Людмила ВЛАДИМИРОВА, к.м.н., член Союза писателей России (Одесса)
«ПО-РУССКИ – ЗНАЧИТ ПО СОВЕСТИ»

Сегодня – девять дней как остановилось исстрадавшееся, измученное сердце Валентина Григорьевича Распутина.

Православная Церковь учит: «Поминовение в 9-й день совершается в честь девяти чинов ангельских, которые, как слуги Царя Небесного и предстатели к Нему ходатайствуют о помиловании преставившегося». Пишут, что девятины «должны быть "незваными" – то есть на них не нужно никого специально приглашать. Должны сами помнить об этом ответственном дне…» Дне, после которого начинаются мытарства новопреставленной души. И в наших силах облегчить их, тепло поминая усопшего, вознося к Господу наши сердечные молитвы.

 

…А я, грешная, всё плачу. Читаю и плачу. Чуть отвлекусь – «бытовка» заедает, куда ж от неё денешься? – и снова, всплеском: «Нет его, нет!» «Нерационально», говорят: ведь и возраст – немалый, и болезнь эта страшная, и потери его – невыносимые… Может, согласиться: «Отмучился!», не гневить Бога?.. И уж во всяком случае не грешить: «К ним хочу…»? Ведь слышу, слышу! –

«…живи, покуль живется. Худо ли, хорошо – живи, на то тебе жить выпало. В горе, в зле будешь купаться, из сил выбьешься, к нам захочешь – нет, живи, шевелись, чтоб покрепче зацепить нас с белым светом, занозить в ём, что мы были…»

А еще – любовно, оберегая, – о Главном: «"…много на себя не бери – замаешься, а возьми ты на себя самое напервое: чтоб совесть иметь и от совести не терпеть". Раньче совесть сильно различали. Ежли кто норовил без ее, сразу заметно, все друг у дружки на виду жили. Народ, он, конешно, тоже всяко-разный был. Другой и рад бы по совести, да где ее взять, ежли не уродилась вместе с им? За деньги не купишь. А кому дак ее через край привалит, тоже не радость от такого богачества. С его последнюю рубаху сымают, а он ее скинет, да ишо спасибо скажет, что раздели. …

Раньше ее видать было: то ли есть она, то ли нету. Кто с ей – совестливый, кто без ee – бессовестный. Тепери холера разберет, все сошлось в одну кучу – что то, что другое. Поминают ее без пути на кашном слове, до того христовенькую истрепали, места живого не осталось. Навроде и владеть ей неспособно. O-хо-хо! Народу стало много боле, а совесть, поди-ка, та же – вот и истончили ее, уж не для себя, не для спросу, хватило б для показу. Али сильно большие дела творят, про маленькие забыли, а при больших-то делах совесть, однако что, жалезная, ничем ее не укусить. А наша совесть постарела, старуха стала, никто на нее не смотрит. Ой, господи! Че про совесть, ежли этакое творится!..»

 

Творится. Страшное, жуткое, неподвластное ни уму, ни сердцу – творится. И – кем?!

– Безсовестными? О, по сегодняшним их делам – архислабое определение!..

Но не стоит сегодня – о них. Освобожденных, по их мнению, «от химеры, именуемой совестью». Следующих призыву: «Убейте вашу совесть – это самый большой враг всякого, кто хочет быстро добиться успеха в жизни» (Оноре де Мирабо). Ёрничающих: «Совесть не отвечает или временно не доступна».

