Алесь БАДАК

МОРЕ ГЕРОДОТА

Перевод с белорусского
Анатолия АВРУТИНА

***
Нам роднее не стать никогда –
Понимаем мы это и сами.
Разведут нас шальные года
Прежде страсти, что вспыхнет меж нами.
Мы и видимся редко совсем,
А при встрече твердим о разлуке.
Наше счастье – оранжевый тлен,
Тихий путь от печали до муки.
А когда провожаю порой
Поутру тебя в замять шальную,
Как в церквушке икону святой,
Я тебя осторожно целую.

ТЫ ОТДАЛЯЕШЬСЯ…
Ты отдаляешься, ты отдаляешься,
От моей нежности освобождаешься,
Частых обманов, что нам суждены,
Собственной – в нашем разрыве – вины.
Кто мы? Чужие один одному.
Поздно… Не спросишь уже: «Почему?»
Поздно… Давно безразлично, когда
С нами случилась такая беда.
Можно, как некогда, поздней порой
После работы не мчаться домой.
Вновь можно думать про женщин других,
Можно молчать и не думать о них.
Многое можно… Мгновенья дробя,
Можно бродить, как бродил до тебя.
Ты отдаляешься, ты отдаляешься,
За роковую черту возвращаешься.
Прежде сигнала помчаться решила –
Это фальстарт, снова ты поспешила.
Можно заставить себя не встречаться,
Можно не видеть меня постараться,
Прошлое выбросить из головы…
Но никогда мы не сможем на «вы».
Есть в наших душах, Всевышним хранимы,
Межи, что заново неодолимы.

ПАЛЬЦЫ ПИАНИСТКИ
Что тогда свело вас с нею близко?
Может рок, коварный и слепой?
Пальцы виртуозной пианистки
Оживляли музыку собой.

Всё, к чему она в твоей квартире
Прикасалась, делалось тотчас
Музыкой – портьеры, кресло, гири,
Книжный шкаф и вытертый палас.

То Шопен, то Моцарт, то Скарлатти
Слышались тебе в ночной тиши.
Бегали по спинкам клавиш пальцы –
Незаметных клавишах души.

Лишь в часы, когда они подолгу
По твоим блуждали волосам,
Ты уже не слышал звуков толком,
Музыкой ты был тогда и сам.

Но позвал её тот свет неблизкий –
Ту, что хоть и многое могла,
Не была при жизни пианисткой…
Ну и что с того, что не была…

КЛЕНОВЫЙ ЛИСТ
Не лети за мной, листок кленовый,
Чтоб тебя от холода сберёг.
Мне и самому всё стало внове,
Я и сам давно уже продрог.

Я и сам не знаю, что мне делать,
И куда мне двигаться впотьмах.
Просто лесу почтой захотелось
Весточку отправить второпях.

Я бы в прошлом был, конечно, счастлив
От беды листочек уберечь.
Был тогда я ласков и участлив,
И беда не горбила мне плеч.

Свет велик, и где-то есть, конечно,
Для таких, как ты, зимою рай.
О тебе б шепнул душе увечной,
И душа б велела: “Забирай!”

Но теперь, когда брожу в печали,
Самому не мил мне белый свет.
Воспарит душа моя едва ли,
Как пустым отправленный конверт.

Не спеши лететь, листок осенний,
Хоть под снегом скоро пропадёшь.
Но зато прощальные мгновенья
С тем, кто дорог сердцу проведёшь.

МОРЕ ГЕРОДОТА
Боже, упаси от забытья,
Нету для Тебя плохих народов!
… Поутру пробудится дитя:
– Где на свете море Геродота?

Может быть почудилось ему,
В будущем – блуждателю по свету,
То, что в прошлом было… Почему
До сих пор свидетелей-то нету?

Может быть почуял он красу
Прежде не услышанного слова?
И вопрос, повисший навесу,
Вряд ли он под вечер вспомнит снова…

Нет, нам снова слышать суждено:
– Где на свете море Геродота?
Кто-то отмахнётся:
– Там давно
Самое обычное болото.

Вырастет дитя, но не за страх
Как молитву, фразу повторяет.
Кто-то молвит:
– Кануло в веках,
– И в веках ничто не исчезает!

Юноша покинет отчий дом,
Чтоб искать, то в грусти, то в печали,
Целых сорок лет в краю родном,
Где то море предки потеряли?

Отчий край, сквозь всю его красу,
Много раз пройдёт, не чуя жажды.
Снегом станет в снег, грозой – в грозу,
Лучиком в жару… И вот однажды

По холодной утренней росе
Он  взбежит на холмик вдохновенно,
И увидит вдруг – во всей красе
Волн морских серебряную пену.

И увидит в розовой дали,
Как преград себе уже не зная,
Всё плывут по морю корабли,
Парусами небо подпирая.

– Море есть! –вскричит он в тишине,
– Море есть!—слова подхватит ветер,
И мгновенно сам же, в вышине,
Разнесёт… Чтоб знали все на свете.

И тогда услышит Божий сын,
Как звучат с восхода до восхода
Голоса…Мильоны, не один –
И не населенья, а народа.

ВСЕСЛАВ ЧАРОДЕЙ
Всеславъ князь людемъ судяше, княземъ грады рядяше, а самъ въ ночь влъкомъ рыскаше: изъ Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя, великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше.
Тому въ Полотскѣ позвониша заутренюю рано у святыя Софеи въ колоколы, а онъ въ Кыевѣ звонъ слыша.
Аще и вѣща душа въ друзѣ тѣлѣ, нъ часто бѣды страдаше.
                   Слово о полку Игореве

Столько погибло надежд и затей,
Рухнуло всё, жизнь по капельке тает…
Полоцкий княже Всеслав Чародей,
Год как в плену… И о смерти мечтает.

Вечно такое:  коль ворог – родня,
То это самый безжалостный ворог.
Слышит и в Киеве полоцкий князь,
Чем и кому он на Родине дорог.

Трое дружинников княжеских мёд
Пьют за столом и его поминают.
День ли… Неделю… А может, и год…
Сколько сидят – даже сами не знают.

Молвит безусый один: “Почему
Соколом князь обернуться не может?
Что, кроме крыльев, на волю ему
Выбраться нынче из плена поможет?

Молвит дружинник степенный: “Да вмиг
Князь бы швырнул себе небо под ноги –
С ним же, в плену, сыновья… А без них
Очи домой не увидят дороги.

Молвит дружинник седой, что всему
Время – и битвам, и родственным связям…
Лучше покинет он плен и тюрьму
Мёртвым, но только не птицей, а князем.

– Верно – ты князем вернуться сумей,
Ворогам лютым назло и на звисть, –
Хмуро подумал Всеслав Чародей,
Крылья сложив, что в спине прорезались.

***
Что стоишь, опираясь на трость?..
До краёв и тебе наливаю.
Будь здоров, мой непрошенный гость –
Вечно имя твоё забываю.

Оставайся таким, как ты есть,
Мой товариш не самый надёжный.
Ведь мы делим не правду, не честь,
А всего только вечер кутёжный.

Оставайся таким, хоть не прост,
Не ломай предо мною паяца.
Просто очень не близко погост –
Всё труднее сюда добираться.

Вызывая у недругов злость,
Отражая в зрачках свет пожарищ,
Я и сам – то непрошенный гость,
То весьма ненадёжный товарищ.

Я и сам, я и сам всякий раз,
Когда здесь оказаться случится,
Становлюсь ненадолго, на час,
То цветком, то грозою, то птицей.

ДУШНАЯ НОЧЬ
Минула полночь. Ты не спишь.
От духоты мокра подушка.
Всё в потолок глядишь, глядишь…
Плюс двадцать девять. Август. Душно.

Прекрасный звукопроводник
Вот эта тишина ночная.
Где каждый звук в тебя проник,
Покоя зыбкого лишая...

Тут сухо кашляют, бубнят,
Там слышен топот глуховатый…
Жара… И этажи не спят –
От третьего и по девятый.

И в этой тёмной духоте,
От массы сбившихся под крышей
Кроватей, кресел, мокрых тел
Сбежать бы, чтобы их не слышать.

И хоть от зноя думать лень,
Ты станешь думать про иное.
Про женщину, что пятый день
Живёт в квартире за стеною.

И чудится, что ночь пока,
Не будет жест твой неуместен:
Едва протянется рука,
И вот вы вместе.

И перед тем,  как в зыбком сне
Уплыть, вы повернётесь дружно,
Чтобы вот так – спина к спине,
Лежать, не чувствуя, что душно.

Наш канал
на
Дзен

Вверх

Комментариев: