|
Этой долгожданной встрече предшествовали два с половиной года, и отсчёт их начался именно с февраля 2014-го, когда заполыхали автопокрышки на киевском майдане, и пролилась первая кровь. Тогда же было написано и начальное моё стихотворение об этой войне, ещё не разразившейся, не разорвавшейся пороховой бочкой на исторических малороссийских землях. Но коптящий фитиль во взрывоопасной стране был зажжён и вскоре грянул взрыв, воспламенивший Дом профсоюзов в Одессе, отколовший от скачущей Украины русскоязычные Крым и Донбасс. Следя за событиями из ближнего российского далека, я, треть жизни проведший в Киевской и Харьковской, в Запорожской и Винницкой областях, выросший в Крыму и учившийся в Донецке, не мог оставаться только наблюдателем. Так был написан первый цикл стихов «Моя Украина», а затем, с развитием преступных действий киевской хунты, последующие четыре цикла, но уже под названием «Моя Новороссия. Хроника в стихах» (1, 2, 3, 4), которые вошли в книгу с одноимённым названием. Презентацию её провели в День ВМФ-2015 под Геленджиком в Кабардинке, в узком кругу флотских друзей-сослуживцев - ветеранов балтийцев и черноморцев. И всё время, пока писались стихи, организовывалась и выпускалась книга, и после издания её, я мечтал о встрече с Донбассом, планировал поездку и представление стихов непосредственно там. Но не все наши желания и планы воплощаются в реальность так быстро, как хотелось бы. И вот долгожданный звонок от Инны Силенок - поэта и музыканта, председателя КРООВВМ «Единство поколений» и председателя комитета по патриотическому, эстетическому и нравственному воспитанию населения Политического совета КМО ВПП «Единая Россия»: «Сергей, завтра выезжаем в Донецк».
День первый 5 июля в Краснодаре в восьмом часу утра загружаемся в белый «Ситроен» Геннадия Докучаева – первого заместителя атамана Офицерской казачьей сотни Кубанского казачьего войска, пятикратного участника поездок в Донбасс в рамках международной волонтерской психологической акции «Поддержим героический Донбасс». Именно Инна Силенок - автор идеи и воплощения акции, в рамках которой в этом году выпущена книга «Душа Донбасса» под редакцией члена правления Краснодарского регионального отделения СП России Владимира Архипова. В сборник, спонсированный, кстати, Геннадием Докучаевым, вошли стихи и проза 30 донецких и кубанских авторов, среди которых и моё имя. Поэтому, как автор издания и как активный участник мероприятий, проводимых в рамках акции, я вошёл в состав выезжающей группы, состоящей из трёх человек. В пути моё внимание не престают удивлять картины ухоженных сельхозугодий - аккуратные поля, сады и виноградники Краснодарского края, а также качественные автострады, такие как просторное Ростовское шоссе. С обеих сторон трассы радуют глаза мир и благополучие на кубанской земле. Сам Ростов проскочили к полудню, а затем и пгт. Покровское, следуя на таможенный пропускной пункт Матвеев Курган – к границе России и ДНР. Донбасс! 40 лет я не был в нём после обучения в Горном среднем профтехучилище №7 города Донецка. В жизни человека время юности измеряется иными категориями и потому три моих училищных (или иначе бурсацких) года – это целая эпоха в судьбе. И Донецк середины 70-х - советский, шахтёрский, русскоязычный Донецк – это мощный пласт в памяти, пахнущий антрацитовыми ночами и городскими клумбами с цветущими розами.
На российской таможенной стороне часовая автомобильная очередь, необходимые процедуры досмотра автотранспорта и личных вещей, проверка и регистрация документов. Номера на машинах смешенные – в основном российские и украинские, но встречаются и из республик СНГ - Казахстана, например. После пропуска нас российской стороной - 300-метровый пробег по нейтральной зоне и повторение досмотра на таможенном участке ДНР. Её представляют молодые таможенники в форме с символикой героической республики. Они осматривают груз в багажнике, обращая пристальное внимание на типографские упаковки сборника стихов «Душа Донбасса». Пролистывают экземпляр, взятый наугад. На предложение оставить книгу на память – отказываются: не положено. Наконец все процедуры завершены, и мы проезжаем за поднятый шлагбаум последнего этапа проверки. Дальше – земля Донбасса. Наш путь продолжается по суженным, старым, битым асфальтовым дорогам с указателями населённых пунктов, знакомых с юности: Амвросиевка, Иловайск... После знойного Краснодара и жаркого Ростова, где было под и за +30, на Донетчине бессолнечно и комфортно в прохладных +26С0. Сменился ландшафт, и показались характерные громады терриконов – молчаливых пирамид Донецкого угольного бассейна.
В Макеевке небольшая заминка из-за хандрящего автомобильного навигатора. Думая, что это незнакомые мне с макеевской стороны окраины Донецка, я выхожу из машины и спрашиваю у двух встречных женщин, как проехать на улицу Артёма. В ответ они улыбаются, объясняя, что это Макеевка. Но как приятна звучит их чистая русская речь! Успеваю заметить, что в городе везде надписи на русском языке, как и было в Донбассе при СССР… И вот мы въезжаем в густо-зелёный Донецк, расстроившийся, выросший вширь и ввысь, теперь полузнакомый мне. Исправившийся навигатор ведёт нас к забронированной гостинице «Централь» на главную городскую улицу Артёма. У гостиницы меня уже ожидает друг юности Володя (фамилию не указываю по понятным причинам) с которым, начиная от Ростова, я обменивался СМСками. Он нашёл время приехать на своей машине из оккупированного Мариуполя, минуя на линии разграничения блок-посты обеих сторон под пгт. Еленовка, чтобы непременно встретиться со мной через эти четыре десятка лет. Совершить пересечение разграничительной линии на автодороге Донецк–Мариуполь непросто: необходимо заранее сделать электронную заявку и простоять в автоочереди не одну сотню метров и минут. Мариуполь – бывший Жданов – смутно знаком мне по выезду в него на боксёрские зональные соревнования в 75-76 гг., когда я занимался в Донецке в добровольном спортивном обществе (ДСО) «Трудовые резервы». Володя – коренной дончанин – поселился в Мариуполе в начале двухтысячных, и теперь он, уроженец Донецка и ДНРовец по сердцу, душе и воззрениям, вынужден находиться «на той стороне», где, по его словам, 95% мариупольцев живёт желанием и надеждой воссоединиться с ДНР. Четыре часа дня в Донецке. Время здесь московское, и всё окружающее близкое и понятное: общение людей на русском языке, вывески и надписи на русском, и, конечно, наши российские рубли, что в повсеместном обиходе. И – никакой гривны! И, если бы не недавнее пересечение границы и таможенных пунктов, то ощущение, что ты находишься на российской территории, было бы стопроцентным. Потому и сжимается сердце от непонимания и обиды: ну почему, почему эти русские и русскоязычные люди, родные тебе по речи и культуре, находятся отрезанными от России? И как случилось, что фашиствующие киевские нацбатальоны заполонили гордый шахтёрский край?.. Презентация нашей книги пройдёт завтра в библиотеке им. Крупской в 14.00. Значит, всё оставшееся время суток и половина завтрашнего дня в моём личном распоряжении! Инна и Геннадий заселяются в гостиницу, а я сажусь в иномарку Володи, и он везёт меня в Киевский район на знаменитую Путиловку – окраину города, где проходила наша хулиганская юность. Но разве могли мы, подростки тогда, помыслить, что наши пацановские битвы – порой дикие и кровавые, с палками и цепями в руках (квартал на квартал, район на район!) - покажутся теперь на фоне войны в Донбассе невинными мирными детскими проказами! Я кручу головой. Центр города без видимых следов войны. Всё мирно, всё как в былые времена, правда, не так многолюдно, даже совсем немноголюдно на просторных улицах и проспектах. Но вот за «Веткой», прозванной так горожанами местом на стыке и разветвлении основных улиц - Артёма и Университетской, где пересекаются трамвайные, автобусные и троллейбусные маршруты, начинается Киевский район – главные ворота города с Северным автовокзалом, с вокзалом-ЖД и международным аэропортом, теперь разрушенным. Это зона города, подвергшаяся прицельным обстрелам. Киевскому и соседнему Куйбышевскому районам Донецка досталось в осаде более всех остальных районов. Забрав на Путиловке друга Ваню – с тросточкой, хромого из-за укороченной после недавней операции на 10 см. ноги (в квартире у Вани нам предстояло переночевать), мы возвращаемся к промелькнувшему ранее училищу, где обучался я. «Ну, здравствуй, обитель лет моих бурсацких!» - мысленно приветствую знакомые корпуса здания ГПТУ-7, ныне «Высшего горного профессионального училища № 107». Ваня остаётся в машине, а мы с Володей обходим прилегающую территорию. Я провожу фото-видеосъёмку. Бездушные объективы и растроганные глаза мои вбирают столько раз виденное в памяти: учебные мастерские и асфальтированную площадку, где проходили торжественные линейки и построения, узкоколеечные пути для вагонеток, и даже наземный рукав учебной штольни. Всё сохранилась, всё осталось на месте, лишь постарело и уменьшилось, будто высохло и скукожилось от возраста. Володя замечает: - Здесь на проспекте всем зданиям досталось от обстрелов, а твоей бурсе повезло, уцелела. Ни одного попадания не видно… Полувоенный Донецк внёс свои коррективы в восприятие моей встречи с ним, потому даже родное уцелевшее ГПТУ не так волнует меня, как сфотографированные чуть ранее на Путиловке металлические ограды и бетонные стены домов, иссечённые осколками мин и снарядов... Заглядываю в центральный вход, за которым знакомое фойе. Просторно в нём и идёт ремонт. Только пусто, непривычно пусто в училище и вкруг него – ни одного человека, кроме нас. Летние каникулы! Да и время рабочего дня, видимо, закончилось. - А помнишь, как мы познакомились и как дрались здесь с тобой, друг против друга? - говорит Володя, снимая меня на фотокамеру. - Вот в этом самом фойе, - он указывает рукой внутрь парадного входа. Я не помню, но выясняется, что именно так началась наша дружба с Вовкой – тогда местным подростком-хулиганом, проживавшем на 520-м квартале, находящемся недалеко от нашего учебного учреждения. Трудновоспитуемым слыл в училище и я. Однако писал стихи, и занимался боксом. И если занятия в спортивной секции не принесли мне высоких результатов кроме юношеского разряда и умения постоять за себя на улице, то стихи прославили почётной грамотой победителя в училищном литературном конкурсе 1976 года и статусом первого стихотворца ГПТУ. А ярчайшим «литературным воспоминанием» о том времени стала встреча с поэтом-фронтовиком Николаем Рыбалко. Заполненный шумливыми бурсаками актовый зал, где выступал поэт, потерявший в 1945 году зрение 23-летним бойцом, был на удивление тих и смирен. И негромкий голос Рыбалко – седого и незрячего ветерана войны, незабываемыми строчками стихов сливался с ритмом ударов наших юных сердец: Я жил в такие времена, И нет, тоже не мог предвидеть замечательный певец Донбасса, что через 40 лет на его родную землю снова придёт война и единокровные братья разбомбят родной его Краматорск и будут бомбить, заливая кровью самый зелёный шахтёрский город планеты по имени Донецк… Здесь же, на Киевском проспекте, рядом с моим училищем, снимаю на камеру испещрённое осколками высотное здание известного издательства «Радяньска Донетчина», где, наверняка, издавались книги и Николая Рыбалко…
Издательство «Радяньска Донетчина» Вернувшись на Путиловку, мы с колченогим Ваней выходим из машины, и он водит меня по близлежащим улочкам и переулкам. Ваня рассказывает о бомбёжках района, а я непрестанно щёлкаю фотоаппаратом, запечатлевая следы обстрелов 4-месячной давности. Вот первая снесённая крыша дома в частном секторе; вот щербатый от мин и снарядов асфальт и битый бетон под ногами; вот стены домов со страшными автографами осколков, а вот забитые фанерой оконные проёмы, говорящие о том, что не все хозяева ещё вернулись в свои квартиры. Для контраста фотографирую новенькие рамы и стёкла в этих домах, вставленные в текущее время «перемирия». Определение «перемирие» подаю в кавычках, потому что оно условно и, по факту, должным перемирием, подписанным в Минских соглашениях, здесь и не пахнет, в чём вечером этого дня я убедился собственным слухом. «Много пустых домов, - вздыхает мой друг-путеводитель. - В этой вот пятиэтажке на треть пусто, а было наполовину... Сейчас, когда поутихло, люди стали возвращаться. Я, когда после операции ноги в 2014-ом сюда приехал – спать не мог ночами: всё трясло на Путиловке. А сколько народу погибло – на рынке, на улицах, в собственных квартирах...», - и перечисляет, кого, где и в какое время суток убило – поимённо, ведь здесь все знают друг друга в лицо и по имени. «Да, наполовину пуст город, хоть там сейчас и не слышно обстрелов, - подтверждает он мои впечатления. – Народ везде бежит от войны. Но многим бежать некуда…»
Бродя по забытому району, я вспоминаю, что где-то здесь живёт мой лучший училищный друг, одногруппник Юрка Капралов. Володя снова заводит машину, и мы едем по Путиловке, ищем. Останавливаемся у бывшего дома Володи, который я сразу же узнаю, поскольку часто бывал в гостях у сердобольной Володиной мамы Таисии Ивановны, а ещё приходил в гости к сестре его Ларисе со своей училищной девушкой из пригородной Красногоровки Танечкой Реужиной… Таня, Танечка!.. Сердце горькое Это строки из моей книги, привезённой сюда. Володе я подписал её, но пока он не может увезти книгу в Мариуполь и потому «Моя Новороссия», останется в Донецке у Вани «до лучших времён». Мы фотографируемся с Вовкой у подъезда его дома, как у причала нашей далёкой юности. А потом я пеше, вооружившись видеокамерой, ищу по памяти место, где жил мой друг Капрал, одновременно снимая редких прохожих и дома. И не проходит и 10 минут, как нахожу знакомую трёхэтажку! У пенсионеров, сидящих в дворике за пустым доминошным столиком, спрашиваю, проживает ли теперь здесь такой. И слышу, что, разумеется, проживает! Вон в том подъезде на третьем этаже. Но его сейчас нет, он в командировке, а жена недавно вышла из дома по делам. Зато в соседнем подъезде на первом этаже направо живёт их замужняя дочь. Она, вроде, дома… Звоню в указанную квартиру и представляюсь молодым хозяевам. В доме несколько человек: двое парней, светлая молодая женщина - дочь Юры Капралова, её дочурка, тоже беленькая – внучка моего друга. У них в эти минуты идут хлопотливые сборы в дорогу – на море, на Азов под Мариуполь. - Война войной, а море морем! - шутит кто-то. - А с Юрием Ивановичем (так они величают моего старинного друга) Вы разминулись, он в командировке в России, в Калининграде. И ребята рассказывают, что Юра помнит меня и потому по его рассказам они немного знают обо мне. Я беру номер телефона Юрия, оставляю свой, и дарю свою книгу, где есть стихотворение «На шахте имени Засядько», посвящённое Юрию: … Мчатся годы, по-птичьи, юрко -
Книгу хотят получить все присутствующие родственники, но у меня, увы, оставшиеся экземпляры наперечёт. Прошу показать мне фото Юрия, хочется увидеть, каким он стал. Мне показывают телефонный снимок нынешнего Капрала, сделанный накануне его отъезда в Россию. Всё то же улыбающееся лицо, вот только волосы поредели и выпрямились их светлые кудряшки… На том и прощаюсь я с родными моего училищноготоварища, а с ним буду говорить по телефону уже в России…
Ранним, ещё солнечным, вечером мы сидим в трёхкомнатной квартире Ивана, где он проживает с престарелой, но подвижной приветливой матушкой, которой за 80 лет. В доме чисто, уютно. Горячая и холодная вода на кухне и в ванной, бесперебойное электричество. Все эти блага действуют, разумеется, с недавнего времени, когда прекратились масштабные обстрелы города. Разные судьбы у нас троих, контрастные судьбы.... Ваня – мой ровесник, может, годом-двумя младше. Он – зэк по жизни. 9 «ходок», 27 лет тюремного «стажа». Первый срок отсидел «на малолетке», последний – в колонии для инвалидов - есть, оказывается, и такое режимное учреждение для заключённых. Именно оттуда вышел на волю с искалеченной ногой и сразу попал в донецкий ад. Кстати, многие бывшие зеки, кто дееспособен, уходят в ряды ополченцев, а «на зоне», несмотря на то, что по негласному кодексу зек всегда вне политики, заключённые в большинстве своём на стороне ДНРовцев. И не только в колониях, расположенных на территории Донбасса... Об этом мне за ужином с положенной дружеской выпивкой рассказывают мои лихие донецкие друзья. Володя с такой же ломаной судьбой, тоже четверть века провёл за решёткой, но в отличие от Ивана, который холост и живёт на инвалидное пособие, Володя женился после своего последнего срока, растит двоих малолетних детей и занимается бизнесом. Правда, с бизнесом в эти смутные времена в Мариуполе приходится туго… Меркнет над Донецком небесный свет, сумрак за окнами становится всё гуще. В комнате Ивана, где мы расположились, хозяин зажигает электроосвещение. Трезвым слухом, поскольку «совершенно не употребляю», жадно впитываю разговоры и рассказы моих друзей о нынешней жизни в Донбассе, задаю прямые или наводящие вопросы - самые разные. И узнаю совсем неожиданное для меня, что в школах Донецка вопреки украинским националистам преподают украинский язык и литературу, что в прифронтовом городе с 23.00 по 5.00 – до сих пор действует комендантский час, ходят патрули... - А как с автотранспортом ночью? - Запрещена езда. Но если причина уважительная, то можно прокатиться, на «Скорой помощи», например. Со мной так было, когда от боли в ноге пришлось вызывать «скорую», – отвечает Ваня, поглядывая на тёмное окно: - Скоро музыка начнётся, пора уж, что-то задерживаются укры сегодня… Я понимаю: это он говорит о начале регулярных вечерних и ночных обстрелов со стороны ВСУ позиций защитников города. - Днём они спят, а вечером начинают по холодку… Во! – чуткий Иван поднимает указательный палец в потолок, - пальнули, услышали меня. Различаем и мы с Володей несколько слабых хлопков - будто далёкий приглушённый раскат грозы докатывается до городских окраин. - Теперь до утра перестрелка будет. Они по нам - мы по ним. Раньше у нас тут под носом бабахали – наши же ополченцы. Подкатит танк к околице, даст пару выстрелов по украм – аж стёкла в домах звенят – и ходу на другое место: дислокация! Уши закладывало от залпов. Теперь хоть издали бьют. Подтверждая его слова, дальние орудийные громы множатся, растут, сокращаются в интервале, потом осыпаются, стихают, чтоб вскоре возобновиться… Ваня усмехается: - Мы давно не обращаем на стрельбу внимания, привыкли. - А как у вас в Мариуполе? – обращаюсь я по теме к Володе. - Да тоже постреливают за городом, а во время боёв - так снаряды над моим домом пролетали. Вовка живёт в частном секторе. Как и многие в их районе, под укрытие он оборудовал погреб дома. Рассказывая, чертыхается, что его, тучного, 58-летнего, новые военные власти Мариуполя несколько раз пытались мобилизовать в ВСУ, но невоеннообязанного бывшего зэка от перспективы стрелять по родному Донецку спасла официальная справка о болезни сердца… - Но если б не «мотор» да малЫе мои (это он о своих поздних малолетних детях) – давно бы уже ушёл к ополченцам. Тут укры не угадали, на чьей стороне мне быть, - зло бросает он. А я, смотря на постаревшего друга, битого жизнью покруче моего, снова думаю: вот тебе и постулат, что зеки вне политики…
К полуночи мы располагаемся на своих коечках: мне отведено место в зале на диванчике, Володя остаётся в комнате Ивана, мама Вани ночует в своей спальне, а наш друг уходит к подружке, что этажом выше. - И вообще, пятиэтажка наша полупустая, места всем хватит! - говорит он на прощание. Засыпая в глубине путиловской квартиры после долгого дня, насыщенного сменой географических мест, пересечением границы, встречей с дорогим городом и друзьями юности,я переполненный впечатлениями и усталостью, слышу дробные орудийные выстрелы – там, за безмолвными терриконами над Бутовским лесом (лесной массив в районе шахты «Бутовская»), в непроглядной антрацитовой тьме Донбасса...
День второй Во второй половине ночи стрельба стихла, но утром возобновилась. Этому удивился вернувшийся в квартиру Иван: - Видать украм, как и мне, с похмелья не спится, - со свойственной ему иронией прокомментировал он раннюю стрельбу. Пока Володя спит, мы выходим на свежий воздух. Восьмой час на циферблате, но солнце уже красит дома, асфальт и деревья. Я неразлучен с фотоаппаратом. И не зря: в раннем пустынном районе навстречу идут две весёлые женщины-дворничи – в фартуках, с мётлами в руках. Для меня они - удивление и свежий прилив радости, ведь если в израненном городе в нескольких километрах от войны на улицы выходят дворники – это неоспоримый показатель, что дончан не запугать и не истребить. Такие же мысли и чувства испытал я вчера, когда на залатанном Киевском проспекте умилялся молоденькой мамочкой, ведущую за ручку малюсенькую девочку, едва научившуюся ходить. Крошечный двухлетний человечек топал бодрыми ножками по асфальту с осколочными метками на нём… Ваня ведёт меня познакомиться с ополченцем Юрой, живущим неподалёку: «Вот он тебе много и конкретно расскажет о нашей войне». У магазина из машины-хлебовозки водитель-экспедитор, как и положено, в белом фартуке, выгружает ещё тёплый, пахучий хлеб. И снова торжествуют мои глаза: в городе полным ходом работают пекарни! Заходим в магазин за куревом для Вани. Изобилие продуктов на полках и очередное удивление: цены заметно ниже российских. Те же сигареты - «Донской(!) табак» - дешевле на треть. А молоко и сыры из Белоруссии, а сгущёнка – ничего себе – из кубанского Кореновска! Пёстр ассортимент колбас, консервированной и конфетной продукции. Спрашиваю у Вани, откуда такие низкие цены. - Так и зарплаты у нас маленькие, и пенсии. Мать моя пять тысяч получает, а я всего две тысячи по инвалидности. Но на жизнь хватает, жаловаться не буду. А некоторые пенсионеры даже умудряются сразу две пенсии получать – и от укров, и от ДНР. - Как это? - А так. И на той стороне получают, и на этой. Неразбериха. Но, думаю, лафа эта временная… Ополченца-Юру удаётся найти не сразу. Частный сектор, шахтёрские дома закамуфлированы зеленью фруктовых деревьев. Прямо на улицах вызрел абрикос-дичка, румянятся мелкие райские яблочки. Домашней птицы я не наблюдаю, а вот кошек много – греются на асфальте. Но светило уже поднялось высоко и начало припекать, и кошки перебираются в тень под кусты и деревья. Ваня подзабыл дом, где живёт ополченец. А встречных людей нет. Но у одного подворья мужчина ремонтирует старые «Жигули». Он тоже не помнит, где живёт Юра, и зовёт жену. Женщина средних лет выходит к нам на середину улицы и указывает рукой, где находится нужный нам дом. При этом внимательно смотрит на меня и мой фотоаппарат. - Да вот журналиста хочу познакомить с Юрой, - поясняет ей Иван, - из России приехал, мой друг детства, между прочим… И путиловчанка доброжелательно улыбается мне. Юра оказывается 35-летним парнем. Худощавый, чуть выше среднего роста, в майке защитного цвета и спортивных брюках, с короткой стрижкой, с крестообразным медицинским пластырем на голом плече - он безоговорочно похож на ополченца. Узнав, что я из России, охотно вступает в разговор. Юра два года в ополчении. Год назад получил воинское звание «лейтенант» и должность командира мотострелковой роты. Конечно же, участвовал в боевых операциях, конечно же, видел смерть и хоронил боевых друзей… И как жаль, что многие подробности из его рассказов я сегодня огласить ещё не могу. Но Юра оказывает мне неоценимую помощь: он соглашается провести меня на знаменитый Путиловский мост, теперь разбомбленный и закрытый. Вчера мы с ребятами смогли лишь подъехать на машине к мосту. Дальше дорогу преграждали шлагбаум и воинский пост, и мы даже не рискнули выйти из машины и подойти к нему. А сегодня я вооружаюсь членским билетом СП России, экземпляром книги стихов «Моя Новороссия» и командировочным удостоверением, пока не отмеченным в Донецке. Командировочное удостоверение с открытой датой от нашего регионального отделения СП мне выдала ответственный секретарь Светлана Макарова ещё в конце прошлого года, для моей, неопределённой тогда, поездки в Донбасс. Но весомее всех этих бумаг является, разумеется, воинское удостоверение лейтенанта Юры и его непосредственное сопровождение меня. На посту к нам подходит женщина-ополченец со звучным позывным «Солнце». О позывном я узнаю, когда подписываю ей на память свою книгу. «Солнце», выслушивая нашу просьбу посетить объект, просматривает документы, и с условием «не больше 20 минут» пропускает. Володя и Ваня остаются в машине, а мы с Юрой поднимаемся на мост, но сбоку, снизу - со стороны железнодорожных путей под ним. Юра специально ведёт меня так, чтоб показать сбитые взрывами, ломаные железобетонные электроопоры на путях, заросших травой, и заброшенные ржавые рельсы. Грустная картина на фоне жаркого июньского дня со щебетом птиц в зарослях, окаймляющих безжизненные шпалы! На мост мы карабкаемся по крутым откосам. Старая щебёнка сыпуча под скользящими ногами, и тоже поросла дикой травой и кустарником, за который удобно хвататься, удерживая равновесие. Запыхавшиеся, мы выбираемся на бетонное полотно и сразу, метрах в тридцати от нас, видим зияющий пролом, разорвавший мост пополам. Впечатление, что ты стоишь у границы войны и мира - мы перед проломом на мирной городской стороне, а там, за ним, как за разделительной пропастью – мёртвая сторона аэропорта… Подходим к краю дыры, смотрим. Длина пролома метров 12-15, а глубина – до земли… И я вспоминаю мирный, целёхонький Путиловский мост 1976 года, по которому ездил в донецкий аэропорт ещё старого образца. На мост тот приходил я 16-летним, когда шёл на танцплощадку в Путиловский парк, или возвращался с танцев. А днём на троллейбусе проезжал по мосту в аэропорт посмотреть на взлетающие и садящиеся самолёты. Но точнее и конкретней о знаменитом Донецком аэропорте расскажет справка из Википедии: «В 1974 году в аэропорту Донецк произведена реконструкция ИВПП, а также радиотехнических средств взлёта и посадки, а в 1975 году было сдано в эксплуатацию новое здание аэровокзала пропускной способностью 700 пассажиров в час (проект архитектора В.3. Спусканюка), что позволило принимать самолёты практически всех существующих в то время типов самолётов и значительно увеличить объёмы пассажирских и грузовых перевозок». Сухая справка даёт и следующую информацию о реконструкции аэропорта в 2011—2012 гг. и о событиях 2014-2015гг.: «В соответствии с программой подготовки Донецка к Евро-2012 в 2011 году украинской строительной компанией «Альтком» начато строительство нового терминала аэропорта.. По проекту новый аэропорт должен был обслуживать до пяти миллионов пассажиров в год, что сделало бы его вторым по загруженности на Украине, а новая полоса должна была позволить аэропорту принимать любые типы современных самолётов (включая самый большой самолёт в мире Ан-225 «Мрiя» («Мечта»). Вокруг аэропорта планировалось построить сверхсовременный выставочный центр, мультимедиацентр и бизнес-город. Конечно, в этот приезд к останкам Донецкого аэропорта мне не попасть, но, находясь на Путиловском мосту в лето 2016 года, я становлюсь очевидцем преступлений Киева, фотографируя воронки от мин, пулевые выбоины на бетонных ограждениях, искорёженный дорожный указатель, порушенный блок-пост, и эту зияющую рану-пролом, выведшую из строя мост на неопределённые сроки. И вспоминаю стихи из июля 2014 года, ведь мне очень важно вспомнить эти строки именно здесь: Там, где красавец-аэропорт, Там, где Путиловский длинный мост
…В машину к друзьям мы возвращаемся усталые, потные, но довольные. Юра, помогая мне в наборе материала, предлагает проехать по местам, сохранившим ещё неоспоримые улики злодеяний «нациков». Мы приезжаем в тенистый глухой уголок Путиловки, где в асфальт врос снаряд реактивной установки «Град». - Раньше такие «подарки» огораживали палками со шнурами и красными тряпками на них, флажками, - комментирует Юра. И добавляет задумчиво: - Раньше, поначалу, всё по-другому было. Мы шли воевать не за деньги, мы шли защищать свою землю. А сейчас война – это бизнес… Многие ребята первой волны погибли, многие из уцелевших разочаровались и ушли из ополчения. Бюрократия и воровство заселились и в наши ряды. Но я знаю, что при новом наступлении укров они вернутся, потому что им нужно защитить родных, а не заработать денег и наворовать… И я понимаю горечь Юры-бойца, потому что на любой войне рядом с героизмом и самоотверженностью таятся предательство и трусость, рядом с самоотдачей и самопожертвованием прячутся стяжательство и мародёрство…
Мало времени, очень мало времени у меня, чтобы всё посмотреть, прослушать и записать: в 14.00 в центре города начнётся мероприятия, благодаря которому я смог попасть в прифронтовой Донецк. Потому мы прощаемся с друзьями: Володе нужно возвращаться в Мариуполь и успеть вовремя проскочить границу, мне – присоединиться к нашей творческой группе и провести презентацию сборника «Душа Донбасса». К часу дня мы подъезжаем к Донецкой республиканской универсальной научной библиотеке им. Н.К. Крупской. В одном здании с ней находится и Донецкая республиканская библиотека для детей им. С. М. Кирова. Но если над табличкой главной библиотеки ДНР я вижу сохранившийся герб СССР, то вывеска детской библиотеки с гербом и флагом ДНР отображает новое время.
Мы прощаемся с Володей, и я вхожу в просторное четырёхэтажное здание библиотеки. Наше мероприятие будет проходить в лекционном зале на втором этаже. Здесь уже много посетителей, пришедших на презентацию книги о Донбассе, изданной в Краснодаре, и я вижу Инну Силенок, готовящуюся к ведению программы. Местные фотокоры и телевизионщики расставляют штативы, готовятся к съёмкам и интервью. Постепенно зал заполняется сотрудниками библиотеки, авторами издания и их друзьями и родственниками, любителями поэтического слова и официальными лицами. Инна пробует на звук пианино. Звукооператоры выставляют микрофоны и звук. И презентация начинается…
Уже на следующий день, когда я возвратился в Россию, в интернете на портале «Молодёжное информационное агентство «Новороссия» был опубликован материал местной журналистки Натальи Чайко об этом событии. Привожу его полностью: Сегодня, 6 июля, в лекционном зале Донецкой республиканской универсальной научной библиотеки им. Н.К. Крупской состоялась презентация литературного сборника «Душа Донбасса». В сборник вошли произведения двадцати донецких и кубанских авторов, посвященные войне в ДНР, а также героическому подвигу жителей молодой Республики. Отметим, что в сборник включены не только поэтические, но и прозаические тексты.
Мне же к этой информации остаётся добавить, что мероприятие продлилось более двух часов. И правильно будет очень кратко представить читателю книгу словами некоторых её авторов – как профессиональных писателей, так и самодеятельных поэтов - без пространных комментариев, просто листая сборник: Снаряд. Осколки стёкол. говорит дончанин Вадим Десятерик. И макеевчанка Ирина Горбань продолжает: Листает жизнь страницу за страницей, Но боль человеческая, боль славянская пересекает границы государств: Одна звезда упала, Эти строки выплёскивает краснодарец Владимир Архипов. А за несломленных жителей Донбасса восклицает дончанка Елена Лонюк: Имею честь быть жителем Донбасса! Но безыскусное стихотворение 80-летней жительницы Донецка Людмилы Богун хочется привести полностью: СУД ПАМЯТИ Представить трудно жуткую картину К миру и тишине призывает Надежда Никулина из Краснодара: Не нарушайте тишину, Вглядитесь в детские глаза – Об обездоленных детях Донбасса не может смолчать и кубанская поэтесса Наталья Гегер: - А зачем нам светит солнце, мама? – Небо затянуло чёрной гарью, - А зачем нас убивают, мама? Завершает поэтический сборник историческое эссе краснодарского публициста и краеведа Александра Петренко «С болью о Донецке». Вот фрагмент из него: «…Народные волнения начались сразу после кровавых беспорядков на Евромайдане. Десятки тысяч горожан вышли на митинг против действий киевских властей и назначения в регионы новых губернаторов без каких-либо выборов. Донецк в одночасье стал столицей Народной республики. Почти сразу же на мятежный город обрушили свои смертоносные снаряды тяжёлая бронетехника и артиллерия. Улицы города обстреливались круглосуточно. С воздуха людей расстреливали и бомбили самолёты. Новый красавец-аэропорт, построенный к чемпионату Европы по футболу, превратился в арену жесточайших боёв. Донецк замелькал на телеэкранах различных стран. Вышколенные комментаторы с указкой в руках показывали на картах места столкновений донбасского ополчения и украинских силовиков. Ужас и смерть мирных жителей выглядела как рецензия к новому голливудскому блокбастеру. Но дончане выстояли, выдержали, не дрогнули, не побежали. Мои земляки-краснодарцы, как могли, помогали и помогают шахтёрскому краю. Они приняли более 23 тыс. беженцев с юго-востока Украины…»
… В седьмом часу вечера 6 июля мы прощаемся с работниками библиотеки и выезжаем из Донецка. Обратный путь лежит через таможенный пост «Мариновка». Как расчётливый водитель, Геннадий Докучаев выбирает его в надежде, что там не придётся коротать ночь в очереди, и к утру мы доберёмся до Краснодара. Дорога, разбитая войной, проходит недалеко от города Снежное. Руины в населённых пунктах на этом направлении не может прикрыть даже буйная зелёная масса деревьев и кустарников. Сразу стало заметно ослабевшее автодвижение. А на одном участке дорога представляет рваную ленту из колдобин и выбоин на протяжении, может быть, с 20 километров. Встречный транспорт здесь почти перестал встречаться. Даже жутковато стало ехать вдоль пыльных полос лесопосадок в глухом предвечернем безлюдье… Перед отправлением из Донецка я обнаружил, что мой сотовый телефон, забытый на сиденье автомобиля при прощании с Володей, благополучно уехал с ним в недосягаемый Мариуполь, «на ту сторону». Эта мелочь оказалось весьма ощутимым неудобством, и я впервые испытал, как беспомощен человек в современном мире без телефона. Выяснилось, что из всех необходимых номеров память моя сохранила только домашний, на который, без задержек миновав - действительно, полупустой! - пропускной пункт «Мариновка» и оказавшись на российской территории, я сразу же позвонил маме с телефона попутчиков. Маме, кстати, все эти два донецких дня я вдохновенно врал в звонках, что нахожусь на литературном мероприятии в кубанском Армавире… В Краснодар мы прибываем около двух часов ночи. Инну подвозим к подъезду дома: нужно выгрузить «реквизиты» - то есть вещи и концертную одежду руководителя нашей поездки. А затем Геннадий, не смотря на усталость, безоговорочно везёт меня в мою удалённую от города станицу, а это 240 вёрст туда и обратно. «Я не имею права оставить Вас в ночном городе, да ещё без телефона», - говорит он в ответ на моё невнятное, что я перекантуюсь до первого автобуса в мой район на автовокзале. В пути Геннадий – потомственный казак и умный, образованный человек, рассказывает много интересного и познавательного об истории казачества на Кубани. Но более поражают меня его откровения, как участника событий, о защите кубанскими казаками Крыма в 2014 году - там, у знаменитого перешейка на границе с нововластной Украиной. Да только эти рассказы тоже не для нынешнего материала. В спящей станице, в половине четвёртого ночи, у моего дома мы прощаемся с Геннадием крепким рукопожатием и «Ситроен», негромкий двигателем, почти как электромобиль, тихо покидает наш предрассветный уголок…
А 12 июля в Центре национальных культур Краснодара на второй презентации сборника «Душа Донбасса», я читал новые стихи, написанные после поездки в Донецк: ДВА КРАЯ ДОНЕЦК ОКРАИННЫЙ И лишь вечер опустит Где невинные детки |
||||||||||||||
