Вахтенный журнал Бориса Агеева
<<< Ранее        Далее>>>

13.05.14 г.

ПОСЛЕДНИЙ КОСТЕРОК
3 мая исполнилось бы 85 лет ительменскому поэту, прозаику и музыканту Георгию ПОРОТОВУ

Звал я его Дядя Гоша. Плотного телосложения пятидесятилетний мужик, по-медвежьи косолапящий, со смуглым круглым, как ительменский бубен, лицом, с живыми карими глазами – он тогда казался мне человеком пожилым. У него я пытал мудрости, хотел соотнести юношеские открытия с незаемным опытом зрелости. А он и не чинился: «Да, жизнь – это дар. Бывает, грустный. Но и радости от него много». «А счастье – часть доли. Самая лучшая часть, потому и счастье». «Отдавай – тебе больше вернется».

 

…В тот вечер мы остановились на берегу Камчатки по дороге с Пущинских ключей . Сошли в долину реки под Шаромами, распустили костерок, вскипятили в жестянке чай, посидели тесным кругом у огня. Потом ты играл «Гибель «Титаника» на гитаре с натянутой на грифе рыболовной леской вместо басовых струн.

— Музыка народная, — объявил ты, и на укромном берегу реки возникла атмосфера театральности. Ты уверенно брал аккорды, не смущаясь дребезгом струны и инструмент подчинялся тебе. Тебе, который умел слышать голоса ветра и дерева, тебе, различавшему шёпот травы и шорох листьев . Мелодия плыла вдаль, где река неслась неукротимо под невысоким бережком, а по ее воде бежал размытый лунный зигзаг. Где в холодеющем ночном воздухе замер мол­ чаливый лес, за которым заснеженными склонами смутно серели горы .

Должен признаться, никогда позже я не слышал эту мелодию и даже среди опытных музыкантов она не была известна. С тех пор я, может быть, и наивно, уверился в мысли, что печальная и красивая мелодия «Гибели «Титаника»» принадлежит поэту и народному музыканту Георгию Поротову.


Георгий Германович ПОРОТОВ
Портрет работы корякского художника Кирила Килпалина

Ты сидел на обрывчике берега спиной к костру, в рубашке с расстегнутым воротом, долго смотрел в сумрачную речную даль, а потом сказал:

— Неужели и здесь пе рекопают, а? Зальёт долину, останется неподвижное море с берёзками на торчащих из воды горах. Как думаешь?

Понимая, что тревожит его, закоренелого камчадала, чьи годы прошли на берегах этой реки, да и сам повидавший в иных краях стоялые лужи водохранилищ на месте шумных потоков, успокоил его:

— Не будет, дядь Гош. Объявят Камчатку заповедником природы. И ничего с твоей рекой не случится .

— Это хорошо было бы, правильно. Разве можно такую реку загораживать?

И потом, когда костер дотлевал тусклыми угольками и был выпит весь чай, когда высоко-высоко, за стратосферой, с запада на восток процарапался метеоритный след, негромко добавил:

— Думаю квартирами меняться. Тянет меня обратно, в Мильково, к матери...

Здесь, в краю, где неког да ворон разговаривал человечьим голосом и брал в жены земную женщину, в тайных недрах гор и вул канов громыхали звериными костями проказливые духи, где дерево имело душу и трепет травинки перетекал в кровь живого человека, и родился ительменский поэт Георгий Поротов. Среди немногочисленного и крепкого народа ты жил и впитывал аромат мест, за селённых опасными языческими духами растений и зверей, вод и гор. О жизнелюбии свое го народа, о его корнях и его истории, о его первобытной ребяч ливости и рассказывала негромким голосом твоя искренняя лира. Ты ощущ ал необходимость поэта, выросшего в старенькой деревянной колыбели, в сегодняшней но ви, ясно понимая свою роль в ее очеловечении и в поэтичес ком осмыслении, так что и космонавтам готов был п редложить с жаром: «Возьмите с собою! Любая плане та мертва без поэта!»

 

В среде друзей-литераторов замечал снисходительное отношение к местной камчатской культуре. Многим она казалась упрощённой, лишённой подтекстов и «вторых» смыслов, слишком прямолинейной по художественным ходам и приёмам – как шаманское камлание. Однако простота обманчива. Нет ничего проще клетки, тем не менее, она составляет начала жизни и служит истоком сложных форм. В пейзажах простыми цветными карандашами «наивного» национального художника Кирила Килпалина, например, профессионалы обнаруживают сотни оттенков цвета одного только снега. Простота иногда так всеобъемлюща, что ее «не взять пером, будь ты и поэтом». А еще простота не подвержена искажению, не порождает признаков гниения и распада, как это свойственно сложной европейской культуре с ее девиантными ответвлениями, свидетельствующими о болезнях духа. Как емко, в подтверждение этой мысли, сказано тобой о времени и пространстве: «Минуло столько лет, что затерялся к звездам свет».

Поэт отвечает на «заданья» бытия с самой высокой простотой.

 

Еще вспыхнут чьи-то костры на берегах камчатской реки, а зола твоего послед него костерка остыла. Но ты не ушел, Дядя Гоша, я знаю! Теперь я старше тебя и обременен своей мудростью. Через гугловский поисковик из космоса высматриваю на заиленном темном речном песке твои следы, так похожие на медвежьи. Может быть, это твоему, едва различимому в шорохе листьев голосу, внимаю я в долинном лесу? Не ты ли плеснул белорыбицой в реч­ной глади?

И разве это невозможно в мире, где человек чув ствовал такое единодушие с природой, что исчезала черта между действительностью и поэтическим воображением!..

 

…Он умер, когда спустился с высоты. Возвращался из поездки в камчатскую глубинку, сошёл с трапа самолёта, и - не выдержало сердце…

На похоронах шестилетний внук плакал и читал его стихи:

- Здесь был огонь и человек…

Георгий Поротов - Песня "Утки"

Биографическая справка

Подробная библиография


Комментариев:

Вернуться на главную