Для нас СОВЕСТЬ – СО-ВЕСТЬ: согласие с ВЕСТЬЮ, посылаемой СВЫШЕ; в меру сил и воли – соответствие. Для нас – неоспоримо: «Совесть есть светило внутреннее, закрытое, которое освещает единственно самого человека и речет ему гласом тихим без звука; трогая нежно душу, приводит ее в чувство, и следуя за человеком везде, не дает ему пощады ни в каком случае» (А.В. Суворов). Мы знаем: «Да, жалок тот, в ком совесть не чиста», «Совесть – когтистый зверь, скребущий сердце» (А.С. Пушкин). А «Мудрость – это ум, настоянный на совести» (Ф.А. Искандер)

Увы, знаем мы и то, что «Совесть обычно мучает не тех, кто виноват» (Эрих Мария Ремарк)…

 

Живым, страдающим, глубоким и полным воплощением совести был Валентин Григорьевич Распутин. Совести народной, совести Славянской, Русской: «...это не воля наша – быть или не быть славянином. Это наша доля, врученный нам в рассветные времена человечества духовный надел».

О, как же не болеть ей, когда каждой клеточкой чуешь: «…нас согревает не одно лишь солнце нашей жизни, но и солнце, светившее предкам, взрастившее неотрывные от нас отчины и дедины»?Когда ясно видишь, что заветы предков мы «…не соблюли и единства не сдержали. Единство превратилось в сброшенную шкуру далеких обетований, истертую и издырявленную о камни истории»? Когда «трудно понять, почему, забыв о собственном, о национальном достоинстве, надо униженно на десятые роли пробиваться в "единую Европу" и, как черт ладана, бояться славянского братства. Это умопомрачение, не иначе».

Когда неопровержимо знаешь, что наша «…связь кровная, братская. Политики, не считающиеся с нею, могут иметь временный успех, но только временный. Придет час – и новый Богдан Хмельницкий соберет Раду и выведет свой народ из одури поклонения чужим богам. Придет час – и устроит Господь, что за грехи свои смертные распадется НАТО, куда теперь шумно и грубо заталкивают Украину тамошние "западенцы". Придет час – и не устоит ВТО, куда на чужой каравай, на который, как известно, рот разевать не надо бы, устраивают Россию наши "западенцы"».

«Нет, не разваливать надо было Союз по планам американских специалистов-советологов с голоса которых действовали отечественные расчленители, заходясь в требовательной истерике, – говорит Валентин Распутин, – а держаться вместе. Отпустив на волю вольную, разумеется, тех, кто свою совместную жизнь с Россией считал невозможной. Но и здесь прислушиваясь к мнению народному, а не к мнению национал-расплевательства. Держаться вместе до тех пор, пока произойдет общественное отрезвление, поскольку в горячке да во взаимных обличениях разумного решения быть не может. А там – как будет соизволение Божье и народное. Но именно отрезвления-то и боялись. Вообще вся перестройка, перекройка, перетряска творились в неимоверной спешке, горячке, в возбуждении и опьянении, в мстительной запальчивости и угаре, как будто дело касалось не великого государства, имеющего тысячелетнюю историю, а умыкнутого с чужого воза достояния. В том, как происходил раздел, было что-то разбойничье, воровское, неприличное – скорей, скорей, чтобы не спохватились и не вернулись к месту преступления. Когда-нибудь историки постараются разгадать этот удивительный феномен: как мелкие жулики с легкостью провели мирового масштаба сделку, превратив нас всех в жертвы своих политических манипуляций.

Что выиграла от раздела Россия? Потеряла свои исторические земли, оставила "за границей" как заложников десятки миллионов русских, обратила дружеские чувства в ненависть к себе, разбила великое множество судеб…»

О, кто сегодня, когда ушел он, сможет так понять эти брошенные миллионы заложников, к которым имею честь принадлежать? Кто сумеет сказать за нас всех, и все-таки не терять надежды быть услышанным? –

«Я не могу, не умею быть нетерпимым к любому национальному чувству, если оно не диктует себя всем, так почему же считается преступлением мое национальное и патриотическое чувство? Господь, создавая народы, каждому вручил свой голос, свое лицо и обряд – так и давайте, не мешая, а только обогащая друг друга, пользоваться ими во имя исполнения данных нам заветов.

…Любовь к Родине – то же, что чувство к матери, вечная благодарность ей и вечная тяга к самому близкому существу на свете. …патриотизм – это не только постоянное ощущение неизбывной и кровной связи со своей землей, но прежде всего долг перед нею, радение за ее духовное, моральное и физическое благополучие, сверение, как сверяют часы, своего сердца с ее страданиями и радостями. Человек в Родине – словно в огромной семейной раме, где предки взыскуют за жизнь и поступки потомков и где крупно начертаны заповеди рода. Без Родины он – духовный оборвыш, любым ветром может его подхватить и понести в любую сторону. Вот почему безродство старается весь мир сделать подобным себе, чтобы им легче было управлять с помощью денег, оружия и лжи. Знаете, больше скажу: человек, имеющий в сердце своем Родину, не запутается, не опустится, не озвереет, ибо она найдет способ, как наставить на путь истинный и помочь. Она и силу, и веру даст.

Кто же в таком случае ненавистники патриотизма? Или те, кто не признает никакого другого рода, кроме своего, или легионеры нового мирового порядка – порядка обезличивания человека и унификации всего и вся, а для этих целей патриотизм, конечно же, помеха.

Мы, к сожалению, неверно понимаем воспитание патриотизма, принимая его иной раз за идеологическую приставку. От речей на политическом митинге, даже самых правильных, это чувство не может быть прочным, а вот от народной песни, от Пушкина и Тютчева, Достоевского и Шмелева и в засушенной душе способны появиться благодатно-благодарные ростки.

…Родина – это прежде всего духовная земля, в которой соединяются прошлое и будущее твоего народа, а уж потом "территория". Слишком многое в этом звуке!.. Есть у человека Родина – он любит и защищает все доброе и слабое на свете, нет – все ненавидит и все готов разрушить. Это нравственная и духовная скрепляющая, смысл жизни, от рожденья и до смерти согревающее нас тепло. Я верю: и там, за порогом жизни, согревающее – живем же мы в своих детях и внуках бесконечно. Бесконечно, пока есть Родина. Вне ее эта связь прерывается, память слабеет, родство теряется».

«Правда в памяти. У кого нет памяти, у того нет жизни», – верю: высечено на века!

Но ведь и память памяти – рознь. Неодолимо (?) множится популяция, что предпочитает помнить обиды свои, реальные и вымышленные, в которые так охотно верится: ведь – лучший предлог для самооправдания! А если еще и тревожно в мире, да пособляют «доброжелатели» извне? И вот – «...все более растущее беспокойство от приближающейся опасности, которую народы не в состоянии распознать и по тревоге слепых своих вождей принимаются искать вблизи себя. А близ – сосед, с кем столетиями делились и хлеб, и кров, и удачи, и беды, с него и взыскивается в ярости за недостигнутое счастье».

«Эх, воли бы твердой, воли нам побольше, сплоченности, зрячести и трезвения! Чтобы не было этого: нас раздирают, а мы набрасываемся друг на друга», – в тоске и горечи твержу как Заклятие о моей единой, единственной земле эти слова Валентина Распутина.

 

Спасибо за Встречи!


С писателем В.Г. Распутиным,
Москва, СПР, 10 мая 2000

…10 мая 2000 года. Комсомольский бульвар, 13, Союз писателей России. Я – впервые здесь. Преодолев мучительное, всегдашнее смущение: «Да кто я такая, чтобы занимать собою, отвлекать от дел людей, коим и в подметки не сгодишься?» Но все же надо выяснить, дошли ли сборники, письма-заявления. Питерцы рекомендовали, заохотили, подшучивая над «боягузкой». Позади – столь длинные дни: не ожидала таких больших «каникул». Но – какие дни! С прогулками по Красной площади и в Александровском саду, с молебном в часовне Иверской Божией Матери; с первым посещением Храма Христа-Спасителя, Загорска, теперь уже Сергиева Посада, и Троице-Сергиевой Лавры; музеев А.С. Пушкина и М.И. Цветаевой; с участием в грандиозном шествии и митинге 9 мая – 55 лет нашей Великой Победы! В 1995-м, изломанная «тойотой» «новой украинки», писала сыну, побывавшему в Москве:

И вырос стебелек
из горсти увлажненной
земли
из Александровского сада.

И засиял
искристо-синим
сколок
брусчатки Красной площади -
Гостинцы.

Спасибо, сын!
Ты выполнил заказ.

Отныне духу в помощь -
плоть России.

И вот – Встреча! Совершенно случайная, но, как известно, – «Случай, бог изобретатель!» (А. Пушкин, «О сколько нам открытий чудных…»). Теплый прием Николаем Михайловичем Сергованцевым и – знакомство с Валентином Григорьевичем Распутиным!

Господи, я просто ошалела! Не верила глазам своим, а бурный всплеск чувств, похоже, даже испугал его. Встреча была короткой, но мы все же поговорили немного.

Я: «Спасибо за Байкал! За Сибирь, за Ангару! Сибирью Русь спасется, верю1 Когда-то – прирастала, сегодня велено: спасется! Одна из мечт, простите, за коснояз: повидать бы Байкал!..»

Он: «Прилетайте, приветим!» – «О-о-о! Рада бы душа в рай!..»

Утишив мои эмоции, признания, Валентин Григорьевич поинтересовался:

– Как живет-поживает Одесса?

– Одесса, как известно, – неоднородна. Моя – трудно. Но – стоим. Пока…

– Город-герой… Должны выстоять.

Я подхватила своими строчками из 93-го: « – Последним – нам – / Все ж велено: / СТОЯТЬ!..»

Много-много позднее прочитала: «…Слышу недавно по телеящику из уст И. Кобзона: в Госдуме принята программа патриотического воспитания молодежи под руководством певца А. Розенбаума.

Хоть стой, хоть падай…

И все-таки надо стоять.» (Прилавок культуры).

Улыбнулась сквозь слезы…

А тогда как же я жалела, что не было у меня с собою никакой книги Валентина Григорьевича, а киоск на первом этаже не работал! И что немногие привезенные экземпляры второй книжки своей уже раздарила москвичам! Но была первая, по сути, – самиздатовская: «Разрешите сказать». Ребята, делавшие её, посоветовали назвать «издательство»: «Рось». Ведь и слово «Русь» могло навлечь… Было, было… Потом-то опомнились. Нынешнее – жуткий, смертельный рецидив.


С писателем В.Г. Распутиным,
Орел, XII съезд пиателей России,
24 мая 2004
Неловко было, но предложила ее: «На память». Не отказался, взял, открыл.

Она привычно раскрылась на странице, начинающей раздел стихов, посвященных Марине Цветаевой, на любимой мною иллюстрации – компьютерной графике моего сына. Но Валентин Григорьевич глядел на левую страницу, потом посмотрел на меня. Во взгляде его мне почудилась боль. Не уточняла, смутившись.

Только сейчас, прощаясь, вспоминая мою встречу с ним, я обнаружила, что стихи эти датированы… 15 марта 1994 года! Оказалось, они родились в день его рождения!

Не обессудьте, вот они:

* * *
Сообразили,
Видать, вы здорово на троих!
Нарыв лечили
Вы отсечением головы.

Как доживете
До самостийных уездов,
Авось, поймете
Ту Беловежскую бездну.

Зубры там, знала,
И ледниковые валуны.
Но чтоб начало
Конца единственнейшей
Страны?!...
15 марта 1994

Я попросила Валентина Григорьевича сфотографироваться со мною, пошутив: «Одесса обзавидуется!»

Вторая фотография – от 24 мая 2004 года, в Орле, где мне посчастливилось быть гостьей на XII съезде Союза писателей России, за что я бесконечно благодарна устроителям, и, прежде всего, Игорю Ивановичу Ляпину. Конечно, среди докладов, многих выступлений, не могла не отметить особое: В.Г. Распутина. Самое, пожалуй, горькое, острое, правдивое, 23 мая:

«Никогда не вернется золотой, серебряный век…Не будет языка Астафьева, Василия Белова, Личутина… Связующие нити забиты пеплом перегоревшего… Читатель исчезает. Интернет – могила литературы, могила России, могила мира… На две тысячи стало больше членов писательского союза, это не радует, талантов не стало настолько больше. Мы принимаем не писателей, а пишущих людей. Несметное количество книг издается. Деньги есть – издаются. Распределяются по школам и сельским библиотекам. А там их не должно быть – калечат вкус!..»

Привожу по своим записям, но суть не переврала, ручаюсь. Многих встревожило выступление Валентина Григорьевича, это подчеркнул и Владимир Георгиевич Ильяшевич. Горечь слов Валентина Григорьевича немного подсластило его слово.

Мне особенно близко – о «новом русском зарубежье»: о 25-ти миллионах русских людей, оставшихся «за границей», о Программе поддержки соотечественников, немалом ее фонде: «большие деньги!», о необходимости «изживать боязнь просить». Обнадеживающие предложения Правлению СПР «поддержать в рамках Фонда помощи соотечественникам» их (нас), убогих.

Увы… Кого этот фонд поддерживал – не знаю, я лишь раз обратилась. И не для себя, своего дела, не за деньгами. За чётким «Фу!» инициатору, «менеджеру» (тьфу!), гражданину России и, одновременно, Великобритании, пресловутой «Тени Пушкина» – на одесском тротуаре. Разумеется, – напрасно.

В.М. Ломов, новосибирский писатель, в своих заметках о съезде написал: «Послевкусие от Съезда? Как от вкусной еды, предназначенной, увы, не тебе. Вроде бы продекларированы в выступлениях и резолюциях интересы всех членов Союза, в том числе, живущих и не в столицах. … Замах есть, но он придется в лучшем случае на круг, совпадающий с МКАД». К сожалению…

И Валентин Григорьевич не случайно вспоминал о далеком прошлом: «Как мы радовались успехам друг друга! Мне кажется, нынче у писателей нет такой радости…» Более того: «Беда в другом… В неуважении друг к другу, в нежелании друг друга понять, постоянной распре, сжигающей всю нашу энергию. …Горько говорить, но это так: обличать друг друга во всех смертных и бессмертных грехах сделалось профессией среди недавних соратников. ... И больно, и стыдно от какой-то общей нашей вины несогласия».

Но все-таки: «…как ни пытаются загнать нас в себя, только в свое личное выживание и горе, как ни воспитывают равнодушных друг к другу индивидов (и не без успеха, надо признать), все равно мы держались и держимся вместе. Так мы воспитаны.»

И как же благодарна я Вам, дорогой Валентин Григорьевич, за неравнодушие, за те – пускай мгновения, мимолетные встречи, но – бесценные, незабвенные! Но до и после, и – впереди, верю, – многие, долгие! – Часы! – над Вашими книгами, где так живо биение любящего сердца! Где царит мысль, радуется и страдает Душа Человеческая! Где – вечно живой, чистейший родник великого Русского слова, слова добра и любви, надежды и веры!

 

«Нельзя мне поступать дурно…»

Позвольте еще несколько слов, в заключение. Из Дома и для Дома, где сейчас очень худо.

С неумирающей надеждою и желанием помочь заблудившимся детям Украины-Руси.

Любой национальности.

Вашим Словом, дорогой Валентин Григорьевич:

«Я за тот интернационализм, в котором, не мешая друг другу, а только дополняя, будет существовать расцветка всех наций. Понятие "национализм" сознательно оболгано. Судить о нем следует не по крайностям и дури, которых не миновать во всякой здоровой идее, а по сердцевине и нравственно-духовным началам».

«От национализма культурного, озабоченного воспитанием народа в лучших (в лучших!) национальных традициях, никому опасности быть не может. Напротив, это – сдерживающее начало от агрессивности, которая сейчас, к несчастью, поразила весь мир. Что плохого, если мы учим: нельзя мне поступать дурно, ибо я русский».

И – снова, снова! –

«Как бы хотелось призвать к старому нравственному правилу: нельзя мне поступать дурно, ибо я русский. Когда-нибудь, будем надеяться, русский человек возведет эти слова в свой главный жизненный принцип и сделает их национальным путеводством».

Верую:

«Если соберем волю каждого в одну волю – выстоим!

Если соберем совесть каждого в одну совесть – выстоим!

Если соберем любовь к России каждого в одну любовь – выстоим!»

И – «Солнце-то над Россией отменить нельзя, Бога тоже в ссылку не отправить…»

 

Молюсь:

«Во блаженном успении, вечный покой подаждь, Господи, усопшему рабу Твоему Валентину и сотвори ему вечную память.

Вечная память. Вечная память. Вечная память.

Душа его во благих водворится, и память его в род и род.»

20-22 марта 2015, Одесса

 

Из книги: Виктор Кожемяко. Валентин Распутин. Эти двадцать убийственных лет.

* Родина больше нас. Сильней нас. Добрей нас. Сегодня ее судьба вручена нам – будем же ее достойны.

* Все, что могло купиться на доллары и обещания, – купилось; все, что могло предавать, – предало; все, что могло согласиться на красиво-унизительную и удало-развратительную жизнь, – согласилось; все, что могло пресмыкаться, – пресмыкается. Осталось то, что от России не оторвать и что Россию ни за какие пряники не отдаст. Ее, эту коренную породу, я называю «второй» Россией в отличие от «первой», принявшей чужую и срамную жизнь. Мы несравненно богаче: с нами – поле Куликово, Бородинское поле и Прохоровское, а с ними – одно только «Поле чудес».

* Имеющие уши да услышали, имеющие глаза да увидели. Все разошлось по своим позиционным местам, политическая фразеология надоела, обличение разбоя и бесстыдства в обществе, где стыд отменен, результата не приносит: они, воры и растлители, своего добились и теперь лишь ухмыляются, глядя на то, как наша энергия уходит на ветер. Теперь нужны дела. Чем обличать тьму, лучше зажечь свечу.

* Надежда, сейчас больше всего нужна надежда – и она есть, ее только нужно назвать.

* Патриотизм не внушается, а подтверждается – многого ли стоили бы мы, если бы нас нужно было учить думать и говорить по-русски! Я не знал слова «патриот», но сызмальства нес в себе благодарность родной земле за свое рождение и за свою принадлежность к русскому народу. Убить эту благодарность можно было только вместе со мной.

* В каждом человеке сидят два существа: одно низменное, животное и второе – возвышенное, духовное. И человек есть тот из двух, кому он отдается.

* Сегодня стыдно быть богатым.

* Объявлять конкурс на национальную идею – все равно что объявлять конкурс на мать родную.

* Национальную идею искать не надо, она лежит на виду. Это – правительство наших, а не чужих национальных интересов, восстановление и защита традиционных ценностей, изгнание в шею всех, кто развращает и дурачит народ, опора на русское имя… Это покончить с обезьяньим подражательством чужому образу жизни, остановить нашествие иноземной уродливой «культуры», создать порядок, который бы шел по направлению нашего исторического и духовного строения, а не коверкал его.

* …никогда народ не будет доверять государству, пока им управляют изворотливые и наглые чужаки!

* Народ на мякине не проведешь.

* Никакого врожденного антисемитизма у русских быть не может – если не принимать за антисемитизм их национальность. Когда евреи находятся на одном уровне жизни и отношений с русскими и другими, к ним не может быть и настороженности: вместе работаем, вместе мыкаем горе.

* …там, где кричат об антисемитизме, нужно искать русофобию, стремление к окончательной победе, чтобы и писка нашего не возникало.

* Не нравиться дурным, говорил Сенека, для человека похвально. Эх, если бы и впредь пришлось иметь дело с такими «фашистами», как мы! Не закрывающими глаза на недостатки и пороки своего народа, замечающими таланты и достоинства других народов. Но ни в своем, ни в каком другом народе не согласимся мы с «избранностью», с «выше всех», с правом навязывать свою волю и вкусы, с особым счетом к миру за свое присутствие в нем.

* …из своей национальной беды евреи сделали бизнес.

* Ну можете вы себе представить, чтобы русские, больше всех пострадавшие от Гитлера, добились бы для себя исключительного права на выплаты за жертвы и страдания своего народа? Напористости не хватает? Но напористости потому и не хватает, что мы не считаем себя лучше всех. Совести хватает.

* …мы живем в хрупком и все более ненадежном мире, где никому не следует преувеличивать свою силу и рассчитывать на безнаказанность.

* Нам или придется в короткое время стать сильными, притом двойной силой – духовной и физической, или готовиться к худшему.

* За что же нас уважать, если мы сами себя не уважаем? Если мы проглатываем как ни в чем не бывало любую гадость и любое оскорбление в свой адрес? … Нас, похоже, можно поднять лишь из последнего, из окончательного унижения, но уж тогда – держитесь! Тогда разогретый пар способен выбить любые заслонки. Нет в мире ни одного народа, и русского в этом качестве тоже нет, который бы бесконечно позволял устраивать из своего имени отхожее место.

* Суть в том, что «демократическая» пропаганда, совершенно справедливо подчеркивая высочайшую ценность человеческой жизни, утверждает при этом: ни за что на свете не может она быть отдана человеком. То есть ни за Родину, ни за мать с отцом, ни за детей. И получается, что человек больше всего должен возлюбить себя самого. Только себя! А как же тогда быть с христианской заповедью, что нет выше подвига, нежели отдать жизнь за други своя? Словом, в «демократическом» воспитании четко просматривается оголтелый индивидуализмсебе, для себя, во имя себя. И это действует на людей! Но смогут ли люди, воспитанные в таком духе, спасти многострадальную свою Родину – как была она спасена их дедами в годы Великой Отечественной? А ведь сегодня наша страна переживает времена, которые во многих отношениях еще тяжелее, и подвиг предстоит, может быть, не менее жертвенный…

* да, мы унижены и оскорблены, но мы счастливее вас, творящих зло.

* …национальная идея – это прежде всего справедливость.

* Трудно быть русским человеком при жизни, не легче и после смерти.

* Соболезнование, сострадание – это взять на себя часть боли и страдания другого, спасти его от разрыва сердца.

* Зачем человеку нужно богатство, если существует достаток? Зачем человеку лишнее?

* Человек, прельстившийся материальными благами, как правило, теряет духовные. … Вставший на этот путь, что называется, закладывает душу дьяволу: деньги его не могут быть честными, приемы жизни далеки от порядочности.

* Человек, живущий в достатке, свободен. Он не ворует, как богатый, и ни перед кем не пресмыкается, как нищий. Совесть его спокойна.

* «Поспешность», «успешность» как были, так и остались родными братьями, только первое несет в себе физическое действие, а второе – нравственное, вернее, переступающее нравственные законы.

* …мне в слове «успешность» слышится скорее бесстыдство людей среднего порядка

* Нравственность и совесть отменили, одно упоминание этих понятий вызывало издевательства.

* В кругу «успешных» совесть не в почете, она там – тоже отжившее понятие.

* Законопослушания быть не может, когда в обществе царит безнравственность.

* Скрывать ничего не надо. Они, противники наши, не скрывают ничего – а нам чего же стесняться?

* …надо идти до последнего. Носят ноги – иди, есть о чем говорить – говори. Я думаю, это наша призванность: ни в коем случае не молчать, не устраняться, не уходить оттуда, где ты нужен.

 
Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную