К 110-летию со дня рождения М.А. Шолохова

В этом году исполнится 110 лет со дня рождения Михаила Александровича Шолохова. Мы предлагаем всем, у кого есть такая возможность, поделиться с читателями нашего сайта своими воспоминаниями о выдающемся русском писателе, письмами и другими документами, фотографиями, размышлениями о его творчестве.

Василий ВОРОНОВ, прозаик, член Союза писателей России (Ростов-на-Дону)

 

Эти короткие сюжеты писались в разные годы. Они рождались под влиянием встреч с самим Шолоховым, с людьми из близкого круга писателя и просто с земляками.

УРОК ШОЛОХОВА

В 1982 году я предложил Ростиздату проект книги-альбома «На вешенской земле». О родине Михаила Шолохова. Текст написал заранее, дело было за иллюстрациями.

Вскоре наша небольшая творческая группа вместе с главным персонажем, фотокорреспондентом газеты «Гудок» Ростиславом Ивановым приступила к работе в Вешенской. Ростислав, Слава был добрейшим человеком, фанатом своей профессии, фотоаппарат врос в него, как искусственный зуб, он видел мир только через объектив, и газета заменяла ему мать. Газета же и портила его своим эгоизмом, полным подчинением.

Ростислав снимал японской техникой на слайды, что по тем временам было супертехнологией. Снимки выходили столь чисто и выразительно, что казались преувеличением, превосходством перед натурой. Небо, облака, горизонт, балки и поля, речные плесы, степные стежки, хутора — дух захватывало от вешенских пейзажей. Кроме этого снимали все, что имело отношение к биографии Шолохова. Когда иллюстрации были готовы, я решил показать их Шолохову. К этому времени я уже был знаком с писателем. Рассказал ему о нашем замысле и положил на стол увесистую папку. Михаил Александрович попросил оставить материал до завтра. Пришел, как договорились, рано утром.

Шолохов сухой, маленький, в просторном парусиновом пиджаке, в соломенной шляпе одиноко сидел в плетеном кресле с неизменной сигаретой в мундштуке. Молча кивнул, приглашая за стол.

— В Вешенской бывает много гостей.— он пустил пахучий дымок. — Книжка такая нужна. Прошу только о моей персоне поскромнее.

И продолжал, как мне показалось, жестче:

— Ты вырос в наших краях, знаешь людей. А на фото все мертво. Пейзажи хороши, а людей нет. Кто фотографировал?

— Фотокорреспондент газеты «Гудок»…

— Гм... - Шолохов ехидно улыбнулся. — Может ему лучше паровозы фотографировать?

Чувствуя провал, я взмолился:

— Михаил Александрович, это первая прикидка, проба. Конечно, работы еще много.

— Поездите по хуторам, приглядитесь. Главное — человек. Желаю успеха.

Шел в гостиницу, словно молнией обожженный. Все просто, как на ладони. Человек! У самого-то Шолохова, в рассказе, в романе, в частном письме на первом плане всегда человек! Очарование человека!

Я, конечно, пощадил Ростислава, не сказал о паровозах. Но шолоховский урок объяснил доходчиво.

В начале мая, в самое половодье, паром из станицы Базковской до Вешенской идет два часа. Несколько километров против сильного, в круговертях, течения идет, ползет перегруженный плот-понтон с надрывающимся тракторным мотором. Бог послал Ростиславу и всем нам этот сказочный паром! Из Базковской возвращалась многочисленная родня, проводившая призывников в армию. Горбоносые деды в кителях и сталинских фуражках, бабки в цветастых платках и приталенных блузках, матери с мокрыми глазами, подвыпившие отцы, розовощекие невесты, детвора. И гармонист, наяривавший то «казачка», то «барыню». Сыпались крепкие, как самосад частушки. Это была богатая натура! Ростислав ходил чуть не по головам, снимал сверху, снизу, в профиль и в анфас. Затратил около сотни слайдов. А когда посмотрели готовые отпечатки — ахнули! Перед нами был яркий эпизод из жизни вешенцев. Зримо, крупно, азартно, с юмором.

Когда Шолохов увидел эти снимки, он погладил их пальцами, вздохнул довольный:

— Наши люди…

Глаза его были влажны.

Книга-альбом «На вешенской земле» вышла в Ростиздате в 1983 году. Когда я беру ее в руки, вспоминаю шолоховский урок.

 

КАК ПОХОЖЕ!

В Вешенскую приехал художник, академик живописи Борис Щербаков. Он давно хотел написать цикл полотен « На родине Шолохова». До этого он успешно живописал в Ясной поляне и Спасском-Лутовинове. Репродукции широко печатались в открытках, буклетах и каталогах.

На встрече с Шолоховым художник хотел заручиться поддержкой писателя.

— Что ж, дело стоящее,— сказал Шолохов.— Есть у нас подходящие места. Поживи, приглядись.

Поселили Щербакова в вешенской гостинице, дали в распоряжение «газик», приставили в качестве консультанта и провожатого инструктора райкома. Щербаков приступил к работе. Провожатый — бывший учитель литературы, местный поэт и краевед, был бесценным помощником. Он не только показал живописные меловые бугры правобережья Дона от хутора Громки до хутора Плешакова, в том числе и хутор Калининский, где Сергей Бондарчук снимал свой последний фильм «Тихий Дон», -но и ковыльную степь (дело было в мае), степные тюльпаны (лазорики), косяки лошадей, знаменитых дончаков, курганы, левады, пойменные леса, Лебяжий Яр и четырехсотлетний дуб, Отрог и ендовы, рыбаков, майские грозы и рассветы. Щербаков был переполнен впечатлениями, работал вдохновенно и много, каждый день, с раннего утра и до вечерних зорь.

К сентябрю художник закончил работу, его ждали в Москве. Щербаков отобрал десятка два уже готовых картин и пошел показать Шолохову, а заодно и попрощаться.

Писатель внимательно и молча смотрел на великолепие знакомых мест, одухотворенных кистью мастера. Курил и молчал. Молчал и курил. По легкой полуулыбке в усах и повлажневшим глазам можно было судить: понравилось.

Жена писателя Мария Петровна также смотрела из-за плеча Шолохова. Она не могла сдерживать эмоции.

— Как хорошо! — она крепко сжимала руки. — Все наше, все родное!

Последний картон она любовно погладила ладошкой и сказала, глядя в глаза Щербакову:

— Чудно! Прямо, как на фотографии!

Лучше бы она зарезала несчастного художника. Вместо похвалы взяла бы нож и прикончила. Не только лютые недруги, но и дружески расположенные к нему критики писали и говорили о нем именно этими словами, то есть обвиняли его в чистом натурализме, кисть сравнивали с фотообъективом.

С тяжелым сердцем уезжал Борис Щербаков в Москву. Кажется, после Вешенской он уже не мог продолжать и не продолжил свой замысел. А жаль, его вешенские пейзажи замечательны именно схожестью, живописной подробностью натуры. Найдите каталог, посмотрите сами. Или в интернете.

 

ПИСЬМО ШАХТЕРА

Еще не открытый и не исследованный клад в архиве Шолохова — письма.

С послевоенных лет (довоенный архив и богатейшая библиотека писателя сгорели при бомбежке Вешенской в июле 1942 года, несколько бомб попало прямо в дом, погибла мать Анастасия Даниловна) Шолохов ежедневно получал десятки писем (от пятидесяти до ста) со всех концов страны, из-за рубежа. С годами накопилось столько, что для их хранения был специально освобожден большой флигель во дворе.

Почту Шолохов просматривал сам. На некоторые письма отвечал, на других делал пометки своему секретарю, третьи шли в архив, во флигель.

Незадолго до смерти писателя, летом 1983 года, по просьбе одной из центральных газет, где я работал в то время, мне пришлось прочитать сотни две писем, которые выбрал секретарь писателя Михаил Власович Коньшин. Перед этим, созвонившись, я получил на это согласие Михаила Александровича. И поехал в Вешки.

Неделю жил в станичной гостинице, читал письма, кое-что перепечатывая для себя на машинке. Удивительные письма! Искренние, бесхитростные, исповедальные. Кому, как не автору «Тихого Дона», поведать жизнь свою... Многостраничная «Одиссея» бывшего белогвардейского офицера, чудом уцелевшего в мясорубке двух войн. Романтические признания школьника в любви к Макару Нагульнову. Благодарность женщин-зеков из Пермской колонии за Лушку и Аксинью, которые помогают им выжить и не потерять человеческого достоинства в тюрьме.

Коньшин время от времени наведывался в гостиницу, принося новые «шедевры» и кое-что комментируя. Однажды положил на стол потрепанный конверт с красной меткой. Это было письмо шахтера из Донецка.

— Прочитай, — коротко сказал он.

Перепечатать это письмо я не успел, привожу по памяти.

«Конечно, писать не уголь рубить, авторучка не отбойный молоток, а все ж таки трудная у тебя работа, Михаил Александрович!

Один у тебя недостаток — за шахтеров не пишешь. Вот ушла Лушка от Нагульнова, в Шахты уехала, а что дальше? Привел бы ты ее к нам, родимую, в бригаду. Вот бы рассказ был! Тут бы и описать, как она с шахтерами познакомилась. У-у, мы бы ее не обидели! А вот за что хвалю — как ты описывать умеешь. Если за работу описываешь — как косят или пашут — то читаешь, а на спине пот выступает. Как пьянку описываешь — читаешь и хмелеешь, песни петь хочется. А если за любовь пишешь — тут и мертвый встанет, тут прямо до самой середки пробирает.

Спасибо тебе, дорогой Михаил Александрович, хоть ты и не шахтер, а душу нашу понимаешь».

— Это письмо я у Михаила Александровича на столе взял. Любит его перечитывать, — сказал Коньшин.

— Ответил он шахтеру?

— «Тихий Дон» с автографом послал. Часто вспоминает шахтера, смеется: «А все ж таки тоже трудная у меня работа...».

 

А ГОРЬКИЙ ЖЕГ СПИЧКИ...

Некоторые подробности из своей встречи со Сталиным на даче Горького в июне 1931 года Шолохов рассказал ныне покойному литературоведу Константину Прийме.

«...И когда я присел к столу, Сталин со мною заговорил... Говорил он один, а Горький сидел молча, курил папиросу и жег над пепельницей спички... Вытаскивал из коробки одну за другой и жег — за время беседы набросал полную пепельницу черных стружек... Сталин начал разговор со второго тома «Тихого Дона» вопросом: «Почему так мягко изображен Корнилов? Надо бы его образ ужесточить...» Я ответил, что в разговорах Корнилова с генералом Лукомским, в его приказах Духонину и другим он изображен как враг весьма ожесточенный, готовый пролить народную кровь. Но субъективно он был генералом храбрым, отличившимся на австрийском фронте. В бою он был ранен, захвачен в плен, затем бежал из плена в Россию. Субъективно, как человек своей касты, он был честен, закончил я свое объяснение... Тогда Сталин спросил: «Как это — честен?! Раз человек шел против народа, значит, он не мог быть честен!» Я ответил: «Субъективно честен, с позиций своего класса. Ведь он бежал из плена, значит, любил родину, руководствовался кодексом офицерской чести... Вот художественная правда образа и продиктовала мне показать его таким, каков он есть в романе...».

Великий пролетарский писатель явно струхнул. Он-то знал цену пожеланиям вождя. А Шолохов в свои двадцать шесть лет смело и с достоинством возражает, защищает Корнилова. Горький ждал гнева Сталина, и тогда могло случиться самое страшное. Оттого и нервничал, жег спички. Однако Шолохов убедил Сталина, Корнилов остался в романе нетронутым. Третья книга «Тихого Дона», пролежавшая в столе три года, после этой встречи пошла в набор.

 

ОТРОГ

Самый чистый водопровод в России — в станице Вешенской. Он был сооружен по инициативе Шолохова в тридцатые годы.

В нескольких километрах от станицы, в пойменном лесу, с давних времен, из-под земли бил мощный фонтан. По воспоминаниям стариков, у фонтана проводили такие опыты. Обнаженную шашку клинком вниз бросали в сердцевину родника. Поток воды выбрасывал ее оттуда, как спичку. Позже, когда поставили в два обхвата железную трубу и таким образом сделали отвод, опыты с шашкой проводили уже по-другому. Гудящая от напряжения труба выбрасывала водяной столб на несколько десятков метров. И сколько ни пробовали казаки, никому не удалось перебить клинком этот столб.

С годами напор воды уменьшился, сейчас она течет меньше, чем в полтрубы. Удивительное место это издавна называют Отрогом. От этого Отрога и провели станичный водопровод, без всяких фильтров и отстойников. Вода изумительной чистоты и вкуса. «Сладкая», — говорят казаки. По мнению специалистов, родник на окраине Вешенской — это выход из огромного подземного озера пресной воды, образовавшегося в стародавние времена, чуть ли не в ледниковый период.

 

ШОЛОХОВ И СТЕРЛЯДЬ

Поймать стерлядь в Дону по нынешним временам большая редкость. В низовьях она уже перевелась, специалисты Азоврыбвода объясняют это качеством воды. Небольшие косяки ее встречаются сегодня в Шолоховском и Верхнедонском районах, в глубоких ямах с быстрой водой и крепким желто — и белоглинным дном. Здесь и ловят ее местные умельцы на длинные поплавковые удочки. Самая верная наживка — желтые червячки, добытые на глубине из глинистой, подмываемой течением кручи. Стерляди «пасутся» у таких круч, добывая червячков своими длинными острыми носами.

Ловить стерлядь — большое искусство, требующее немалого опыта и навыков, поскольку рыба очень чутка, пуглива и редко стоит на месте. Она постоянно кочует небольшими стаями. Определить, где стоит косяк, — самая сложная задача для рыболова.

В доме М. А. Шолохова мне довелось услышать любопытную историю из тридцатых годов о ловле стерляди близ Вешенской.

Шолохов был страстный рыболов. Снасти у него всегда отменные, в идеальном состоянии, здесь он был строг до мелочей. Ловил он со знанием дела, основательно. Знал тонкости ловли сазана, чебака, жереха, судака, сома. Но, выезжая на стерлядь, чаще всего терпел неудачу. Особенно поддразнивал его сосед, старый казак. Шолохов возвращался с пустыми руками, а дед, посмеиваясь, вынимал из своей лодки полный садок стерлядей и встряхивал перед изумленным писателем. На все вопросы дед отвечал лукаво и уклончиво.

Шолохов долго ревниво наблюдал, где на Дону становится дед, и приглядывался к снастям, наживке. Ничего особенного, как у всех. А улов у него всегда — полный садок.

В конце концов как-то на заре старый рыбак позвал Шолохова:

— Садись в каюк, покажу секрет. Из уважения, за Гришку Мелехова.

Стали на яме, закинули удочки. Проходит час, другой. Ни одной поклевки. Дед задремал. Шолохов решил, что над ним смеются. Дед сделал подсечку, вытащил небольшую, ладони в две длиной, стерлядку. Потом достал из сумки гусиное перо на нитке с крючком, подцепил крючок за спинку рыбы и кинул ее за борт. Перо исчезло, потом стало, как поплавок, и быстро зачертило по воде.

— Греби! — крикнул дед.

Минут десять Шолохов налегал на весла, еле успевая следить за пером. Наконец перо стало неподвижно.

— Ну, казак, теперь успевай! — весело сказал дед.

Рыба хватала жадно и сразу, крючок едва успевал опускаться на дно. Через час оба садка были полны. Одна в одну — до двух килограммов каждая.

— Секрет открыл мой отец, царство небесное, — рассказывал дед уже на берегу. — Эта рыба общественная — поодиночке не ходит. А косяк мотается туда-сюда — такая у нее привычка. Как угадать? Стало быть, пущай разведчика — верное дело.

Шолохов урок усвоил. Те, кому довелось бывать в гостях у писателя за праздничным столом, наверняка запомнили замечательную стерляжью уху. А о секрете старого казака Шолохов помалкивал...

Василий Афанасьевич Воронов родился в 1948 году в хуторе Ющевка Землянского района Воронежской области. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Работал сотрудником районной газеты, редактором Ростовского книжного издательства, главным редактором журнала «Дон». Член Союза писателей России. Лауреат литературной премии имени Виталия Закруткина (1997). Автор многих книг прозы, изданных в Ростове-на-Дону. Живет в станице Старочеркасская Аксайского района Ростовской области.
 
Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную