| Татьяна Грибанова | 20.10.19 11:18 |
| Дорогой Борис Петрович!
А я-то думаю, откуда у нас на Орловщине по садам да дачам поприжились "грецкие" дерева? Ан вон откуда! С южной стороны то ли ветром закатило, то ли птиц какой принёс. Спасибо большое за очередную страничку Вашего дневника! Как всегда, Борис Петрович, с удовольствием понаблюдала за Вашими наблюдениями и размышлениями на их счёт. Вспомнилась вот коротенькая зарисовочка об одной, дорогой моему сердцу, раките. -------------------------------------------------------------------------------------------------------- Правда ли, нет ли, только бабушка Наталья, отцова мать, сказывала – а как ей не поверить? – будто эту ракиту на середине Мишкиной горы, вблизи хуторского родника, посадил ещё году эдак в тридцать третьем мой дед Фрол. А коли так, значит, ей уже не много не мало – под сотню годочков! А дело случилось так… Началось всё с того… Приехал в тот год дед мой с заработков, с Балхашстроя, к Пасхе на побывку. И вздумалось ему, видно, кроме всего прочего, обустроить заилившийся родничок. Почистил, углубил он его сердцевину, обложил невысоким дубовым срубом. А чтобы легче было подступиться к роднику в любую непогодь, нарубил он где-то ракитовых кольев и, оставив небольшой, чтобы можно было развернуться с коромыслом, вход, воткнул те черенки вплотную вокруг ключа. Как говорится, в тесноте, да не в обиде, ракитник тот, конечно, у воды принялся мигом, зазеленел, заветвился. Но всё-то высадкам тем вольного духу не доставало, всё-то они застили своими кронами друг дружке Божий свет. Так и мыкались, бедные, длиннющие, тощие, год за годом. А вот один из ракитовых колышков дед то ли по случайности, перекуривая, воткнул на полгоре, то ли нарочно, с каким дальним умыслом. Не берусь сказать, как там было всё на самом деле. Знаю только, что спустя годы вымахало у тропинки на спуске к роднику из того хлипенького череночка дерево в три обхвата. Жизнь не одного поколения хуторян просуетилась на виду у этой приметной ракитки. Идёт мужик за водой, не преминет под ней остановиться. Свернёт не спеша цигарку или выбьет из пачки «беломорину», оглядится, что, где да как. Не его ли табун прямиком с омутка спровадился в Меркулихин сад? Не Витька ли, его сынок, дерёт на бахче у Колдучихи огуречные зелепупки? Подымается на гору баба, сбросит с плеча плетушку, битком набитую переполосканным бельём, притулится в густой тени передохнуть, поостыть после жаркой колотьбы на омутке, тут же и пральник меж ракитовых веток в своём потайном местечке до следующей постирушки припрячет. Для ребятни же под сенью этой ракитки вообще был двор родной. С перекинутыми через выгнутый сук ременными качелями, с вырытыми в глинистых боках Мишкиной горы ходами лазами, с птичьими норками, в которых кому ж не хотелось нащупать пару-тройку дробненьких стрижиных яичек? Куда бы кто не собрался идти, сбор назначали у этой ракитки. Помнится, бывало, возвращаемся с бабушкой из Гороней или Закамней, переберёмся через Жёлтый пренепременно по камушкам, обустроимся в тенёчке, рассортируем грибы-цветы-ягоды, заодно и передохнём, и – на гору, до хаты. Справа от дерева – большой глинистый обрыв. Для всяческих хозяйских нужд по налаженному из пяти-шести сплочённых брёвен мосту, а то и запросто – вброд, приезжали к нему за глиной мужики из окрестных деревень. Пока работали, наполняя глиной забранную тёсом телегу, лошадку определяли опять же в тенёк под раскидистую ракитовую крону. Под ней, громадной, не страшны ни палящий зной, ни проливенный ливень. А наморившись, тут же рассаживались перекусить да передремнуть. Оно, конечно, дело прошлое, но… вот, поди ж ты, не забылось! Как запамятовать-то? Считай, всё детство моё волчком прокрутилось вокруг да около этой дедовой ракитки. Помнила она, думается мне, и мою юность, и первую, пронзительную любовь. Как дожидалась я впервые, как казалось мне тогда, по уши влюблённая, парня из соседнего села, как до последних петухов не могли мы с ним распрощаться, как, закутавшись в пуховую шаль, выходила на росную гору покликать меня домой так и не научившаяся засыпать до моего возвращения мама. До-олго служила хутору ракитка деда Фрола. Со временем сами по себе притопали в её тенёчек из лесу грибы-подтопольники, расположились не абы как, необорным табором. Опять деревенским прибыток. Но у всего в этом мире есть начало и есть неминучий конец. Деревья – не исключение, к тому же, ракитка – не такой долгожитель, как, к примеру, дуб. В гнилушку превратился её ствол, зимние ветродуи развалили её во все стороны на множество частей, до земи склонив ветви на взгорье. «Ну вот, – проходя мимо, думали все, – подошёл смертный час Фроловой ракитке. Спасибочки ей, как не вспомнить родную добром?» И решили мужики: как только пообсохнет подгорье, сгуртоваться миром и распилить порушенную ракитку: сучья – на дрова, а гнилушки – они тоже сгодятся – пчеловоды разберут их на пасеки для своих дымарей. Договориться-то договорились, да за хлопотами разговор тот закатился под стол и подзабылся. Справили по Фроловой раките поминки, оплакали. Но ранней весной, помнится, ещё и не весь снег-то сошёл, ещё по оврагам да лощинам шумели ручьи, шла я как-то на родник. Слышу: что за диво? Гул какой-то стоит. Даже ведёрки с коромыслом скинула. Пригляделась, а разваленные в стороны ракитовые сучья не только озеленились, к моей великой радости – зацвели! Видать, прижились, пустили корни молодые ракитовые сучки. От ракитки-матери народилась целая ракитовая роща. И снуют, снуют, и радуются её цвету вездесущие пчёлы! ----------------------------------------------------------------------------------------------------------- С поклоном и глубоким уважением к Вашему творчеству, Борис Петрович, - Татьяна Грибанова. |
| Владимир Подлузский | 20.10.19 09:42 |
| О чём триптих Бориса Агеева:? О красоте русской природы? Да. О влиянии её на душевное состояние живущего рядом человека, и возможно, даже на его дальнейшую судьбу? Несомненно. Но главное, писатель со вздохом пишет о том гене разрушения, с оговоркой называемом крестьянской целесообразностью,который постепенно внедряется в русского человека. Сточные, пропитанные дустом воды, сбрасываемые с колхозного поля, сначала проникают под жильё, а потом уничтожают берёзку. А как только герой триптиха не уничтожает ракиту: топором,огнём, солью. Это не просто заметки о каких-то сельских деревьях, в том числе и о всё более культивируемом в средней полосе грецком орехе. Известный курский писатель в небольшом произведении выходит на одно из краеугольных объяснений современной трагедии русского народа. Тот становится безжалостным и к природе, и к самому себе. Раздуховливается, если можно так сказать. Не потому ли деревня стала одной из главных жертв двадцатого и двадцать первого веков. Напрямую это Борис Агеев не говорит. Но имеющий уши да услышит. Без преувеличения могу сказать, что на первый взгляд простой триптих, может оказаться в чём-то поворотным в нашей литературе. Так же как и небольшая повесть Валентина Распутина о Марии, и её близких родичах Иванах. |
| Борис Волков | 19.10.19 10:09 |
| Необходимо согласиться с критиком, имеющему свою точку зрения:
Вячеслав Лютый пишет: " Так и в нынешнем литературном процессе бросаются в глаза произведения, которые широко разрекламированы идейно ангажированными обозревателями или просто «работниками по филологическому найму», а серьезные произведения, где есть эпоха и судьба, нравственный выбор и способность героя к действию, часто лишены должного внимания." А где эпоха-ха....? |
| Павел | 19.10.19 09:41 |
| Не будем кривить душой про "злого человека".
Дерево было посажено не на том месте, могло вызвать замыкание и пожар. С такой же беспощадностью в огороде выпалывают сорняки, а в квартирах травят тараканов. Но не все при этом внутренне содрогаются, видят себя со стороны, как автор рассказа... |
| Артём Дмитриев | 19.10.19 09:34 |
| Злой человек не только дерево затопчет, но иногда
и человеку талантливому тоже норовит насолить, не пропустив того в альманах. А того Человека статья пригодится.... |
| Никита Северцев | 19.10.19 09:27 |
| Глубокие философские вопросы поднимает автор.
особенно впечатлила статья о сорго. |
| Татьяна Воронина | 19.10.19 01:34 |
| Спасибо за чудесные истории! С ракитой как-то вы не очень ласково обошлись! Как же она хотела жить!
У меня тоже есть история про дерево - вишню под моим окном. Родилась я в южном городе, в каменных джунглях, жила в кирпичном трёхэтажном доме, вокруг дома - сплошной асфальт. И только одно дерево у дома - это дерево посадил мой отец под нашим окном. И всё детство у меня перед глазами вишня. Просыпаюсь, и первое что вижу - вишню за окном. Весной цветёт пышным цветом, летом с утра галдят на ней воробьи... Дожди барабанят по листьям. Ложишься спать под такой дождик и так уютно слушать шум дождя, засыпая. А в 90-е случилась война. Ничего не осталось - ни дома, ни дерева, ни малой родины. |