У нас на Брянщине возведен прекраснейший
монумент сожженным деревням – Хацунь
Николай Иванов
http://rospisatel.ru/leonov-pismo2.htm
Боль зажигает свечи Памяти. И плачет сердце – не унять. Леса под пеплом белой замяти. Тревога рокового дня…
Лёгкая метель, земли касаясь, лечит раны тех далёких лет. И сегодня, снова опасаясь, многократно повторяет: «Нет! Так нельзя, ведь вы как будто люди, а подобны, Господи, кому?..»
Мы людьми останемся и будем помнить их в своём родном дому.
Первая Российская деревня – Брянская невинная Хацунь…
ХАЦУНЬ
Брянскую деревню Хацунь немцы расстреляли
25 октября 1941года. Безвинно погибли 318 человек…Есть такая деревня русская.
Есть такой уголок земли.
Там в орешнике светло-русом
Белый ландышевый разлив.Там густые грустные сосны
Смотрят в окна притихших хат.
Там девчата нежны, как вёсны,
Только мало в деревне ребят.Но родная хацунская пажить,
Страшной памятью ты живёшь.
Говор лающий, говор вражий
Не забыли и пажить, и рожь.1.
Это было… О, как это было!
Ранним утром, в тревожной тиши
Автоматная дробь разбудила
Луговую хацунскую ширь.И Хацунь, и Хацунь занемела –
Горстка русских сосновых хат.
А хацунцы ждали расстрела,
Прижимая к груди ребят.2.
И солнце увяло в рассвете.
Как розги, – немецкая речь.
Хацунцы – российские дети,
Никто вас не смог уберечь.Вот здесь, где стоишь ты, потомок, –
Последнего вздоха тропа.
Из прошлого, как из потёмок,
В нас пулей – хацунцев судьба.Расправа, расправа, расправа…
Со взгорка строчит пулемёт.
И полнится кровью канава.
И гибнет хацунский народ.Предсмертные слёзы и вскрики.
О, Боже-Заступник, спаси!
Убийцы германского лика
Вершили свой суд на Руси.3.
А потом – тишина и пепел.
И могила на всех одна.
Только чибисы стонут в небе.
Тишина. Тишина… Тишина!Как страшна ты и как жутка ты,
Если детского смеха нет,
Если рядом – пепел от хаты,
А над полем – кровавый рассвет.4.
Как набат, в моём сердце те годы.
И берёзки у поля свежи.
Но на пашне хацунской не всходят
Синеватые шильца ржи.Но грустны эти тихие хаты
И дубы у дороги лесной.
Не поют вечерами девчата
О тревожности девичьих снов.Их – девчат из воскресшей Хацуни,
Приманили к себе города.
И печальны сосновые струны
Навсегда. Навсегда, навсегда.О, деревня в стране Селянии,
Что ты помнишь? Скажи, не молчи!
О Хацунь! Твою давнюю рану
Чем, скажи, я смогу залечить?
(Евгений Кузин)1960-1980-1991-202.
Карачев – Тигиль – Карачев - Хацунь
До сих пор в поклоне все деревья, и от горя не вздохнуть бойцу. Он себе никак простить не может и понять не может, как же так, человек живёт и горе множит, носит сатанинский страшный знак. Нет, не человек – фашист! Иуда! Но ведь тоже матерью рождён…
Свечи свои боль зажгла повсюду, и солдаты в памятном строю.
ПО ДОРОГЕ КАРАЧЕВ - БРЯНСК
Трава в росе. Приятно спозаранку
Распахнуто вбирать рожденье дня,
Пройти пешком. И медленно у танка
Коснуться взором Вечного огня.Карачев – Брянск.
Ровесники, славяне...
Вглядись в века, откуда мы растем!
Здесь поле было часто полем брани,
А лес – его опорой и щитом.
Знакомый путь. И в придорожных знаках.
За каждым верстовым столбом пути
Волнуется, как кровь живая, в злаках
То поле, что пришлось нам перейти.Вот надпись непреложно указует:
Хацунь.
Вскипает сорок первый год,
И над деревней русскою танцует
Весь в пламени кровавом небосвод.
Хацунь моя, Хацунь, сестра Хатыни!
То явь была, а не кошмарный сон...
Живущие да помнят и поныне
Твой отлетевший в небо тяжкий стон.
Они навек живут в полях равнинных,
Их не замкнет в себе лесная глушь -
Тех триста восемнадцать,
Тех безвинных,
Сожженных
Триста восемнадцать душ.И дальше путь. Его я не миную.
Полсотни верстовых столбов легли
Своею тенью на тропу лесную,
На эту пядь моей родной земли.
И в солнце или в мареве тумана,
За ясным или пасмурным окном -
Мне светит Партизанская поляна
Немеркнущим торжественным огнем.
Там, закипев неукротимой лавой,
Вставал народ. И шел на смертный бой,
На правый бой -
И партизанской славой
Сроднился навек с русскою землей.И вот он, Брянск, над кручей придеснянской.
Традиции исконные храня,
Он в свой венок дубравный партизанский
Вплетает песню нынешнего дня.
Она красна своей высокой нотой
(Нова, как мир, и, словно мир, стара) -
Работой, неустанною работой -
Истоком и прибытками добра.
И чье же сердце не забьется гордо,
В чье сердце не вольется торжество,
Когда лучистый прикрепляют орден
На пролетарском знамени его!Карачев - Брянск.
Все знаки верстовые,
Все вехи верстовые сохраня,
Та пядь земли влилась в простор России,
Как искра в пламень Вечного огня.
(Александр Мехедов)
Свечей зажжённых не пересчитать! И потому, я думаю, их много, что молится всегда жена и мать и держит купол пламени в дороге, чтобы дойти до Вечного огня, в молчанье опуститься на колени и Бога попросить: «Прости меня!»…
На фоне Неба тени, тени, тени…
РЕЧЕЧКА
Год рождения этой деревушки – 1929-й.
23 сентября 1943 года фашисты сожгли Речечку
вместе с жителями.
Погиб 71 человек – женщины, старики, дети…1
За мемориалом –
Лесная опушка,
В речушке – живая вода…
Кукует кукушка,
Вещует кукушка,
Считает кукушка года.Святая печаль
Неживого колодца
И боль перелесков пустых.
Как память, встает
Каждодневное солнце
Для нас – приходящих, живых.У реченьки имя
Взяла деревушка,
Казалось тогда – навсегда…
Кукует кукушка,
Пророчит кукушка,
Считает кукушка года.2
Четырнадцать лет
Для селения мало –
Мгновение, несколько дней.
Обрушилось небо,
Округа стонала
В решающей сшибке идей.Звериная злоба
Вершила расправу
На гневном смертельном огне:
Обычная рота
Для вермахта славу
Добыть постаралась вполне.Сквозь время
Бетонная Речечка встала
На пересеченьи дорог:
Четырнадцать лет
Для селения мало –
Мгновение, искорка, вздох.3
Манящи
Бездонного неба глубины,
Приветствуют день соловьи.
На склоне столетия
Горько рябины
Соцветия клонят свои.Распахнуты настежь
Сожженные двери.
Стою – и по коже мороз.
Россия, Россия,
Какие потери
Тебе понести довелось!..Над Речечкой – синь.
Возвратились с чужбины,
Приветствуют день соловьи.
Над плитами вечно
Седые рябины
Соцветия клонят свои.
(Владимир Селезнёв)
Над Речечкой такая синева, а вот душа от боли почернела. И никнет долу, никнет голова участника войны – она седела в далёкий год, когда его земля, объятая огнём, как жизнь горела.
Ещё один поселок СеменцЫ. Его коснулась та же злая доля: здесь женщины, и старцы, и юнцы, и дети – все превратились в круг широкий боли.
ПАМЯТЬ СЕРДЦА
В ночь с 7 на 8 марта 1943 года фашистскими карателями
в пос. Семенцы было заживо сожжено 140 ни в чём не повинных
женщин, стариков и детей – всех жителей посёлкаЗдесь тишину ничто не нарушает,
Деревья молча в трауре стоят.
Порой лишь ворон, с криком пролетая,
Заставит вздрогнуть, кверху бросить взгляд.
Заросшая дорога полевая
По косогору убегает вниз.
На пепелище старого сарая
Взметнулся к небу строгий обелиск.
Когда-то здесь стоял лесной посёлок,
Трудились люди. Звонкий детский смех
Да старой «хропки» перелив весёлый
Под вечер часто будоражил всех.
Игрались свадьбы и рождались дети…
Потом сюда нагрянула война,
И выпала на долю людям этим
Могила и судьба – на всех одна,
И тех людей давно уж нет на свете.
Средь одичавших яблонь, слив и груш
Под молчаливым обелиском этим
Покоятся сто сорок русских душ.
Здесь в сорок третьем, в марте, на рассвете
Сожгли фашисты жителей села,
Живьём сгорели женщины и дети –
Кровавой, страшной эта ночь была.
Трагедии единственной свидетель
Тайком с вершины ели наблюдал,
Как совершилось злодеянье это,
Позднее так он людям рассказал:
«Их душераздирающие крики
Набатом до сих пор звучат в мозгу,
В глазах – кроваво-пляшущие блики
На мартовском затоптанном снегу…
Я вижу: малолетняя девчонка,
Твоя, а может быть, моя сестра,
Обугленные детские ручонки
К нам тянет из зловещего костра…
Седой старик в дымящейся рубахе,
Рванув её по-русски на груди,
В дверях кричит карателю без страха:
«Стреляй в меня! А деток пощади!»
Фашист-верзила злобно ухмыльнулся,
Из автомата брызнуло свинцом,
Старик без стона молча повернулся,
Шагнул в огонь… и рухнул вниз лицом.
Гранаты… взрывы… Туча искр и пыли…
И ливнем раскалённого свинца
Каратели к рассвету довершили
Кровавое злодейство до конца…»
От слёз земля здесь напиталась солью:
Лежат в них многих матери, отцы –
Тревожащею совестью и болью
Для нас, живущих, стали Семенцы.
И в наши дни, когда за океаном
Вновь «ястребы» готовятся к войне,
Мы говорим правительствам и страна,
Всем людям: «Будьте бдительны вдвойне!»
(Иван Дёмин)
Матреновка, Бежань, и Бересток, Горелково, Борисово, Упрусы… Отравлен жизни радостный исток, а головы – седы, давно не русы. Летает пепел, сожжены дотла деревни, люди, храмы и погосты…
Приходим в мир, чтоб Жизнь была светла. Мы на планете этой только гости!
И снова предо мною имена тех деревень, посёлков и селений… От них осталась маленькая тень, да редкие стоят кусты сирени.
Парасочки, Белёво, Мамаёвка…
МАМАЁВКА
Здесь сосен к небу тянуться иголки,
И птицы пьют с листов росу...
Давно на карте нету Мамаёвки,
Лишь в мае яблонь цвет в густом лесу.
Не слышно здесь гармошки на закатах,
Ни криков петухов, ни звона кос,
И там, где в ряд стояли хаты,
Сегодня частоколом лес порос.
А раньше жизнь ключом здесь била,
И ребятнею улица полна,
Пока над лесом не завыла
Фашистской бомбой страшная война!
Война сюда ворвалась на рассвете,
И показала свой звериный лик:
В родных домах живьём горели дети,
И воздух рвал истошный бабий крик!
Горели лес, земля и хаты,
И кровь обильно русская лилась,
Стреляли чужеземные солдаты...
Война здесь вдоволь крови напилась!
И сбиты сапогом на землю росы,
И партизаном стал простой мужик,
Отставив до поры и плуг, и косы,
К винтовке ладит он разящий штык.
Теперь только граната да винтовка,
Да лес густой, да револьвер-наган,
Да тихая когда-то Мамаёвка -
Надежда и опора партизан.
И зубы сжав, перевязавши раны,
Пусть кое-как, порою на ходу,
Отсюда шли на битву партизаны
За дом родной, за Родину свою.
И вражеские прорваны заслоны,
И били пулею не в глаз, так в бровь,
И под откос летели эшелоны,
И жестко мстили - кровь за кровь!
Большой ценой победа нам досталась.
За детский смех, за солнце в небесах
Немало партизан лежать осталось
В клетнянских и заипутьских лесах.
Давно на карте нету Мамаёвки,
Лишь в мае яблонь цвет в густом лесу,
Да обелиск, как будто штык винтовки,
И тишина. И птицы пьют росу...
(Сергей Сопранцов)
Столица партизан – столица света.
А есть ещё и Зайцевы Дворы. А Марьевка, Салтановка – все где-то… Они живут в сердцах до той поры, пока мы помним, зажигаем свечи, за убиенных ставим в упокой. Не опускайся, зло: людские плечи всё вынесут, и рядом ты не стой!
Мы вспоминаем ДАрковичи – с даром, а ДорожОво – с доброю молвой. Но и они, объятые пожаром, горели, потерявшие покой. И в Святово не стало больше света. Расстрелы в УгревИще и огонь… Горела наша Брянская планета... В ЖурИничах…
Меня ты, Память, тронь! Не бойся мне напомнить, знаю, надо! А свечи боли – лишь тихонько дунь – исчезнут обереги и ограды, и эхом снова позовёт Хацунь.
ЭХО
ПоэмаОпять не сплю. Опять в душе тревожно,
Как будто там, за стёклами окна,
Где зреет сад, где поле пахнет рожью,
Живая оборвётся тишина.Запляшет пламя над соседской крышей,
И детский крик взметнётся вновь в ночи.
Я так боюсь опять его услышать,
Но тридцать лет он в сердце мне стучит.Он страшен – крик девчонок и мальчишек,
Сгоревших на пожарищах войны.
Пока мы живы, он не станет тише:
Мы памятью навек обожжены.Нам детство освещали не зарницы,
А пламя хат, пожары русских сёл.
И нам уж никогда не отрешиться
От жуткой ноши, что в сердцах несём.1
Есть такая деревня русская.
Есть такой уголок земли.
Там в орешнике светло-русом
Белый ландышевый разлив.Там столетние грустные сосны
Смотрят в окна притихших хат.
Там девчата нежны, как вёсны,
Только мало в деревне ребят.Но родная хацунская пажить,
Страшной памятью ты живёшь.
Говор лающий, говор вражий
Не забыли и пажить, и рожь.Это было… О, как это было!
Ранним утром, в тревожной тиши
Автоматная дробь разбудила
Луговую хацунскую ширь.И Хацунь, и Хацунь занемела –
Горстка русских сосновых хат.
А хацунцы ждали расстрела,
Прижимая к груди ребят.И солнце увяло в рассвете.
Как розги, – немецкая речь.
Хацунцы – российские дети,
Никто вас не смог уберечь.Вот здесь, где стоишь ты, потомок, –
Последнего вздоха тропа.
Из прошлого, как из потёмок,
В нас пулей – хацунцев судьба.Расправа, расправа, расправа…
Со взгорка строчит пулемёт.
И полнится кровью канава.
И гибнет хацунский народ!Предсмертные слёзы и вскрики.
О, Боже-Заступник, спаси!
Убийцы германского лика
Вершили свой суд на Руси…2
Беда одна не ходит по земле.
Беда беду, как злое семя, множит.
Свой путь в хацунской породив золе,
И к нам она пришла в деревню тоже.Беда пришла в деревню на заре,
Когда она, в беду ещё не веря,
Держало небо на росе застрех
И только открывала в утро двери.Плясал огонь на лезвиях штыков,
Слова чужие мне давили уши.
Осела в пепел хата тёти Груши,
И взвился дым до самых облаков.Вот к нашему крыльцу берлинец рыжий
Метнулся разъярённым кабаном.
Разорвалась граната за окном.
Ручьи огня лизнули жадно крышу.А бабы приглушённо голосили,
Глотая слёзы и прогорклый дым.
Огнища оставались, как следы
Сосновых деревень России.3
Дорога – вся в рыданиях и стонах.
Как призраки, мы шли в пыли густой.
И замирали траурно в поклонах
Берёзы и осинник молодой.Рычали мотоциклы на ухабах,
Конвойные резвились гогоча.
Шли дети и заплаканные бабы
С котомками в руках и на плечах.4
У чистого луга, где говор ручья,
Черёмуха вьюжит – лесная, ничья.И сыплет отчаянно нам лепестки,
Печально-печально молчат сосняки.Прощайте, родимые! Это – война.
Дымные, дымные вёрсты у нас.5
И вот привал. Фашистские команды
Под соснами звучат, как на плацу.
О, эти звери знали, что им надо,
Когда погнали нас через Хацунь.И вот привал. Веснился сорок третий,
Пропахший динамитом горький год.
И дым пожара доносил к нам ветер.
И был кровав хацунский небосвод.И мы над пеплом хат тогда молчали.
Прощай, Хацунь! Пришёл черёд и нам.
…Дорогою немыслимой печали,
Дорогой смерти нас вела война.6
На перроне Навли – стыло.
Чуть рассвет зарю зажёг,
Понесли тебя в могилу,
Незнакомый паренёк.Не дошёл ты вместе с нами,
Слишком долог был большак.
И звучат теперь, как память,
Крики скорбные в ушах.И бегут, бегут вагоны
(Те вагоны – для скота).
Стонут люди, рельсы стонут.
За верстой летит верста.От родной земли, от брянской,
От её полей, лесов
И отрядов партизанских,
И ушедших в них отцов.И стучат, стучат вагоны,
Оставляя плач в пути.
Вот и Гомель утомлённо
Страшный поезд пропустил.7
Вагоны мчатся, вагоны мчатся.
О, дайте людям глоток воды!
В вагонах душно, в вагонах чадно
И очень много юнцов седых.«Пустите, тётя, к решётке маму!
Ей ветра нужен хотя б глоток».
Вагоны мчатся в колёсном гаме.
Сестрёнка плачет: «За что, за что?»…А помнишь, мама, цветенье вишен?
А помнишь – утром в огне крыльцо?
Но только мама меня не слышит –
Как белый саван её лицо.«О, вассер, вассер!» - глумятся фрицы
И шлют нам пули взамен воды.
(Мне тридцать лет тот поезд снится.
Так жгучи в сердце его следы).А поезд стонет. На рельсах стонет.
Куда кровавый наш путь намечен?
И вот приклады нас жмут с перрона.
И вот мы в поле. За Молодечно.Ржаное поле. Как наше поле,
Что там осталось, у Брянска где-то.
И это поле – в тоске-неволе,
В колючий саван оно одето.8
А рядом – глухо, вон там за бугром,
Будто проехал по небу гром.
А рядом, где зелено стелется рожь, –
Фашистская явь – пулемётная дрожь.Клокочет свинец над глиной могил,
В бездумье, как звери, лютуют враги.
Впиваются пули в родные сердца.
Вот брата не стало, а вот и отца.Вот сотни не стало пленённых бойцов –
Чьих-то любимых, чьих-то отцов.
Вот жуткая явь. И кровав её след.
И гаснет в глазах милой Родины свет.Чёрное солнце роняло лучи.
Детское сердце, от боли молчи!
Это тебя на место отцов
В пустые бараки загонят свинцом.9
…Клокочет август. Густа жара.
Песок у бараков – ступить невмочь.
Трупы выносят всегда с утра.
Трупы, как дань, приносит ночь.Детские трупы, тела старух
Лежат у бараков горой, горой.
Сколько их здесь, скрюченных рук!
И мухи над ними. Смертельный рой.Мы к трупам привыкли. Не страшно уже.
Клокочет август, густа жара.
А голод в глазах. И тоска в душе.
И бочка баланды – на весь барак.10
Ветер пылью хлещет лица.
На зубах скрипит песок.
Нам сейчас бы не умыться,
Нам воды – один глоток.Подорожник редкий скрючен.
Всё пожухло без воды.
А за проволокой колючей
Рожь клубится. Жёлтый дым.Белолицые ромашки,
Словно девушки стоят,
Как в тех дальних, тех домашних –
Брянских радостных краях.От жары ромашки вянут,
Просят помощи у ржи.
