Путевые заметки Камиля Зиганшина

Все записи

От Нома до Уэльса

НОМ — БАЗА ПЕРВЫХ ЗОЛОТОИСКАТЕЛЕЙ
По северным меркам  Ном довольно большой  посёлок. По состоянию и уровню  инфраструктуры,  количеству  домов (кстати весьма приличного вида) его смело можно назвать городом.  Тем более, что численность населения  перевалила 6 тысяч. Здесь действует сухой закон.
 
Своим появлением он обязан золотой лихорадке, охватившей  Аляску в самом конце 19 века. Второе рождение, точнее сказать — возрождение,  последовало во время второй мировой войны. Тогда через Ном шли в Советский Союз поставки  большого количества военной техники, в основном самолётов.
Тут нам  сразу улыбнулась  удача, или как говорят  старатели — подвалил фарт.   Первый встреченный нами житель города оказался  эскимосом, сносно говорящим по- русски. Узнав, что мы совершаем кругосветное путешествие и завтра едем на мыс Принца Уэльского,  он стал уговаривать Костю переночевать в его доме — хоть и на полу, но в тепле. Командор, видя как оживились, загорелись надеждой наши глаза, смилостивился: отступил от правила спать в палатках. 
Зайдя в дом быстро расстелили пенки и повалились прямо на них. Я так устал (а  в тепле ещё и  разморило), что проигнорировал  клич дежурившего Андрея — «Ужин готов!»  
УРА! МЫС ВЗЯТ!

Эскимосский Уэльс встретил  лаем собак и приветливыми улыбками розовощёкой детворы. Нас поразило их число. Потом сообразили — дети шли из школы. Посёлок состоит из  двух десятков домов  в которых проживает, как позже мы узнали, 156 человек. Дома  хоть и стоят на сваях, со стороны Берингова пролива почти до крыши заметены снегом. Туалетов  нет — оправляются в плотные полиэтиленовые мешки, которые выносят на мороз. А когда их набирается много, то на небольшом вездеходе отвозят на другой край мыса.

Выбежавший  к нам наперерез  молодой эскимос, упорно повторяя одну и ту же фразу, повёл к самому большому дому. Оказывается  хозяин этого внушительного сооружения американец Дэн (он здесь единственный белый — все остальные эскимосы, правда, утратившие свой родной язык) выкупил эти земли и теперь с каждого  приезжего  собирал дань — 100 долларов. К счастью не за одни  сутки, а за всё время пребывания.  Рядом  «предприниматель» построил гостиницу, где сдаёт одно койко-место тоже за 100 долларов, но уже за каждые сутки. Мы поспешили отказаться от такой «щедрости».

Вечерело, а нам не терпелось  взойти на мыс Принца Уэльского и потоптаться на нём. Быстро установив палатки под защитой  трёхметрового, заваленного снегом тороса,  прямо на берегу  пролива, направились к  вытянутой  возвышенности, заваленной  камнями. Чем выше поднимались мы, тем тоньше становился снежный покров. На макушке  он вообще исчез — сдуло ветром, иссушило солнцем. Зато все оголённые угловатые глыбы  покрыты скользкой ледяной коркой. Наконец добрались до  сложенного из плитняка тура с крохотным крестиком — как-то совсем уж скромно для такого знакового географического объекта (самой западной точки сразу двух  американских континентов!)

У нас же на мысе Дежнева — самой восточной точки евразийского материка, всё  намного солидней: стоят маяк с барельефом Семёна Дежнева и громадный крест! Что-то не доработал в этом вопросе  американец  Дэн.

Кстати, обращает на себя внимание, поразительное сходство  названий посёлков, стоящих возле этих знаменитых мысов: Уэлен у нас и Уэлс у американцев. Можно сказать однояйцевые близнецы. Возможно Россия с Америкой тоже братья и для полного счастья  нам  подружиться  осталось. В стороне от каменного тура  чернели иглообразные  останцы, обрамлённые  понизу грудой камней. Эскимосы  называют их  - «Три старухи». Действительно похожи — согбенные, скрюченные временем и ветрами. Они  тоже покрыты красиво сверкающим в лучах солнца льдом.



 Закатный свет алыми волнами разливаясь  по западной части небесного свода, окрашивал торосистые льды пролива, возвышавшийся над ними российские острова Диомида и чуть виднеющийся (редкий случай!) мыс Дежнева, нежным пурпуром.  И такая библейская тишина воцарилась вокруг, что казалось будто  слышно, как перешёптываются между собой каменные Старухи. Вид  российской земли всколыхнул наши сердца, пробудил ностальгические чувства. Вспомнились родные, отчий дом, друзья. В такие минуты лучше начинаешь понимать  тоску по Отечеству, гнетущую почти каждого  россиянина, оказавшегося на чужбине. Тем, кто попал на неё  в детские годы или уже  там родился, это чувство вряд ли знакомо. А вот уехавших в зрелые годы оно преследует всю оставшуюся жизнь. Родина, как и мать — она одна. Любовь к ней у человека в крови.



Хотелось до предела насладиться окружавшей нас тишиной и скупыми красотами севера, но подкравшиеся из глубин материка сумерки ( было уже поздно -21 час, но здесь, слава богу, темнеет намного позже, чем в Анкоридже) и усиливающийся мороз напомнили о необходимости, пока совсем не стемнело, пощёлкать затворами фотоаппаратов. Увлечённые этим занятием мы не сразу заметили, что из-за гряды камней за нами внимательно  наблюдают  заросшие длинной шерстью, свисавшей густыми космами до самой земли,  овцебыки.  Их угрожающие позы и угрюмое выражение  свирепых морд, красноречиво свидетельствовали о том, что наше  присутствие на их территории  не желательно. Благоразумно обойдя  стадо  стороной, мы поспешили в лагерь.



Перед сном вышли полюбоваться уже  ночной  панорамой — когда ещё побываешь на этом краю земли. На небе густо высыпали мерцающие звёзды с Большой Медведицей во главе. Медовая луна, недолго поскитавшись между них скрылась за горизонтом. Сразу стало темно — хоть глаз выколи. Зато зажглась  уйма новых звёзд.

Вдруг по чёрному бархату пробежал бледный луч. Следом заиграли зеленовато-сиреневые сполохи, похожие на волнистые складки гигантского занавеса, покачиваемые ветром. Его волнообразные извивы то сходились, то расходились, разгораясь всё ярче и ярче. Эти плавные колебания сопровождались осыпающимся шорохом и свистом переменной тональности. Когда сполохи охватили половину свода, они внезапно погасли, и небо опять  стало угольно- чёрным, но через непродолжительную паузу покрылось причудливо закрученными лентами, радужными языками холодного пламени. Не успели мы насладиться  новой феерией северного сияния, как небо  почернело. Через минутку, на этот раз совсем ненадолго, оно озарилось бьющими из глубин тьмы сполохами серебристых лучей и потухло окончательно. Воцарилось полное безмолвие, а мы ещё долго  оцепенело стояли в ожидании продолжения этого незабываемого чуда...

 

О старательстве...

Вопреки сложившемуся представлению старательство на Аляске  живо. Все золотоносные земли разбиты на участки  площадью 40 акров ( 16 га .) и любой желающий  попытать фарт может взять то что приглянулось (или освободилось) в аренду. В год платишь за участок 250 долларов и можешь  ставить  на его территории лёгкие постройки и заниматься добычей золота. При расторжении договора аренды старатель обязан вернуть его в том же состоянии, как получил (промывки выравнять, постройки убрать лес, если валил для построек, восстановить посадкой).

Технология добычи золота  основана на том, что вымываемые речными струями из гор драгоценные  крупинки, благодаря их высокому удельному весу  (золото в 19 раз тяжелее воды), постепенно погружаются в  рыхлый песок и в конце концов достигают плотной глины —  непроницаемой для них «кровати». В итоге на ней скапливаются целые слои шлихового золота. Задача старателя найти  такие места, а затем, сняв верхний слой, промывать золотосодержащий грунт в лотке,  до тех пор пока ни  останутся одни заманчиво мерцающие песчинки золота.

Весной используют ещё более эффективный метод. После паводка, сразу, как только спадёт и посветлеет вода, старатели ходят по речке в болотных сапогах с полутораметровой трубой в руках. Держа её нижний конец (он герметично закрыт стеклом) в воде, они ищут  на дне полоски с жёлтыми искорками, а как найдут —  собирают добычу в ведро.  Если удача улыбнётся, то в одном уловистом  месте можно  собрать   несколько унций  золота. Иногда даже попадаются  самородки — небольшие, размером с ноготь. Тут, конечно, самое важное уметь грамотно выбирать место для осмотра. Больше всего золотых крупинок скапливается в закутках рядом с водоворотами. Но этот метод эффективен всего  несколько дней, максимум неделю  - пока золото не успело «провалиться» в   речной песок.

Старательский  сезон длится три месяца. За это время золотоискатель намывает рыжухи на 10-12 тысяч долларов (это примерно полкилограмма). Работа тяжёлая и не так  уж и велика добыча, но увлечённых, вернее сказать больных этим занятием, ой, простите — этой заразой,  на Аляске по-прежнему хватает.

РАБОЧИЕ БУДНИ В АНКОРИДЖЕ
Сегодня 8 марта (опять точно в назначенный командором срок) вернулись на   самолёте в неофициальную столицу Аляски. Путь, который  на снегоходах и лыжах героически преодолевали пять суток, на самолёте занял меньше двух часов.

Чтобы не расходывать деньги на гостиницу (в городе в палатке не поночуешь) воспользовались гостеприимством Ильи Иванова — у него поселились Костя, Алексей, Николай и наш Илья. А я с Андреем остановились у друга Василия Данилюка — у дяди Димы с редкой фамилией Кердей, очень музыкального и   потрясающе щедрой души  человека.

10 марта 2011 года, благодаря  помощи  Ильи Иванова удалось  купить семиместный подержанный автомобиль по сходной цене (мотоциклов с колясками здесь вообще нет). Сразу заказали необходимые запчасти и расходники для ремонта. Ребята обещали  уже завтра доставить их нам. После замены шаровых опор, стоек, тормозных колодок, масла и т.п. поедем    через горы и безлюдные леса Канады к вулканам нижних штатов Америки. А в Мексике или Гватемале надолго, видимо до самой  Огненной Земли, пересядем на велосипеды.


Вот такие большие семьи у русских на Аляске



Наш благодеятель — дядя Дима

КАК РУССКИЕ В АМЕРИКЕ  ПОРЫБАЧИЛИ
12 марта 2011 года. Ребята занимаются ремонтом машины. Передние стойки так заржавели, что они вынуждены  прибегать к помощи зубила. Поскольку я и Андрей не задействованы в этом процессе, Костя дал нам задание наловить рыбы на ужин — всё экономия продуктов.
Достали зимние удочки и поехали с безотказным Василием Данилюком на ближайшее озеро (их на Аляске два миллиона!). Поскольку дул  сильный ветер, остановились под защитой,  расположенного посреди водоёма,  лесистого островка. Здесь в тиши  на припёке Василий  за пять минут продырявил в толстенном льду механизированным буром (маленький моторчик сверху, лезвие шнека в два раза длиннее чем у нас — здесь рыба посолидней) с десяток лунок.



Не успела наживка достичь дна, как заклевало и Василий с сыном стали вытаскивать  серебристую форель одну за другой, отпуская обратно ту, что помельче.



У меня же ни одной поклёвки.

Неожиданно  к нам из-за острова подъезжает по льду громадный полицейский джип и из него выходит одетый в бронежелет, весь обвешанный наручниками, рацией, фонарями, оружием бритоголовый верзила. Он сразу направляется  ко мне и требует паспорт.   Изучив его, тоном не терпящим возражений, объявляет: — «Вам рыбачить нельзя!» и добавив ещё что-то непонятное,  уехал. (к Андрею, стоявшему с фотоаппаратом,  даже не подошёл). Хорошо понимающий американский  Василий объяснил, что рыбачить на Аляске имеет право только проживший в этом штате не меньше года.  Делать нечего: нельзя так нельзя. С полчаса терпеливо  наблюдаю за клёвом у ребят, но потом  не утерпел — решил  проверить есть ли наживка (мясо креветки) на моей удочке. Крючок  был голый. Насадив новый аппетитный кусочек, бросил обратно.  В этот же миг  раздаётся мощный переливистый  рёв сирены. Поворачиваемся и видим, что от заросшего густым  лесом берега  к нам несётся уже знакомый джип  весь в мигающих красных и синих  огнях. Подлетев ко мне  он остановился и из машины выскакивает  разъярённый блюститель порядка.

— Вы нарушили! Вы рыбачили! Ваши документы! — прокричал он с таким торжествующим видом, что можно было подумать будто  в этот момент  раскрывается самое страшное, угрожающее  безопасности Америки преступление. Получив паспорт,  он надолго засел с ноутбуком в машине. Мы стоим, терпеливо ждём. Наконец, опустив стекло,  спрашивает мой рост, вес и стал заполнять бумаги. Я хотел подойти и попытаться разжалобить его покаянным видом, но, как только сделал шаг, бритоголовый  злобно рявкнул — «Не подходить!»

В итоге — штраф 200 долларов! С ума сойти! Я ужасно расстроился — это же приличные, особенно когда в дороге (да ещё за границей), деньги и про себя сразу решил  не платить — если что, как-нибудь выкручусь, отболтаюсь. Но Василий, хорошо зная  привычный ход мыслей среднестатистического россиянина,  предупредил:

— Камиль, надо платить. Служака похоже вредный. Обязательно проконтролирует оплату. Если увидит, что деньги не поступили, объявит в розыск.  Тогда на границе могут одеть наручники и увезти в тюрьму за неподчинение властям.

О боже! Никогда не хотел  в Штаты, а теперь и подавно — отбили охоту на всю жизнь! И дело не  в штрафе, а в  неадекватной агрессивности упивающегося безграничной властью полицейского.И потом — неужели им больше нечего делать, как караулить в лесу, высматривая в бинокль полчаса: рыбачит, не рыбачит?  А если бы я  решился сменить наживку через два часа? Да уж, что-то неуютно друзья в Америке! Даже в Аляске уже  нет воли.

Дорога к Юкону...

ДОРОГА
Солнце отправляется в свою опочевальню с каждым днём всё позже, а встаёт всё раньше. Следуя его примеру и мы выехали раньше графика — в 7 часов 45 минут.




Переваливая через гряды из одной долины в другую,  достаточно быстро достигли селения Опхир. Наши  надежды подзаправить изрядно опустевшие канистры осуществились  наполовину — с бензином здесь  напряжёнка. Еле уговорили поделиться местного авторитета — он отлил  нам десять галлонов ( 38 литров ). Решающую роль в этом сыграла всесокрушающая напористость  и обаяние нашего командора.

На развилке тракта свернули направо, на север и до сурового, овеянного легендами Юкона, ехали по лесистому водоразделу. Надо сказать, что тайга на Аляске довольно угрюмого вида, но на редкость богата зверьём. Снежный покров  впереди нас то и дело с треском взрывали искристые  султаны — это  вырывались из своих  спален белые куропатки. Их самих на фоне снега практически не видно.

Глубина снежного покрова, по мере нашего вижения, растёт. Особенно много его скопилось в распадках и котловинах. На  водоразделе значительно меньше. Поэтому, наверное, нам встречается так много лосей и карибу. Несмотря на оглушителиный рёв, несущийся от снегоходов,  подпускают они к себе довольно близко. Отбегут на метров сорок и  встают -смотрят с любопытством. Некоторые особи невероятно крупные. Местные охотники утверждают, что вес иных сохатых превышает тонну.

В одном распадке, выезжая из-за  поворота, чуть не сбили лосиху. Снег в стороне от дороги глубокий, сыпучий и она, увязая при каждом шаге по брюхо, едва успела освободить проезд. Повернула голову к нам и не двигалась всё время пока мы не проехали.



ПО ЮКОНУ
Вытянувшийся по правому берегу главной водной артерии Аляски — реке Юкон, населённый пункт Руби оказался довольно большим, благоустроенным  посёлком со смешанным населением среди которого немало алеутов, эскимосов ( все они по большей части полнотелы, медлительны) и индейцев племени атаписка (эти худощавы, резковаты и менее дружелюбны,  к тому же пьют). С бензином проблем не возникло — заправили под завязку и баки и канистры. Мы, а особенно водители снежных мустангов,  были счастливы.



Чтобы не искушаться  сооблазном заночевать в тепле  благоустроенной «жилухи», Костя сразу  погнал своего «бешенного жеребца» дальше по  гористому берегу.  Остальные устремились следом. Ночевать остановились на живописно оконтуренной остроконечными елями полянке.


Утром, благодаря хрустальной прозрачности воздуха, нам удалось обозреть с вершины утёса  расширяющуся  пойму  Юкона далеко вниз. По бокам и впереди, насколько хватал взор, волновался зелёнокудрый, уходящий за горизонт океан, изрезанный витееватыми извивами притоков и густо испятнанный белыми плошками озёр. По нему величаво и торжественно  плыли рваные тени облаков.  От избытка переполнивших меня чувств, я издал первобытный полу-рёв, полу-вопль. Но впечатляющего крика   не получилось — его поглатило беспредельное  пространство.

Посёлок Гелена приятно удивил городским лоском.Здесь живут  преимущественно эскимосы. Рядом с берегом намыта великолепная взлётно-посадочная полоса, стоят три самолёта, неподалёку самый почитаемый нами объект — АЗС. Дозаправившись бензином и купив хлеба, продолжили путь по хорошо  накатанному мобайлами и санями снежному тракту.


Закованный в лёд Юкон, беспрерывно собирая притоки, продолжал раздавться вширь. Горы отступили, смягчались их очертания (правда ненадолго). Местами, там где река прорезала холмистую гряду, берега вздымаются на 100- 120 метров . И тогда  нашему взору вновь открывалась огромная, заваленная снегом и истыканная здесь уже чахлыми деревьями,  долина. Сколь жалки на вид оживляющие монотонность этой белой пустыни ёлки, лиственницы, берёзки — сутулые и корявые. Растут бедные, заваливаясь в разные стороны, с трудом удерживаясь корнями за мягкую, сейчас промороженную, моховую подушку. Но нибудь этих отважных первопроходцев, некому было бы создовать почву для наступления  высокоствольных лесов.

К ТИХОМУ ОКЕАНУ.  ПУРГА
Подъехали к месту слияния северной и южной веток тракта, по которому проходят знаменитые на весь мир собачьи гонки Айдитароуд (Ilditarood trail). Здесь он  отходит от Юкона и устремляется к Тихому океану. Лес практически исчез.



Если и встречается, то небольшими куртинками. Достигнув побережья и проехав вдоль него  километров шестьдесят, встали на ночёвку. Одну из тех, которые  запоминаются на всю жизнь.  Не успели  мы распаковать рюкзаки, как  при ясном небе налетела  клубящимся  валом пурга. Ветер словно караулил нас и набросился сразу, как только мы очитстили от снега площадку и стали разворачивать палатки. Сгоняя с заснеженных холмов густые замесы снега, он быстро засыпал расчищенный для лагеря  круг. 
Константин, видя, что дело принимает серьёзный оборот, распорядился строить ветрозащитную стенку. Тут пригодились две складные лопаты. Николай с Алексеем нарезали плотные, увесистые кирпичи, а мы складывали  их друг на друга. Снегоходы и сани поставили, для ослабления напора, прямо перед возводимой стеной. Но даже под её защитой, палатки пришлось ставить вчетвером — полотнище вырывало из рук, дуги никак не хотели заходить в свои каналы. За пределами стенки натиск ветра  достигал такой силы, что валил с ног.

Ужин пришлось готовить внутри  капронового убежища, подпирая спинами гуляющие от яростных порывов скаты. В виду того, что горелка  у нас заправлена  бензином, в палатке вскоре трудно стало дышать. Приходилось периодически пртоткрывать полог и запускать вместе с вихрями  снега,  свежий воздух.  (Как только морозы спадут перейдём на газ).

Бушевавший всю ночь буран к утру поутих. Мы выползли  из убежищ и стали  откапывать палатки — из снега торчали одни  оранжевые макушки. К счастье обещанный   тридцатипяти градусный мороз  миновал эти места. (Наш метеоролог — Николай Коваленко каждый день по три раза производя измерения, ни разу не фиксировал ниже минус 27 градусов. Сегодня итого меньше — минус 21). Видимо сказывается близость океана. В континентальной  же части намного холодней.

Совершенно лысые, как бы накрытые белыми холстинами кряжи  кажутся безжизненными, но строчки следов выдают присутствие зверей: зайцев, горных баранов, песцов, овцебыков.  Есть даже лоси. Правда непонятно чем они тут питаются.

Этот  неожиданный и яростный налёт непогоды покрыл тракт жёсткими  полуметровыми гребнями. Все заволновались —  пробъют ли их мобайлы. Но техника и в этот раз не подвела. Скорость естественно заметно упала, но как только мы прошли  узкий проём между двух хребтов, высота намётов пошла на убыль, а через километров пять они и вовсе исчезли.  Дорога опять стала чистой, хорошо накатанной. Костя погнал  ревущий, выстреливающий из под гусениц комьями снега,  табун по белой, безжизненной пустыне, зажатой между изъеденных временем голокаменных отрогов, так, что наши избитые тела вскоре окончательно утратили чувствительность, а изредка зарождающиеся  мысли бесследно вылетали на первой же ухабе.

Все записи

Вернуться на главную