Страница: 1 2 3 4 5 6  Все

Пётр КУЗНЕЦОВ 9.12.24 21:04
Скорблю. Соболезную родным и близким. Этой весной Николай Иванович опубликовал на сайте "Российского писателя" четыре моих рассказа, за что я ему очень признателен. Останется в памяти как замечательный писатель и душевный человек.
Юрий Кекшин 24.11.24 17:41
Так получилось, что лежал в больнице и не заходил на сайт "Российского писателя". А сегодня узнал очень горькую весть. Ушел большой русский писатель, мой земляк, замечательный человек. Очень больно. Царствие Небесное. Искренние соболезнования родным и близким.
Сагидаш 21.11.24 12:35
Выражаю искреннее соболезнование Елене Игоревне по поводу невосполнимой утраты! Самое ужасное - терять близких...
Когда мама ушла, я думала свет рухнул. "Мне без тебя невыносимо жить!..
Дойдёшь до Бога - поверни обратно" - вырвались стихи тогда.
После себя оставить яркий, неповторимый след в творчестве и по жизни далеко не каждому удаётся. Николаю Ивановичу это безусловно удалось. Пока помним, чтим, читаем - жив автор. И тоже всегда с благодарностью отношусь к этому сайту, одни из первых моих публикаций были здесь. Светлынная память Николаю Ивановичу!
Сергей Тимшин 19.11.24 13:36
Светлая и добрая память в нашем и последующих поколениях! Но нам,современникам,горше и памятней,потому, что еще вчера Николай Иванович дышал земным воздухом вместе нами...
Светлана Сырнева 18.11.24 16:50
С Николаем Дорошенко я познакомилась ровно 30 лет назад, осенью 1994 года. Тогда у меня вышла первая самостоятельная книжка "Сто стихотворений"; каким-то образом сборник попал в руки Дорошенко, и Николай Иванович, самый, если не ошибаюсь, молодой в то время секретарь Союза писателей, вызвался приехать в Вятку на презентацию этого сборника.
Приехал он, кудрявый и обаятельный, вместе с женой Еленой Игоревной. Чтобы достойно встретить дорогих гостей, я привлекла к мероприятию местных бизнесменов, и они живо организовали загородный ужин, цыган и сауну. Но Дорошенко только посмеивался над этими ухищрениями: оба они с Еленой Игоревной были очень неприхотливы в быту, и им больше нравились прогулки по старой Вятке возле Трифонова монастыря.
Гости вернулись в Москву, и через некоторое время я узнала, что Николай Иванович организовал моё выступление в ЦДЛ, на которое сумел привлечь почти что весь цвет столичной литературы. Выступление состоялось 1 ноября 1994 года, через год после расстрела Белого дома и защитников парламента.
- Отныне все писатели будут жить в резервациях, - прозорливо сказал мне Дорошенко.
- Тогда давайте мы с Вами будем в одной резервации, - предложила я. И судьба отвела нам тридцать совместных лет резервации. Тридцать лет с правом переписки.
Один из талантливейших прозаиков в своём поколении, Дорошенко ни в одном из своих произведений не сделал ни малейшей уступки конъюнктуре. Уверена, что эту честность и силу духа в полной мере оценят также и грядущие поколения читателей.
Яркий социальный темперамент, дар публициста и критика, незаурядный талант организатора позволили Николаю Ивановичу объединить писателей вокруг сайта. Это был поистине самоотверженный и бескорыстный труд, который из года в год, изо дня в день совершали Николай Иванович и Елена Игоревна.
Мне трудно представить, что Николая Дорошенко больше не будет рядом с нами. Твёрдость духа он сочетал с безграничной добротой, умел радоваться как малое дитя, легко прощал обиды и всегда был великодушен. Таких уж больше нет.
Царствие небесное рабу Божиему Николаю.
Мои глубочайшие соболезнования Елене Игоревне, детям и всем родным Николая Ивановича.
Марсель Салимов 17.11.24 20:54
Николай Дорошенко… Прощай, мой великий Друг (с советских времён), верный Товарищ (и в постсоветское время), талантливый Брат по перу (всегда!)... Выражаю искреннее соболезнование дорогой Елене Игоревне, родным и друзьям – всем близким. Светлая память!..

Владимир Плотников 17.11.24 18:51
Ровно 5 лет назад я написал рецензию на книгу Николая Ивановича. Он ее по скромности не поставил. Только сейчас узнал о скорбной утрате. Вместо некролога даю ее теперь.

Владимир ПЛОТНИКОВ, Самара
Момент истины, или триста спартанцев!

По прочтении книги Николая Дорошенко «Россия: избранные имена»: — Москва, «Российский писатель», 2019.

В ноябре мне посчастливилось получить эту книжку из рук автора. Делегация Союза писателей в лице своего руководства три дня гостила в Самаре. Книга Николая Дорошенко написана ясным русским языком. Читалась легко, и отзыв вызрел также легко. Почти моментально.
Между тем, глубинный смысл, внутренняя ценность этой работы не только в том, что писатель вспоминает о самых знаковых фигурах русской словесности и общественной мысли рубежа тысячелетий. Хотя в наше обеспамятевшее время что может быть важнее? На мой взгляд, не менее ценно, что написано о каждом не то что бы с особой интонацией, — с совершенно иным дыханием даже (без придыхания). И ты, приобщенный, сам слышишь дыхание этого «старичка», которого и видишь...
«...и голосом, от волнения уже прерывающимся, как задуваемое ветром пламя, попросил»...
А, слыша, вслед за повествующим трепещешь, как бы оно, дыхание, не прервалось на твоих — внутренних, читательских — «глазах».
Потому что это ж будет крах, трагедия, слом тектонический. Ибо «немощный» сей старичок — Леонид Леонов, последний исполин словесности ХХ века. И он, мировой классик, без шести крайних лет наблюдал, дополнял, формировал и мерил этот век «на свой аршин» в меру богоданного необщего глазомера. Сотворив и запечатлев «Пирамиду» сродни Хеопсовой, — но не в хаосной веЩности, а для любомудрой Вечности...

Здесь каждый — автор

И так — каждый очерк, с подловленным автором характерным дыханием, — совершенно по-новому услышанное и транслируемое не столько портретное, сколь мировиденческое эссе. Каждый герой книги уникален в той мере, какой не похож ни на кого другого.
Книга невелика. Собранные на 172 страничках 11 глав-судеб, опубликованные в разные годы на сайте «Российский писатель».

Итак…
Шесть писателей, преломивших свой хлеб в разных художественных жанрах, но мощнее всего в большой прозе. Леонид Леонов (1899-1994). Федор Абрамов (1920-83). Владимир Карпов (1922-2010). Юрий Бондарев (р. 1924). Василий Белов (1932-2012). Валентин Распутин (1937-2015).

Четыре в равной степени критика-литературоведа-историка-публициста — короче, Просветителя-энциклопедиста. Михаил Лобанов (1925-2016). Михаил Лемешев (р. 1927; еще и экономист). Вадим Кожинов (1930-2001). Игорь Янин (р. 1949; еще и издатель).

Единственный... поэт, настоящий в классическом понимании — при этом женщина, единственная же — Светлана Сырнева (р. 1957).

И о каждом — кратко, но исчерпывающе по сути и проникновенно по форме — с попаданием ровно в корневую клетку. И все это, повторюсь, на 172 страницах. Автор наверняка осознавал, какая перед ним неподъемная задача: «Написать о Лобанове — значит, открыть читателю некие новые, еще в достаточной мере необжитые широкой публикой глубины в русском характере. А как рассказать о неизвестном? Всё, что шире и глубже известного, можно только показать»...
О чем же это? Может, это всего лишь модель для сборки?
Нет, у конструктора модель абсолютно уже готова хотя бы в голове. Чтобы ее перенести в фанеру или пластик, — достаточно глаз и рук. Для слова нужна работа ума, биение сердца и полет души.
Наверное, поэтому автор честно, не прямо, но опосредовано признается: это лишь эскизы неосуществимого до конца. Отчего?!
Тут как по Толстому, «проще написать этот роман заново, чем кратко поведать о его содержании. Вот и о Михаиле Петровиче Лобанове проще написать такой роман, где автор ничего не объясняет, где у читателя, есть возможность самому все увидеть и понять. Но — это ж нужно, чтобы в писательском сердце, как в горсти, поместился человек, равный Михаилу Петровичу Лобанову». Только тогда «читатель романа о Лобанове мог бы понять человеческую и творческую судьбу Михаила Петровича, только до конца познав, как трудно, как больно, как горько русскому человеку стало жить на русской земле, в родной стране, потерявшей национальную волю в начале ХХ века и окончательно разоренной к началу XXI века».
Думаю, не ошибусь: у любого выдающегося литературоведа, критика или мыслителя советской школы (В. Кожинов, М. Лобанов, П. Палиевский, И. Золотусский, С. Кара-Мурза…), кроме верхнего — читаемого — уровня Текст подразумевает некие глубинные внутренние смысловые ряды, мощнейший скрытый подтекст энциклопедизма и эрудиции. Как и в этой, кстати, работе…
Если же брать «выдающегося» современного либерального себяведа и многотворителя, то у него верхний, вернее «поверхностно-наружный» слой — вместо текста — есть гольно-убогая имитация подтекста и лукаво-аляпистая обёртка смысловых рядов.
Коль его не анализировать, то, возможно, и послышится нечто заумное. Однако, ежели все эти слова и предложения медленно пошинковать для изъятия смыслов, то выйдет нагромождение букв вместо текста и мыльный пузырь взамен подтекста — сплошное слово-булькание.
У Дорошенко каждый персонаж — автор великого именного Текста по имени Судьба, принадлежащего только ему. Таков же текст самого автора и точно переданный личностно-выверенный акцент героя…

Культ потребителя на косточках творца

Перестройка Горбачева и реформы 1990-х для СССР и выпавших из его простреленного чрева стран СНГ стали воплощенным злом, реально угробившим державу и миллионы ее детей.
Это мы познали и (не все мы, увы) осознали 30 лет спустя. По крайней мере, думающему большинству понятно: то была горчайшая, а при отсутствии в истории сослагательного наклонения, необходимая пилюля-прививка от тепличного идеализма, в коем пребывали «медленно сваренные» под лозунгами развенчания «культа Сталина» при Хрущеве и Брежневе «лягушки-шестидесятники» — гитарные романтики.
Да что там, лоханулись, повелись, пусть временно, на лозунги обновления и самые крутые — нюхнувшие пороху — инженеры душ из элитного взвода «лейтенантской прозы».
Как даже Юрий Бондарев…
Но ведь... не победи Ельцин, а сгинь, пусть даже спьяну, под танком или в очке нужника, вместо амбразуры, в 1991-м, — за неимением реализованной его кодлой «альтернативы», в коей гниём поныне, мы бы по-прежнему жидко диссидентили и кухонно фрондировали в тоталитарной, «провалившей демократический шанс» советской, пускай и несокрушимой, «империи зла». И героизировали бы исчо одного сгинувшего за народ Разина-Пугачева по имени свет-батюшка Борис Николаевич...
Всё познается в сравнении. Вот и мы (сейчас) то еще «зеркало для сравнения» с тем, что было. Но когда путем манипуляции (тихий разогрев кастрюли) у «лягушки» сперва постепенно отваривают рефлекторы, — какие у этакого «субъекта» могут остаться возможности для объективного сравнения?
— Опять же, если бы удалось спасти нашу страну в 1991 или в 1993 годах точно так же, как в 1945, — пишет Николай Дорошенко, — то сегодня о почвенничестве Бондарева я писал бы как об органичном для русского сознания превращении сталинизма в антисталинизм, потому что русская литература, если б ее естественное развитие не было приостановлено в постсоветский период, неизбежно вступила бы в гораздо более глубокий, чем в послевоенный период, конфликт с мобилизационным отношением к человеку... Вот и сегодняшнее возвращение к культу Сталина в русское массовое самосознание можно объяснить лишь тем, что жертвы сталинской эпохи приносились все же во имя всеобщего благополучия, — в то время как жертвы нынешних либералов приносятся во имя благополучия небольшой группы людей, которых реформатор нашей системы образования Фурсенко уважительно называет потребителями и относит к виду, противоположному человеку-творцу»...
Это еще раз к вопросу об альтернативе.
Творец-боец Юрий Бондарев еще жив и не сломлен, как и его великие тексты. А твАрный потребитель Фурсенко, как и Бурбулис с мелкобесьем ясиных, кохов и Со, смолоду творчески стерилизованных и «один в один» похожих на гоголевских утопленников, систематически всплывают со дна болот/омутов и с оскалами упырей гложут кости победетелей-1945...
Все они «по-тихому» заново осели в негласной цензуре, топящей нормальную русскую творческую культуру в угоду «вполне нормальным» (они же считают и судебно отстаивают свое уродство как норму) извращенцам лит-культ-кино-мейнстрЁма...

Правда как условие искусства

…Это в «раньшее время» студенты Литинститута при «всего лишь уверенности во взоре» запросто вышагивали мимо «свирепых» вахтерш ЦДЛ...
…Подумаешь, нынче, при наличии «башлей», можно подкупить и товарища Максима — станковый пулемет...
«А знаешь, в ту строгую пору среди писателей были такие, что даже и цензоры не решались к ним цепляться. Столь простая и твердая уверенность у них была в своем праве. Вот, например, таким все считали Федора Абрамова» (I секретарь Союза писателей России Геннадий Иванов — автору книги).
Федор Абрамов заслужил такое право своим многогранным творчеством, девиз которого Николай Дорошенко определил четко: «Главное условие искусства — правда» (из выступления Фёдора Абрамова на творческом вечере в ЦДЛ 24.11.1974 года).
Да, то было время настоящих людей, таких как писатель-разведчик Владимир Карпов.
«О том, что настоящий человек, это не некая превосходная степень лучших человеческих свойств, а само то свойство, которое не может быть ни лучшим, ни худшим, которое может только быть или не быть, я впервые услышал в начале 90-х годов от молодого священника», — свидетельствует Дорошенко.
Время такое было, что слово «настоящий человек» заставляло сердца людей искренне трепетать, сопереживать, а не искривляться в цинической улыбке.
— Бывало, идешь где-нибудь или в городском транспорте едешь, а кто-то, может быть, пьяный или в дурном настроении людям неудобства причиняет. И все на меня, курсантишку смотрят… а вернее, на мой китель сразу все смотрят, — рассказывал автору о юности рубежа 1930-40-х Владимир Карпов. — И я еще только гляну на нарушителя приличий, а он уже такой, как и все, нормальный. А все потому, что сквозь всех людей тогда была словно бы пропущена, как электрический ток, единая нравственная энергия, на единую волну тогда, казалось, все люди были настроены…
Арестованный по доносу, силач и боксер Карпов, пробился на фронт, в штрафроте кровью смыл «липовую судимость», стал выдающимся разведчиком и ловцом «языков», Героем Советского Союза, возглавил Союз писателей СССР, а в конце жизни создал монументальную книгу «Генералиссимус».
Хотя с такой судьбой-обидой мог, согласитесь, «лаять» на Сталина из другого «окопа», причем весьма прибыльно. Просто у настоящего человека всё в порядке и с совестью, и с правдой, и с честью.

Совокупная народная воля

Казалось, на острие столь суровых — сугубо мужских — игрищ, как затесалась в героический этот альбом хрупкая женщина? Светлана Сырнева. Лучшим истцом Поэта могут быть только стихи.

Из чего я росла-прозревала,
что сквозь сон розовело?
Скажут: обворовала
безрассудная вера!
Ты горька, как осина,
но превыше и лести, и срама —
моя Родина, самая сильная
и богатая самая.
(1987)

«У России и ее поэта Светланы Сырневой есть общее и в образе, и в судьбе: можно сказать, что появились они — страна на карте мира, а Сырнева в русской литературе — необъяснимо. Ведь и, в самом деле, иногда кажется, что Россия, не выходя за свой порог, всего лишь затыкая щели, сквозь которые на неё, как на бывший монгольский улус, то и дело что-нибудь наползало, вдруг непонятно как превратилась в самодостаточный континент. Вот и Сырнева тоже родилась в самой, что называется, глухомани — в деревне Русско-Темкино Уржумского рафона Кировской области. И до сих пор живет в тех местах».
Родилась — понятно… Но откуда, откуда всё взялось, когда явилось и как проявилось? Сама Сырнева говорит просто: «До сих пор многие уржумцы с горячим пристрастием следят за моей судьбой, помня маленькую девочку, которая в те давние годы еще не знала такого понятия, как совокупная народная воля».
Дорошенко же дополняет и обобщает: «То есть, не чудесно, а по личному таланту и по «совокупной народной воле» появился у нас поэт Сырнева»...

…Я не ищу судьбы иной
и не гонюсь за лёгкой славой:
не отразить мне свет ночной,
насквозь пропитанный отравой.
Но травы, птицы и цветы
меня о будущем просили.
И молча вышли я и ты
навстречу неизвестной силе.

Вместе — по совокупной народной воле!
«И Сырнева продолжает жить-поживать в своем вятско-уржумском углу, являя собой одну из никому, кроме ее друзей и коллег, не видимых поэтических столиц нашего русского мироздания».

…Не приведи же Господь никому
так вот стоять посредине широт,
словно кухарке в огромном дому,
доверенном ей при побеге господ.
(2017)

К вопросу о новой русской аристократии

В своей книге автор не раз возвращается к вопросу о роли народной аристократии (духа, конечно же). Нет, не по происхождению и манерам — по совести и нравственности.
«Лишь в нулевые сама власть стала вроде бы как отдавать себе отчет в том, что писатели могут быть разными, в т.ч. и не либеральными».
Аристократом нашего времени Николай Дорошенко называет Валентина Распутина, а эталон видит, конечно же: «в Пушкине сказалась та его высокая аристократическая порода и та его аристократическая шлифовка, на которую века трудилась в поте лица вся тягловая Россия. А Распутин явился нам из самой глубины этой измученной и ничего, кроме, работы, не знающей России».
Из чего Николай Иванович применяет формулу к самому Распутину: «русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла»…
После того, как «наши благородные Гриневы, получив от монархов «вольности», сами поддались разложению и сгинули в революции, именно в лице Распутина и таких, как он выходцев из народных низов, нарождалась новая русская аристократия, — продолжает Николай Дорошенко. — В своём инстинкте возрождения порушенная революцией и двумя мировыми войнами Россия открыла миру свои уже самые последние, свои самые потаенные, тысячу лет невидимые и неслышные человеческие хранилища — крестьянские».
***
Не замечаете? — глубоководность авторских фраз!
Так и вынашивались годами, если не десятилетиями. Годами-десятилетиями веры и сомнений. Вероятно, только потому они афористичны не только по хрестоматийно-отшлифованной форме, но и — что серьезней! — по резцовой вымученности смыслов. Так бывает (редко, штучно, единично!) с настоящей скульптурой после ювелирной обточки, отслойки гранита от всего лишнего… от пыли…
К поиску новой, советской и постсоветской «народной» аристократии Николай Дорошенко обращается и в «лирико-исторических отступлениях». Когда, допустим, вспоминает старо-римских патрициев: будучи строгими защитниками традиций, они «не позволяли себе есть с серебра». Или — в лермонтовской интерпретации мало ныне известного мемуара Лагарпа о предвосхищении задолго до Французской революции её всепожирающего Молоха (как и нашего в 1937-м):

Он говорил: «Ликуйте, о друзья!
Что вам судьба дряхлеющего мира?..
Над вашей головой колеблется секира,
Но что ж!.. Из вас один ее увижу я».

На таких вот любопытных (в закрепление темы) примерах-экскурсах автор показывает, как спирально перетекают житийные планы и сюжетные аналоги разных эпох и времен, стягиваясь, ровно близнецы, в общие точки двухтысячелетнего «брожения». Когда «элита» раз за разом сама роняет лицо в подливу, теряет нравственные скрепы и в угоду «импортным друзьям» отрекается от родной почвы, — тогда раз за разом и случается катастрофа.
И точка бифуркации (раздвоения, читай — массовой шизофрении) с неизменной беспощадностью повторяется, множится во времени, дублируясь с удивительной похожестью. И снова головы летят… А всё одно: слетев с катушек, «элита» упрямо и слепо расшибается о старые грабли. Бес бы с ней, — народ страдает.

Растрескивание и усыхание почвы

Точкой такого вот очевидного разлада в нашей новейшей истории стали 1970-е — а именно начало гонений либеральной команды А. Яковлева на патриотическую интеллигенцию.
«На самом деле 60-е, 70-е и 80-е годы — это был, что называется, самый напряженный и самый роковой период в нашей советской истории, — пишет в главе про Василия Белова автор. — Поскольку вдруг пробудилась в своем почвенничестве, в своем, скажем так, чувстве родства с Иваном Африкановичем наша русская интеллигенция. Начался поиск «органического взгляда» в оценке текущей жизни, поиск тех коренных духовных инстинктов народа, которые выполняют функцию иммунной системы в генотипе национальной культуры. Ведь «почва» — это уникальное единство природно-географической и духовной реальности, и именно она рождает нацию, дает импульс ее развитию, она в процессах реальной исторической жизни формирует общественную психологию и устойчивые особенности национального характера».
Это правда. До 20-х годов ХХ века сельская община, русское крестьянство было подавляюще огромно — на фоне узеньких прослоек дворян, купцов и разночинцев — еще не советской интеллигенции. Да и на фоне компактного, но крепко сбитого идеологией, пролетариата — рабочего класса.
Многие из этих сложно-сплетённых процессов нашли преломление в уникальной книге Белова «Лад». А она, считает Николай Дорошенко, «если так можно сказать, о самородном русском народном коммунизме, который был в мобилизационный период русской истории 20-го века порушен и который, как показал даже и опыт моего первого сотрудничества с «народной» властью на страницах «Литературной газеты», не подразумевался быть востребованным».
Что опять же закономерно. К началу 1970-х деревня успела отхлынуть в город (чего стоит 100-миллионный отток сельчан при Хрущёве!), пополняя подчас ряды все более разбухавшей «люмпенской прокладки» — забулдыг, шабашников, будущих бомжей и «сидельцев по дури» (Прокудин из шукшинской «Калины красной»). И они же щедро наполняли практически уже не-советскую интеллигенцию самым даровитым, здравым и совестливым элементом — почвенническим. А он, даже критикуя Советы, не предавал России: всего лишь радел за оздоровление системы. Белов, Шукшин, Распутин, Можаев, Проскурин, Липатов, Солоухин, Антонов, Астафьев, Абрамов, Алексеев, Анат. Иванов…
Равно как и уцелевшая национально-ориентированная гвардия нашего времени — ни ради конъюнктуры, ни синекуры для — на сговор с глобалистами не согласна.
Что до сталинских «наркомов и директоров» (самородков из бывшей «черни»), то их в орде функционеров оттепельного полива осталось, «как и положено»: золотник на тонну пустой породы.
В итоге, на некоем ухабе вихреобразных 1980-х случилось непоправимое. Власть (не в лице откровенной пятой колонны будущих младореформаторов, осевших — когда еще! — в идеологических журналах типа «Коммунист»: Яковлев, Гайдар, Чубайс, а в лице утративших нюх и интуицию честных служак: Косыгина, Гришина, Романова, Щербицкого)… Власть эта не заметила встречного порыва «деревенщиков». А было ещё не поздно. Даже в середине 1970-х не остыл энтузиазм тех же БАМовцев. Люди еще искренне гордились нашим космосом. Наука, как и прежде, творила чудеса. Оборонка всё больше «внушала священный ужас» врагам. Деревня исправно кормила народ. Литература и кино творили светлое, доброе, вечное. А социальная защита граждан не имела ровни на планете…
Оставалось лишь устранить «неудобья» — почву, отравленную для баламутства тех, кто был солью земли. Но и благодатную — для процветания тех, кто вскоре обернется новорусскими нуворишами, — Гасиловыми и Петуховыми из романа Виля Липатова «И это всё о нём», прозаического реквиема по последним пламенным комсомольцам (без кавычек)…
Вот так потенциальные союзники в упор и не разглядели друг друга. Те же «деревенщики», увлекшись художественной критикой негативных явлений, прошляпили, отнюдь не художественный, контрольный прыжок чикагских насельников. А те, вместо «теоретических баталий» (они их вчистую проигрывали, как Нуйкин Кожинову), занялись практическим «крото-бурением», наделав столько дыр под корнями, что дерево рухнуло в одночасье.
Более не стану зацикливаться на беловской главе, ибо уже делал ее разбор, а Николай Иванович любезно представлял место ему на сайте «РП» («МЕЖДУ ГИМНОМ И КОЛЫБЕЛЬНОЙ», — «СЛОВОМЕР» от 25.10.2017 г.).

Лифт — вниз и ещё ниже

Теперь о традиции, о товариществе, о содружестве, о преемственности…
В очерке про Игоря Янина автор вовсе не изумляется тому сопомниманию, которое обнаружили в своем соработничестве сам «менеджер-меценат» (плохое первое слово и хорошее второе, но так уж формулируют сегодня) Игорь Янин и писатель-герой Владимир Карпов. Но Янин, будто на нюх, за вёрсты и годы почуял родство с создателем «Генералиссимуса», который без него мог бы и закиснуть в столе бывшего Председателя СП СССР.
И всё-таки не могло такого произойти, потому что сам Янин из семени такого же героя войны, как бывший разведчик Карпов:
«Можно сказать, что Игорь Трофимович, не оставив без помощи Владимира Карпова, совершившего многие подвиги во спасение нашего Отечества, позволил также и всем нам себя в эпоху перемен почувствовать перед Героем чуточку менее виноватыми. То есть, если бы современные общественные деятели людей вокруг себя замечали, как Игорь Янин, то и наше общество не атомизировалось бы или, проще говоря, не превращалось бы наше общество в точку».
И снова чуть-чуть о Правде: на недавнем писательском съезде Игорь Янин «к микрофону подошел и, вроде бы как своей правоты невольно смущаясь, всего лишь сказал всё, что думает… И морок, на делегатов съезда напущенный лучшими мастерами риторических танцев, вмиг развеялся».
Эхма, где б напастись нам таких на каждую аудиторию? Выводили их нарочно и целенаправленно.
Если кто вспомнит про «негативный отбор» в любые верха РФ, то я — про дегенеративную селекцию (по Питириму Сорокину) пополнения социальных лифтов «для как бы вверх». Королевым, Гагариным, Шукшиным при «отсутствии бабок» на сегодня открыт один лифт — вниз…

Фактор Кожинова

Конечно, «Подвиг Кожинова» — это не глава, не книга, это народный уже эпос, заключенный в правде о невысоком человеке с веком в 70 лет, но… знахаре всех вех и тысячелетий.
Уникум, из тонкого знатока поэзии и делателя первостепенных поэтов «от Москвы до самых до окраин» он за пятилетку «переквалифицировался» в лишенный фальши рупор помощнее Герцена (там) с Писаревым (здесь)… Учитывая, что был он всегда только Здесь, когда всё гнобили и глушили. И вот в едином лице — премьер в публицистике, критике, истории, обществознании, социальной аналитике. Всё это прорвалось одномоментно, будто и не вызревало в Почве и не освящалось Душой России.
Удивительно: не перебегая ультра-фиолетовыми струйками теперешних «культуртрегеров» по модным биотуалетам Сорокина, Ерофеева, Коляды, Серебреникова, Гельмана и Со, Вадим Валерьянович тогда же, сразу и навсегда соединил все стоящие Сферы в полемически-созидательном супер-интеллекте.
Хорошо помню единственную, милостиво допущенную теле-дискуссию Кожинова и Нуйкина (самое начало 90-х), где от «левого либерала» не осталось даже синяков после ни разу не отраженных им хуков от субтильного по виду Кожинова. После этого Нуйкина на ТВ я не видел никогда. Нуй, да хрен бы… Увы, отлучили от «голубого экрана» и Кожинова, поняв, что нокаут от него обеспечен каждому, причем даже, если противники — сторонники группового с… стиля «вшестером на одного».
Николай Дорошенко: «Он был лидер лишь потому, что, как никто другой, отдавал себя в услужение всему, в чем есть ум и талант… А вот если обижали… то, что было для всех нас значимо — не было лучшего, чем он, полемиста. И именно из таких его публичных обид наше русское национальное самосознание вызревало».
Но просто так ничего не случается. В том числе — обид, их авторов и им — ответчиков.
По Горькому, «народ создавал Зевса, а Фидий воплощал его в мрамор». Увы, с 1960-х, а в России с 1990-х, «классического творца стали вытеснять», и «информационный монстр, а не народ, теперь производит в самых массовых количествах информацию о том, кого следует считать творцом, а кого», ясно — кем…
Филолог и критик Вадим Кожинов, занявшись историей и политологией, работал истово и по старинке: цитаты и факты черпал не в дебрях инета (да и тогда были они жидковаты), не в ссылках и пересказах, а в оригиналах: «То есть современному исследователю, имеющему возможность пользоваться Интернетом, кожиновский ручной способ добычи исходников может показаться просто невероятным. А кожиновские тексты чуть ли не на треть состоят из цитат и ссылок на источники. И каких же каторжных трудов ему стоила эта научная добросовестность! И почему же теперь, когда в Интернете все есть, не встречается таких эрудитов, как он?», — риторически вопрошает Дорошенко.
Отлично помню: в 2002 году мне попалась шикарная подборка журнала «Фактор», издававшегося на рубеже веков в «Газпроме». Так вот, буквально через номер там попадались публикации редчайших, «крамольных» на тот момент (для официозного медиа-пространства) авторов-патриотов, в том числе А. Панарина, А. Паршева и, конечно же, В. Кожинова. По сути, это и были последние, «исповедальные работы» Вадима Валерьяновича. Меня это поражало ровно до тех пор, пока не дошел до фамилии Дорошенко в числе руководителей редакции замечательного и, увы, не пережившего Вадима Кожинова, издания…
«А до информационной революции один-единственный литературный критик — Вадим Валерианович Кожинов — мог влиять на литературный процесс в такой же мере, как и нынешняя информационная индустрия. Но в отличие от информационной индустрии, вся мощь которой заключалась в массовости произведённой ею информации, кустарь Кожинов для этого обладал всего лишь безошибочным вкусом к художественному слову и способностью никогда не обманывать читателя… А стоило в постперестроечные годы Палиевскому, Кожинову, Лобанову и всей русской интеллигенции перекрыть доступ к телевидению и другим медийным фабрикам, началась деградация не отдельных писателей и деятелей культуры, а всей страны».

***

Именно в тот период (1970-80-е) «нравственную функцию «лучших людей» на себя стала брать подобная М.Я. Лемешеву народная интеллигенция, которая группировалась вокруг «почвеннических» журналов…
А первое ощущение того, что не просто отдельные «лучшие люди» у нас появились, а целое, если не социальное, то уж точно духовно-нравственное сословие, у меня возникло, когда против поворота Северных рек вдруг объединились не только известные ученые, писатели и деятели культуры, и многие тысячи безымянных библиотекарей, школьных учителей и технарей.
Потом эти библиотекари не то что «не позволяли себе есть с серебра», а годами и без зарплат сидели в своих библиотеках, потому что знали, что пятая колонна, вдруг пришедшая к власти, теперь только и ждет, когда они сдадутся, чтобы книги выбросить и библиотечные здания продать или отдать в аренду под торговые и увеселительные заведения».
Не потому ли 90-летнего Лемешева и его друзей Николай Дорошенко сравнивает с 300 спартанцами, «которые невозмутимо остались самими собой даже и на виду тысяч персов».

В точку!

В самой страшной войне для народа наступает последний миг отчаяния. И тогда на передовую выходят Триста спартанцев, Роланд и Сид, Ян Усмарь и Евпатий Коловрат, Пересвет и Ослябя, Иван Сусанин и Козьма Минин, 28 панфиловцев и шестая рота Евтюхина...
Они не решают исход Битвы, они даже не думают, что совершают подвиг. Они всего лишь даруют великий момент истины — личный нравственный пример непоколебимой Воли, Веры и Надежды.
Дальше — Победа.

Книга Николая Ивановича Дорошенко — о них, о духовных поводырях народа, которые, даже уходя, продолжают вести.
Он сам из их когорты.
И, видим же: зря писатель сомневался в непосильности задачи. 172 его страницы — это мини-хрестоматия Богатырского шествия Русского духа в, наверное, самый разломный и неблагодарный период нашей истории… Истории России, не знающей деления на… «царских» и «боярских», «белых» и «красных», «большевиков» и «меньшевиков», советских и кадетских…
Кожинов, Лобанов, Палиевский всегда выступали за целостность нашей — Русской — истории.
Их преемник написал книгу ровно об этом!

6-7 декабря 2019 года.
Ирина Семёнова 14.11.24 01:25
Трудно осмыслить, а еще труднее пережить эту нежданную и невосполнимую потерю. Это трагическое событие – оглушительный удар по всему Союзу писателей России, по сердцам людей, которые знали и любили Николая Ивановича Дорошенко, сделавшего из газеты настоящий маяк в океанской пучине.
Не только я, а и все наши писатели потеряли огромного друга, сердечного человека, и, конечно, чуткого и мудрого редактора.
Это был добрейший и принципиальный человек. Русская литература потеряла чудного, искреннего писателя. Хотя, почему потеряла? Его книги будут жить и слова его будут звучать. И все те, кто еще живы, будут носить в своей памяти светлый образ любимого Николая Ивановича Дорошенко.

Член Союза писателей России
Ирина Семёнова

Анна Вартаньян 14.11.24 00:35
Вечная Память и Вечная Нежность Художнику, Человеку, Труженику... Обнимаю Вас, дорогой Николай Иванович. Здесь, у берёзки... СВЕТ...
Дмитрий 13.11.24 20:18
Соболезную.
Нина Черепенникова 13.11.24 10:50
Пусть земля рабу Божию Николаю будет пухом.
Выражаю соболезнование Елене Игоревне...
Валерий Иванович Скрипко 10.11.24 15:21
Ушёл из жизни наш писатель...
куда ушел. за чем ушёл?.
все это было так некстати
и для родных -нехорошо!
Василий Бережнов 9.11.24 10:57
Светлая память земляку и другу Николаю!
Железногорск, Курская область.
Юрий Сергеевич Павлов 8.11.24 17:52
Владимирские писатели искренне разделяют боль и скорбь в связи с кончиной Николая Ивановича Дорошенко и выражают соболезнование Елене Игоревне, родным и близким по поводу невосполнимой утраты. Пусть память о большом писателе и хорошем человеке будет светлой и вечной!
Маргарита Каранова 8.11.24 17:27
Он был для нас, большинства из нас, как воздух... Жизненно необходим и настолько органичен, что казалось, он будет всегда, пока мы живы... ведь как же без воздуха… И такая глубина и широта мысли, эрудиция, душевность… в сочетании с колоссальным обаянием… А ведь еще честность, гражданское мужество... драгоценнейший кристалл! Вот уж кто достоин памятника! Но… СМИ не заикаются об этой утрате, у них другие предпочтения…
Вячеслав Лютый 8.11.24 12:18
Ушел от нас Николай Дорошенко – какая горькая потеря... Уже сказано, что он все свои силы в последние годы направил на утверждение и расширение сайта "Российский писатель". Всякий, кто знаком с деятельностью подобного творческого форума, знает, насколько трудно организовать подобную интернет-площадку, которую писатели воспринимали бы как свою, информационно важную и художественно разнообразную. Огромное число откликов и суждений по самому разному поводу – от литературного до социально-политического, чувство своей родной среды, что для писателя невероятно значимо, проза, поэзия, критика и литературоведение удивительно широкого тематического и интонационного спектра – всех свойств портала "Российский писатель" и не перечислить на одном дыхании. Создание такого окна творческого общения – великая заслуга Николая Ивановича Дорошенко и его верной помощницы и супруги Елены Игоревны – низкий им поклон от многих и многих русских писателей.
В свое время Дорошенко привлек меня к сотрудничеству с "РП", и это позволило мне ощутить плечо и дружескую руку самых разных авторов. В свою очередь, я старался направить к нему поэтов, нуждающихся в литературном общении, которым не хватало этого как воздуха. "Российский писатель" – это консолидация русских творческих сил, при всей пестроте и порой жестоком споре, которыми отличались его страницы. Но все-таки единство здесь куда важнее.
Помню, в трудное время, когда мы с женой потеряли единственного сына, множество писателей и региональных организаций откликнулись на нашу беду именно на "Российском писателе", и это согрело нам душу и позволило ощутить, что мы не так одиноки в своей трудной доле.
Дорошенко время от времени звонил мне поздно вечером – ему хотелось обсудить какую-то проблему или книгу, и этот разговор продолжался далеко за полночь. Его слова о моих работах помогали мне обрести уверенность в собственных силах, понять степень свободы, которая мне необходима, чтобы высказать свою точку зрения на предмет. Многие имена и произведения были дороги нам обоюдно, по отношению к другим мы расходились во мнениях. Но понимание общего русла нашего движения в литературном пространстве никогда не подвергалось сомнению.
И вот сейчас все замерло в предвестии перемен в работе "Российского писателя". Хочется верить, что та самозабвенность, которая отличала Дорошенко в понимании задач сайта – его детища, получит достойное творческое продолжение. Но одновременно – сердечная благодарность Николаю Ивановичу за годы, прожитые вместе, за слова, которые остались в памяти навсегда, за участие в творческой судьбе самых разных писателей нашей России.
Упокой, Господи, душу новопреставленного раба твоего Николая, прими ее во Царствии Твоем!
Вячеслав Лютый.

Елена Балашова 7.11.24 20:35
ВЕЧНАЯ И СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ.САМЫЕ ИСКРЕННИЕ СОБОЛЕЗНОВАНИЯ БЛИЗКИМ.
Юрий Жекотов 7.11.24 16:24
Невосполнимая утрата. Во многом по материалам «Российского писателя» примерялись к позиции Союза писателей и брали верные жизненные и творческие ориентиры все сторонники России. Николай Иванович был борец, он стойко держал удар, и как же всё-таки он великодушен и деликатен был к своим оппонентам. Какие высокохудожественные произведения, как эталоны писательского мастерства, оставил нам Николай Иванович. Светлая память. Мои искренние соболезнования Елене Игоревне, родным и близким.
Сергей Филатов 7.11.24 16:14
Светлая память Николаю Ивановичу!
Владимир ПРОНСКИЙ 7.11.24 15:56
Царствия Небесного Николаю...
 Имя: 

Комментарий:



 Введите только то,
что написано строчными (маленькими) буквами:
 ПОДсветКА