И зовут ромашки Таню,
И Танюшка к ним бежит.Выстрел в спину. И бедняжка
Навзничь падает в песок.
На груди в руке ромашка –
Роковой её цветок.* * *
Увяла ночь, а сна и не бывало.
Московская газета на столе.
С её страниц мне душу жгут напалмом.
Я пулями пришит опять к земле.Мне кажется, что там, за Молодечно,
Опять я в страшный лагерь заключён.
И снова жизнь любого человека
Дешевле, чем винтовочный патрон.В Сонгми я пал, сожжённый снова болью,
В Лаосе пал на горном большаке.
И надо мной хохочет дико Колли,
Дымится пистолет в его руке…Нет, мне уж никогда теперь не сбросить
Больную ношу тех далёких дней.
С тревогою встречаю утра просинь.
Лучи восхода пляшут на окне.Скворцы проснулись. В домиках зелёных
Весёлый щебет молодых скворчат.
А мне он кажется каким-то жутким стоном,
Как будто павшие ровесники кричат,Зовут на помощь, руки тянут к небу.
О, Родина, о кровь родной Руси!
Я всё бы отдал, чтобы там я не был,
Но там я был. И помнить – свыше сил.Но там я был. И память не остудят
Ни ритм годов, ни радость мирных дней.
Да, там я был, но с нами их не будет –
Ровесников, что пали на войне.Мы даже всех не помним поимённо.
Мы ищем их родные имена.
Над братскими могилами знамёна
В дни памяти склоняет вся страна…
(Евгений Кузин)
26 – 27.02.1970, 1978, 2003 г. Карачев
Боль зажигает Свечи Памяти и в честь того, кто здесь не назван был.
* * *
Сожжённые деревни Брянской области в 1941 – 1943 годах:
25 октября 1941года – Хацунь Караческого района
http://www.kray32.ru/karachevskiy003_01.html
http://www.kray32.ru/karachevskiy003_10.html
http://www.molodguard.ru/village07.htm
10 января 1942 г. – Журиничи Брянского района
http://desnyanka.ru/sudbi_ludskie/199-ETOZABVENIYUNEPODLEZHIT.html
11 апреля 1942 г. – деревня Угревище Комаричского района
http://www.kray32.ru/stat20_30_040.html
26 сентября 1942 г. – село Салтановка Навлинского района
http://www.kray32.ru/stat20_30_043.html
В ночь с 7 на 8 марта 1943 года – Семенцы Дубровского района (по воспоминиям участник Великой Отечественной войны, партизана, подрывника Дёмина Ивана Васильевича; в мирное время – директора Деньгубовской восьмилетней школы; 1957 – 1984 гг.)
Семенцов (Семенцы) – бывший поселок Дубровского района Брянской области, Деньгубовского сельсовета, в 2,5 км к северо-западу от деревни Барковичи. Возник в 1920-х годах. Полностью сожжен фашистскими оккупантами в 1942 году.
http://www.kray32.ru/dubrovskiy138.html
20 мая 1943 года – Матреновка Жуковского района http://www.puteshestvie32.ru/content/matrenovka
23 сентября 1943 года – Речечка Клинцовского
http://www.kray32.ru/klinzovskiy014.html
http://www.klinrai.ru/about_district/history/fidelity_of_memory/Rechechka/
Мамаёвка Мглинского района
http://www.kray32.ru/mglinskiy130.html
http://dvp32.ru/2013/09/v-legendarnoj-partizanskoj-stolicze-mamavke/
Зайцевы Дворики, Бежань, Горелково, Дарковичи и Дорожово
Брянского района
http://www.kray32.ru/bryanskiy087_01.html
Село Бересток, деревни Святово и Борисово Севского района
http://www.kray32.ru/stat20_30_040.html
http://www.puteshestvie32.ru/content/okkupacionnyy-rezhim-na-bryanshchine
Упрусы, Марьевка, Парасочки, Белёво
http://www.molodguard.ru/village07.htm
Косилово, Красной Лог, Прохорово, Рубановка, Малышевка, Семеновка Рогнединского района
