|
ПАРАД 1939 ГОДА
22 сентября 1939 года в Бресте состоялось совместное прохождение немецких частей под командованием генерала
Г. Гудериана и частей Красной Армии, которыми командовал комбриг Семён Кривошеин, впоследствии генерал-лейтенант, Герой Советского Союза. «Парад» был посвящен передаче города советской стороне.
Сентябрьский Брест ликованьем овеян,
Немножечко страшен, немножечко пьян.
Трибуна… Нахмурен Семён Кривошеин,
Нахмурен напыщенный Гудериан.
О чём говорят они – так, для порядка?
Жмут руки и вежливо честь отдают…
Ещё они встретятся в танковых схватках,
И очень нескоро победный салют.
Ещё и не знает комбриг Кривошеин
Ближайших сородичей скорой судьбы.
А танки идут… И, грозою навеян,
Жжёт ветер осенний наивные лбы.
А немец стоит на трибуне-времянке,
И думает, щуря нордический глаз,
Как будут гореть эти русские танки,
Когда он отдаст настоящий приказ…
Когда он пристрелит еврея-комкора,
Посмевшего руку арийцу пожать…
Два года еще до большого позора,
И три – пока немцы покатятся вспять.
Когда будет небо, победно и рдяно,
На землю стекать, как хмельное вино,
Горящими танками Гудериана
И в полночь беззвёздную озарено.
Пока же парад… Воевать ещё рано.
И снова комбриг, понимая обман,
Жмёт руку чванливого Гудериана
И честь отдаёт ему Гудериан.
***
Неужели нам вновь пригибаться завещано,
Вспомнив строки, что в память вошли навсегда:
«А ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины?..»
Ну а дальше по тексту, совсем, как тогда…
Неужели же снова дороженька узкая
Приведёт к полотну посреди суеты,
Чтоб шептать: «По бокам-то всё косточки русские…»
Про Некрасова, Ванечка, знаешь ли ты?
Что ты скажешь, когда перелеском, пригорками
С автоматом зимою пойдешь сквозь снега?
А «Катюшу» ты слышал?.. А слышал про Тёркина?
А ты знал, что «до смерти четыре шага»?
Пожалею тебя – не спрошу про Русланову,
И какие тут «Валенки»? Валенок нет!
Вам придётся всё это осваивать заново,
Только вот не пришлют вам из тыла кисет.
Вновь оставит снаряд в колоколенке трещину,
Вновь обрушится небо, живое губя…
Это, Ванечка, Русь… И какая-то женщина
Всё равно, глядя вслед, перекрестит тебя.
***
День клонился к печали,
К неизбывной вине.
Птицы долго кричали
На другой стороне.
Замирали… И снова
Из прогорклой дали
Тяжело и сурово
Крики долгие шли.
Понимал я едва ли,
Что творится со мной.
Птицы долго кричали,
Я прошёл стороной.
Эти долгие крики,
Эта гулкая тишь,
Где с листком повилики
У моста постоишь.
А потом, на вокзале,
Вспомнишь с болью вдвойне –
Птицы долго кричали
На другой стороне.
И прорежется что-то
Сквозь годов забытьё.
Вспомнишь старое фото,
Вспомнишь имя своё…
А всего лишь вначале,
Жизнь напомнив вчерне,
Птицы долго кричали
На другой стороне.
***
Один алкаш… Второй – беспутен,
Но не Рубцов он, не Распутин,
А так – форсистая шпана.
Рыгнут… Ругнутся… И уходят…
Да вот душа не колобродит,
И строчка истиной бедна.
О, сколько было этих выжиг –
Помятых, рыжих и не рыжих,
Но завсегдатаев канав…
Их похмелив, спешили снова
Твердить про нового Рубцова,
Не за стихи, увы, – за нрав…
Что слово им?.. Гуляли, пили,
Беспечно в землю уходили,
Оставив тощенький блокнот
С размытым следом от стакана…
Их извлекали из тумана
И миру говорили: «Вот!
Глядите! Он пророк, он гений!
Не Евтушенко, не Евгений,
Который в гении спешит,
На ложь заказов не скрывая…
А здесь – живое, стать живая!
Поэт!.. В нём русское кипит!..»
Пусть автор глух к посмертной славе,
Но что-то булькало в канаве,
Где новый дозревал пророк.
Ещё неведомый планете,
Он нёс цветы подружке Свете…
Но не донёс… Вздремнуть прилёг…
Не стыдно им? И мне не стыдно!
Мне лишь за русское обидно,
За тех, чей не буянен нрав,
Кто без лукавства, без канавы,
Уходят в небо мимо славы,
Листки с прозреньями скомкав.
***
Вновь золу разносит по земле,
Вместе с нею – терпкий запах гари.
Но не говорите о золе,
Говорите лучше о пожаре.
Пусть золой проулочек пропах,
Где на плач сменяется молчанье.
Но не говорите о слезах,
Говорите лучше о рыданье.
Хоть тонка связующая нить
И оборвались иные нити,
О словах не надо говорить,
Вы о песне лучше говорите.
А когда на меркнущей заре
В подреберье боль ударит снова,
Зашипит слезиночка в золе,
Принесёт не молвленное слово.
***
Всё бренно и всё мгновенно,
Нам вечности не продлят.
Из вечного – взгляд и пена,
Но всё-таки лучше взгляд.
Он чьей-то души осколок,
Взгляд, брошенный из-под век.
Пусть злобен и пусть недолог,
Он глаз твоих не избег.
Взглянувший, с походкой лисьей,
К чужому несчастью – слеп.
Из бренного – хлеб да листья,
Но всё-таки лучше хлеб.
Пусть корочкой смехотворной,
Пусть крошками, пусть трухой.
От чёрного горя – чёрный,
От ржавой муки – сухой.
В кармане потёртой свитки
Нашарить его успеть…
Из сущего – смерть и пытка,
Но всё-таки лучше смерть.
И пусть золотые зори
На брызги дробит роса.
Memento… Memento mori…
И звёздная пыль в глаза.
***
«…одной звезды я повторяю имя»
Иннокентий Анненский
Был мне голос, что там, вдалеке,
Где и небо, и звёзды другие,
Ты уснула с ромашкой в руке,
И почувствовал трепет руки я.
Мне ни звёзд, ни мгновений не жаль.
Ход небесный ничем не нарушу,
Лишь бы ночь не струила печаль
На твою беспечальную душу.
|
***
Посреди весны
Мне всё снятся сны,
Посреди весенней метели –
Что мои сыны,
От любви пьяны,
Поперёк судьбы полетели.
Я шепнуть лишь мог:
Детки, я не Бог,
Не нужны вам мои советы.
Пусть волна у ног,
Пусть потом в острог,
Вы любовью навек согреты…
Это вам – лететь…
Ну а мне – не петь,
Слух замкнуть, слова забывая…
Понимать, что впредь
Даже злато – медь,
Что судьба мне дана такая…
А когда потом
Воротитесь в дом,
С дерзких крыл синеву стряхнёте,
Будет дом – вверх дном,
Напою вином,
Мне расскажете о полёте!
Бросит мне юнец:
Ты был прав, отец:
Ты не Бог и мы все – не Боги.
Но ты швец и жнец,
На дуде игрец…
Вспоминали тебя в остроге…
Вспоминали, да!..
И когда беда
Нам тугие крыла ломала,
А ещё когда
Тонкой кромкой льда
В половодье любовь пропала.
Что, отец, молчишь?
Только Бога злишь,
Ты – как памятник добрым людям.
Но, когда взлетишь
В заревую тишь,
Мы рыдать о тебе не будем.
Будем ладить дом,
Будет в доме том
Твой портретик – в углу, средь хлама.
И его потом
Бросим в водоём,
Где ныряли и ты, и мама.
Будут наши лбы
От ума рябы,
В переулке споткнётся слово.
Не плывут гробы
Поперёк судьбы –
Им судьба не простит такого.
***
Принимаю нынче неумело
Каждый шаг торопкий, каждый звук–
Вдруг душонка выпадет из тела,
И кепчонка выпадет из рук.
Принимаю нынче осторожно,
Не надеясь вызвать интерес,
Женщину с кошёлкою дорожной,
Старика с тоской наперевес…
И бреду, не ведая дороги,
Посреди вселенской тишины,
Не туда, куда стремятся ноги,
А туда, где звёзды не видны.
Чтобы у последнего предела,
Возле скособочившихся ив,
Вдруг звезда случайно не слетела,
Напоследок светом поманив.
РОДИТЕЛЬСКИЙ ДЕНЬ
– Сколько же можно вертеться?
Завтра ведь рано встаём…
–Шарил таблетку от сердца,
Слушал дыханье твоё.
Ты неспокойно дышала,
Даже стонала порой…
– Снова стянул одеяло…
Ласковый… Как молодой…
Сам-то похрапывал малость,
Резко потом замолчал…
Боже, как я испугалась –
Вдруг ты дышать перестал?
Не дозвонишься до «Скорой» …
– Брось… Я Всевышним прощён.
Дети приедут не скоро –
Месяца нету ещё,
Как подновили ограду,
Повыдирали сорняк…
Главное – мы с тобой рядом,
Нам ведь иначе никак!
– Я бы от горя ослепла–
Страшно на кладбище спать.
Пепел мешается с пеплом,
Вот мы и вместе опять.
И никого нам не надо –
Влажные звёзды не в счёт.
Долго прослужит ограда –
Детям не будет хлопот.
Мы наперёд их простили,
Выпал им жребий иной.
Мы над землёю парили,
Так полежим под землёй. ***
Как много в жизни значит знак вопроса!
Быть иль не быть?.. Свобода или смерть?
Не зная ничего, летишь с откоса,
Не смея ничего, но смевший сметь.
Какой денёк? Погожий?.. Непогожий?
Сам знак вопроса так же одинок,
На лебедя влюблённого похожий,
И кобру, яд вложившую в плевок.
***
Мальчик нежный, мальчик мой кудрявый,
Ты всё вдаль мучительно глядишь.
У тебя от бренности и славы
Лишь одна раздумчивая тишь.
У тебя остался гул трамвая,
Чей-то шёпот, визги тормозов.
Ты глядишь в окно, не понимая
Бренной жизни истинных азов.
И тебе всё чудится – далече,
Где видна разлука на просвет,
Золотисто падает на плечи
Тихий отсвет звёздных эполет.
Ты подумай просто, милый, где ты,
Если время близится к шести,
И какие нынче эполеты,
Если и погоны не в чести?
Ты заметил, милый, где-то близко,
По безлюдью… Смело… До угла,
Не вещунья и не одалиска –
В платье белом женщина прошла?
А куда она?.. Какое дело
Мальчику, глядящему в окно,
До её волнительного тела?..
Мальчикам не всё разрешено.
Звёздный воздух пахнет медуницей,
И разлукой тянет из дверей.
Ты гляди, пока тебе глядится,
И робей, мой милый, и робей…
***
Полнеба алело…
Хоть за полчаса
Гроза отгремела,
Но это гроза.
И зная едва ли,
Как рушится мгла,
Скалу подорвали…
Но это скала.
Пусть не без усилий –
Домишка не тронь!–
Огонь погасили…
Но это огонь.
Глумится над веком,
Сморкаясь на снег,
Кто был человеком,
Но не человек.
***
Чёрное небо…
Что за потреба,
Звёзды стряхнув на пути,
Выдохнуть слово в запретное небо?..
Некуда нынче идти.
Мокрое поле.
Что-то глаголит
В чёрной косынке копна.
Смутные речи про вольную волю
Шепчет рябинка одна.
Сбоку – канава,
Вырубка – справа,
Слева – засохший ручей.
Белое тело – только потрава
На перекрестье ночей.
Чёрный платочек,
Будто глоточек
Стылой криничной воды…
Всё – между болью, всё – между строчек:
Память… Признания… Ты…
Сердцу хотелось…
Но не взлетелось,
Сколько полёт ни черти.
Нынче на стёклах одна запотелость,
Некуда нынче идти.
|
