***
Мне тележный почудился скрип,
И надсаженный храп лошадей.
Оглянулся на лес: среди лип,
Будто, тени каких-то людей.
Но такого и быть не должно,
Просто, я утомился в пути.
Не живет здесь никто уж давно:
Воробьев, – даже тех не найти.
У дороги, вот здесь, был наш дом.
Все травой заросло, хоть коси.
Ком земли я кладу на ладонь.
Ангел, глянь, – это ладан Руси.

***
Вижу ельник за полем, реку голубую;
Лебеду, что склонилась к дорожной пыли.
Я на землю смотрю, как на душу родную,
И роднее не будет мне этой земли.

От кукушкиной песни притихла опушка.
Примостился кузнечик на лист лопуха.
Но как будто о чем-то тоскует кукушка,
Хоть и жизнь этой птахи не так уж плоха.

О пшеничном ли колосе, или о доме…
Непонятно о чем так тоскует она.
Может жаль ей, что здесь, в разнотравной истоме
Петушиная песня давно не слышна.

Не прикрыв седину, я шагаю по полю.
По еще не заросшей дороге иду.
Я иду с той заветной надеждой и болью,
Что найду я свой дом, непременно найду.

ЮНОСТЬ
На берегу большой реки
Ютились баньки да амбары.
По глади плыли рыбаки
На просмоленной лодке старой.

Пел соловей, о небе пел…
Теленок слушал у повети.
Буксир приветливо гудел
И гнал волну в закатном свете.

Тугие струйки молока,
Вздыхая, падали в подойник.
На крышах изб алел закат.
… Хвалило радио достойных.

Тут жизнь моя, здесь мой удел,
Мои живительные соки.
… А я куда-то вдаль глядел,
Еще не выучив уроки.

ТРАДИЦИЯ
Недовольные будут всегда, –
Кто соседом, кто небом, кто властью…
Из деревни бегут  в города,
Мужики к незнакомому счастью.

Уезжают, бросая житьё.
“Пропади ты все пропадом…” это,
Знать, накаркало нам вороньё,
Или бесом каким-то напето.

Ухватить бы рукой за подол
Ну,  хотя б одного горемыку…

Ухватил. И березовый кол
Предъявил вековую прописку.

* * *
Придет весна. Живительная сила
В ветвях застывших соки воскресит.
Снега растают на полях России.
Слезою пахарь землю окропит.
И сотни птиц своим моногоголосьем
Утешат душу трудника полей.
И, пролетая клином над полоской,
Его окликнет стая журавлей.
О, русский пахарь! Преклони колена,
К земле благословленной припади.
Будь, как и встарь, великий и смиренный,
Не уходи с земли, не уходи.

***
Много разных праздников в году
И святых, и даже бестолковых.
Одного я, только, не найду
В численниках старых,  да и новых.

Сам себе толкую, – должен быть,
Даже и помимо воскресенья!
Не могли же мы его пропить
День святой: Народного  Терпенья.

О ПРЕДАННОСТИ
Вот опять приветствую деревню,
Лес, реку, знакомые поля,
Быт крестьянский, что давал издревле
Силы для нелегкого житья.

Тезка мой на прибранной ограде
Мастерит для рыбы кузовок.
Иногда ругнется, если надо
Закрепить покрепче хомуток.

Отложил, приветствуя, работу
И…  «айда в избу, попьем чайку»
А изба-то срублена добротно,
Есть чем похвалиться земляку.

Хорошо чаевничать подолгу,
Если есть о чем поговорить.
Сколько ж лет прошло… событий столько,
Что не хватит сил про все забыть.

Не увлек его богатый север,
Не сманило в городе житье…
Он прирос к земле душою всею,
Любит он родимую ее

Той святой есенинской любовью,
Что дана простому мужику.
Он себя к земле трудом и болью
Пристегнул, как лямку к кузовку.

О ЖИЗНИ
Мужики да бабы
Снятся по ночам,
Сельские усадьбы,
Деревянный Храм.
И к чему – не знаю, –
Вижу эти сны…
То ли жизнь такая, –
Нет в душе весны;
То ли снова шибко
Я затосковал
По избе, где в зыбке
Жить я начинал;
По покосам росным
И Тавде-реке…
Там уж нынче осень
В золотом платке.
Тихие усадьбы
Допоздна не спят.
Мужики да бабы
В небеса глядят.

***
То ли пыль в глазах, то ли свет закрыт…
Голоса вдали нехорошие.
На столбе фонарь ночью был разбит
Глухо в пыль упал камень брошенный.
Сел уставший я,  поразмыслить чтоб
В тихий летний день на завалинке.
Ни за что вчера плюнул вслед мне жлоб…
Ведь не злой он был (помню) маленьким.
Отпусти ему, Боже, этот грех.
Тут и так в селе, хоть шаром кати.
Он, наверное, из последних тех,
Кому некуда от земли уйти.

Да и надо ли? Может – год, другой…
Тут по-доброму  все наладится.
А народ у нас не совсем плохой.
Хоть грешит, шельмец, но и кается.

ЗАКАТ
Я глядел почти до слепоты
На закат, повисший над рекою.
Я ловил мгновенье красоты, –
Красоты вселенского покоя.

Все вокруг затихло перед сном.
Тополя церковные в багрянце,
А за ними,  дальше за селом,
Начинало медленно смеркаться.

Я видал селенья поживей…
Победнее видел, посытнее,
С тополями и без  тополей…
Только здесь душе моей теплее.

Радует родная простота:
Дым печной и заросли крапивы,
И заката алая черта,
И акаций лиственные гривы…

И понять я даже не хочу, –
Почему гляжу я на закаты,
Почему так часто я молчу
На подгнившей лавочке у хаты.

* * *
Европа, – та везде преуспевает.
Куда не глянь – везде ее рука.
Спросил я, почему? – у старика.
Ответил он, прищурившись слегка, –
Цыплят-то ведь по осени считают…
И все глядел, глядел за облака.

КОСАЧИ*
Не носил я нож за голенищем;
Мой отец такому не учил.
Уходил я часто  ранней тишью
За туманный рям, где косачи.

Мне года еще не серебрили
Ни виски, ни душу, ни слова.
В переулке земляки не били
И не сильно хаяла молва.

Я себя не мыслил без двустволки,
Без родных задумчивых лесов.
Без реки, что чуть поменьше Волги,
Без ее бездонных омутов.

Вот опять готов идти в дорогу,
Посидим немного, помолчим.
Кирзачи, как братья мне, ей, Богу,
Пахнут дегтем… Где вы, косачи?
________
*косач – тетерев

* * *
              Ищу тишины и безлюдий,
              Питаюсь одною отравой.
                              А. Блок
Извечная жажда поэта, –
Хоть каплю, хоть миг тишины…
Да где уж там… песни планеты
И звездам, пожалуй, слышны.

О, если б Свиридов, иль Глинка,
А то ведь такое поют!..
Бежать бы поэту в глубинку, –
Да только и там достают.

Невольно глотая отраву,
Сжимая свой дух до нуля,
Он пишет – про Доблесть и Славу.
И… крепнет родная земля.

ВЕЩИЙ СОН        
1
Бабка жила-доживала
Свой неоконченный век.
Кроме трудов и не знала,
Чем еще жив человек.
Старый барак, да сарайка,
Да для коровы жилье,
Да почерневшая банька, –
Вот все богатство ее.
Нет ни подруг, ни соседей.
Дед уже умер давно.
Солнце лишь раннее светит
Через двойное окно.
Рядом завод за дорогой.
Грохот от сильных машин.
Бабка вздохнет у порога, –
Ладно, хоть есть магазин.
Хлеба и соли в достатке,
Спичек купила вчера…
«Что еще надо мне, бабке?..
Мне умирать уж пора».
 
2
Речка Заринка покрылась
Тоненьким первым ледком.
Бабке же молодость снилась,
Снился ей старый паром.
По комсомольской путевке
Вез их паром через Обь.
Дед молодой был и ловкий,
Жил и любил он взахлеб.
Снится на том он пароме,
Только какой-то чудной, –
В белой рубахе знакомой
Тихо стоит со свечой.
Утром гадает старуха, –
К счастью тот сон, или нет?..
«Время покажет, Катюха», –
Прежде говаривал дед.
Надо в то верить, не надо…
Или забыть навсегда?
… А на столбе у ограды
Срезали все провода.
– За неуплату, – сказали
Ей мастера обрезать.
Снов они бабки не знали,
Да и не надо им знать.
Старый барак почерневший
Трудно видать в темноте.
В звезды уткнувшись, скворечник
Спит на высоком шесте.

* * *
Народ в электричку, толкая друг друга,
Меня, как весеннюю щепку, втянул.
И место нашлось у оконной фрамуги,
И граду Загорску я молча кивнул.
И тут обнаружил – у сумки дорожной
Карман боковой кто-то вскрыл в толкотне.
Кто сделал такое – сказать было сложно,
Не сложно подумать о всякой шпане.
Но я был спокоен, и даже досадно,
Что мелкий воришка не взял ничего.
Ведь, может быть, книжка, где пишется складно
О русских святых, вразумила б его.

***
Гляжу на Лик распятого Христа.
Ведь завтра Пасха, завтра Воскресенье!
А за окном густеет темнота
И хлещет снег по темени весенней
Холодный, мокрый слепит все окрест,
И люди долу головы склонили…
Христос воскреснет! Он уже воскрес!
Чтоб на кресте мы плечи распрямили.

АРТИЛЛЕРИСТ
Он спился почти безнадежно.
Жена разлюбила его.
Такое теперь уже можно,
Когда за душой ничего.

Он даже не мог улыбаться,
Он просто об этом забыл.
Ночами вдруг стал просыпаться,
И спать дальше не было сил.

И сердце стучало набатом;
И память скребла изнутри;
И снова он видел комбата,
Который командовал: «пли!»

Он слышал, как горы стонали
От каждого залпа: алл-ах…
О, память! Твои бы скрижали
Оставить в афганских горах.

Пружины скрипят у кровати.
В окошке смеется луна.
О, память! Нет сил уже! Хватит!..
… Уйди от меня, сатана!..