ИЗ ПОЭЗИИ ДАГЕСТАНА
Переводы Анатолия АВРУТИНА
От переводчика
Дагестан, любовь моя! Внезапная, поздняя и потому особенно дорогая и нежная. Я поздно познакомился с этим поразительным горным краем, где живут гордые и отважные люди, на удивление любящие поэтическое слово. Среди них у меня теперь много настоящих друзей. Дагестан – единственный уголок земли, где именно поэзия стала национальной идеей, а великий аварский поэт Расул Гамзатов, по моим наблюдениям, здесь вообще первый человек после Бога.
На днях исполняется тридцать лет со дня проведения первого фестиваля «Белые журавли», посвященного памяти этого дагестанского гения. Позволю себе предложить вниманию читателей некоторые из своих переводов дагестанских поэтов разных поколений – от одного из основоположников дагестанской литературы Махмуда из Кахабросо до совсем еще молодого Владика Батманова.
Махмуд из КАХАБРОСО
(с аварского)
МАРИАМ
Влюблённого сердца отчаянный стук
Ты примешь, о, небо?.. Я вскрикнул не вдруг!
Влюблённого тела неровную дрожь
Ты примешь, о, туча? Меня ты поймёшь?
Сегодня я в горе… Средь чёрного дня
О, ветер с предгорий, поймёшь ли меня?
Огонь изнутри обжигает мне грудь…
Жги, горное солнце, но не обессудь!
На круче, средь камня, что Господом дан,
Глядел на меня ты, проворный джейран.
В безлюдных оврагах, порывист и хмур,
Не раз меня видел стремительный тур.
Я сплю где придётся, бродя по лесам.
Не снюсь ли тебе я, моя Мариам.
Брожу по ущельям, не встретив огня,
Ты, горный орёл, понимаешь меня?
На славное дело я вечно горазд.
Письмо сочиняю… Но кто передаст?
Порой на закате, у диких зверей
Пытаюсь узнать о любимой своей.
В народе моём меня знает любой,
Поскольку повсюду спешил за тобой.
Теперь же, заброшен в чужие края,
Не знаю, где смерть и не знаю, кто я.
А ты всё молчишь… Значит, худо дела –
Ни разу мне весточки не подала.
А я не сомкнул покрасневших очей
С тех пор, как расстался с любимой своей.
Мне сон не велит хоть минутку вздремнуть –
Вдруг явишься ты, чтоб упасть мне на грудь?
И я всё брожу, как блуждающий зверь,
Бездюдной тропою разлук и потерь.
Вот так и мелькают весна за весной…
Иль саван надену, иль буду с тобой.
***
В парчовых нарядах, -- мне снится порой, --
Ты всходишь на крышу, сияя красой.
Дыханье твое серебрится в ночи –
Способно и мертвых оно излечить.
Война для правителей и королей.
Не нужно, родная, не думай о ней.
Пусть я умираю, в ознобе горю,
Но в мыслях тебе о любви говорю.
Глядеться мечтаю в твой солнечный лик,
Что счастью вселенскому равновелик.
Услышать хочу твою тихую речь,
Чтоб после слова твои в сердце беречь.
Мне б неба из глаз твоих черных испить –
Ты взором способна снега растопить.
А если ты нежно обнимешь меня,
Тогда и без солнца не нужно огня.
Пока же все лампы напрасно горят,
Мне в раны сердечные капает яд.
***
В жару и в морозы, сквозь белый напев,
Шипят паровозы, вокзалы презрев.
Урок был жестоким…. Вот новый урок –
Весь мир стал желаний моих поперёк.
Судьбы не осилить, но спорю с судьбой –
Всё грежу о встрече, родная, с тобой.
И помню в любую из смертных минут,
Что писем твоих мне давно не несут.
***
Я саблю забросил, оставил ружьё –
Одно есть оружие – имя твоё.
Седло надоело, не нужен мне конь –
Мне только твою бы погладить ладонь!
Уже не осталось нехоженых мест,
Всевышнему скоро мой стон надоест!
А мне и тропа, где ты шла босиком,
Всё чудится с Божьей росой родником.
Пусть нету тебя… Мне б похожий портрет –
Нигде и портрета похожего нет.
Искал на базарах, просил я купцов,
Твердил: «На любую я цену готов!»
Искали… Часами бродил по рядам:
«Коль денег не хватит, я сердце отдам!»
Ходил в галереи, искал средь афиш…
Напрасно… Лишь ты пред глазами стоишь.
Не знаю, что делать? Удачи мне нет –
Ни разу не встретил похожий портрет.
Хотя понимал я – затворница ты,
Нет кисти, воспевшей такие черты.
По пятницам только, в полуденный час,
В окно ты глядела, всех взоров боясь.
Боялась, что сглазят твою красоту…
Устал я… Одна только горечь во рту.
***
Оставив пределы российской земли,
Мы к рыжим австрийцам походом пришли.
Едва в первый дом я напиться зашел,
Как сразу твой лик на портрете нашёл.
Такие портреты там в каждом дому…
Кто это писал – всё никак не пойму.
Но вижу я, сделавшись тише травы –
Ведь это же твой поворот головы.
Ведь это же твой ослепительный взор,
В котором и радость, и боль, и укор.
Ведь это твои и осанка, и стан –
Такой никому из красавиц не дан!
А кожа атласна, как горный цветок…
Дождался… Родная… Я так изнемог!
Едва успокоясь, спросил у людей,
Просил объяснить мне без всяких затей,
Чьей женщины образ на стенах у вас?
Скажите мне, люди, не надо прикрас!
-- То Дева Мария, у вас – Мариам,
Когда-то Христа подарившая нам…
Гляжу я на Девы сияющий лик –
Аллах милосердный, о, как ты велик!
Ты свёл нас… Стою и душою горю,
Любимой своей в забытьи говорю:
«Такие же брови… Я знал – ты придёшь.
Лишь слово промолви!..» И голос похож…
И лоб… И такое ж биенье сердец…
И души похожими создал Творец.
Такие ж манеры, такая же стать…
Весь образ сумел он повторно создать.
***
Не видеть мне Мекку с Каабой, Аллах,
Я счастлив, я вижу вселенский распах.
Не видеть мне больше Полярной звезды,
Я вижу тебя, а звезды – это ты!
Я нынче – пчела, что отправясь в полёт,
С чужого соцветия мёд не берёт.
Пусть солнце играет торжественный гимн,
Я счастлив, хотя ты сейчас и с другим.
Я вижу, что ты и свята, и чиста –
Тебе поклоняются люди креста.
Приходят… Из дальних являются мест.
И шепчут… И руки их делают крест.
И все лишь тебя почитают одну…
Поклонов не бью, но тебе подмигну.
Бездушен портрет твой на этой стене,
Но знаю -- душой ты вернулась ко мне.
Гамзат Цадаса
(с аварского)
ЧЕТВЕРОСТИШИЯ
***
Шагая, думай, что там впереди,
Не верь сверканью выдраенной меди.
Узнай вначале, кто твои соседи,
И только после -- саклю возводи.
***
Мой дед, в великой мудрости своей,
Растолковал у отчего порога,
Что человеку мало ста друзей,
А одного врага – чрезмерно много.
***
Другу верь, но суть его проверь,
Чтобы не желал тебе потерь.
Слева, в сердце, образ твой хранил,
И рукой твоею правой был.
***
Сосед обидел?.. Погоди, постой!
Узрей добро и в жалком человеке!
Кто ранен пулей – выживет порой,
Кто ранен словом – инвалид навеки.
***
Пусть разум твой, как чётки, мысли нижет –
Товара больше, значит цены ниже.
Товар с талантом в принципе не схожи –
Чем больше дар, тем стоит он дороже.
***
Когда ты не заслуживал похвал,
Но всё же был осыпан похвалою,
Знай – будут издеваться над тобою,
Чуть под ногами треснет пьедестал.
***
Коль побываешь ты в доме соседа,
Пусть и не сложится ваша беседа,
Остерегайся, Аллаху переча,
Сплетню пустить про вчерашнюю встречу.
***
Не спорь с глупцом – напрасны споры эти,
Они без смысла, да и без конца.
К тому ж ещё никто на белом свете
Не переспорил этого глупца.
Расул Гамзатов
(С аварского)
ЗВУЧИТ ИЗ ТУМАНА
Ни гор, ни предгорий… До Родины тысячи миль.
В пустыне Аравии, там, где одни бедуины,
В Медине далёкой вознёсся на небо Шамиль,
А горы заплакали дома, вдали от Медины.
На камне могильном я слов не умею прочесть,
Слова на арабском… Арабского не понимаю.
Но точно известно, что доблесть, отвагу и честь
Ты горцам оставил, суровому горному краю.
Могила близ Мекки… Она только кости твои,
Она только тело твоё навсегда поглотила.
А сердце осталось в горах, где гремели бои,
Где клёкот орлов и где наша орлиная сила.
У гребней Гергебля парят твои мысли, парят,
Глядишь на аулы –задумчиво, грустно, устало.
И скалам понятен взывающий к подвигу взгляд,
И в ножнах вскипает булатная сущность кинжала.
Здесь путник с верблюдом порой проплывёт далеко.
Пустыня, песок – наподобье вселенского праха.
Всей сутью ты там, где врагу не сдают Ахульго,
Где гордою кровью залиты ущелья Хунзаха.
Здесь в саване белом ты в землю чужую зарыт,
А дома несешься верхом в знаменитой черкеске,
Здесь ты – лишь усопший, чей голос ловлю из-под плит,
А дома ты войско ведёшь сквозь ружейные всплески.
Тебя здесь оплакали… Плакальщиц много у нас.
С молитвой простились… А имя твоё – как молитва.
В горах Дагестана твой голос совсем не угас,
Он так же, как прежде, бойцов созывает на битву.
Здесь чётки с тобою, смирение, вечный покой,
Прощение тех, кто тебе намекал на измену.
Там горы Кавказа вовек неразлучны с тобой,
И суть твоя там, неподвластная смертному тлену.
Всевластных наместников если и вспомнят подчас.
То лишь потому, что с тобою сразились по разу.
Все восемь ранений унёс ты с собой, а Кавказ
Так верит тебе, как при жизни ты верил Кавказу…
ЧТО ЖЕ НАМ ОСТАЛОСЬ?
Сколько царств на планете
И сколько империй распалось!
Лишь седые вершины
Всё так же стоят и стоят.
От былых властелинов
И праха давно не осталось…
Но осталась любовь…
И осталась моя Патимат.
Высыхают моря,
Атлантида исчезла в пучине.
И столетние войны
Грохочут почти что подряд.
Только пламя и твердь
В этом мире остались доныне,
Только пламя и твердь…
И, конечно, моя Патимат.
Кто их помнит теперь?
Растворились в веках Тамерланы.
Те, кто жгли и казнили,
Кто в бедах людских виноват…
Только древние песни
Всё так же нежны и желанны.
Лишь они и остались…
А с ними – моя Патимат.
Только крик журавлей
Да ещё соловьиные трели
Ни столетий не знают,
Ни прочих напрасных преград.
Ну а нам что осталось?
Лишь кладбища да колыбели,
Только память и боль…
И, конечно, моя Патимат…
Хоть стони, хоть кричи –
Не придёт долгожданная помощь.
Только боль, только кровь,
Только черные тучи подряд.
Всё иначе давно…
Нам остались лишь полдень да полночь…
Только горы остались…
Осталась моя Патимат.
Я, конечно, уйду…
Только с вами побуду немного,
Чтоб бокал осушить
Да послушать, что вслед говорят.
Улечу журавлём…
И останется только дорога,
Только эхо любви,
И, конечно, моя Патимат.
Фазу АЛИЕВА
(с аварского)
ВКУС МОЛОКА
Куда б ни уехала я – далеко, далеко,
Прошла через горе и блеск золотого металла,
Никак не обсохнет ещё на губах молоко,
Что мамину грудь, белопенное, переполняло.
К родному аулу дорога моя нелегка,
По крику орлов, по гуденью ущелий скучаю.
Здесь в детстве почувствовав сладостный вкус молока,
Вкуснее его ничего в этой жизни не знаю.
Здесь воздух предгорий дыхание полнит моё,
Ключи ледяные мне студят горячие щёки.
Встречаю зарю, как девчонкой встречала её,
Ромашки срываю под куполом неба высоким.
Мне травы целебные, тела касаясь легко,
В момент возвращают, казалось, ушедшие силы.
Я чувствую снова на терпких губах молоко,
Как будто дыхание детства меня оросило.
Была моя мама суровой солдатской вдовой,
Ненужных забав мне, тростиночке, не позволяла.
Сурово кружили седые орлы надо мной…
Но, будь моя воля, я б всё повторила сначала!
Я видела много – чужие глаза и шелка,
К чужим берегам, хоть богаты они, не влекома.
И нет ничего, что дороже, чем вкус молока,
В ауле родном…Среди запахов отчего дома.
Магомед АХМЕДОВ
(с аварского)
Из «Египетской тетради»
ПАМЯТНИК
Я памятник себе воздвиг нерукотворный
А.С. Пушкин
У пирамид стою, где воздух выпит
Тысячелетней сущностью времён.
Не начертал ни слова здесь Египет.
Ползут века…. Безмолвен фараон.
Не знаю ничего, хоть мир просторен,
Что было бы вселенского важней --
Два памятника… Тот – нерукотворен,
За этим – сотни жизней и смертей!
Какая-то неведомая сила
Душой владеет, в память заложив
Хеопса ненасытного могилу,
На «милость к павшим» пушкинский призыв.
Тропа не зарастает к пирамиде
Не потому, что нету здесь травы…
Я фараона не хочу обидеть –
Ведь с ним тысячелетия на «Вы».
Но для строки преград нет и кордонов,
А потому, примите без обид --
Поэзия превыше фараонов,
А значит Пушкин выше пирамид.
***
Взглянула…
Эти очи роковые!
Улыбкой мимолётной обожгла
Арабка…Я забыл, Александрия,
Что я здесь гость,
Что есть ещё дела.
Бродили рыбаки,
Сновали люди,
Спешил на берег ласковый прибой.
И понял я, что сердце не забудет
Бездонных глаз
Арабки молодой.
Я здесь лишь гость,
Здесь только до зари я,
Брожу, седин от взглядов не тая.
Но всё-таки не зря,
Александрия,
Мне улыбнулась
Девушка твоя…
ДРЕВНИЙ ХЛЕБ
В музеях Египта одни чудеса,
Обломки всего, что случалось на свете…
Ты здесь пробираешься за полчаса
Сквозь мрачную толщу угрюмых столетий.
Не только события жизни земной,
Но даже таинственность Рая и Ада
Мелькает, глаза ослепив, предо мной –
Я в Рай не спешу, и мне Ада не надо.
И вздрогнешь ты, если душою не слеп,
Когда попирая мирские законы,
Является взору не камень, а хлеб,
В горниле веков – на века! – испечённый.
Ты просто склонишься смиренно над ним –
Дошедшим до нас через войны и зимы.
Тот хлеб, несомненно, Аллахом храним,
А с хлебом и все мы Аллахом хранимы.
***
Бывало спохватишься -- соли нет,
И нечем согреть ладонь.
Но соль одолжит тебе сосед,
Даст спички разжечь огонь.
Теперь же лишь ноги кровавит наст,
Бессилен бредёшь и сед.
Попросишь… Но соли сосед не даст,
И спичек не даст сосед.
Туманны вершины, в горах обвал,
Брести не осталось сил.
Всего только соли сосед не дал
И спичек не одолжил.
***
Я помню с детства узкую дорогу,
Что в горы уходила не спеша.
Река, петляя, приводила к Богу,
Была печаль светла и хороша.
С утра заря вставала озорная,
Чуть золотя угрюмый перевал.
Дорога и река, вели, петляя,
И через сердце путь их пролегал.
Смотрю на Нил я, мыслями томимый,
Всё чудится мне горная река,
Плывут Средьземноморьем пилигримы –
К волне каспийской тянется рука.
Египет… Солнц палящих миллионы,
А я стою, печали не тая.
Здесь всё мерцает светом отражённым,
Свет настоящий – Родина моя.
Сувайнат ИСРАФИЛОВА
(с табасаранского)
***
Нет тебя, но твой голос всё слышится мне…
Не живу, не гадаю, не вижу…
Будто черный свинец поселился в спине,
Я – травинка на просеке рыжей.
Нет тебя…И упала я ниц под серпом,
Что скосил мои чёрные косы.
И не знаю, не помню, что было потом,
Мой родимый, мой среброголосый.
Нет тебя…На ходу обращаюсь в труху,
И уже я почти бестелесна,
Пересох наш кувшин…Только пыль наверху,
А внизу – непроглядная бездна.
Нет тебя… Пусто в доме…Погашен очаг.,
Вижу мир сквозь соленую влагу.
Золотой огонёк полыхнул и зачах,
И мне дальше не сделать ни шагу.
Нет тебя…
***
Я вернулась из прошлого… Не узнаёте меня?
Тот меня позабыл, а для этого я не знакома…
Кто проводит меня до ручья, что ликует, звеня,
Кто покажет дорогу к порогу родимого дома?
Исклевала мне сердце горючая эта беда,
В рваных шрамах оно… И в рубцах – онемевшее тело.
И душа онемела… Мне кажется, что навсегда.
Навсегда эта боль… И душа навсегда онемела.
Я стояла над пропастью… Но я уже не боюсь.
Здесь, у чёрных камней, принимала я смертную муку.
Здесь дарили мне свет –я за светом сюда и вернусь,
Чтоб успеть подарить его тем, кто протянет мне руку.
***
Сижу, грущу, о прошлом вспоминаю –
Бумаги на столе перебираю.
Нервозный ветер разгулялся всласть –
Как будто хочет прошлое украсть.
Но я бумаги эти, как могу,
От сквозняка и злобы берегу.
Усердней золотых своих колец
Храню тепло подаренных сердец.
Вот это фото подарил мне друг –
Потом врагом он сделается вдруг…
Но в тот момент он верным другом был,
О верности он после позабыл…
Пусть остаётся нынче всё, как есть!
Пусть кто-то мне принёс худую весть,
Но эта весть на пользу мне пошла:
Потом я повидала моего зла.
Но научилась всё же различать
Добро и зло, как мачеху и мать.
И жизнь люблю, назло своим годам…
Злись, ветер, злись… Я память не отдам!
***
Тот снежный день обрёк меня на муку,
Почудилось, что грянул чёрный гром:
В чужой руке твою увидев руку,
Я рухнула, как будто в грязь лицом.
Закончились все радостные даты,
Иссяк родник, засохли тополя.
Внезапно оборвались все канаты –
Те, на которых держится земля.
Казалось мне, что камень взяв, с разбегу
В меня швырнул ты им, что было сил.
Но снег пошёл… За то спасибо снегу,
Он всю тоску мою припорошил.
***
Луч солнца въелся в чёрный ил,
Свободы ищет.
Приплыл мой парусник, приплыл,
Пробито днище…
Напрасно я на нём плыла,
В иное веря.
Всё отдала, всё раздала –
Пустынен берег.
Приплыли мы из нашей тьмы
Сквозь сине море…
И видим, что чужие мы
В чужом просторе.
***
Тот берег я сегодня не ищу,
Что мы вдвоём когда-то отыскали.
Там Пушкин уходил в ночные дали,
И город тьму закладывал в пращу.
А ночь текла меж наших двух сердец,
И делала сердца родней и ближе.
Я помню, как забытый берег лижет
Волны солёной меркнущий свинец.
Я помню… Этой памяти не рад
Я знаю ты… Наш берег… Скоро осень.…
На берегу мы высадили сад,
Но никогда тот сад не плодоносил.
***
Стынет очаг… Я стону от бессилья,
И никуда от печали ни деться.
Сердце свободно – поломаны крылья,
Крылья срастутся – изранено сердце.
Ветер развеял сгоревшие чувства,
Мне же оставил лишь горечь да горе.
Вижу простор, где всё голо и пусто,
Там и душа моя -- в этом просторе.
***
Два дерева, что море сторожат,
Раздвинули редеющие кроны.
И день сочится, звонкий и зеленый,
И гулко отзывается стократ
На шёпот ветра… Он не виноват,
Что время мчит. И каркают вороны.
А море хочет улицы омыть.
Бежит волна, во всю седую прыть
Спеша разлиться вширь по тротуарам.
И видит небо – вольная волна,
Своей беспечной вольности полна,
Не чувствует беды в порыве яром.
И эти волны плещут предо мной.
Я здесь хожу, готова стать волной,
Русалкой стать, прозрачной стать готова.
Готова слушать чёрных волн мотив,
И сердце в дно песчаное зарыв,
Лишь изредка на берег выйти снова.
Чтоб иногда увидеть между крон,
Как искорки летят со всех сторон,
Два дерева не вместе, хоть и рядом.
Одна из этих искорок – твоя,
Осколок сердца, звёздная струя,
Что расколола я холодным взглядом.
Владик БАТМАНОВ
(С лезгинского)
РОДИНА
Приходят в сны вершины чёрных скал,
Разлив полей и сладкий плеск Шир-Шира.
Я здесь, воды напившись, вырастал –
Здесь Родина, здесь музыка, здесь Лира.
Меня цветы стараются обнять,
Так мать ребёнка нежно обнимала.
Здесь восхищаться или восхищать –
Для Родины всех слов прекрасных мало.
Здесь горы вековую седину
Своих вершин в преданья обращали.
Есть много стран… Но вижу я одну –
Мой Дагестан… С улыбкой и в печали.
Ему спокойно за моей спиной!
Здесь в клёкоте орлов слышна молитва,
И голос мамы слышится родной,
И братья есть, готовые на битву.
Мне нравится здесь даже и сорняк,
Да и крапива рук не обжигает.
В горах я сделал самый первый шаг.
Иду на свет… А свет во тьме не тает…
НА АЛЛАХА ОБИЖЕН Я…
Такое время – нету в новостях
Известий, разгоняющих печали.
Как будто позабыл про нас Аллах…
Забыть -- забыл… А вспомнит ли?.. Едва ли…
И я обижен на тебя, Аллах!
Погасла искра нежности в сердцах,
А ведь горели искренностью взоры.
Как будто позабыл про нас Аллах…
В толпе людей лишь злые разговоры…
И я обижен на тебя, Аллах!
Здесь даже воздух злобою пропах,
О грязных барышах сплошные речи.
Как будто позабыл про нас Аллах…
Седая горечь давит мне на плечи.
И я обижен на тебя, Аллах!
А где любовь?.. Остались тлен и прах,
Любимой я давно не снюсь ночами.
Как будто позабыл про нас Аллах…
А ведь была, была любовь меж нами…
И я обижен на тебя, Аллах!
Сплошной разброд и в чувствах, и в делах,
Бесчестная становится женою.
Как будто позабыл про нас Аллах!
Как будто Бог уже и не со мною…
И я обижен на тебя, Аллах!
Но горы мне кричат во весь распах,
Что спорить с Богом – глупая затея.
Не может позабыть про нас Аллах,
Аллаху всё яснее и виднее!
И я молюсь, молюсь тебе, Аллах!
***
Я -- далеко, дорога нелегка,
Но я приеду, мама, я приеду…
Я прилечу к тебе издалека –
В родимый дом… Стремительно… К обеду…
Мне, мама, без тебя не снятся сны,
Всё вижу, как ты щуришься устало.
Я без тебя, как море без волны,
Как дерево, что листья потеряло…
Моя родная, мамочка моя,
К тебе стремлюсь сквозь ветер и порошу.
Всё брошу и приеду завтра я,
Всё брошу… Обязательно всё брошу…
***
Сулейману Керимову
Когда хватают вороны орла,
Должны орлы отбить его орлино,
Чтоб вновь орел орлиные крыла
Нёс в небесах, а с гор неслась лавина.
Пусть недруги, подобные мышам,
Попрятались в ворованные норки.
Знай, Сулейман, я голову отдам
За друга, за орла, за взор твой зоркий…
Не в силах горы долго сиротеть,
Не могут пустовать родные гнёзда.
Ты вырвешься… Тебе ещё лететь,
Крылом упрямо вспарывая воздух… | 
