой Небесной Благодати, которую хранят в своих душах лучшие наши сограждане.   

Пушкинский гений чувствовал это и передал нам свою тревогу. Враждебность народов, имеющая какое-то не земное происхождение, поважнее, чем вековечная борьба за территории и природные ресурсы. Новый технологический уклад позволяет очень крепко «привязать» нас с к мировому потребительскому сообществу. Сам образ жизни в «сообществе» очень быстро «перевоспитывает», то есть превращает массу российских представителей среднего класса в духовно примитивных обывателей.

 Но даже перевоспитав многих русских на потребительский лад, западная «дружная рать» не успокоится, пока в России будет жить и молится нем хоть один православный человек. Не будем успокаиваться и все мы, кто хочет, чтоб жила и развивалась только присущей ей образом наша Россия.

 Раздел «Хрестоматия» в журнале продолжают «Сказы о Пушкине», которые собрал писатель Борис Шергин, слушая пересказы историй о великом поэте простых поморских женщин. Это впечатления, отображения слышанного, своеобразно понятого, реплики, афоризмы, отрывочные, но эмоционально насыщенные и поэтически образные тексты настолько оригинальны, что должны поразить воображение даже самого искушённого читателя.  

* * *

Прочитав в предисловии фразу о том, что поэт Валентин Уруков был постоянным участником литературного объединения «Истоки» при газете «Красное знамя» города Братска, я грустно улыбнулся.

И вспомнил 1967-й год, редакцию, где собирались мы, участники творческого содружества, где я оказался самым юным поэтом. А Валентин был уже в большом почёте у своих земляков. Мы, начинающие авторы, в те годы гадали: станет ли Уруков, как поэт, выше столичных знаменитостей?  Иной раз, прочтёшь у Валентина «проходные» строки, и засомневаешься: нет, не потянет… а прочтёшь строки о страшной войне:

Росли железные мозоли
На нежной девичьей руке.
В рубашках было больше соли,
Чем в потребиловском ларьке.
И проходил по сердцу шваброй
Тот неутешный бабий крик,
Когда бумажку«смертью храбрых...»
носил в избу почтарь-старик.

И появляется уверенность: он станет большим поэтом. Но Валентина ждала судьба тех поэтов-современников, которые нас очень обнадёжили, чем-то поразили, и вдруг оставили этот мир. Непостижимо сие для слабого нашего ума. Но у Господа талантов много – Богу виднее! Да, только нам, читателям и почитателям, надо не оплошать, лучшие строки рано ушедших самородков чаще переиздавать, и тем приучать новые поколения российских читателей к уникальным образцам истинной поэзии. В отличие от самих авторов эти строки всегда с нами. Замечательно, что журнал «Сибирь» вспомнил о Валентине Урукове.

Сибирскость народного поэта Михаила Трофимова трудно объяснить. Это особый взгляд на краски, звуки, шумы нашей природы, это умение собирать лирические истории, ставшие сюжетами стихов и поэм. Всю эту «стихию» (как пишется в предисловии) Михаил Ефимович «умел организовать в больших поэтических формах». Подборка его стихов в журнале «Сибирь» – это запечатлённый в слове сибирский дух…

Михаил Трофимов и Анатолий Горбунов в сонме русских поэтов конца двадцатого и начала нынешнего века –  не просто талантливые, но самые народные поэты. Своим творчеством они созвучны нашим любимым Рубцову и Тряпкину, но отличаются своеобразным сибирским языковым колоритом. Вот, например, исповедальный стих Трофимова «Иван-чай»  о своей судьбе, слитой с природой: 

Становлюсь я, не чаявши,
И сильней, и добрей…
Иван-чай, иван-чаюшка,
Разлиловый кипрей.
Ты входил в меня силою
Заварною из кружки,
Где зимой вьюга сивая
Меж зимовьями кружит.
Кедры ветками машутся,
Ели в колких крестах.
Меня Мишею матушка
Нарекла неспроста…
Был Михайлушка зелен,
Свет Ефимович мал,
Пил таёжное зелье,
Стал сильней — оклемал.
И за плугом я следовал —
Резал землю тугую,
По собольему следу
Шёл с берданкой в тайгу я.
Может, горе и видывал,
Да окрепнуть сумел…
Только птицам завидовал,
Только зверя жалел.

Чтобы понять суть описываемых событий, надо добраться по первому снегу до таёжного зимовья, и не найти спрятанного под снегом ручья, и собрать в котелок для чая чистый снег с беличьими следами. Поэту свойственно всё интересное –замечать, всё поэтичное –увековечить. Надо быть ягодником и охотником, сборщиком трав и знатоком сибирского быта.

…Но, гонимые войною,
К нам в Сибирь грачи летели,
И, притихшие, глядели
На чужой суровый край.

Мать колосья собирала —
По полям пустым ходила,
Пироги с калиной горькой
На дороженьку пекла.

Большие пироги с калиной в Сибири пекли в русской печи. Бабушка кормила меня ими первые десять лет моего детства. Но они были очень сладкими. Михаил Трофимов одной строчкой о «калине горькой» сказал, что эти его стихи –о войне, потому- что сахара тогда и вприкуску с чаем не хватало, а на целый пирог и подавно. Оттого, и горькие пироги. 

Словно искру благодатного огня, подхватывает русский мотив поэт Анатолий Змиевский.

Я родился возле храма,
на окраине Иркутска,
оглушённой птичьим гамом,
в уголке типично русском.
Всюду верб светились лица,
звоны в небо отлетали!
Несомненно, ту больницу
херувимы опекали.

Многое воспринял у мастеров сибирского поэтического слова Змиевский. Например, такое же, возвышенно-чистое отношение к любимой женщине. Читаешь любовные стихи Змиевского, и переносишься душой в пушкинское Царское село, где гуляют любовные пары в одеяниях девятнадцатого века. Гуляют чинно, разговаривают нежно.

А двадцать первый век в это время шумит за высокой оградой. И слышен там истошный рёв навеянной бесами песни: «Я тебя не люблю – это главный мой плюс! Я на это кино не куплюсь…» И в двадцать первый век возвращаться совсем не хочется.

Как отличается взгляд сибиряка от взгляда гостей Сибири образно показал другой автор из раздела «Поэзия», Варлам Шаламов:

По всем статьям с землею нашей
Сибирь сравниться не могла.
У нас не сеют и не пашут,
У нас платочком только машут
Почти из каждого села.

Это взгляд «путешественника» с кузова «полуторки» или из тюремного вагона. И его поэма под названием «Вагонные стихи» совсем иная по настрою. Сын священника Варлам Шаламов достойно прошёл все круги тюремного ада, но, кажется, так и остался неразгаданной тайной в нашей литературе, а в поэзии особенно. Сильные по художественному исполнению фрагменты поэмы указывали на возможность большой поэзии, но так и остались великим обещанием.  Интересно, где потом в вечности Господь даёт таким душам проявить свой нереализованный талант? Ведь не зря он был дан!

* * *

Давно не читал рассказы Василия Шукшина.  В год девяностолетия алтайского самородка журнал «Сибирь» предоставил такую возможность. Уж как умеет автор создавать и описывать конфликты, которые из бытовых, вдруг превращаются в столкновения мировоззрений, в «битву» добра с бесовщиной. За шекспировской страстностью столкновений героев такие глубины живой жизни просматриваются, что жутко становится.  Рассказ «Пьедестал» тому пример.

По ходу чтения вспомнились слова академика Дмитрия Лихачёва о Достоевском. «Он берёт из действительности только строительный материал, но строит из него другой мир, где концентрируются определённые черты, делающие возможным решение тех философских задач, которые перед ним стоят» (3)

 Шукшинский взгляд на мир – кинематографически острый. Поэтому Василий Макарович «монтировал» рассказы из живых, ярких сценок. И стоял всегда в рассказах глубокий нравственный вопрос о душе человеческой…  

Очень верно сказано в предисловии к рассказам: «Чудо Шукшина: не превосходя по художественному дару других «деревенщиков», превзошел духом, ибо возлюбил Россию и родной народ до сердечной боли, до смерти, и тому, кто хаял русских, мог по- мужичьи и в лоб дать. Словно провидя Шукшина, Николай Гоголь поучал: «Если вы действительно полюбите Россию, вы будете рваться служить ей. (…) Не полюбивши России, не полюбить вам своих братьев, а не полюбивши своих братьев, не возгореться вам любовью к Богу, а не возгоревшись любовью к Богу, не спастись вам».

Автор рассказа «Твой день» Лидия Сычёва своей духовной смелостью напоминает молодых учёных-физиков из романа Даниила Гранина «Иду на грозу». Чтобы познать процессы, которые идут в атмосфере, физикам надо было направить самолёт с приборами на борту прямо в центр грозы, рискуя жизнью. Чтобы познать любовь, надо в неё «ринуться» отчаянно и безрассудно, мужественно принять, как факт, что всякая логика в этом странном духовном процессе отменяется, чувство меры улетучивается. Жалость, сочувствие имеют право существовать только в отношении любимого.

 Писатель Лидия Сычёва сильно рискует, взяв в качестве главного героя красивого мужчину, которому на каждом шагу женщины признавались в любви. Такой типаж трудно индивидуализировать, как героя…да еще в небольшом повествовании. Слишком уж он «выставочно» хорош… Нужен был необычный поступок, экстремальная ситуация, чтобы читатель убедиться в его душевных достоинствах. В рассказе – это инсульт любимого Ивана.

Автор рискует встретить неодобрение читателя, представив Ивана женатым человеком. Риск увеличивается тем обстоятельством, что жена еще и больна. Но, скажите, как еще показать читателю безрассудно влюблённую героиню? Жена обожаемого Ивана Сергеевича незримо присутствует в рассказе, но как-то не по-женски миролюбиво…Обычно, никакой диабет не в силах «обуздать» женскую натуру в случаях, если она чувствует себя уязвлённой.

По мере возрастания переживаний за больного любимого Ивана, главная героиня пробует оправдать свой грех. Но оправдать ничего нельзя, остаётся только зажмурить глаза и броситься в стихию этого могучего чувства, преображающего всё на свете.

«Любовь была разлита в мире, любовь решала всё: видя её самоотверженность, таяли самые холодные сердца, врачи, медсёстры». Так героиня размышляла о любви, разлитой в мире, и с грустью чувствовала, как её, оказывается, мало. Люди живут привычкой, обычаем, рефлексом, по «накатанной».  Многое в этом решительном «приговоре» слишком преувеличено, но от своего максимализма, как художественного приёма, яркость и правдоподобие описания самой любви только возрастает. Не забудем главного, а именно: больного любовника героиня всё-таки «выходила», подняла с постели. И это замечательно!

Лидия Сычёва не была бы русским писателем, если бы ограничилась только описанием счастливого романа двух красивых влюблённых людей. Наконец, мы читаем то, что давно надо было озвучить: «Временами её тянуло вниз – от неверия. Тогда она пыталась смотреть на вещи обыденно, «как все», и тогда получалось, что «…жизнь её разгромлена, её положение чудовищно, она – в неопределённом семейном статусе (даже двусмысленном), а с точки зрения религии – вообще в страшном грехе; тогда она пробовала как-то упорядочиться, придать себе хотя бы внешний вид «добродетельности» …»

Вот здесь и пробудился в писателе русский человек!.. Что-то защемило в груди, не смотря на эйфорию полного счастья. Ум писателя вывел больную жену любимого за «скобки» повествования, а совесть автора – вернула пострадавшую обратно.

 Есть мнение об особых свойствах души русского творческого человека. Его выразил британский учёный Исайя Берлин: «Обращаясь к публике в качестве поэта, романиста, историка или в другой общественной роли, он принимает на себя всю полноту ответственности за то, куда зовёт и ведёт людей.» (4)

Героиня рассказа «Твой день» Женя надеется на помощь Бога, который пожалеет их с любимым мужчиной и разрешит все противоречия. На этой возвышенной ноте рассказ кончается…

Во втором рассказе «Шиповник» писатель Лидия Сычёва продолжает изучать феномен связи всего живого между собой. Кулёк целебных ягод был дан героине рассказа Жене, её родственником   не случайно, а, чтобы потом вылечить её от депрессии после череды смертей родных ей людей. Такого героя, как Женя, пронзительная любовь к жизни почти с неизбежностью постепенно приводит к вере в Великого Творца этого мира. Она еще не знает, как начать служение вере, как приблизится к Таинствам, прочувствовать их глубину и значение. Но всё чаще, сознание её «поворачивает» в сторону православного храма…

Анна Сирина, иркутянка, доктор исторических наук, подарила читателям журнала «Сибирь» рассказ Иннокентия Веселова «Сарма», по сути «возрождённый» из архива, где он лежал более восьмидесяти лет. Плохо читаемая рукопись на кальке таила в себе настоящий шедевр документальной прозы. Это повествование об аварии парохода «Александр Невский», произошедшей на Байкале 24 сентября 1913 года, так подробно передаёт все детали страшной бури, что к концу описания впечатлительный читатель почувствует себя тоже погружённым во все ужасы байкальского шторма, как непосредственный участник события. Рассказ И.И. Веселова будет открытием для читателей «Сибири», которые переживут вместе с его героями радость и страх, отчаяние и надежду, сомнения и веру, и все это – в подлинности Байкала.»

Прозаик Александр Смышляев «растопит» своем рассказом «Кони» самые чёрствые читательские души. Герои рассказа – нефтяники, по сути, наследники советских времён. Они – воспитанники тех добрых бабушек и дедушек, которые читали им в юности стихи Есенина о жеребёнке, бегущем за поездом. Рискуя жизнью, техникой, вертолётчики спасают в тундре заблудших коней. Растревоживший пилотов немой зов животных о спасении, по своей сути, явление Божеское. Сама самоотверженная любовь к живому причину и исток имеет в горних высях!

Рассказы Вячеслава Ар-Серги в третьем номере в живом разговоре героев показывают нам некоторые образы удмуртского фольклора и удмуртских обычаев. Читаешь и восхищаешься: это ведь наше общее духовное богатство!

* * *

Статья известного русского писателя Анатолия Байбородина о сибирском поэте Михаиле Трофимове, по сути, продолжает разговор, начатый в том же номере «Сибири» о том, как дворянин Александр Пушкин стал подлинно народным поэтом. Не подлежит сомнению, что величие поэта определяется тем, насколько глубоко проник он в народную душу, а у русского человека душа на редкость сложна и противоречива. Самые чуткие художники и писатели пробуют «вслушаться» в глубинные течения народного сознания, того самого, который не сбит с толку светскими увлечениями, не поддался соблазнам новомодных учений, а хранит в себе историческую память и Божий наказ как жить и что делать именно содружеству Русского мира. Чтобы «вслушаться» надо полюбить устное поэтическое творчество русского народа, которое свергениально и безгранично, словно крестьянская вселенная.

   Парадокс развития культуры «Русского мира» всегда был в том, что составлявшее стержень нации крестьянское большинство никогда не имело в российской культуре в целом, достаточного количества своих постоянных духовных представителей, которые бы утвердили народное искусство в качестве почитаемого большинством образца. Появление няни Арины Родионовны рядом с гениальным юношей Пушкиным смотрится как случайный Божий дар. Не появись няня, возможно, не было бы в русской литературе волшебного мира пушкинских сказок.

 Поэт Михаил Трофимов родился и жил, если можно так сказать, внутри народного бытия, органично воспринимая в нём и весёлую и трагическую сторону. Родную речь односельчан он любил со всеми её особыми интонациями и присущим только ей стилем. Как точно отмечает автор очерка: он, поэт, «потешно воспевший, но и оплакавший колхозное село».  Горькие раздумья рождает судьба поэта у автора очерка – такого же глубоко народного, по своей сути, писателя Анатолия Байбородина, Многое из того, что испытал Трофимов, пришлось пережить и его сотоварищу по писательскому союзу.

 В России, за последних полтора века, стало быстро сокращаться крестьянское большинство страны. Уменьшалось и благотворное влияние сельского образа жизни на формирование   духовного разнообразия типов российских людей. Рост мегаполисов для России – это трагический уход от нашей исторической духовной основы, которая формировалась в сельских условиях. Причём, многие регионы были в этом смысле уникальны. Вот что пишет в уже цитированной книге «Заметки о русском» академик Дмитрий Лихачёв в воспоминаниях, посвящённых Поморам российского Севера: «Они поразили меня своей интеллигентностью, особой народной культурой, культурой народного языка, этикетом приёма гостей, этикетом еды, деликатностью пр.  пр. Поморы обладали чувством собственного достоинства.» (5)

Вот где создавались условия для появления народных сказителей, учёных Ломоносовых и других творцов. Вспоминается подмосковное местечко «Гуслица» с десятками сёл староверов… И много других уникальных содружеств. Нужен был последний «удар кисти» Небесного Творца и народился бы большой народ, удивительный и цельный! Но, но, но…

 Любому искусству требуется «эхо» читательское, зрительское. Автор очерка замечает: «недаром трофимовские поэмы и стихи звучали натуральнее, живее, когда их прилюдно сказывал сам поэт».

Самый главный вопрос: какому слушателю по настроению, содержанию ближе всего были эти выступления? Какому социальному слою они были более всего созвучны? Скорее всего тем, кто своих родичей в деревне не забыл, сам где-то в сельском клубе пел и плясал! Кто понимал, что это не просто дань традиции, а что: «без народного речения не оживет и народный дух в сочинении; а коль испокон веку народ наш крестьянский, то, выражая народ, как же поэту обойтись без крестьянского говора, без корневого русского слова?!» –как писал в своём очерке Байбородин.

   Необходимость такого подхода к родному языку – не прихоть литератора, а обязательное требование для тех, кто еще пытается сохранить основные духовные начала русской нации. Но как мало таких людей. Не хватает их в издательствах, институтах и школах, в бизнесе и творческих союзах.

Русское народное искусство основано на Православных началах, на традициях русской общины, на альтруистском отношении к добру и злу!  Тем ценнее для нас такие сибирские самородки, как недавно покинувший этот мир, поэт Михаил Трофимов.

* * *

Публицистика представлена в журнале эссе Алексея Казакова под названием «Я русский и устал извиняться». Эссе звучит как крик души: «Я русский! Я устал! Устал извиняться, устал нести ответственность, устал стыдиться, устал чувствовать позор! За что?»  Эссе еще раз подтверждает исторический факт: в российском общественном сознании происходят существенные изменения.  Об исторической усталости русских быть государственно-образующим народом еще в 2008-м году писала публицист Наталья Нарочницкая в своей книге «Русский мир». 

За одиннадцать лет со дня выхода книги ни власть, ни научное сообщество не удосужились обсудить эту жизненно-важную проблему. Кажется, все уверовали, что русский человек, сменив общественный строй, опять будет смиренно сносить русофобию и послушно терпеть все обиды при выполнении своих государствообразующих обязанностей. С какой стати? Чтобы бороться за единство преобразованной страны, нужна новая мотивация, новые большие привлекательные цели.

 Правящая элита забыла, что у долготерпения русских был идеологический «фундамент» - социализм. Во имя светлого будущего человечества – всемирного бесклассового общества – русскому народу предлагалось забыть свои узконациональные амбиции, которыми обычно страдают проклятые капиталисты. Власть подкрепила эту идеологическую цель и объявлением всей собственности общенародной! Был еще один, оставшийся с прошлого века, духовный «фундамент!» – православный. Он присутствовал в исторической памяти народа, в проявлениях его национального характера.

  Всех христиан еще Иисус Христос предупреждал: «Вы будите ненавидимы всеми народами за имя Моё». (Евангелие от Матфея. Глава 24:7-9). На этом пути к смирению, к воспитанию в себе нового человека, в принципе, не может быть никакого шовинизма. На эту важнейшую черту православного общества указывала Н. Нарочницкая в своей книге «Русский мир».

Возвращаясь к материалу А. Казакова, надо сразу оговориться, что русские православные никогда «не стыдились» своего положения в мире, и тем более, не чувствовали «позора» от бесчисленных обвинений вокруг. Православному христианину понятна вся глубина трагедии «повреждённого грехом» человека. И прежде всего, себя самого. 

 Западный «деловой» народец привычно приписывают нам все свои пороки. И нашей молодёжи внушает свои бредни. Честь, достоинство в их понимании начинается с материальной независимости, с высокого социального статуса, связанного с богатством! В этом смысле, очень любопытны эссе, посвящённые 120-летию писателя Владимира Набокова. Их в нынешнем году собрал либеральный журнал «Новый мир».

 Студент-математик из Казани Леонид Спирин в своем эссе начал утверждать, что «Россия потеряла осанку». Как выясняется из дальнейшего ознакомления с материалом, имеется ввиду барская осанка, которой очень отличались сановники-предки дворянского рода Набоковых. В интернете можно найти воспоминания о некоторых из них -высокомерных, презирающих «чернь» чиновниках, депутатах Государственной Думы царской России, вносивших проекты антинародных законов.

Так вот, оказывается, эти безнадёжные эгоцентристы, воспетые В. Набоковым, «составляли Россию, по которой мы тоскуем.»  (6)  Если автор поглубже изучит историю многих родов великосветской знати России, возможно, ему станет стыдно за них. Ни своей страны, ни Православия в нём они не любили. И «довели» Россию до хаоса и братоубийственной войны.

 Автор статьи Алексей Казаков спрашивает: «За что я как русский должен здесь извиниться?!» За то, что, несмотря ни на что, мы сохранили честь, гордость и человеколюбие?

В свете вышесказанного, мы действительно сохранили честь нации, которая в самые критические моменты никогда не забывала о справедливости и гордилась своими победами. Что касается человеколюбия, то учиться этому надо у наших православных монахов, священников, святых, на нашей Земле просиявших.  

В журнале «Сибирь» автор Александр Шарунов дарит всем нам замечательный очерк о «Подвижнике, претерпевшем до конца». Очерк посвящен памяти архиепископа Иркутского, Читинского и всего Дальнего Востока Вениамина Третьего (Новицкого) 1900-1976.гг Восцерковленный верующий русский человек всегда помнил слова нашего Спасителя: «Претерпевший же до конца спасётся.»  И судьба его часто была очень яркой и поучительной для всех. Благодаря истории жизни отца Вениамина Третьего, мы познакомились с удивительным местом – западным форпостом православия на Руси – Почаевской лаврой.

Одной из главных, если не главной, российской общественной проблемой, является наша многолетняя разобщённость. Столичная творческая элита не понимает «провинции», которая, в свою очередь часто не приемлет философский космополитизм столичных коллег по искусству.  Писательские союзы разных направлений – друг другу чужие. Об о этом снова и снова с болью думаешь, читая в журнале обсуждение фильма, посвящённого судьбе драматурга Александра Вампилова «Облепиховое лето». Никто не вникает в особый творческий мир уникального драматурга, сибиряка. Его не умеют чувствовать и даже не пытаются это делать. Для самых влиятельных деятелей российской культуры, чьи взгляды, и вкусы сформировалась на другой философской основе, любой православный сибиряк был всегда неким неопознанным духовным субъектом. 

Помнится, по поводу фильма «Застава Ильича» (Он же «Июльский дождь») киновед Т.Хлоплянкина писала, что «высокие слова о любви к Родине, об ответственности за ее судьбу срываются с уст героев так же естественно и искренне, как любовные признания. По-видимому, Хуциев (режиссёр фильма) очень точно уловил момент гармонии между личностью и государством который наступил в конце пятидесятых – начале шестидесятых годов» (данные интернета)

Гармония эта была недолгой.  Её какое-то время поддерживал огромный авторитет наших воинов Победителей в Великой отечественной, приобретённая в боях и военном тылу привычка действовать вместе. На волне общего воодушевления впечатляли большие стройки социализма. Но «гремучая смесь» из разных классов, социальных слоёв, представителей разных народов и религий не могла не привести к «детонации» в начале девяностых годов.  Однако, опыт успешных пятилеток социализма показал, что гармония возможна. Но построить её можно только на почве «Русского мира» с использованием всего творческого национального потенциала составляющих этот мир народов. Образец такого замечательного духовного содружества показан в заметке Григория Лазарева о сибирском живописце Карле Ефимовиче Шулунове: «Художник вырос в прибайкальской степи, где по соседству в добром, искреннем ладу жили   буряты и русские, где причудливым, цветистым клубком сплелись русские и бурятские обычаи, обряды, речения. Отчего в душе художника, а потом и в живописи, избежавшей новомодной шаманской неистовости, слились и степная, по-буддийски отчужденная от суетного мира созерцательность, и по-русски ласковая православная любовь к ближнему, коя и есмь земное воплощение любви ко Всевышнему.»

Вот он идеал «мира» в душе, к которому надо стремиться всем, живущим в многонациональной российской среде или «этногомосфере», как называл академик Лихачёв.

Ещё в 19-м веке далёкий от наших проблем большой европейский писатель, потомок старинного норманнского рода, Гюстаф Флобер выделял два вида новейшей словесности. Одну (лучшую) он называл национальной; другую-интеллектуальной, индивидуализированной. Для осуществления первой, национальной: «нужно, чтобы у масс наличествовали общность идей, солидарность, внутренняя связь.  Для полного развития второй-нужна свобода.» (7) Вот тебе и аристократ! Национальную словесность предпочитал интеллектуальной, такой милой каждому российскому «западнику».

Наша либеральная интеллигенция, в этом смысле, всегда была вовсе не «прозападной». Ей казалось, что народы России пролили столько крови в гражданской войне, в борьбе с фашизмом, исключительно для того, чтобы в итоге дать российским интеллектуалам «свободно творить» по своему усмотрению, «не соглашаясь на заготовленные обществом цели и задачи.» – так диагностирует этот тяжёлый приступ интеллектуальной гордыни нынешний критик Валерия Пустовая. На фоне крайнего эгоцентризма наших либералов -любой западный художник или писатель последних веков смотрится пролетарским революционером!   

В завершающем разделе «События» журнал рассказывает о Международной конференции в Краснодаре, где на повестке дня вопрос: «Сохраним ли мы Русский мир».   Наверное, сохраним, если восторжествует любовь к духовной России и в литературе, и в искусстве, и в образовании.

Приложение:
- Д.С. Лихачёв. «Заметки о русском», М. Издательство КоЛибри®,201 4 г
  Стр 89
- Т. Венедиктова. «Литература, как опыт или «буржуазный читатель» как культурный герой.», НЛО,2018 г. Стр.12. там же  225
- Д.С. Лихачёв. «Заметки о русском», стр. 457
- Исайя Берлин. «История свободы. Россия». НЛО, 2014 г
- Т. Венедиктова. «Литература, как опыт или «буржуазный читатель» как культурный герой.», стр.82.
- Журнал «Новый мир»,2019 г. № 4.
- Т. Венедиктова. «Литература, как опыт или «буржуазный читатель» как культурный герой»

 

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную