И.С.Тургенев

С самого раннего утра небо заволокло хмурой мглой. Временами начинал накрапывать мелкий нудный дождь, и в слегка приоткрытое оконце гостиной барского дома было хорошо слышно, как бойко постукивали дождевые капли по листве усадебных лип, растущих поблизости с домом со стороны конюшенного ряда. Усадебные тропы раскисли от ночного ливня, и было видно, как мучается при ходьбе пара спасских крестьян, шедших аллеей к усадебной богадельне, что выстроена чуть левее центрального выезда в усадьбу. Иногда над парком начинал прогуливаться легкий ветерок срывавший с раскидистых крон вязов и лип миллион капель, которые падая в низ отдавались глухим эхом. Дождливый сумрак никак не давал пробиться солнечным лучам и лишь изредка, на какие-то доли секунд солнце проглядывало сквозь дождевые облака, пробивая парк рваным светом и вскоре вновь скрывалось за нависшей мглой.

Была макушка лета 1881 года. Погода не жаловала обитателей усадьбы теплыми погожими деньками, заставляя проводить долгие летние дни в гостиной за разговорами с шахматами, за чтением или бильярдной партией в просторном зале первого этажа. Иван Сергеевич частенько ругал промозглую хмурь с разгулявшимися дождями, никак не хотевшими давать свободу ни ему самому, ни гостям Спасского.

– Вот попробуй, и поживи тут, – обращался он нарочито громко к своим гостям, сетуя в душе на погодное безобразие.

В это утро он проснулся рано, долго сидел за письменным столом своего уютного небольшого кабинета и не заметил, как остался в доме один. Заслышав чьи-то шаги по дощатому полу веранды, он поспешил туда. У входной двери его встретил камердинер Захар с доброй охапкой березовых дровец, прижатой к полинялому, видавшему виды зипуну, надетом им по случаю непогоды.

– Яков Петрович давненько в парк ушли-с. К пруду направились. Непременно с мольбертом. И дождь нипочем. И супруга в парке, тоже рисуют, – отрапортовал Захар хозяину усадьбы, указав кивком головы направление, куда ушел Полонский. – А я вот решил немного подтопить. Холодно.

В это утро Иван Сергеевич еще не видел Полонских – работа над «Стихами в прозе» задержала его в кабинете, и вот теперь закончив рассказ, он вышел в сад.

Терпко пахла сырая земля, насыщая влажный воздух горьковатостью. Лохматая собака Серка, завидев хозяина от самих спасских ворот, бросилась к нему приветственно, радостно засуетилась у ног.

Постояв с минуту другую на ступеньках веранды и осмотревшись вокруг, Иван Сергеевич уверенным шагом направился по аллее, мимо заветного, «выбившегося» в рост дуба, к большому Спасскому пруду.

Так начинался новый день, последнего спасского лета Ивана Сергеевича Тургенева. Пребывать в Спасском оставалось считанные дни.

От парка к дому

По старой дороге на Мценск, что плавно уходит от симферопольского шоссе, есть небольшой поворот, где узкая дорога резко поворачивает вправо, и обступаемая залеском, встречаемая яблоневыми садами, за которыми тянуться раздольные поля, срывающиеся в овраги и лиственники, бежит, извиваясь змейкой поворотов, к своему завершению. Это дорога на Спасское-Лутовиново, затаившееся в глубине орловского полесья, под сенью векового вязово-липового парка. Усадьба, связанная всем своим существом с именем великого русского писателя Ивана Сергеевича Тургенева.

Чем притягивает к себе Спасское-Лутовиново? Чем околдовывает приезжающих сюда в любое время года – будь то снежная зима или знойное лето, весенняя распутица или увядающая пора золотой осени. А притягивает усадьба своей таинственностью, своей скрытой привлекательностью, чувством того, что она одна такая на всем русском просторе, и нет ей равных.

В рассказе «Малиновая вода», что помещен в «Записки охотника» есть такая фраза: «В начале августа жары часто стоят нестерпимые …» Надо же так. Вот и мне довелось побывать в Спасском-Лутовинове почти «по-тургеневски», в конце лета, в августе, в знойный полдень, когда пропадают тени, и солнечный свет проникает в самые потаенные уголки парка, насыщая его благодатным теплом.

На поповском пруду, что правее от усадебных ворот, в самом центре зеркала плескалась добрая стайка дворовых гусей, пришедших сюда, видимо, из домов, стоящих по склону холма. По голубому небосводу тянулись один за другим белесые кудлатые облака, и над тургеневской усадьбой, скрытой под пологом огромных деревьев парка, стояла тишина – тишина, овеянная тайной времени.

* * *

«Мне самому очень жаль, что болезнь помешала мне в нынешнем году побывать в Спасском. Мое здоровье поправляется, и я надеюсь, что будущее лето я проведу в Спасском», – пишет Иван Сергеевич Тургенев в 1882 году в письме спасским крестьянам. Несмотря на то, что Иван Сергеевич большую часть своей жизни пробыл за границей, к Спасскому он питал особые сыновьи чувства.

Раскинувшийся луг подступает прямо к центральному парадному въезду в усадьбу, к церкви Спаса Преображения, обрываясь у самых ворот. Справа от усадьбы, на территории старого кладбища, – фамильный склеп Лутовиновых, предков Ивана Сергеевича по материнской линии, слева – изумительный вид на раскинувшийся простор: луг, поповский пруд, деревенские домишки утопающие в зелени садов. Разросшийся парк могучей стеной прикрывает усадьбу. «… Прадеды наши, при выборе места для жительства, непременно отбивали десятины две хорошей земли под фруктовый сад с липовыми аллеями… . Прекрасное дерево – такая старая липа …. Лист на ней мелкий, могучие сучья широко раскинулись во все стороны, вечная тень под ними…» Так описывает парк дворянской усадьбы Тургенев в своем рассказе «Мой сосед Радилов» в цикле «Записки охотника». Так вот, прежде чем попасть в усадебный дом, вас непременно первым встретит удивительной красоты парк: прямо у входа – вековые ясени, а ровные липовая аллея приведет прямо к тургеневскому дому, а от него, уж куда будет душе угодно – отправиться на конюшенный двор или пойти в глубь парка к большому Спасскому пруду, укрываясь тенью вековых деревьев, помнящих Ивана Сергеевича.

Парк Спасского-Лутовинова всегда оставался частичкой бытия самого Ивана Сергеевича. Мысли о родном парке Спасского согревали тургеневскую душу и вдалеке от родины. «Великое Вам спасибо, – сообщает Иван Сергеевич Жозефине Полонской 17 июня 1882 года из Франции, – за Ваше письмо с цветами и листьями спасского сада, оно меня порадовало… . И Тургенев, обладавший даром изумительного слова, в своих произведениях не единожды обращался к парку, отражая его как одного из главных героев повествований. Откроем роман «Новь» на странице, где описывается сад имения Силятиных, прототипом которого стал парк Спасского-Лутовинова: «…То был прадедовский черноземный сад, которого не увидишь по ту сторону Москвы. Расположенный по длинному скату пологого холма, он состоял из четырех, ясно обозначенных отделений. Перед домом, шагов на двести, расстилался цветник, с песчаными прямыми дорожками, группами акаций и сиреней и крутыми клумбами; налево, минуя конный двор, до самого гумна тянулся фруктовый сад, на саженный густо яблонями, грушами, сливами, смородиной и малиной; прямо напротив дома возвышались большим сплошным четырехугольником липовые скрещенные аллеи. Направо вид преграждался дорогой, заслоненной двойным рядом серебристых тополей; из – за купы плакучих берез виднелась крутая крыша оранжерей». Так Тургенев с абсолютной точностью до мельчайших подробностей описывает свой лутовиновский парк: те же «песчаные прямые дорожки», те же фруктовые сады. Кстати в парке и поныне недалеко от березовой аллеи уцелели яблони того дивного усадебного «фруктового сада» – яблони те вековые, уже давненько разменявшие свой столетний юбилей. Говорят, что еще обильно цветут в весеннюю майскую пору, и плодами глаз радуют. Те же «четырехугольником липовые скрещенные аллеи» – действительно скрещены и не случайно липовые аллеи разбиты так, что отображают собой римскую цифру XIX, как несомненную дань XIX веку, когда был разбит сей усадебный парк. Сохранились и липы, посаженные самим Иваном Сергеевичем в годы лутовиновской ссылки – аллея из этих лип начинается от парковой беседке выстроенной в глубине парка.

* * *

Возникновение усадьбы Спасское-Лутовиново связано с именем Ивана Ивановича Лутовинова – двоюродного деда Ивана Сергеевича Тургенева, дворянина Орловской губернии. Именно он на рубеже двух веков, XVIII-XIX, закладывает усадьбу ставшую в последствии известной не только в России, но и во всем мире. Усадебный дом, пруд, парк – все это было обустроено зачинателем усадьбы с преогромнейшей роскошью и размахом. Особое значение Лутовинов придавал разбивке парка, для него специально подбирались деревья: вязы, липы, ели, березы, клены, Порой деревья уже во взрослом состоянии привозились в парк с землей «не иначе как в вертикальном положении всего саженца» – так вспоминает один из крестьян, очевидец разбивки лутовиновского парка.

Уходя ровными, широкими липовыми аллеями в глубину, парк неспешно спускается к берегу пруда, пробегая тропинкой вдоль берегового отвала и уже, от плотины взбираясь вверх «аллеей-змейкой», уходит березовой тропой в сторону господского дома. В старые времена через парковую плотину, мимо пруда, проходил оживленный Екатерининский тракт, ведший из Москвы в Крым.

Лутовиновский парк окружен тайной. До сих пор существует легенда о том, что ночами в старом парке на Варнавицкой плотине можно встретить призрак Ивана Ивановича Лутовинова, который ищет неведомую таинственную «разрыв-траву», чтобы выбраться из могилы. Помните в рассказе «Бежин луг» Павлушка рассказывает своим друзьям:« - Варнавицы?… Еще бы! Еще какое нечистое! Там не раз, говорят, старого барина видали – покойного барина, Ходит, говорят, в кафтане долгополом и все эдак охает, чего – то на земле ищет …»

* * *

Как только переступите «усадебный порог», проходя от церкви Спаса Преображения по роскошной парковой аллее, в глубине парка, чуть слева будут просматриваться стены главной усадебной постройки – тургеневского дома. Парк, начавшийся у самой церкви постепенно расступиться, и вот – «господский деревянный двухэтажный дом». К дому примыкает каменная галерея в полуциркулярном виде. Дом с мезонином и верандой, с просторной террасой, изящный, словно сказочный терем. Афанасий Фет, частый и желанный гость тургеневского дома в своих воспоминаниях пишет:«План дома представлял букву «глаголь», а флигель – как бы другую ножке буквы «пе», если бы верхняя часть «глаголя» соприкасалась с этой ножкой; но так как между домом и флигелем был перерыв, то флигель выходил единый, подписанный под крышею «глаголя». Вот такое необычно восприятие усадебного дома Фетом.

А усадебный дом действительно необычен. Необычен своим очертанием сказочного терема, может быть и не совсем дворянской застройки; своим, не скованным стенами дома пространством веранды, откуда открывается вид на парк; одноэтажной каменной галереей, примыкающей к дому, дополняющей его гармонией и законченностью, резным портиком балкона, карнизов, завершающих общий вид; небольшого оконца под сенью крытого портала-террасы. Дом манит к себе, влечет заглянуть в застывшие в тиши покои. И люд тянется сюда, идет к Тургеневу, чтобы насладиться духом и красотой усадьбы.

Каждая комната дома – это свой мир, свой маленький уголок бытия, хранящий память о тех, кто бывал здесь. Это и просторная большая гостиная с английскими часами и фамильными портретами на стенах; это и малая гостиная с выходом на веранду и с известным «диваном – самосоном». «После обеда мы отправлялись пить кофе в гостиную, где стоял широкий, времен Империи, диван самосон, едва ли не единственная мебель в Спасском с пружинным тюфяком», – вспоминает Афанасий Фет. В комнатах барская мебель из красного дерева: овальный стол на «звериных лапах», диван с перилами, изящно выполненными в виде грифонов, старинное добротное трюмо с «зеркалом до пола», на стенах – картины, дополняющие домашний уют внутреннего убранства.

Легкий ветерок, едва проникающий через распахнутые оконца, слегка теребит шторы. Наверное так было и тогда, когда в уюте угловой гостиной за чашечкой кофе собирались скоротать вечер сам хозяин усадьбы и его многочисленные гости, без которых усадьба едва ли оставалась. Иван Сергеевич любил гостей и всегда был готов создать им добротные условия. Так, в приглашении Якову Полонскому погостить в Спасском, Иван Сергеевич писал: « …Я велел отделать заново свой дом в деревне…, потому, что я намерен был пригласить тебя вместе с семейством твоим провести там лето,… Воздух там отличный, сад огромный…»

Особое место в доме занимает кабинет писателя – небольшая комната сразу после угловой гостиной. Просторная: писательский стол у окна, в простенке между дверью и стеной – портрет Сергея Николаевича Тургенева, отца писателя, напротив, в «красном углу» – икона образ Спаса Нерукотворного в золотом окладе. Этот образ, почерневший от времени, был в доме Лутовиновых всегда. Сохранился он и до наших дней. Эта семейная реликвия, по преданию была подаренная самим Иваном Грозным предкам Лутовиновых. Справа – развернутая ширма, а за ней кровать, небольшой шкаф. Здесь в кабинете, за письменным столом, Тургенев работал. Здесь чистые листы бумаги «впитывали» в себя судьбы тургеневских героев, в которых можно легко угадать знакомых писателя и конечно же образ дорогой усадьбы. Многое помнит тургеневский стол, многое знает. Поговорить бы – да не скажет. Молчит, таит в себе мгновения тургеневского бытия в Спасском-Лутовинове.

А в окошко открытого тургеневского кабинета слышны голоса разгулявшихся. Свадьба. Да наверное не одна. Заглянул в окошко, и в самом деле не одна – две пары молодых фотографируются. Знать на счастье. К Тургеневу за счастьем пришли. Словно из самого усадебного дома высыпали. Наверное, так было и в тургеневские времена, шли крестьянские свадьбы в усадьбу, в церковь Спаса Преображения, к Тургеневу – знали, что уважит, напутствует. А сегодняшняя свадьба играла по всему парку, уходя в его глубь, туда, где лишь липы да старый пруд становились свидетелями торжества.

* * *

Совсем недалеко от усадебного дома расположен «флигель изгнанника» – небольшой, в один этаж, домишка, выстроенный когда-то для управляющего усадьбой, словно прибочинившийся к главному дому, затаился, запал в тиши липовой рощи, не желая выставлять себя напоказ, тая в себе тайну мучительных дум Ивана Сергеевича, его творческих терзаний в тревожное время лутовиновской ссылки. Дом писателя тогда был занят управляющими, и Тургенев был вынужден больше полутора лет проживать во флигиле. Май 1852 года «… Здесь я еще пока ничего не делаю – вдыхаю целой грудью деревенский воздух – читаю Гоголя – и только. Мой адрес: Орловская губерния, в город Мценск… Пожалуй, можете прибавить: в село Спасское-Лутовиново тож, но это не нужно:… Если кому-нибудь из вас случиться ехать через Мценск и вот вздумается ко мне завернуть, скажите только: в Лутовиновку – всякий вас довезет,» – пишет Иван Сергеевич своим друзьям Аксаковым.

Уединение тяготит Ивана Сергеевича: надзор, запрет на выезд из усадьбы, нет рядом друзей «Современника», разлука с близким и дорогим человеком – Полиной Виардо. Природа, – вот что становиться в этот период целителем тургеневской души, и именно благодаря ей Иван Сергеевич находит в себе душевные силы. Природа, охота, любовь к Спасскому и его окрестностям, русской деревне в это сложное для писателя время проявляются особенно ярко. «Сегодня погода странная, но довольно приятная. Воздух наполнен туманом; ветра нет вовсе; все бело – земля и небо», – пишет он в письме Полине Виардо в октябре 1852 года. А несколькими годами позже, «вырвывшись» из своего «спасского надзора», уже из Парижа Тургенев пишет А.Дружинину «… Стремление к беспристрастию и к истине всецелой есть одно из немногих добрых качеств, за которые я благодарен природе, давшей мне их».

Природа не просто питала творчество Тургенева, она «шла» рядом бок о бок с ним всю его жизнь, влекла к себе в беззаботную пору детства и в пору жизненного осмысления, тянула в леса и поля побродить с ружьишком, раскрывая свои тайны, ложилась сюжетами на листы бумаги, задавая живой тон тургеневскому слову. «…Странное впечатление производит природа на человека, когда он один … В глубине этого впечатления есть ощущение горечи, свежей, как благоухание полей, немного меланхолии, ясной, как в пении птиц …Я ведь прикован к земле», – сообщает в одном из своих писем Тургенев Полине Виардо.

* * *

Тургеневская усадьба Спасского не бывает одинокой и в сегодняшнее время. На смену одним посетителям идут другие, одна группа сменяет другую. Многочислен был поток экскурсантов в этот августовский день: прогуливались неспешным шагом по аллеям отдыхающие; сновали туда-сюда туристы, спешащие как можно больше увидеть; шумно играли свадьбы. Группа ребятишек суетилась возле гнедых, всё норовив коснуться бархатистых лошадиных боков. С конного двора потягивало кисловатым запахом повядшего сена и цветочного разнотравья – клумбы вокруг усадебного дома были в самом цвету.

От тургеневского дома аллея подвела меня прямо к старому дубу. « …Люблю я эти аллеи, люблю серо – зеленый нежный цвет и тонкий запах воздуха под их сводами… Мой любимый дубок стал уже молодым дубом. Вчера, среди дня, я более часа сидел в его тени на скамейке. Мне очень хорошо было». Это упоминание о дубе в рассказе «Фауст» не случайно. Это тот самый тургеневский дуб. Это к нему с тоской по родному краю обращается Тургенев в письме к Полонскому 30 мая 1882 года: «Когда вы будете в Спасском, поклонитесь от меня дому, саду, моему молодому дубу, родине поклонитесь, которую я уже, вероятно, никогда не увижу». Сегодня дубу более ста пятидесяти лет. Он мощно раскинул в стороны свою крону; у него не в один обхват ствол и возле него … живые цветы – добрая традиция молодоженов посещать это вековое дерево.

И сколько годков минуло с той поры, когда сам Иван Сергеевич прохаживался этими самыми аллеями лутовиновского парка, сиживал на скамейке «у своего дуба», наслаждаясь уютом «малой родины: «- Горлянки немолчно ворковали, изредка свистела иволга, зяблик выделывал свое милое коленце, дрозды сердились и трещали …Я слушал, слушал весь этот милый, слитный гул и пошевельнуться не хотелось, а на сердце не то лень, не то умиление …», – так дивно описывает Иван Сергеевич день в парке после своей долгой разлуки с ним.

Группа пронырливых мальчишек лет восьми-одиннадцати «выкатила» из тенистых зарослей парка, и шумно галдя меж собой, бойко пробежала мимо тургеневского дуба, мимо меня, стоящего на высушенной жарой усадебной тропинке. Видимо, местные: из какой-то соседней деревни. Сокращали путь – прошли «напрямки» через парк. Знать, не первый раз так делают. Словно бежали, спешили они не куда-нибудь, а в «тургеневскую» школу, некогда стоявшую у самого въезда в усадьбу – подарок Ивана Сергеевича спасским детишкам. Давно уж нет той школы, а на ее месте высится церковная сторожка, но время словно обратилась вспять и … слышатся возле усадебного въезда детские голоса и вот-вот призывно зазвенит колокольчик, зазывая в школьный класс спасскую детвору.

Бежин луг

Плотное в движении, симферопольское шоссе торопливо бежит вдаль, оставляя за собой раздольные луга и поля, большие и малые реки, города и деревни, приютившиеся по обе стороны протяженной трассы. Но есть за городом Чернью Тульской области, что, в сущности, не далеко от Спасского, приметный поворот – дорога резко уходит вправо через деревеньку Медвежку, беря направление на Ержино. На пути все те же луга и поля , перемежающиеся перелесками в цветущей некоси разнотравья, уходящие вдаль безбрежным холмистым простором. Проносятся в торопях дорожных, увлекаемые путью-дорогой машины. Но есть на этом пути одно место, где нельзя не остановиться, не обратить внимания, не выйти, и не окинуть взором распластавшийся простор. И стелла на обочине дороги тому напоминание. Остановись! Не простой луг проезжаешь-проходишь. И имя сему лугу … Бежин.

Наверное нет таких, кому было бы неведомо это название. При его упоминании как-то само собой, невольно память уводит в школьные годы, к открытой книге Тургенева «Записки охотника», где рассказ «Бежин луг» занимает главенствующее положение. «…Охотился я однажды за тетеревами в Чернском уезде, Тульской губернии … Один пологий холм сменился другим, поля бесконечно тянулись за полями, кусты словно вставали вдруг из земли … Я все шел и уже собрался было прилечь где-нибудь до утра, как вдруг очутился над страшной бездной. Я быстро отдернул занесенную ногу и, сквозь едва прозрачный сумрак ночи, увидел далеко под собой огромную равнину …»

Бежин луг и сегодня открывается просторной равниной, уходящей в даль. Он необычен всем – и «огромной равниной», и «холмом … спускавшимся … почти отвесным обрывом, и … теснящейся, под раскидистыми прибрежными ветлами «широкой речкой» Снежедью. Сюда на высокий холм, Бежина луга в сумраке позднего июльского вечера и вышел Тургенев, утомленный в охотничьем дне. И как знать, остановился ли на привале Бежина луга Иван Сергеевич, коли не завидел бы тогда огонька ночного…, ведь от Бежина луга до родового отцовского имения-села Тургенево – «рукой подать».

Бежин луг – это простор, манящий вдаль.

На бреющем полете, заходя на круг, распластав крылья кружил над лугом полевой лунь. Вот он, видимо, что-то увидел и полет его резко замедлился, а вскоре он и вовсе пропал из виду, спустившись на землю. Стайка разноцветных щеглов прилепилась к высокому кусту репейника, что вырос у дороги. Едва слышны звуки дальней деревни. Где-то у реки несколько раз проскрипел коростель, да в перелеске, тянувшемся с косогора, разъерипенилась в бестолковой стрекотне пара сорок. Луг отдыхал. Не прошлись по его равнине росными утренниками косцы, заставляя травицу поклон земле отбить; обошла его стороной и техника, не тронув острым плугом черноземье. Как и тогда, в тургеневскую пору, бежит по лугу вдаль река Снежедь, завлекая на свои берега путников окунуться в свои воды в полуденный летний зной.

Бежин луг. Находясь на его просторе, мне отчетливо подумалось, что если придти сюда поздним вечером, когда утихнет жара и ночная мгла начнет опускаться на землю, то обязательно, вступив на холм, увидишь «возле реки» огоньки дальнего костра ночного, и захочется спуститься вниз по «отвесному обрыву» и скоротать ночь у костра, «вдыхая тот особенный, томительный и свежий запах – запах русской летней ночи», под ровное потрескивание разыгравшегося пламени.

* * *

Не иначе, как «Милое Спасское» называл Иван Сергеевич свою орловскую усадьбу – Спасское-Лутовиново, которое было для него центром «деревенской» жизни. Но мир, окружавший Тургенева, никак не ограничивался лишь «дворянским гнездом». Окрестности Спасского-Лутовинова восторгали Ивана Сергеевича. «Кругом Россия – родной край», – в этой тургеневской фразе значится многое, а главное – искренняя любовь к России.

Спасское-Лутовиново, Тургенево, Медвежка … Бежин луг с рекой Снежедью и многие многие другие местечки тульско-орловской земли, это все звенья одной цепи – тургеневской.