| Сергей Бузмаков | 2.06.13 10:20 |
| Редкий, редчайший в литературном миру человек Михаил Николаевич Еськов!
Врождённое чувство такта и тонкость душевной организации, глубочайшие знания и удивительная скромность... Благодарен судьбе, что она подарила мне знакомство и роскошь общения с этим человеком. Редким, повторюсь, человеком и редким по чувству слова и мощи писателем. Здоровья Вам, уважаемый Михаил Николаевич и Вашим близким! |
| Николай Дмитриевич Балабай | 30.05.13 15:12 |
| Рецензия
на рассказ М.Еськова «Жил-был Герасим Лукич» Писать рецензии на художественную прозу курянина Михаила Николаевича Еськова чрезвычайно трудно. Я всегда испытываю тревогу: «А заслужил ли я право даже хвалить его произведения?». Есть такая шутка. Хочешь рассказать о себе, напиши кому-то рецензию. Я знаком с Михаилом с 1967 года. Он тогда ещё не был членом Союза писателей РСФСР, но уже был Писателем. Его два рассказа «Петька вернулся» и «Гулёнок» уже об этом свидетельствовали. Мы с ним посещали литературный семинар при курском отделении ССП. На этих семинарах учили нас уму-разуму такие монументальные писатели, как Евгений Иванович Носов, Михаил Михайлович Обухов, Николай Юрьевич Корнеев. Это были удивительно до трогательности доброжелательные, нежно заботливые по отношению к нам, семинаристам, и очень скромные люди. Там часто слышались выражения типа: «Я скажу, как читатель…». Вот и я обязан сказать эти мудрые слова: я скажу, как читатель. Рассказ ведётся от второго лица. Это довольно трудный литературный приём. И вот почему. Третье предложение в тексте Михаила Еськова: «Герасим Лукич не думал ни о какой поживе». Откуда знает автор о том, о чём подумал Герасим? Он что, ему сказал или перед смертью написал? Получается, что можно засомневаться вообще в правдивости всего рассказа. Задачей же литературы является так написать, чтобы все читатели поверили, что всё описанное было именно так. Итак, рассказ от второго лица - трудный приём. Что же позволило Михаилу Еськову "отважиться" на это? Во-первых, герой уже погиб. Герой не в смысле литературном, а в общежитейском понятии – Герой, например, Герой Советского Союза. Я к этому немного позднее ещё вернусь. Во-вторых, для Мастера нет преград. Ему можно всё. Он это всё заслужил своим врождённым талантом и выработанным путём кропотливого труда мастерством. Значит, форма подачи «материала» через второе лицо – более трудная, чем «от себя». Если читатель читает мою рецензию, значит, он уже прочитал сам рассказ. И читатель убедился, я полагаю, в моей правоте. То есть в том, что Михаил Еськов - большой Мастер литературного труда. Архитектоника сюжета - тоже не простая хронология, а подана с этаким вывертом: тут и прямая последовательность, тут и мысли героя, тут и события, происшедшие «до описываемых» событий, тут и диалоги. Сама же ткань прозы Михаила Еськова радует своим сходством с широчайшей степью цветущего разнотравья. Мне иные яркие отрезки описаний напоминают такую картинку из кино, например, «Граф Монте-Кристо». Поднимается крышка, а там, в сундуке, золото, бриллианты, изумруды, рубины, жемчуг… Такова «на внешний вид» продукция писателя Михаила Еськова. Поскольку Михаил Николаевич – кандидат медицинских наук, то он же и физиолог, он же и анатом. Следовательно, нутро читателя понимает, для него печёт свои литературные пироги и самую драгоценную еду – литературный Хлеб! Теперь о частностях. Вернитесь и прочтите вот такой кусочек текста. «В младенчестве тот перенёс какую-то болезнь, стал благоумным. Как отвязавшегося колобродного телёнка случалось искать его в глухих полях по непредсказуемым лощинам. Найдёшь, бывало, зальёшься слезами, а он – без понятия. «Бе-е-ба… Гы-ы!» - радуется и не понимает чему радуется. По возрасту Христа пережил, а словами, однако, не обзавёлся. Одно лишь от него и слышишь: «Беба» да «Беба». То, что он Толик, забылось, даже отец с матерью звали по-уличному Бебой. С такой обузой оказаться под немцем было опасно: люди не свои, не пожалеют. Был и другой повод бояться. Герасим Лукич не славянского обличья, за черноту и горбатый нос дразнили его цыганом, мог сойти и за еврея. По слухам немцы их сильно недолюбливали.». Сколько вы насчитали перлинок? А я вот сколько: благоумным, колобродного телёнка, не пожалеют (об убийстве), сильно недолюбливали. Читатель, надеюсь, понимает, в чём тут изюминка. Теперь я дополню этот список. Но я при этом ощущаю сознание того, что придётся весь текст повторить. Ведь они, жемчужинки, на каждом шагу. Тем не менее! Порухи, опустошил погреб, ополовинил сундук, ледащее, горазды, картоха, оклунок, умылил до жаркого паровозного гула в висках вся фраза красивая), дуброва (украинизм), не шла под косу, алчное время, душа начинала плавиться от благостного, почти молитвенного умиротворения, какое овладевает тобой лишь под сводами церкви (вся фраза настолько хороша, что душа начинает плавиться), стайки берез, ватаги дубов, с плавающими по водной глади небесными облаками, зеленая стена дуролома, в купаву дубняка, никлого настроения, сторониться, истома хуже смерти, жизнь выпустили, прошаки (украинизм, по-русски бы – побирушки), зверем таиться в нехоженых местах (не правда ли, чудесная фраза?), токно (Это мне непонятно. Если это слово вместо «только», то, на мой взгляд, это неудачно, а если это опечатка, то простительно.), саламать, отвлечься на хорошие думки (украинизм), державы, раззадорилась (если бы речь шла о поступке, то это была бы серая норма, а тут – о статике, о комплекции – тогда это красота слова), навылет она втемеж (так мать говорит о поносе ребёнка), сама от себя родила, память о себе хочет забрать, шагал в пустоте, за сердоболие его ждал домашний трибунал, раскалилось пекло, нахлынула обморочная духота, на языке держался кислотворный вкус кинжала, заполняя рот несносной металлически холодной слюной; Агриппина, Гриппка - когда-то от этих слов у самого сердца разливалось трепетное радостное тёплышко. Беба своей болезнью приглушил все краски, можно сказать, собою всю жизнь заслонил (вся фраза – прелесть, хотя и о грустном), и время, и жизнь убавились до бесчувственного небытия, кошенину, решил пройти вторую ручку, уложить двойной валок, в собственные страхи пускать, колотить невинную землю, обрушил Аксютку, словами, не обзавёлся. О войне как таковой. С каждым годом всё меньше становится бывших фронтовиков. Я умышленно их так назвал. Это правильное название. А слова «ветераны» или «участники» будет неверно. Потому что в Великой Отечественной войне участвовало всё Отечество. Все от мала до велика. Участвовали в оккупации, в тылу. Даже тыловые младенцы участвовали. Потому что их родители несли на себе , а это отражалось на их детях, непомерные тяготы и лишения. «Всё для фронта! Всё для победы!». Страшнее и опаснее всего было не на передовой, где ранили и убивали. Как об этом потрясающе показал в этом рассказе автор, в оккупации тоже ранили и убивали. Но смерть на передовой в действующей армии – это считается геройством. «На миру и смерть красна». У солдат враг был только впереди. Солдат кормили, одевали, им было дано медицинское обслуживание - медсанбаты и госпитали. На оккупированной территории враг был кругом, даже казалось, что внутри у каждого. Бомбили оккупированных и немцы, и наши. Минировали и те, и другие. Забирали скот и оккупанты, и освободители. Еды не было! Одежды и обуви не было. Лекарств не было! Врачей – не было (их забрали на фронт). Я переболел тифом. Он дал осложнение – отнялись ноги. Заново учился ходить. Жизнь на оккупированной территории теперь считается не мужеством и героизмом, а строчкой в анкете «Был ли на оккупированной территории». Строчка как грязное пятно на биографии, как суд у позорного столба. И когда теперь чествуют «ветеранов», в том числе и тех, кто был в тылу и пороха не нюхал, я с горечью вспоминаю о бывших в оккупации. Великий гражданин России, громадный писатель 20-21 веков Михаил Николаевич Еськов пишет правду о войне. Спасибо ему за это. Вот и в этом рассказе. «…немец прикладом ударил девочку лишь за то, что та рассмеялась, увидев, как он гоняется за курицей». « могила за огородом размером будет, пожалуй, не меньше хаты…». «Места боёв было бы правильно до срока оставить в покое, ведь они, в сущности, являются мученическим погостом…». «Герасим Лукич не славянского обличья, за черноту и горбатый нос дразнили его цыганом, мог сойти и за еврея. По слухам немцы их сильно недолюбливали». Об убийстве невинного Бебы: «Немец переступил через распростёртого » В одной из рецензий я уже упоминал о том, что Михаил Еськов умело, трепетно и целомудренно описывает любовные сцены. Здесь он тоже верен себе. Важной чертой творчества Михаила Николаевича является пропаганды ЖИЗНИ как таковой. Здесь сказано, например: «… уныние – великий грех, это самовольный отказ от жизни. Не зря говорится: истома хуже смерти. Но после всего, что довелось пережить, радоваться нечему. Его будто проткнули до самой серёдки, жизнь выпустили, оставили лишь пустую оболочку. Не рад тому, что домой вернулся, что бабка цела. Хата невредима». А вот о теплоте отношений супругов. «Всё-таки бабке нужно бы рассказать, уж очень тяжко в одиночку носить такое горе. Вдвоём и поплакать в открытую, и поддержать друг друга – всё бы легче стало. Выскочить из окопа с пистолетом в поднятой руке и закричать «За Родину, за Сталина!», чтобы тут же, замертво упасть – подвиг. Но выше этого подвига – обыденно, не требуя благодарности, отдать муку умирающим детям, будучи тоже умирающим от голода. Есть шуточное мнение. «Если в рецензии нет ни одного замечания, то её писал сам автор». Поэтому я сделаю замечание. В тексте есть такая фраза «- Косой перерубило… Дедушка Гарасим… пополам…». Мне кажется, что это неправдоподобно. Не может коса перерубить тело человека в костюме. Потому что взрыв не может дать достаточной скорости косе. Она имеет парусность в другой плоскости. Коса ляжет на живот плашмя. Правда, автора извиняет то, что это говорит героиня рассказа, а не автор. А героям разрешается и всё говорить, и всё делать. На этом я временно с сожалением расстаюсь с творчеством Михаила Николаевича Еськова. Да хранит его Господь! |
| Игорь Смирнов | 27.05.13 15:49 |
| Следуя призыву Пронского, делюсь впечатлением: большой талант, большой мастер, настоящая школа русской классической прозы, развитое нравственное чувство, высокий культурный тип.
Тут говорить не о чем. Наслаждайся, поражайся, сопереживай. Разговор возникает о произведениях пограничных или затрагивающих современные острейшие проблемы. |
| Людмила Владимирова | 26.05.13 03:03 |
| Уважаемый Михаил Николаевич! Дорогой коллега!
Спасибо Вам! За добрые, человечные рассказы. За их язык – природный, чистый, «вкусный», без огрехов. Вот что значит наша прежняя школа! От всей души – спасибо! Спасибо и Владимиру Пронскому за то, что обратил внимание: не всё ведь читаешь, увы… А комментируешь и того меньше. По многим причинам. И одна из причин, на мой взгляд, неплохо определена Мариной Цветаевой: «Высказанная похвала – иногда нескромность, даже наглость (похвалить можно только младшего!) – но хвала (всякое дыхание да хвалит Господа!)? Хвала – долг. Нет. Хвала – дыхание.» Надеюсь, не обвините в нескромности. А долг – это то, чем мы живы. Рада встрече. Буду ждать новых. Здоровья, бодрости, творческих успехов! С уважением, признательностью, Л.Б. Владимирова (Одесса). |
| Наталья | 25.05.13 22:14 |
| Что такое Великая Отечественная война? Для нынешней молодежи - настолько далекое, нереальное событие, чаще всего связанное с парадом Победы, памятниками на братских могилах да ветеранами, о которых вспоминают 9 мая. К сожалению, и уроки истории в школе не дают теперь необходимых знаний, и отношение к фашистам и фашизму у юных бывает разное. В рассказе "Жил - был Герасим Лукич" правда о том, что война - не только атаки, рукопашный, вражеские танки... Война - это смерть, страдание обычных, беззащитных, ни в чем не повинных детей и женщин (могила, которую закапывает Герасим Лукич, умирающие от голода ребята Аксютки. жестокая расправа нацистов с Бебой...) Действительно, война -"крови до узд конских". и в то же время человек не ожесточается, сохраняется его душа - в произведении очевидны традиции В. Кондратьева . Спасибо. Хороший, своевременный рассказ. |
| Владимир Пронский | 25.05.13 22:12 |
| В предыдущей записи увидел опечатку в слове "извинения" - всё спешим, спешим... |
| Эдуард | 25.05.13 09:55 |
| Владимиру Пронскому
Хорошую мыслишку выдали насчет того, что не жалуют ныне литераторы своих коллег прочтением на сайте РП". А ведь если вслушаться по-настоящему - это настоящий "крик души". Ведь что греха таить, каждый из нас выходит на сайт с теплой надеждой "прочтения" и какой-оценки и признания своего труда. А зачастую получает обидный "нулевой коммент". И гложет тогда каждого из нас обязательное сомнение: зачем я тогда напрасно "парюсь" ради нашего литературного сообщества? Оказывается, ларчик открывается просто: у кого-то просто не хватает времени, а кто-то вообще не любит "комментировать" и впутываться в ненужные дискуссии. В результате иногда материал безжизненно "зависает" с бесцветным нуликом.И становится за писательскую "державу"обидно: ведь сколько талантливых, мудрых строк уходят, как вода в песок.А, может быть, - это просто недоработка организаторов сайта?. Почему бы, скажем, не установить своеобразный "счетчик прочтения"?. Думается.что в этом случае,увидев реакцию на свой материал( даже без комментов,) автор почувствует творческое и моральное удовлетворение и, наверняка, захочет более активно сотрудничать на сайте. Не нужно забывать, что литература приобретает значимость только тогда, когда она востребована обществом... |
| Владимир ПРОНСКИЙ | 24.05.13 19:54 |
| Поправка: рассказ называется "Жил-был Герасим Лукич"... Мои извенения. |
| Владимир ПРОНСКИЙ | 24.05.13 18:17 |
| Да, не жалуют ныне литераторы своих коллег прочтением. Несколько дней "висят" рассказы Михаила Николаевича Еськова и пока нет комментов. Признаться, и я-то осилил лишь первый (может, позже и второй прочитаю), и не потому, что он плох, а из-за нехватки времени. Трудно заставить усадить себя перед монитором и попытаться отвлечься от других дел, сосредоточиться. Всё куда-то спешим и спешим, и я вместе со всеми. (Поэтому большие произведения просто отпугивают. Возможно, конечно, кто-то "закачает" их в электроннную книгу, но не думаю, что они есть у всех и каждого.) А здесь вчитался в текст рассказа "Жил-был Герасим Кузьмич" и тронула судьба этого Лукича. Уж сколько писано-переписано о военном времени, о тогдашних людях, а всякий раз находится своя история, пусть и не из ряда вон выходящая. Обычная по военным меркам, если считать "обычным" расстрел сына на глазах главного героя, да и его собственную смерть. Что ж, война, тем более на захваченной территории, и остаётся ею. Рассказ правдив, но есть в нём налёт некой узнаваемости, питаемой авторскими воспоминаниями детства, некой схематичности, при которой ОЖИДАЕШЬ смерти героя, угадывая её из развития повествования, в котором автор раз за разом напоминает о минах, которые герой хочет "обхитрить". Можно, конечно, придумать какие-то другие ходы и, думаю, как читатель, даже необходимо, но если автор решил по-своему, так тому и быть. Только в любом авторском решении всегда есть место для додумывания, которое он оставляет читателям, и насколько это решение неожиданно, настолько и рассказ получается запоминающимся. А так что ж: можно только пожалеть главного героя, так и не сумевшего "обхитрить" мину ради благого дела! |