С утра пораньше Слава-разведка двинул обычным маршрутом к пивнушке «Засада», что мирно почивала напротив областного динамовского стадиона. Была концовка нудной сырой осени: кругом всё давно и безнадежно промокло, точно кому-то незатейливому понадобилось, чтобы эта невпечатляющая картина мозолила глаза без конца и края.

Зато внутри сухого и чистого подвального помещения, успешно скрашивающего безрадостные дни мужеского отдохновения, сразу с порога - внушительная буфетная стойка с заманчиво заставленными разнокалиберными кружками, мимо не пройдешь. Далее, в ряд, столики с крутым угловым загибом, образующим уютный закуток с зарешеченным окном, открывающим вид на улицу.

Только среди постоянных посетителей здесь у каждого свое место, негласно установленное едва не с самого открытия увеселительного заведения. Лишь по незнанию кто-либо чужой мог разместиться за облюбованным столиком с колченогими алюминиевыми подставками.

Со стороны Славы-разведки, напротив входа, как на ладошке, видны все входяще-выходящие, а также на железной подвеске бесперебойно талдычит немеркнущий рупор современной информации – плоский широченный телевизор.

С одной-единственной кружкой безвкусного пенного Разведка готов высидеть день-деньской, взашей не выставят. А случайное припоминание своей пустой однокомнатной панельки всегда подталкивает к желанию напиться вдрызг, вповалку.

- Разведка! – с привычной насмешкой кричат ему обитатели подвального помещения. – Слышь, разведка? Еще не всех врагов повязал? Колись, боец!

И, правда, было: заикался Слава-разведка о боевом прошлом, разве грех в своей компании друзей-разведчиков помянуть. А у нас без этого не могут, прозвище без клея и приклеилось. Хотя самому уже и за восемьдесят с гаком стукнуло, но и до сих пор еще немалое из того времени ворошится.

Только, по общему мнению, фронтовиком тут не пахло: известно, у тех давно иных своих уж нет в помине, а кто остался – двух шагов без посторонней помощи не сделают.

А похожие вояки лишь за столиком и форсят: глядишь, какой-нибудь сердобольный завсегдатай и поднесет, от самих не скоро дождешься. Этот еще и молчун, не подступись: знай, под нос бормочет, как с кем-то спорит, ладно, не заговаривается.

Сам жилистый, сухой и стремительный, с немигающим синим взглядом на красном обветренном лице, ветеран этого заведения больше напоминал человека без возраста: эти живчики и помоложе за пояс заткнут, как таких против шерсти не погладить.

- Разведка! – не унимается уже под вечер какой-нибудь разошедшийся любитель питейного подвала. – Качнем на руках, кто кого? Завалишь – проставлюсь!

Но в Славе точно какая-то особая сила: взглянет на весельчака так, что кажется, тот на мгновение отразится в его неподвижных зрачках, быстро очухаешься. И опять, словно пусто вокруг, в свою молчанку играет, порой даже не шевельнется. Попробуй, разберись, что на уме у людей.

Но ту компанию в пятнистой униформе, не на шутку захотевшую распазгаться возле его столика, едва не сдуло, лишь Разведка, привстав, сделал неуловимое движение руками, невидимое со стороны оживившихся зевак «Засады».

И неизвестно, чем все могло закончиться, если бы посетителей не отвлекла телевизионная дикторша с обзорными новостями не первого часа. В верхнем экранном углу красной пульсирующей строчкой было написано: «об этом давно говорит мир».

А для собравшихся эти далеко не свежие известия действительно стали новостью: скоренько обитатели подвального помещения и подтянулись к орущему на полную мощность размашистому телевизионному экрану.

- «Выруби прохожего», - так называется новая игра, быстро ставшая катастрофически популярной, - размахивая руками, вещала черноволосая смуглая женщина. – Она возникла в Америке и Великобритании, и стала любимой у обезумевшей от безделья молодежи. По сообщениям средств массовой информации, полиция не в состоянии справиться с нависшей смертельной опасностью. Международное сообщество находится на грани деморализации. Правила этой страшной игры шокирующие. Молодые люди группами выбирают первого встречного прохожего, и неожиданным ударом отправляют беззащитную жертву в нокаут, а затем выкладывают видео в интернет на всеобщее обозрение. Нападения происходят повсеместно: на улице, в подземном переходе, на остановке транспорта. Предпочтение отдается более слабым: женщинам, детям, старикам. Количество погибших растет с каждым днем. Стоит сказать, что еще неизвестно ни одного факта серьезного отпора сегодняшнему необъяснимому насилию. Между тем это дикое увлечение подобно чуме стремительно распространяется по континенту, - не останавливаясь и отчего-то косясь в сторону, бесперебойно строчила смуглая дикторша, - и его последствия непредсказуемы!

- Туши свет, - только и молвил сосед по столику Славы-разведки Быстров, новоиспеченный военный пенсионер со скорбным малоподвижным лицом. – А давно, куда ни ткнись, везде свои да наши кругом были. – И, как будто самому себе, задался безнадежным вопросом: - А как теперь жить?..

Но вновь появившаяся на экране смуглая телевизионщица своей очередной информацией окончательно сразила не только отставного госслужащего:

- «Выруби по-нижегородски!»: новость с пометкой «срочно!» - напористо взмахнула она руками с той стороны экрана. – Отныне в зоне риска и наша страна! – закатив подведенные глаза, продолжала дикторша. – Подобное жестокое развлечение произошло в Кстове: на двенадцатилетнего подростка совершил нападение житель этого города. Юноша получил тяжелые травмы и чудом выжил. В «Скорой помощи» сообщили, что в большинстве таких случаев потерпевшие умирают. По горячим следам нападавший был задержан и признался, что ударил ребенка ногой в голову без всякой причины. В настоящее время решается вопрос о возбуждении уголовного дела!..

Дальше слушать эту говорунью посетители пивнушки не пожелали. Сбросившись, сколько кто может, они сдвинули несколько столиков и проворно обернулись за буфетной снедью, снабдив небогатый салатный ассортимент внушительно-горячительным подкреплением.

Как и полагается, вопросы первостатейной важности всегда в объединяющем месте обсуждались не с бухты-барахты, а неторопливо, с толком и с расстановкой. И уже перед закрытием эта, из ряда вон выходящая новость, привела единомышленников к общему решению: необходимо об этом в срочном порядке известить самого президента.

Пусть нашенские депутаты и займутся делом: и так без конца из столицы не вылезают. Там и будет сподручней самого главного увидеть, под боком командует. Кто, как не он, - давно всех к ногтю прижал. Тем более сейчас и без того весь мир перед ним на цыпочках, всякий знает. Лучше и искать – не найти. Мужик с головой, больше с таким делом некому обернуться.

А через недельку: ныне и все дни в один бесконечный слились, опять правил отсюда Слава-разведка, как всегда, в свою унылую сторону, - никому ненужный, одинокий.

Даже в этот «день спецназа», как сейчас запросто именуется между своими их законный праздник, - Разведка снова молчком высидел тут на одном месте до самого вечера. И не притронулся ни к чему, крошки не взял.

Во дворе тем временем и долгожданный снежок закружил: испуганный и прозрачный, он безутешно метался в неподвижном низком небе, подолгу плавая в осенней стыни. Но вскоре подзатих, превратившись в лохматые белые хлопья, густо усеявшие сырую землю.

Перед этим военному пенсионеру со скорбным лицом, приятелю Разведки по подвальному помещению, вновь захотелось переброситься парой слов на вечерней посвежелой улице. Торчит у перехода, неспокойная душа: курнул на дорожку и бубнит без умолку, не остановить. Все еще не давали человеку покоя последние телевизионные известия, хоть тресни.

Но Разведке вся болтовня была поперек горла: не для мужика языком впустую молоть, голову себе забивать. Чуть что, сразу и лапки кверху, - в жизни и почище этого бывает. Он молча сдвинул пониже видавшую виды кепку и, махнув рукой, побрел проторенной дорогой в сторону дома.

Невелико и добираться: загрузился в подручный транспорт на другой стороне перехода, а там, оглянуться не успеешь, и нужная остановка, маршрут известный.

Разведка и не мудрствовал: удобнее запахнувшись в легкую болоньевую куртку, удачно влез в очередной битком набитый троллейбус и покатил в свои бываловские края.

Как только людям и неймется, лишь бы чужих насмешить. Сразу на выходе у конечной остановки вовсю месили грязь несколько молоденьких злых соплюнов, крику – на всю улицу не убраться. Наверное, весь день на веселой ноге провели, и к вечеру что-то не поделили, а кругом – вперемежку с бурым снегом, жижа нагольная, негде и ступить. Потому и спрыгнув с троллейбусной подножки, пассажиры, как зайцы, без раздумий бросались врассыпную – кто куда, подальше от этого места.

И Слава-разведка тоже не стал судьбу испытывать: благоразумно, боком обошел разбушевавшуюся молодяжку, еще и оглянулся на всякий случай. А следом, стараясь не оступиться, по-за остановке выбрался на тропинку, ведущую в горушку, где возле старинной рощи не одно десятилетие и торчала его панельная девятиэтажка.

В свое время все уши пропели: рвались этот дальний городской край сделать показательным на весь белый свет, даже на центральном телевидении растрезвонили. Но всё без толку; и по нынешнее время остается это место обыкновенным «спальным» микрорайоном, каких не счесть по нашим городам и весям.

Окончательно «убитая» местная дорога с обеих сторон была дружно сжата хрупкими серыми панельками, стыковые швы которых еще и вгустую промазывались черной краской: странно, что такие сооружения и поныне сами собой не рассыпаются. А изначально освещенный почти до самой рощи тусклыми, с мертвенным отблеском фонарями, этот угол невольно наводит на размышления, что сюда даже по необходимости не то, что заскочить, а не лишне и вкруговую обернуться.

Но это не препятствовало аборигенам в свободное от трудов праведных время совершать оздоровительные прогулки: здешним окраинным воздухом дыши, - не надышишься.

Представив, как опять он окажется на верхотуре девятого этажа в пустой обрыдлой комнате, Слава-разведка остановился внизу у тяжеленной одомофоненной двери и нерешительно, в раздумчивости пожал плечами.

Вроде, и неохота - холодрыга, зуб на зуб не попадает, а все равно ноги еле не сами понесли к последнему подъезду, такое иногда проскакивало.

Напрямую от угла дома, через растоптанную слякотную тропку, уже не первый год успешно торговал напротив новехонького гаража круглосуточный новомодный магазин, всякой всячины на любой вкус хватало. А бутылочка не по затылочку, чтоб сегодняшний вечер скоротать, и не помешает: всё время скорее пройдёт.

Слава-разведка так и сделал, а обратно у дверей на улицу лоб в лоб и разошелся с тремя молодыми крупными парнями, даже оступился. Будто холодком обдало, любому не по себе станет.

Все трое, как на подбор, кареглазые и густоволосые, быстрые, во всем тёмном, зыркают – исподлобья по сторонам посматривают. Не поймешь, каким и ветром таких гостей занесло. Не свои это были, точно: этих можно и наперечёт узнать. У Разведки глаз – алмаз, с фронтовых времен приметный, увидит, – острее шила пришпилит.

Еще и одеколоном дорогущим на версту от всей троицы разит. Да и машина их здоровенная, как танк, рядом на магазинных задворках чернотой поблескивает. Больше всего на каких-то военных смахивают: впору дураком последним быть, чтоб о местных заикаться.

«С какой стати эти орлы у нас оказались, - походя, подумал Слава-разведка, остановившись у гаража, магазинную покупку в куртку засунуть. – Только таких субчиков здесь не водилось». - С его стороны как днем видно, а самого и не различить сразу, - придется приглядываться.

В это время из магазина появилась старая согнутая женщина в больших очках: и к гадалке не ходи, - соседка, с его хозяйкой, царство небесное, раньше чаи на кухне частенько распивали. Нынче - еле, душа в теле, хозяйственную сумку тянет, через раз отдыхает.

А дальше и моргнуть, казалось, Разведка не успел, чтобы понять, что произошло. Один из кареглазых вдруг стремительно, как кошка, прыгнул и со спины нанес старой женщине такой удар, что ее просто с ходу выкинуло на обочину. И всё: был человек, и не стало, лишь голова, будто у пластмассовой куклы, подпрыгнула на дороге.

Слава-разведка и посудину из рук выронил, не успел в карманном месте пристроить. Бутылка грянула о железный гаражный поддон: и, нехотя услышишь, как разбилась. А кругом - ни единой души не видать, ровно все вымерли, лишь одна нагольная стынь, и следом еще снег пошел, вкосую стал заваливать.

«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, - мелькнуло у Разведки, так на ходу и замер. Если честно, едва не трухнул поначалу. А перед глазами лишь соседка стоит, - как она там, всё ли ладно. Скорей бы ушли, да помочь.

Припомнилась и телевизионная говорунья: получается, не обманула. – Уж не моя ли сейчас очередь на тот свет отправляться?..»

Теперь ясно, что приезжие не случайно выбрали эту безлюдную городскую окраину, чтобы после о них и слыхом не слыхивали.

С головой продумано, не с пустого места прилетели. И они решили от жизни не отставать. Видно, тоже занемоглось: поиграть в эту игру захотелось.

Между тем гости, на чуток затаившись, стали осматриваться: неладное почуяли. Один из них, поднеся ладонь ко лбу, еще и в упор, против света, вгляделся в темноту, весь наизготове.

После, сунув руки в карманы кожанки, с хрустом расправил плечи и уже по-хозяйски спокойно, гортанно распорядился:

- Иди сюда.

Разведка понял, что его нашли, больше никуда не деться. Кажется, его дорога нынче была прямым ходом за соседкой, что кур во щи попался.

Всего исхозают, - либо прибьют, или изувечат, куда понятней. А кому охота на старости лет в калеках оставаться, и воды будет некому подать. Да как бы, чего доброго, и похуже не придумали, у этих не заржавеет.

Меж пальцев тут не проскочишь, и впустую тоже напрасно торчать, быстро сцапают. Лучше заезжих гостей от греха подальше убрать, поскорей отсюда увести. Мало что еще им в голову взбредет.

А самому обратно сюда на следок и завернуться: своих в одиночку не оставляют, не дело. Будь, что будет, а дальше - куда кривая выстрелит.

Но как только он выпрямился у своего ненадежного гаражного прикрытия, моментально снизу доверху и окатило всего ледянкой, давно такого не бывало. А он, сжав зубы, снова на дорогу глянул, где по-прежнему в лёжку лежала соседка: жива ли хоть та?..

Тогда-то, не покидая его, словно кто-то неведомый и оказался рядом, чтоб до последнего вместе держаться. И, как будто вживую, заодно добавил спокойствия и сил, чтоб в коленках не дрогнуло. И Разведке тут стало понятно, что теперь делать.

Даже если он успеет напрямую добраться до крайнего подъезда, внутрь можно и не попасть, нынче все двери на железных запорах, прижмет человека – и то не откроют. Зато уже на свету, под подъездным фонарем, разом и оставят без разговоров: кому лишний язык нужен.

А коль удастся проскочить сбоку, по-за темной стороне своего дома, и оттуда тропкой к роще, - недолго и от гостей оторваться. Тогда, глядишь, чужие и не сунутся в такую глухомань, откуда любой местный без труда с закрытыми глазами выйдет.

Между тем давно было пора действовать, потому что приезжие, наконец, не торопясь, двинулись в сторону гаража.

Но Разведка уже бесшумно, краем, что ближе к дому, успел переместиться к тропке, тёмной стороной пробрался. Затем, не чуя собственных ног, одним духом проскочил возле дома, а дальше прочавкал ботинками через дорожную слякоть и, рукой подать, перед носом замаячила сама роща, - даже не верится.

Только рано было радоваться, не по таковскому вышло. Оказалось, от самого магазина приезжие с ним, как кошка с мышкой, забавлялись, самих себя тешили.

К этому времени, кажется, на последнем дыхании, Слава-разведка и до горушки в самой роще добрался. Вся в высоченных сказочных деревьях, раскиданных вкруговую, летом совсем залюбуешься.

Сразу с дороги, бок о бок, еще в открытую, как дозорные, бдительно стоят тополь с сосной, издалека видно. Рядом хвостиком пристроился и молодой еловый подрост, с прошлой весны голову заподнимал. В таком месте лишь расти и остается, во все стороны свободно.

А изведенному временем до схожести с натуральным крестом, старому широченному тополю с растрескавшейся корой, было бы лишним скрашивать одиночество своей кучерявой подружке-сосне: на ее ладном прямом сучке во весь наш рост, как на подтягушке, местная мелюзга любит силой друг с дружкой хвастаться, особенно теплой порой.

Если отсюда взять стороной, ближе к окрайке, где за деревьями до самой окружной развязки было поле, всплошную заросшее кустарником, можно и незаметным остаться: свои и то здесь без надобности не суются.

Только беглец отдышался, а за спиной и смех: от такого не дождешься радости. Разведка обернулся, а это гости, один другого здоровее, следом в распахнутых кожанках в горушку поднимаются. Самый последний из них еще и на мобильный телефон записывает старика, на всю ребятам весело.

Получается, так и снимали, как он, не хуже молодого, во все лопатки от них наяривал, лишь пятки сверкали. Дожил до тюки: как у настоящего труса вышло, теперь лишь глазами хлопать остается. Стыдоба одна, и только.

- Э, баран, - внезапно перестав смеяться, негромко и лениво цокнул первый гость. Это он оставил Славину соседку на дороге лежать. – Сейчас мы тебя резать будем. – У него пропал всякий интерес к этому старику в одежде с помойки: сам не свой стал, головой завертел напоследок, все они такие.

Чтобы не пропустить, как всё будет дальше, еще и мобильный телефон на него наставили, - того совсем с лица извело, раньше бы не кончился.

А сам Разведка-то как хорошенько глянул: какие это ребята, – давно мужики, где и глаза раньше были? Лучше к таким не соваться: кокнут и не поморщатся, одним взглядом нарушат. Или чем-то опились, а может, и совсем изнутри вымерзло.

Случаем, не из той породы, кто только тем и занимается, чтоб людей на тот свет отправлять? Развелось этих бандитов, как собак нерезаных. Своё дело сделали: отсиделись, где потише, и опять шакалить. Ничего не боятся, как теперь эти майдановские: везде хозяева. Всех за горло взяли, никто и не пикнет. А что про игру сказывали в телевизоре, где молодяжка вусмерть бьет, так это чужакам вместо забавы будет. Как передышка. Поди-ко, под шумок и захотели размяться. На кого-нибудь поохотиться. Чтоб кровь в жилах не застоялась, без этого и не могут. Тогда с каких рыжиков их еще сюда принесло?..

Знатье бы с самого начала, могло и по-иному обернуться. А у них не понарошку зашаяло чужую душу на покой отправить. Всё продумано.

И так уже понятно, не первый он у них в руках. Худо дело: и ботинками с длинного носка в землю запопинывали, в карманах у себя зашарили, совсем не-втерпеж людям стало. Бросятся сейчас, не повезло ему.

- Слабо, один на один, - и сказал тогда Слава-разведка. И откашлялся: – Давай, кто первый?

И - быстренько спиной к тополю, чтоб сзади не обошли. Никто не мог видеть изменившегося взгляда на его красном обветренном лице, моментально другое стало. Похлеще, чем у этих кареглазых молодцов сделалось.

И сам он стал схожим с той самой пружиной, что тронешь невзначай, в клочья разорвёт. Весь огнем взялся. Не ты – так тебя; и тогда тоже, в те давние полсотни разведчиковых ходок за линию фронта, - иначе и не бывало спасения.

На раз жили, - и не таких еще чужаков с ножичками видали. Если на то пойдет, хоть одного, а без глотки оставит, силенок хватит.

Приезжие в тёмном, услыхав старика, загоготали, и толком не вышло, стойно воют. Смешно им: дайте достойных, с любым из них по-мужски и поговорят, лицом к лицу встретят.

А этот все время, как заяц, бегал, теперь и у дерева, как пёс шелудивый, дрожит, - собаке и смерть собачья. Навсегда проучить следует, чтобы другим стало неповадно. Отвечать надо: во все времена так было.

Сейчас и с этим то же самое будет. Прямо у дерева, сам выбрал, - добегался. И на телефон еще записать, правильно это. Все знают, что настоящий мужчина никогда ничего не боится, и поэтому всегда должен за себя постоять.

Издали от леса, со стороны окружной дороги, было слышно, как несмолкаемо летели машины: изо дня в день туда и обратно без отдыха несутся.

А здесь, в застывшей мерклой полутьме, кареглазые приезжие еще накинули на себя капюшоны и, оживленно жестикулируя, негромко переговорили между собой. Знать, наскоро подвернувшаяся, новая затея сразу изменила планы гостей, которые вскинутыми ладошками дружно приветствовали друг друга.

Затем один из них, что за старшего, прикинул на глазок расстояние от себя и до тополя, громко щелкнул языком. Довольный был.

Похрустывая снежком, этот первый кареглазый неспешно отшагал дальше, чтобы удобнее было. И деловито достал из кожанки остро блеснувший, длинный и тонкий ножик, вся ручка в узорах.

В страшном сне бы Славе не привиделось, что это удумали с ним сотворить. Конечно, если пугнуть не захотели по-настоящему. Ведь такое и в ум нормальному человеку не придет. Взять – и живую душу запросто на тот свет отправить, ни за понюшку табаку. И тогда хуже всего, - даже и не дотянуться ему будет до кожаных гостей - не дадут. Больно хотелось в конце не опозориться.

А коль вправду решили сразу под деревом устряпать, и не зачем им лишние хлопоты. Наверное, раньше редко мелочились: было бы с кем возиться. Заодно потом и самим глянуть поинтересней, как этот приговоренный будет дергаться, хоть будет что с мобильного смотреть. Не о том ли теперь и говорили?..

И Слава-разведка еще крепче замер у изогнутого наподобие креста широченного дерева, одни желваки на скулах заходили. По-звериному притаив дыхание, онемелый, он не сводил закаленного взгляда от противника: и раньше мало каши ели, чтобы его на арапа брать.

А старший из гостей, нетерпеливо мотнув головой, как прицельно на бросок ножичек узорный вскинет!.. Играючи и без замаха, легонько. Но в долю секунды раньше пружиной уже откинуло Разведку от тополя прямо к сосне, - как тут и был!

Но и кареглазый тоже не лыком шит, – в мгновение ока и молнией у самого тополя очутился, моргнуть не успеешь. Чтоб вслед за попаданием успеть еще по самую рукоятку и к дереву этого беглеца пригвоздить, всем наука будет.

Выходит, для того и затевалось, потому что остальные только взвизгнули горячо. С такого веселья сначала и не разобрали, для кого страшно и скоро всё кончилось этой порой в дальней роще, минутное дело.

Глаза, как надо, разули вечерние зрители, а их старшего после своего рывка, точно мигом наскочившего на что-то острое, изогнув, уже носом перед самым тополем сунуло и в тряску на этом месте заколотило.

По-другому и не бывает, если еще сразу и подскользнувшись, он едва не растянулся на сыром снегу, а потом уже и прямиком всей глоткой на собственный ножик напоролся: как и не живал на свете.

А сам жгучий ножичек при броске главного кареглазого и срикошетило от этого дерева острием вверх. И его узорная рукоятка, тюкнувшаяся в гущу прошлогодней листвы, своим комлем уютно устроилась в крепкий снежок, плотно село. Как по-чьему-то заказу вышло. И надежно штырилось перед прошловековым тополем длинной и острой пикой: доведись, целое колесо из строя выведет.

А приезжий с размаху и нарвался на это узорное остриё, пикнуть не успел. Глотку у него всю насквозь просадило, сам и попал спокользя. Еще с земли он пытался отдернуться, но куда уже такой махиной в кожанке нормально двинуться.

Здоровущий, в куртке нараспашку, пузом по земле ездит и царапается вовсю. Следом еще захрипел изо всех сил. Потом руки у него в стороны выдернуло, пару раз ногами в задранных штанинах дрыгнул, и в горле громко взбулькало, - тотчас весь дух и вышел на волю. Под своим деревом, куда, как в живой тир, загоняли для последнего вздоха Славу-разведку, и затих он в тусклом сумраке, не шевельнется.

А второй заезжий, лишь уразумев происшедшее, так во всю голосину рявкнул в эту минуту, словно на него временное помутнение нашло.

Огромные кулачищи с немалый капустный кочан сжимались и разжимались, - и, ничего не замечая, еще глазами во все стороны шарился.

Тем временем его младший собрат, уставясь в мобильный телефон, безостановочно снимал все подряд: похоже, тоже оцепенел.

Потом кареглазый, зачем-то быстро глянув вверх, встряхнулся и решительно ткнул указующим пальцем в сторону замершего Славы-разведки.

Тот у соседней сосны в своей ознобкой маломерной куртяшке и бровью не повел. После случившегося с главным из гостей, он попригнулся, все так же не сводя застывшего взгляда от остальных приезжих. Весь в слух ушел: знал, что для него еще всё впереди.

А второй из оставшихся приезжих и места уже не находил, донельзя раскалился. Во что бы то ни стало, следовало немедленно стереть с лица земли этого старика, задушить его голыми руками. Чтобы о нём ни слуху, ни духу не было.

И, будучи совсем вне себя, второй кареглазый неожиданно, как зверь, вздыбился в полный рост, мимолётно заслонив собой остатки ненадежного осеннего света. И в несколько невероятных прыжков всей своей кожаной тушей обрушился на Славу-разведку, изготовившегося возле сучковатой сосны с кучерявой верхушкой.

Но Разведке снова удалось спастись, в очередной раз голову не подставить. Той же пружиной, что и вперворазку, его опять опережающе отщелкнуло в сторону. Стремительно и хлестко, точно оружейный затвор сработал. Такое раньше как дважды два получалось, он с малолетства был крепок в ногах. А теперь старость – не радость, и не устоял Слава-разведка на своих двоих, не сообразив, как и на земле очутился.

Думал, уже и не подняться ему будет в этой снежной грязюге, когда шарахнулся от нападавшего, еле отпышкался. Едва еще и не зевнул вдобавок, как на него кинулись, до нутра охватило.

В это время как раз и саму рощу мгновенно охлестнуло таким необъяснимым рёвом, от которого впору и крови в жилах стыть. Уж не было ли сейчас кому-то последним часом на земле, - кого за живое не возьмет? А может, в этот день и вовсе смешалось небо с землёю на белом свете?..

Но Слава умом не потерялся и сразу хотел с земли на ноги вскинуться: и там он был готов любого рвать до последнего. А то и шевельнуться не успеешь, как добьют: такое без задержки делается, с умом давно бы придавили.

И зачем еще второй кареглазый рядом с деревом ткнулся впривалку и не двигается: то же в голову не идет, что с ним?.. Совсем на сосне висит, как пьяный, и шагнуть не может, даже не шелохнется. И почему-то вокруг похолодело ни с того ни с сего: кругом еле слышно сделалось, одна лишь луна сверху желтым пятном круглится.

В то мгновение вдруг и стало ясней некуда, что кареглазому не только не шагнуть, - отныне и вовсе не двинуться. Дошло до Славы-разведки окончательно, что нет его больше, а рядом с деревом лишь что-то темное осталось. В голове не укладывается: такое и думать, - никому не придумать, но и этому приезжему не подфартило.

На тот самый сосновый сучок, что был за Славиной спиной, и налетел чужой гость со всего разгону, лишь Разведка в сторону отдернулся.

Тютелька в тютельку мужик и приложился, а прыгал он, будь здоров: попадись под горячую руку, и мокрого бы места не осталось. Больно ему со своими кувалдами не терпелось старика в порошок стереть, всё на свете забыл.

А на этом сучке, прямом и крепком, еще местная ребятня силой бахвалилась; в самый раз и находился на высоте человеческого роста. Правой стороной и всадился сюда второй приезжий. С полного маху, как на шампур, всем обличьем наделся.

Всё у него вместе с глазом и протекло с этого боку, только не впечаталось. Подобием чёрной маски стало, вгустую навсегда залило. Как тогда всему нашему нутру здесь и не крикнуть, всю оставшуюся силу напоследок не выреветь?..

Но дальше Славе-разведке уже не дано было видеть, как самый младший из гостей с разгону пнул встававшего на ноги старика. И следом, отбросив свой ненужный мобильный телефон, которым он безотрывно снимал, - последний кареглазый без промедления вцепился в горло неподвижного человека, чтобы раз и навсегда покончить с тем, чего не смогли сделать оба приезжих.

Торопился: от этого непонятного старика можно было в любую минуту что угодно ждать. Неужели с такими и совсем ничего не делается?..

А у Разведки уже и судороги начались, ноги по бокам заподергивало, а дыхание пошло на убыль, и стало тише, медленней.

Кареглазый, дожимая, сдавил сильнее; и тотчас у старика предсмертно, в полную ширь, распахнулись неподвижные глаза на обветренном лице с редкой щетиной. В эти секунды Разведка и очнулся: внезапно дало в нос чем-то чужим, бритвенно полоснув всего его запахом немытого тела и псины.

А кто-то неведомый, что давеча подмогнул у гаражей, и успел показать Разведке, как его добивали. Оставшийся приезжий, намотав на свой цепкий молодой кулак еще славинскую родительскую тесемку от нательного крестика, в яростной наклонке и докручивал ее на стариковской шее до последнего вздоха.

И тут всё, что оставалось в Славе, ходуном заходило: как-то это было совсем уж не порусски – последний бой проигрывать. И тогда, спаси и помилуй, - сжав пальцы в подобие лап, он с обеих сторон снизу вверх с такой силой долбанул на хлопок чужого по ушам, что тот, взвизгнув, пробкой отлетел в сторону.

Похожее сравнится лишь с разорвавшейся рядом гранатой, в два счета можно оглохнуть. Кто повоевал на своем веку, лучше всех это знает. А пострадавший от подобных мероприятий, на время лишается воли, уже оставаясь не человеком, а полчеловека, такому не позавидуешь.

Не потому ли самый младший из гостей, после этого заполошно обежав павших товарищей, и устремился с вытаращенными глазами на дорогу к магазинным задворкам, где наискосок от запасного входа мерцала их огромная, не своротишь, чернющая машина.

И дальше, не давая себе отчета, он прыгнул на хозяйское место, сразу взяв такой разгон, что возле окружной кольцевой не справился с управлением, где его по первому снегу и выбросило на огромной скорости на саму обочину. Там, в скомканном, как ненужная жестянка, внедорожнике и обнаружили, кому это положено, последнего кареглазого.

У него, скорчившегося на огромном машинном сиденье, в разжатых от необъяснимого ужаса глазах, навсегда застыл самый настоящий страх.

А Слава-разведка, недвижимый, продолжал глядеть высоко вверх, словно отыскавший там, наконец, кого-то самого родного, и безотрывно манившего его отсюда, с голой земли и зябкого одиночества, - к себе, в долгожданный покой и отдых.