Людмила ТОБОЛЬСКАЯ (Райт) (США)

КОРОТКИЙ ВИЗИТ

Рассказ, восстановленный по обрывкам рукописи, использовавшейся на закладки в старом календаре

Повесть

 
 
 

Предисловие к повести

Я люблю календари.
Большие настенные цветные, люблю их -  во весь лист -  картины, предваряющие каждый месяц, что расчерчен на числа и дни.
В конце года всегда жалко их выбрасывать в мусор или сжигать в печи. Я и  сохраняю большинство картинок, вырезаю и складываю в специальную коробку - для будушего декупажа. Рано или поздно всё пригождается.  
Декупаж, что называется,  моё хобби., и я часто дарю свои осуществленные проекты близким и друзьям.
И вот, однажы на книжной распродаже мне достался большого формата и давольно толстый календарь-травник. Старый календарь, но он привлек тем, что цветы и травы на иллюстрациях были как живые,  и еще там было множество лечебных рецептов: чаев, настоек и компрессов. Почти на каждый день каждого месяца.
 Календарь был пухлый, края страниц потрепаны и даже кое-где надорваны. Видимо, к его информации часто обращались, выискивая рецепты и то и дело прибегая к ним.
Потому-то на многих страницах остались следы практической работы с текстами, следы приготовления указанных в  них   рецептов: кольцевые печати от донышек пасуды, разноцветные пятна от высохших снадобей.
Я заглянула  на одну страницу, на другую, почитала там и сям.
Всякий раз при чтении, приходилось натыкаться на вложенные  кем-то между страницами закладки.  Я вынимала их, откладывала в сторону и наконец на углу стола скопилось их  внушительная кучка.
Все кусочки были исписаны угловатым, каким-то нервным,  почерком и, разбирая каракули, я поняла, что это чужая рукопись, разорванная на полоски, ставшие закладками.
Я попыталась сложить их, словно пазлы, и долго трудилась с переменным успехом, часто  уходя в своих поисках  по ложным тропам, попадая в тупики смысла и с трудом выбираясь на верный путь.
 Наконец, последний кусочек  лег в нужное, именно ему присущее место. Потери текста, пришедшиеся на разрывы, и просто некоторые его утраты, не мешали пониманию повествования во всей полноте; и я решила не прибегать к собственным гадательным дополнениям, оставить всё как есть.
Так я и привожу этот текст  вам.

Автор

----------------------------

…Я не знала, какими они стали за эти годы, и сколько их вообще осталось. В сущности, я ничего не знала о них, ничего о их жизни с тех пор как…

… чтобы не смазать первые мгновения, когда я увижу всех, мне хотелось,  немного успокоиться, сосредоточиться до того как мы встретимся.

… теперь сопровождающими меня лицами, т.к. хозяин мой….находился в безвестном отсутствии.
Это так говорится, это так  называется: «в безвестном отсутствии».   Его  нет дома давно, очень давно… 

…Они в любых обстоятельствах произносят это выражение официально-спокойно. А во мне слова  эти отдаются как вопль: в отсутствии! Да еще и в безвестном!
Сейчас им как всегда было не до меня, и мне никто не помешал.  Удалось немного побродить по залу прибытия багажа, обходя кругами колонны,  oсторожно двигая крыльями, расправляя их и косясь на свои белоснежные и  всё еще пышные перья. Длинные концы крыльев – недаром нас так и называют – лонгвингсы ( long – длинный, wings – крылья)  - мягко касались пола, крыльями можно было укрыться, закутаться в них сomplitly, включая  хохолок на макушке… Я и закуталась,  спрятала в эти перья свой  нос и предоставила сопровождающим лицам заботиться о моей транспортировке.  
  
 …нец долгого пути  действилельно задремала. Видимо, я очнулась - проснулась   сразу, как только  за нами закрылась  тяжелая входная дверь.
И тут в  этом большом холле  я увидела их всех! Их было немного – певчих лонгвингсов.  На каждом певчем горлышке – узенькая радужная ленточка. Надели такую и мне. Только двое из них были мне знакомы – Толстопузик, парадоксально похудевший, но всеже и в такой комплекции пузатенький, и другой - Герой, всегда исполнявший свои гимно- и маршеподобные сочинения, гордо приосанившись и выставив одну ногу вперед.  Живой памятник самому себе. Трое  других -  молодые, новые.
Остальные -  просто встречающие, не певчие. Среди них почти сразу я узнала его. Только по зеленым глазам, такие встречаются так редко! Всё остальное в нем было неузнаваемо. Легкая молодая грациозность сменилась зрелой плотностью и крылья, обрамленные прекрасными длинными перьми теперь не …

… свой утолстившийся нос и взглянул на меня.
Глаза были безучастны.
Мне показалось, что он не узнал меня, да и не странно, ведь время изменило и меня. Однако сердце сжалось,  я закрыла глаза и призвала все свои силы, чтобы унять закипевшие горячие слёзы, а когда открыла их, увидела, что все рассеялись по группам, а он один и находится совсем недалеко от меня.
Он приблизился, затем, изогнув шею, достал из-под крыла что-то золотистое, округлое и полупрозраяное и протянул мне. И тут я поняла, что он, конечно же, узнал меня! Он  ждал, он помнил и припас моё любимое лакомство. И я осторожно, как можно более признательно приняла виноградину, его дар.

…внимательно смотрела, принимая, в его глаза. Они были всё так же безучастны. Как будто не происходило нашей встречи, и даже хуже: как будто его самого и не было здесь.
Я не могла поверить, я помнила как давным-давно каждое чувство в глазах моего друга отражалось.
   В растерянности я всё оглядывала его, но долго находиться рядом нам не пришлось: сзади него появилась его хозяйка и он молча удалился вместе с нею,

…медленно кивнув мне на прощанье.
Стало грустно. Однако, нужно было отвлечься, взять себя в руки и думать о цели моего визита. Я приехала сюда не грустить,  я приехала сюда не общаться с кем бы то ни было и, тем более, не придаваться ностальгии, я приехала сюда – петь.
Петь!
Там, где я живу теперь, со времени последнего прослушивания и звукозаписи моего пения, у меня появилось некоторое количество новых композиций: куплетных и вариационных, порой  с красивыми рефренами, композиций -  тягучих и протяжных, быстрых и ритмически сложных. Теперь мне предоставлялась возможность всё это показать здесь, у себя на родине.
Я чувствовала себя в предвкушении творческого праздника. Я была, хотя и после только что перенесенной болезни, в хорошей форме. Это состояние необходимо было всеми силами…
Поэтому, когда ко мне вошли сопровождающие лица, я почти побежала им навстречу.
Я рада была начать немедленно. Сейчас я покажу им первую часть приготовленной программы -  так, песни две: это обычная норма для записи – ведь они захотят делать дубли…
Однако в студии всё началось не сразу. Распевка, жеребьевка…
Передо мной досталось петь неизвестной мне молоденькой -   тонкой, всей какой-то удлинненной - колоратуре.
Начав сразу с заоблачных высот, она рассыпала мелкий бисер трели и завернула головокружительную руладу такой красоты, что показалось,  певице лучше  закончить на этом, потому что красивее  придумать будет просто невозможно.
Оказалось -  возможно. И еще раз пятнадцать серце падало и взвивалось в восторге вслед за каждым поворотом ее прихотливой мелодической фантазии.
Следующей была я.
Я встала перед камерами, свет прожекторов осветил меня. Свет этот был жестоко материален, он концентрировал мысли,  и тут же всё, кроме моего предстоящего пения, перестало существовать для меня.
Я очень боялась, что всё: перенесенная перед путешествием  на родину простуда, дорога, утомленье и воспомнинанье о встрече – всё это отразится как-то неблагоприятно на качестве моего показа. Но ничего этого не случилось. Голос мой звучал прекрасно,  его тембром и интонацией я владела без всякого напряжения.
За тонкой стеклянной звуконепроницаемой стеной, что перегораживала пространство между нами, поющими, и принимающей группой жюри,  располагались в отдалении и  пришедшие на наше прослушивание лонгвингсы - «болельщики».  Среди них я угадывала и его, но всё это улавливалось где-то на краю сознания, нечетко в поле зрения, все они были где-то как будто в другом мире.
Первая моя песня была посвящена их, а когда-то и моей, стране, моей родине, шелесту ее трав, пению ее птиц, жужжанию ее насекомых, плеску ее вод, ее ветру, всему тому, чего так давно я не слышала и что звучало в моей памяти всегда.
Я превратила эти воспоминания в музыку, в переплетение мелодий, вздохов, свистов, в смену регистров и тембров, и они поняли всё.
Лес крыльев поднядся вверх и затрепетал. Целая стена белых  крыльев, трепещущих длинными пушистыми перьями. После такого приема я уже могла петь всё, что мне угодно. И я поняла, что могу быть спокойна за всю предстоящую мне неделю показа.

… сле меня пел Герой, потом еще кто-то, но я уже была в изнеможении и не могла со вниманием воспринимать чужое творчество.  В одну из пауз я выскользнула из студии.     Длинный овально уходящий вдаль коридор. Пусто.  Вдоль стены -изображение  птицы в профиль с защепкой поперек клюва: «Тишина. Идет запись».
Глубоко вздохнув, я  прислонилась к стеклу большого панорамного окна. Отсюда с высоты была видна западная часть огромной территория Центра. Каскады прудов и аллеи уже начинавших по-осенему желтеть высоких деревьев,
 …группы подстриженных кустарников, образующих прихотливые лабиринты.
Я простояла так, любуясь видом,  довольно долго. Потом за спиной услышала тихий шорох и, еще не оборачиваясь, почему-то поняла, что это он. Да. Он стоял на фоне стены с «прищепленной» птицей и кивал мне, жестами показывая куда-то наверх. Я взглянула. Там стеклянный купол уходил вверх,  превращаясь дальше в  широкую и прозрачную спиралевидную трубу. Это был вылет из Центра. Для нас, лонгвингсов. Для тех, кто родились не певчими, а виртуозно полетными логвингсами. Собственно, летать могли  мы все. Но как! Можно летать и летать.

 …все эти кульбиты, планирования и вертикальные взлеты, весь этот высший пилотаж был доступен только им, лонгвингсам полётным.
Был и третий вид лонгвингсов, лонгвингсы-строители.  Именно таким строителем и был мой старый друг.
Еще во времена нашей молодости он удивил всех, построив собственное  необычное гнездо. Очень просторное, сверху оно завершалось на все четыре стороны света выходящими, вот такими же, но, конечно, более скромными по своему размеру, выходами-вылетами.
Все изумлялись, видя такое сооружение впервые.
Помнится, он приглашал всех, в том числе и меня, к себе, в свое гнездо.

… искусительно ассестировал мне, взлетая вместе со мной, плотно обнявшись, в головокружительную высь. И я, хотя и зарекалась всякий раз повторять попытку, постепенно полюбила эти безумные взлёты, эту свободу,
 …это кружение головы…
 Да, он был – Строитель. И теперь, глядя на прозрачную спираль над нашей головой, я поняла, что за эти годы он добился многого: Дворец Центра - это был его успех. Это был его овеществленный большой проект и лучшего заказчика для его проекта было трудно себе представить. Я взглянула на него. Он стоял против меня опустив глаза и, казалось бы, спокойно, но во всем его облике и в этой спокойной позе чувствовалась такая наэлектризованность, такое, граничащее с обмороком,  волнение, что я посчитала наилучшим поощрением, забыв про страх и сомнения, взвиться под купол и решительно ввинтить себя в эту спираль, не прибегая, как когда-то, к его поддержке. 

…свободе в головокружительной высоте, я задохнулась, солнечные лучи ослепили, ветер захватил и попытался увлечь меня по своему произволу,  так что понадобилось серьезное сопротивленье, чтобы сделав крутой и одновременно снижающийся вираж, приземлиться на одну из аллей и скрыться в чаще. Нужно было побыть в одиночестве и  успокоиться.
Одиночества, однако, не получилось: в аллеях было много гуляющих. Кто-то, группами и водиночку устраивал подобие пикника  на полянах, на мелкой подстриженной травке. Две молодые пары, приобнявшись крыльями, сидели на больших валунах острова в центре пруда. И хотя, тем не менее, вокруг была тишина, я заметалась.   Дело в том, что лонгвингсы не стайные птицы. Они не любят сборищ, что ассоциируется в их сознании с гамом птичьих  базаров и главное - с извечной охотой на их приплод.    
Привычка -  в диких условиях -  выживать, прячась по-одиночке, вести скрытый образ жизни приучила их к чуткому пониманию друг друга без звуковых сигналов, к молчанию. Так со всеменем развивалась у них возможность телепатии. Включая теперь уже врожденный каждому телепатический уровень, мы избегаем шума толпы, но мы избегаем и молчаливой толпы…

…поэтому я, устремляясь всё дальше, забралась, наконец, в чащу граничащего с парком леса и долго бродила там, приходя в себя.  
   
---------------------------
 
В эти напряженные дни я стала по утрам обязательно выходить на прогулку. Дорожки вокруг Центра, тропинки у прудов, аллеи парка, уводящие в лес…
Не всегда, а вернее почти никогда прогулки эти не бывали одиноки. То тут, то там мне встречались мои собратья. Встричающиеся были деликатны, они чувствовали  мое стремление к одиночеству. Наши встречи были молчаливы, чаще всего я отделывалась «пластическими приветствиями».
И почти всегда краем глаза я видела его. Но часто, особенно поначалу, он держался на расстоянии, совсем не так как во времена, когда мы жили бок о бок… Но постепено стал проводить со мной целые дни. Сначала спрашивал, могу, хочу ли я пойти в запланированное мной место с ним. Потом, стало казаться само собой разумеющимся, что мы встречаемся рано утром и уже не расстаемся до самой ночи.
Честно сказать, из - за его постоянного при мне присутствия я всё откладывала, а потом так и не посетила некоторые мне памятные места и некоторых, с кем невозможно было его совместить. Он был для этих посещений или слишком мрачным или попросту странным или, что называется,  «не того поля ягода».
   Но чем не пожертвуешь ради дружбы! Мне хотелось провести с ним как можно больше времени.
Однако, порой я задумывалась, не жертвует ли и он своими важными делами и встречами, которых я, естественно, знать не могла, ради встречь со мной,  и однажды прямо спросила его об этом. Он ответил уклончиво в том смысле, что ведь я не так часто приезжаю на родину. А мне так хотелось услышать прямое подтверждение моих догадок!
   И так всегда. Вместо открытого выплеска чувства – иносказание, а порой и скрытое или недосказанное обвинение:
- Что это значит? Что ты имеешь в виду?
- Ну, если это не понятно… – и дальше молчок, и безучастный взгляд, который так озадачивал и даже пугал меня.  

----------------------------
 
Все…          ….ющие дни мы, поющие,  должны были продолжать наш музыкальный показ.  
Всё это был очередной, устраиваемый раз в несколько лет отчет наиболее преуспевших в музыке лонгвингсов.
Со всего света.
И,  как я уже отметила, их, этих лучших певцов, оказалось не так уж много.
А в памяти моей сохранились имена нескольких блистательных в прошлом певцов, которые, однако,  уже закончили своюх жизнь. Некоторых  я знала лично. 
Память о них, прежних звездах, повлекла меня в один из дней на встречу с ними в специальное место, в два больших и светлых зала -   фотофонда и фонотеки.
Там можно было послушать пение тех, кого сердце не может забыть, можно было постоять перед их портретами,  испытывая непередаваемое чувство свидания и разлуки одновременно.
Я провела там много времени. Собственно,  чувство времени было тогда мной потеряно. Он же почему-то мрачно отказался сопровождать меня внутрь.  Но он исправно ждал меня,  сидя неподалеку на краешке фонтана. Ни слова упрека за безмерно долгое отсутствие: когда я подошла, еще взволнованная, он молча погрузил в воду длинные перья крыла и плеснул мне в глаза прозрачные освежающие капли. А потом отряхнул крыло, заложил оба их по своему обыкновению за спину и молча и хмуро последовал за мной.
Так мы проводили дни, порой прогуливаясь, порой наблюдая жизнь других лонгвингсов: тренировку их полётов, новые стройки в Центре. И еще порой он сопровождал меня, когда я  забиралась далеко в дебри сохранившегося на обочине Центра леса. В  лесу можно было полакомиться: столько вкусных ягод, любимых с детства!
Там он немного оживлялся. Там он благосклонно принимал мои попытки помечтать о дальних неведомых странах.
Там, где-то в невообразимой дали есть места, где живут дикие лонгвингсы, где они жили всегда, «испокон веков». Оттуда берут нас, еще не вылупившихся – будущих. Оттуда  была много лет назад взята и я, и все мы, те что находимся сейчас здесь, в одном из Центров.
Мы обучены, мы «окультурены» и несравнимы с теми, кто дал нам начало. А они! Они поют не по правилам, преподанным нам, но ведь поют прекрасно, порой недостижимо прекрасно!
И еще… У них там есть Любовь. Такая Любовь, которую здесь, в искусственных условиях мы даже не пытаемся достичь. Потому что не в состоянии понять. Не в состоянии осознать, кроме самых примитивных ее истоков, все ее пружины. Так получилось, что в границах нашего понимания оказалась только дружба. Для самых чутких . Редко для кого. И мне всегда казалось, что в моей жизни она один раз осуществилась….
   Стремилась теперь понять, дорожил ли и он в те давние годы… Но что можно было понять по этому изменившемуся типу , побщегтя, по этому ставшему безжизненным взгляду зеленоглазого моего друга?!

-----------------------------

 ….всегда была далека от высокого градуса тщеславия. Но ведь всякому творцу мечтается быть оцененным по его достоинству. По достоинству; и тут так легко не дотянуть во-время показа до своего собственного уровня. Немного усталости, немного лишней грусти, немного, Боже упаси, лишних слез. .. Нет, слезы нужны, конечно, всегда нужны в творчестве, они как пряность в деликатесном блюде, но тут,  если чуть переборщить…

… тому же, что, к моему великому сожалению, в этот раз не…        импровизаций, особенно импровизационных дуэтов, в которых я была когда-то особенно сильна. О-о-о, тогда у меня были великолепные, партнеры! Они и сами были …..

…высокое чувство гармонии. Но не только это. Они боготворили наше искусство и этот, дуэтный, жанр!
Жить тем, что ты делаешь. Это -  условие успеха!
Начиная с кем-то из них импровизациионный дуэт, я чуствовала каждым нервом их трепет ….  и это окрашивало нашу перекличку непередаваемой красотой…
Все они уже не существуют более… А те, кто остались теперь, - я не верила, что все, но во всяком случае, те,  кто присутствовали здесь сейчас, - не имеют этого дара. Некоторые, я знаю, пытались, не желая отказаться от столь высоко ценимого…

… не дотянуть….   внутри – пусто… Они могли только … юмористического… цинизма, а в этом не было никакого тепла.

… а между тем - мелодии приходили ко мне и прибавлялись к тем, что хранились в моей памяти. Какое-то время назад, я еще надеялась, что удастся отыскать… традиций высокого импровизационного дуэта….  

… опробовала поговорить об этом с встретившимся со мной на прогулке как всегда отчужденным в тот день другом. Он молча слушал мои сетования, порой устремляя на меня свой как бы отсутствующий взгляд, порой честно глядя в сторону и, по мере нашего движения, слегка трогая крылом кусты по бокам дорожки.
- Я слушаю, я слушаю, - сообщил он мне однажды,  наклоняясь к цветам на одной и пышных клумб и втягивая своим массивным клювом их аромат.
Голос у меня дрожал, когда я закончила свой грустный монолог и мы молча остановились друг против друга.
Он молчал, опустив голову и сложив перед собой массивные пушистые крылья. Он был Строитель, что он мог сказать мне о возрождении импровизационного дуэта? Что? Он мог только утешить. Так он и сделал:  разомкнул крылья и я увидела, что он держит  маленький букетик из миниатюрных цветов, скорее из цветущих трав, травок, травинок. Во время своего душераздирающего монолога я не заметила, когда он успел составить это маленькое чудо. В букетике этом было столько наивности, скромности и какой-то младенческой надежды… 
Там, «у себя», т.е., где теперь стал мой дом,  с молодыми моими учениками я не так давно завела это пение, но всё еще в самом зачаточном состоянии, я только  пытаюсь, нащупываю, пробую… 
Там, голова моя всегда полна планов, я  спешу спешу передать им, только начинающим жить и петь, искусство в его высоте и невольно передаю  всё «наше», то, чего они не знали, не впитали от рождения и то, что знаю я, в чем я укрепляюсь, возвращаясь сюда и что продолжаю впитывать невольно в новых оттенках и современных веяниях каждое мгновение своего визита. Я особенно ощущаю это во время своих одиноких прогулок по утрам. 

… а тот букетик, вернувшись в мою комнат,у я заткнула за угол рамы большого зеркала, и потом, уже высохший, привезла с собой «домой».

------------------------------

К нему домой я попала уже накануне отъезда.
Я помнила его дом еще по давним временам, но он почти не изменился за эти годы. Собственно, я не успела его осмотреть, т.к. большую часть моего совсем не долгого визита мы провели в кабинете.
Я с интересом рассматривала множественные макеты его оригинальных строений, какие-то чертежи и планы рулонами лежали на всех поверхностях и стояли в углах. Я стала было, действительно заинтересовавшись всем этим, расспрашивать его о том, что и где осуществлено и что только еще будет. Он в это время стоял в полоборота ко мне, устремив неподвижный свой взгляд куда-то сквозь окно.  На мой вопрос, зыркнув на меня как-то недавольно, он смахнул крылом с ближайшего стола какие-то рулоны и  водрузил на освободившееся место красивое блюдо с фруктами, как раз внесенное хозяйкой.
Я смутно помнила ее по давним прошлым годам, но никогда не вглядывалась в ее лицо. Теперь же меня поразили ее глаза: оказалось, что у нее еще более, намного более безжизненный, чем у него, но при этом еще и жестокий взгляд.
И я всё поняла.

----------------------------------------

День расставанья я плохо помню.
Каждый попрощался со мной в разное время, в зависимости от встречь в тот день. Но друга моего я во всё это время так и не встретила.
К вечеру я оказалась в зале ожидания вылета перед специально оборудованной застекленной клеткой, в которой мне предстояло для безопасности путешествовать.
Я уже стояла у открытой дверцы внутри клетки, когда в зале появился он. Быстро приблизившись он накинул мне на шею тончайшую цепочку с маленьким кулоном, таким, что обычно можно видеть в сувенирной лавке Центра, и предупредил, что открыть кулон и посмотреть, что там внутри, я  должна уже дома, когда буду  «в одиночестве и спокойствии». Видно было, что он необыкновенно взволнован.
Потом он распростер свои длинные крылья, как бы намереваясь заключить меня в объятья, но в последнее мгновенье приостановился, отступил назад, с усилием медленно опустил крылья и снова свел их на спине.
Я смотрела на него, недоумевая.  Он встретился со мной глазами, опустил голову  и две крупные прозрачные слезы выкатились из его зеленых глаз. Мне показалось, что, падая на плиты пола, они зазвинели. Он попытался,  отвернувшись,  скрыть своё состояние, но слезы всё падали.
Я уже собиралась кинуться к нему, когда почувствовала, что странным образом расстояние между нами начало всё увеличиваться и увеличиваться, и что я упираюсь клювом в уже запертую стеклянную дверцу моей клетки. Это сопровождающие лица  понесли меня по полукруглому коридору на посадку.   
 За поворотом я перестала видеть его.

-------------------------------

И вот - возвратный первый день дома. Я открыла глаза и потянулась  на уютном и  мягком ложе моего жилища, никак не напоминающего жилища лонгвингсов там, на моей родине.
Здесь, в отсеке, который является  спальней, белые - белые занавесы закрывают проемы окон. Сквозь них проникает всё время колеблющийся белый световой поток. Это облака там, за тонкой тканью, набегают колеблющимися волнами.
И значит… Скорее, скорее – понырять в этих набегающих, но так легко проницаемых и освежающих облаках! И пусть я не мастер полета, но зато я могу быть неутомимой в высоте!
Как хорошо ускользнуть незамеченной, не подчиняя себя требованиям утренней рутины! Пусть ветер расчешет все длинные перья и окрапляющая влага тумана освежит глаза.  И никаких тебе осуждающих киваний и ворчливых звуков ни от кого.
  Ввысь и внутрь этих облаков, всё дальше, всё глубже,  и вот меня уже невозможно различить в сгущенной млечной их  глубине! Я вкручиваюсь в высоту, я поднимаюсь всё выше, а потом, планируя, широко распускаю крылья и каждое перышко на всем моем теле натянуто вибрирует, пронизанное ветром. И в каждое насладительное мгновенье своего полета я чувствую ставшую чуть-чуть прохладной нежную цепочку медальона на шее между перышками.
Выполняя просьбу не раскрывать медальон в дороге, я так и не успела его раскрыть при возвращении, утомившись и заснув прямо на руках у сопровождающих лиц.    

---------------------------------

Память вчерашнего расставания, еще такая свежая,  оказалась тяжелой ношей.
Я знаю, что могло бы мне облегчить эту память. И я не напрасно прилетела именно сюда. На этот красный каньон мы набрели когда-то с моим хозяином в одно из путешествий.
Мой хозяин! 
Хозяин – это так важно, если вы не только привыкли друг к другу, но если за годы совместного пребывания вместе вы так крепко привязались друг к другу. Если бы он был со…..

…а потом спел бы мне, укладывая в теплые  травы гнезда, низким, но умеющим быть нежным, словно материнским, голосом песню своей страны, хоть и тоже не его родины, - здесь у многих такая судьба…
Я отдохнула бы без тяжелых сновидений, а наутро он как всегда в таких случаях приказал бы снарядить наш специальный экипаж, где для меня отведено безветрянное место (лонгвингсы так подвержены простудам!), откуда сквозь большие окна я смогу видеть всё, что мы встретим в продолжение долгого-долгого пути.
Мы вернемся под вечер, и за это время он покажет мне множество разнообразных мест: открытые пространства полей и густые заросли, дороги сквозь которые -  словно аллеи, где солнечный день порой ощущается как пасмурный вечер. Он будет приносить мне  дудочки и маленькие бубны из окрестных деревень и радостно смеяться, подыгрывая на них моим новым песенкам. Он будет даже пытаться подпевать мне… 
Именно в таком совместном путешествии мы однажды, совершенно случайно нашли над этим небольшим красным каменистым каньоном вот эту пещеру или грот.
Мы о чем-то смеялись, входя в нее,  и тогда странное множащееся эхо остановило нас у входа.
Эхо откликалось, всё затихая, не один, не три, а шесть раз! Это было волшебно и страшно одновременно. Казалось, что кто-то живой, живые…. кто-то, подражая, и всё же не совсем твоим голосом вторит и вторит тебе.
Вот сюда – то я и задумала еще там, при визите на родину привести моих учеников. Познакомить их с этим необычным эфектом… … Здесь начнуются все мои будущие планы, здесь – моя надежда. И ее рождению я обязана ему, находящемуся в «безвестном отсутсвии».
Тут может быть шесть участников.
Я пробовала это, правда, водиночку имитируя большее число участников, перед самым отъездом. Получился безупречный полифонический канон. Голоса маленькой музыкальной фразки хорошо наслаивались и расходились в чистейшей гармонии. Но замысел можно развить, усложнить, можно сделать много интересного. Будут наход…   Если бы мы, опять как в тот раз, были здесь вместе сейчас!
Всё это, возможно,  выличило бы меня. Но он давно в отсутствии! В этом нескончаемом «безвестном» - незнаемом - «отсутствии»!
Таким образом,  должна справиться со всем сама. Только сама. Сама, сама. Но   как?!
Так думала я, снимая с шеи подаренный брелок, решившись, наконец спокойно в тишине и  без свидетелей раскрыть и увидеть  послание давнего друга.
 Что это будет? Трудно предположить – всё равно, что-то очень важное для нас обоих.
Я решилась.
 И вот,  я  благоговейно, нежно держу снятый с шеи подарок  перед собой…, он почти невесом и легко покачивается перед моим взором.
 И тут… - я не успеваю сделать что-либо против порыва ветра, я не успеваю подхватить!

…и вижу, как сверкающая цепочка-ниточка, взметнувшаяся над пропостью и увлекаемая легкой тяжестью медальона, летит на самое дно каньона.
У лонгвингсов острое зрение, мы различаем мельчайшие детали с головокружительной высоты.  
Ветер взметывает сверкающий предмет еще раз и укладывает его между двух крупных красных камней, на самом дне.
Очень глубоко, очень далеко от той высоты, где я сижу сейчас на карнизе перед пещерой - гротом.
Если полететь вниз и …
Но несколько капель дождя ударяют в глинистый красный камень рядом со мной.  Однако, хорошее укрытие совсем рядом, позади меня. Грот уходит далеко в навершие  каменного холма и  я буду недосягаема для дождя….

…Прекрасно!
Спрятавшись внутрь,  я еще поэкспериментирую с эхом, а потом – домой.  Дождь  всего лишь освежит раскаленную атмосферу каньона, и будет даже приятнее возвращаться в разлитой вокруг прохладе.  А мокнуть мне нельзя, простуда вообще для нас губительна, а особенно теперь для меня, когда я еще не совсем здорова и, к тому же, после путешествия.
 Несколько капель снова ударяют в камень рядом и я направляюсь к гроту.
 Оборачиваюсь на ходу и в последний раз смотрю вниз, в глубину каньона. Серебрянная звездочка всё мерцает там, на невероятной глубине.
Может быть так и лучше, пусть покоится неузнанным его послание. Зачем мне дополнительные новые волнения! Я столько лет обходилась без вестей о нем.. Грустные они или, дай Бог,  нет – я отдана иной цели и в моей жизни ничто не изменится. Ничто не должно измениться.
 Ускоряю шаг. 
 Вход в пещеру совсем близко.
 Уже воображаю, как скоро, сидя в уютном теплом гроте, я буду любоваться сверкающей сеткой дождя в проеме входа прямо передо мной. А вокруг пещеры с шумом ручьи побегут, увлекая вниз мелкие камушки и глинистую муть. Ручьи на дне каньона покроют маленький оброненный серебряный дар, быть может, потащат его далеко-далеко.
Навсегда от меня.
И пусть…
Я же - должна спешить спрятаться…
Вот  решила, и мне кажется -   всё успокоилось, всё стало как прежде.
 Я снова принадлежу только себе.
- Ты? Себе? – словно спорит со мной кто-то невидимый. И я могу поклясться, что в этот момент я слышу интонации моего друга. – Ты –  себе? 
 Кругом пустыня. На обозримом пространстве -  никого. Но словно стучится ко мне его голос :
- Себе?  Только себе?
И редкие  дождевые капли звенят по камням, совсем как зазвенели, разбившись о плиты пола, те две первые тяжелые слезы.
Я снова отступаю назад от грота на край уступа, снова смотрю вниз: всё еще там, в глубине, хотя и в потемневшей в преддверии дождя глубине, я различаю и медальон, и его цепочку между камнями.
Там лежит то, что мне дОлжно было осознать, что он хотел, чтобы я поняла, прочтя наедине и в спокойствии.
Там лежит, в сущности, сердце моего друга!
И тогда я поспешно взмываю сначала вверх, а потом, присмотревшись к цели полета, разворачиваюсь и планирую, всё углубляясь и углубляясь в тесное и жаркое каменистое пространство каньона.
Я снижаюсь, я достигаю камней и легко подхватываю серебряное мерцанье, когда вдруг - внезапный ливень тяжело ударяет меня и накрывает,  непроницаемым, останавливающим дыханье  водопадом!

Июнь 2017г. 
Миннеаполис, США

 

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную