Добрый день, Андрей!
Очень хорошо, что Вы задумываетесь над тем, действительно ли «важна не столько жизненность и правдивость художественного произведения, сколько его эстетическая красота», – сегодня подобные вопросы не интересуют, кажется, уже почти никого из пишущих, особенно, молодых, хотя именно их понимание, на мой взгляд, является базовым для литературного творчества. Но при этом существует большая ошибка – побивать жизненной правдой эстетику, а эстетикой – жизненную правду, потому что идеальное произведение как раз и должно сочетать в себе и то, и другое. Жизненная правда (т. е. психологизм описываемой ситуации, верность историческим реалиям, злободневность и актуальность темы, философская глубина и проч.) обеспечивают произведению те самые «Верю!» или «Не верю!», которые выкрикивал на репетициях Константин Сергеевич Станиславский, а что касается эстетической красоты, то… Известный псковский критик Валентин Яковлевич Курбатов однажды сказал, что стихотворение может быть православным уже только потому, что оно просто красиво, даже если в нём нет ни одного упоминания о Боге. И всё только потому, что красота – это и есть та самая сфера, в которой Господь может являть нам Себя в этом материальном мире. Помните у Николая Рубцова? – «В потемневших лучах горизонта / я смотрел на окрестности те, / где узрела душа Ферапонта / что-то Божье в земной красоте». Поэтому требовать конкретного ответа на вопрос, что первично – красота или жизненное правдоподобие – всё равно, что спрашивать у ребёнка, кого он больше любит: маму или папу. Как для детей одинаково дороги оба родителя, так и для литературного творчества в равной мере важны форма и содержание, и каждый пишущий должен стремиться к их максимальной гармонии, которая единственно и обеспечивает произведению так необходимое ему совершенство...
Ещё раз повторяю, что мне показалось очень важным то обстоятельство, что Вы, в отличие от массы Ваших пишущих сверстников, стремитесь к постижению самой что ни на есть глубинной сути творческого процесса, задаваясь такими основополагающими для него вопросами, как выше приведенный. Это даёт хотя бы небольшие основания надеяться на то, что наша литература всё-таки не выродится окончательно в беспринципное словесное шоу, подменив пустой развлекаловкой ту высокую духовную и просветительскую миссию, которую прививали ей на протяжении прежних столетий наши классики.
|