Утром направились к южной оконечности высокогорной равнины — там приютился городок Уюни, в десяти километрах от которого находится крупнейший солончак нашей планеты – Соляр де Уюни, хранящий в своей окаменевшей утробе десятки миллиардов (!) тонн поваренной соли. Ещё бы – эта гигантская соляная пустыня в диаметре достигает 100 километров! И даже на глубине 120 метров всё ещё встречается соль!
Дорога оказалась настолько колдобистой, что невольно вспоминались наши российские. Да и сама окружающая местность производила гнетущее впечатление: безжизненная пустыня, белёсая от висящей в воздухе пыли, покрыта на многие километры пластиковыми бутылками, обрывками полиэтиленовых пакетов и иным рваньём — чем ближе к поселению, тем больше становилось этого добра.
Насквозь пропылённый городок предстал нашему взору размазанным по земле одноэтажным блином. В центре он ещё пытается произвести впечатление: разноцветные фасады, яркие вывески, несколько покрытых пылью деревьев и даже пятиметровая, сюрреалистическая фигура женщины, сваренная… из ржавых обломков паровоза.
Но чуть отклонишься в сторону, так панорама вновь приобретает уныло-глиняный вид.
На автостанции нас встречала разномастная толпа представителей самых разных турфирм. У меня наибольшее доверие вызвала боливийка средних лет с внешностью учительницы математики, и мы с Эмилем, не колеблясь, ринулись к ней. Она, вдохновлённая возможностью заработать, просияла и сразу повела нас в свой офис (небольшая комнатка, дальний угол которой завален рюкзаками). Здесь перед нами развернули карту-буклет с фантастическими видами и предложили трёхдневный маршрут на джипе по знаменитому солончаку и его окрестностям. Два пассажира уже имелись и, если мы присоединяемся, то через пару часов можно будет выезжать. (Это время понадобится для того чтобы подготовиться к дороге: набрать воды, заправить канистры соляркой, баллоны газом; закупить продукты).
Маршрут и цена нам показались привлекательными, но я по привычке поторговался и сбил цену до 85 долларов на человека. Это совсем недорого, учитывая, что сюда входят ночёвки, трёхразовое питание. Более того, хозяйка гарантировала по завершению маршрута бесплатно доставить нас к пропускному пункту на границе с Чили, откуда начинался последний отрезок нашей экспедиции.
Пока шла подготовка к выезду, я, чтобы не тратить время впустую, отправился на прогулку. Ноги сами вывели на бурлящие жизнью вещевой и продовольственный рынки.
Все улицы вокруг пустынны, а тут вулкан эмоций, красок, товаров!
Посреди безжизненных и однотонных картин это просто ошеломляло. Потом заглянул в костёл. Там как раз шла месса. Прихожан человек тридцать. Все сидят на скамейках. После того, как священник закончил проповедь, один из прихожан заиграл на гитаре зажигательную мелодию и присутствующие, дружно пританцовывая, запели. Вобщем довольно свободная, непривычная для православных и мусульман обстановка.
В «Крузере» вместе с нами ещё пухлощёкий, вихрастый француз лет двадцати пяти, спортсмен-пятиборец и итальянец – ему за сорок, врач-нарколог. Его чёрная, как смоль борода столь пышна и дремуча, что в ней тонули не только губы, но и глаза.
Водитель спокойный и невозмутимый индеец Хуан. На лице и руках у него шрамы – следы от встреч с аллигаторами. (Он рос в сельве, но после женитьбы судьба перебросила из влажных, непроходимых джунглей сюда – в соляную, безводную пустыню). Рубцы не портили его, наоборот придавали лицу мужественное выражение. Глаза необычные — казалось, что они всё время смеются, радуясь жизни. Глянув в них, и самому хочется улыбнуться.
Хуан оказался весьма эрудированным и любознательным человеком, хорошо осведомлённом о природе и событиях в России: расспрашивал нас о Байкале, амурских тиграх, осетровых, о Чернобыльской аварии.
По дороге к солончаку завернули на кладбище старых, уже изрядно проржавевших паровозов.
Всего здесь, среди песков и ржавых рельсов нашли последний приют порядка двадцати стальных монстров.
Молодцы боливийцы – даже свалку превратили в туристический объект! А сколько у нас в России таких, интересных, но не работающих на индустрию туризма, мест?!
Проехав ещё немного по пыльной дороге, скатились на белую, искрящуюся, как свежевыпавший снег, многометровую толщу чистой соли, протянувшуюся на сто километров.
Сначала мы проехали мимо рядов из белоснежных конусов, к которым подъезжает машина и несколько человек быстро перебрасывает зернистую крупку в открытый кузов.
Когда он заполнится, её отвезут на склад, где соль расфасуют в мешки и отправят в торговую сеть.
Миновав дедовский соляной промысел, покатились, быстро набирая скорость, по окаменевшему озеру, поверхность которого слегка припудрена печатной порошей. Ещё месяц назад, во время сезона дождей, солончак был покрыт десятисантиметровым слоем воды. Тогда, говорят, здесь возникает феномен «white-out», то есть полная иллюзия сливания земли и неба в единое ультрамариновое целое. Сейчас же мы, чуть шурша резиной, безбоязненно мчались по нему на запредельной скорости.
При этом в салоне ни шелохнёт – поверхность идеально ровная. Настолько ровная, что казалось, будто мы не едем, а стоим посреди моря в полный штиль. Над головой густо-синий, без единого облачка, небосвод, под нами бело-искрящаяся гладь, посреди же толи замерло, толи парит размытое в белёсой текучести марева, золотистое пятно «Тайоты». Так что солончак Уюни правильней было бы называть — Бланка Мор (Белое море). Ещё казалось, что мы космонавты, исследующие затерянную в галактике невиданную планету.
Было удивительно увидеть посреди этой безбрежной пустоты и безмолвия здание сложенное из соляных блоков – ресторанчик для туристов.
Рядом круглая, с метр высотой, площадка, тоже из блоков соли. Над ней на флагштоках развивается десятка полтора государственных флагов. Мы добавили к российскому (кто-то опередил нас) флаг Башкирии.
Наблюдать за его установкой выбежали туристы и персонал кафе. Всех интересовало, какое ещё государство отметилось на Уюни? Пришлось терпеливо растолковывать, что Россия федеративное государство, и мы представляем Республику Башкортостан.
После очередной гонки по окаменевшему «Белому морю», затормозили у вытянутого скалистого острова, именуемого Пескадо (Рыба).
Он выступал из слепящей глади крутым горбом, покрытым гигантскими, в пять-семь метров высотой, кактусами.
Между ними безбоязненно бродили броненосцы, порхали рыжеватые птички.
Установив на берегу раскладной столик, Хуан попотчевал нас шикарным обедом. Мясо ламы он приготовил так, что мы долго потом облизывали пальчики. И гарнир к нему из зёрен кинуа – кустистого, с разноцветными листьями, злака, растущего в горных районах, был не менее великолепен.
После обеда ребята разбрелись по острову, а я сел в тени кактусов ознакомиться со свежей федеральной
и республиканской прессой.
После чего приступил к обязанностям фотокорреспондента любимых «Истоков». Фотографируя со всех сторон изумившие меня гигантские древовидные кактусы,
нечаянно наступил на отвалившийся «листок». Пять толстых игл, легко проткнув толстую подошву, вонзились в ступню. Пришлось снимать кроссовку и вытаскивать пинцетом засевшие в мякоти обломки игл, а затем заливать йодом кровоточащие ранки.
Центральный ствол этих кактусов местное население распускает на доски. И хотя они испещрены по всей длине довольно крупными сквозными отверстиями от иголок, изделия из них (лавки, стулья, указатели) довольно прочны.
Из разговоров с французом, с грустью узнали, что раньше в их школах преподавали культуру, историю России, сейчас эти разделы из школьной программы убрали. Увы, авторитет нашей страны в глазах европейцев сильно пострадал в период беспробудного президентства Ельцина, безмолствования обманутого сладкими посулами свободы и процветания народа и разрушительных экспериментов, проведённых над экономикой великой страны командой молодых «дельцов-реформаторов» собравшейся под непросыхающим крылом нахрапистого властолюбца.
На ночь нас разместили в хижине, в которой всё (исключая окна и двери) из каменной соли: и хижина, и стулья, и кровати, и стол, и даже часть посуды! Пол тоже покрыт хрустящим под ногами слоем крупных, похожих на огранённые алмазы, кристаллов. Даже в воздухе явственный запах соли. Дышится легко, но когда умывался, ощутил на языке солёность. Что любопытно – кровать из блоков соли великолепно держит тепло, и ночью на ней лежишь, как на русской печке.
Ужин был обильный и весёлый с двумя бутылками красного вина. За столом из чистой соли сидели два татарина, француз, итальянец и боливиец. У всех нас разные языки, традиции, ценности, но это не мешало нам понимать друг друга, шутить, смеяться. Как оказалось у всех нас одни и те же заботы, радости. От души смеёмся или огорчаемся по одним и тем же причинам. А сейчас нам хорошо оттого, что мы вместе.
Кстати, с удивлением узнали, что и в Перу и в Боливии дружно и повсеместно не любят туристов из Израиля. Как отозвался о них Хуан: шумные, бестактные, ни с кем не считаются. Для меня такая характеристика о евреях, полная неожиданность. Видимо в Израиле настолько строгие порядки, что, вырвавшись на волю, ребята оттягиваются по полной программе.
Перед сном вышел во двор. На чёрном небосводе, покрытом алмазным бисером, царил медовый ломоть.
Оспины кратеров делали его похожим на лицо радостно улыбающегося колобка. Смотрю на незнакомые созвездия и понимаю, что это другие, доселе невиданные мной узоры, о которых прежде знал только по книгам. По горизонту то и дело полыхают серебристым переливом зарницы. На склонах гор ненадолго появляются и гаснут какие-то блуждающие огни. Всё здесь как-то иначе, загадочнее, чем в обжитом Северном полушарии.
Пока, ваш покорный слуга Камиль.
