|
ПАРАД ПОБЕДЫ
(24 июня 1945 года)
Уходят невзгоды и беды,
Когда, шаг печатая свой,
Проходят Парадом Победы
И маршал, и рядовой.
Вы скажете: так не бывает.
И правда. Но было, когда
Парад не Девятого мая
Брусчаткой шагал, господа,
По площади Красной, знамёна,
Штандарты врага преклонив…
Я вспомнил бы всех поимённо –
И тех, кого нет, и кто жив, –
Пронёсших тогда над брусчаткой,
Победный печатая шаг,
Те древки, как нечисть, в перчатках,
Чтоб помнил и будущий враг:
Покуда Россия живая,
На всех у неё хватит сил…
Дождь летний, Парад омывая,
Как будто прощенья просил
За тех, кто по этой брусчатке
Уже никогда не пройдёт,
За павших в невиданной схватке,
За муки, что вынес народ,
Которому жить бы да жить бы,
Ни лиха не зная, ни бед,
И праздновать свадьбы-женитьбы –
Не горькую славу побед…
Уходят невзгоды и беды,
Когда, шаг печатая свой,
Проходят Парадом Победы
И маршал, и рядовой.
Они, мне не кажется, – рядом,
Я всех их в сегодня позвал…
Ведь в День, освящённый Парадом,
Рожденье мне Бог даровал!
ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ
Девятый день бушует май
На всём на белом свете,
И за окном, под птичий грай,
В войну играют дети.
А в доме пусто. Тишина.
Отцовские медали...
Как будто вновь пришла война,
И всех на фронт забрали.
Сижу, живой и не живой,
Над стопкою тоскую,
Как будто признан к строевой
Негодным подчистую.
Как будто за окном не май
Девятый день на свете,
Что сух отцовой стопки край —
Как будто я в ответе.
Как пусто в доме... Тишина.
Отцовские медали...
Как будто бы на мне вина,
Что мы другими стали.
Я выпью горькую до дна,
Но сердцу нет свободы, —
Как будто вновь пришла война,
И до Победы — годы...
Девятый день бушует май
На всём на белом свете,
И за окном, под птичий грай,
В войну играют дети.
И солнце не уходит в тень,
Как будто понимая:
Девятый день – он первый день,
И день последний в мае!
СЮЖЕТ
Сюжет — родился человек...
Всё было просто и непросто.
Родные выпили грамм по сто,
Чтоб в мире прожил он свой век.
А он лежал, ещё не громкий,
В кроватке, сделанной отцом,
И сохли на печи пелёнки,
И мать томилась молоком.
А по селу, что житель новый,
Летела радостная весть:
И ростом он полуметровый,
На мать похож, отцово есть!
А он лежал, ещё не видя,
Ещё не ведая, кто он,
И крёстный, над гармонью сидя,
Пел крёстной про опавший клён.
Отец, механизатор знатный,
Улыбку не спускал с лица.
Он счастлив был, ему, понятно,
Хотелось сына-молодца.
А бабка, старая певунья,
Снохой своею дорожа,
Над внуком доброю колдуньей
Склонилась молча, чуть дыша.
И мнилось ей, простой и русской,
Что это самый первый — Фрол,
Который пал под Старой Руссой,
В другом обличье к ней пришёл.
ДЕКАБРЬ 1941-го
Памяти деда
Василия Петровича Березовского
Декабрь закутался в ночи
И давит под полста.
Луна – в снегу ожог мочи –
Над головой желта.
Ни на плечах, ни в небе звёзд,
И страх ещё не страх,
И всюду вроде бы погост,
Утопленный в снегах.
Живой, а замертво приник
Ты к снегу до зари,
И «шпалы» тянут воротник,
И колют «кубари».
И полушубок – как медведь,
Облапивший оплечь…
И вставши, и не вставши – смерть,
Так лучше вставши – лечь.
Куда ни бросишь, лёжа, взгляд –
Всё саваном снега,
А подбородок жжёт приклад,
И на душе – тоска.
И закурил бы – да нельзя,
И выпил бы – да нет…
И жжёт бессонница глаза
До слёз в родной кисет
С весёлой вышивкой крестом
Из ниток мулине:
«Героем только пустим в дом,
когда конец войне!»
Махра в кисете – как дурман:
Дыша им, давишь стон.
И то ли прошлое – обман,
То ль будущее – сон…
А там, где затаился враг, –
Там будто никого,
И не сойтись пока никак
Один на одного.
Не встать, поднявши пистолет,
Коль ты не рядовой…
И жизни нет, и смерти нет –
Россия за спиной!
Лежишь, как от рожденья нем,
С виной и без вины,
А до Берлина дальше, чем,
Наверно, до Луны.
И не видать избы родной
В родимой стороне,
Пока с проклятою войной
Не кончишь на войне.
И там, где милые сыны,
Любимая жена, –
Живут как будто без войны,
Хотя и там война.
Там утро здешнего скорей
На несколько часов,
И в ночь не стерегут дверей
Крючок или засов.
И там бессонницы недуг
Всех мучает теперь:
Всё ждут, что отворится вдруг
Незапертая дверь.
И ты – побитый, но живой! –
Порог переступив,
Промолвишь: «Кончено с войной…»
И сядешь, закурив,
На колченогий табурет
До утренней поры,
Расправишь на столе кисет
С остатками махры…
Луна – в снегу ожог мочи –
Желтеет всё видней,
И Подмосковья снег в ночи
Сибирского родней.
И впереди снега… И враг,
С которым встречи ждёшь,
И никакой ещё Рейхстаг
Не снится, коль уснёшь.
А от спины вёрст двадцать лишь
До стольного Кремля,
И вспомнится, пока лежишь:
С Москвы твоя Земля
Пошла на запад и восток,
На север и на юг…
И чтобы всей страны вершок
От вражьих сгинул рук?!.
Нет, не склонивши головы,
Шагал ты не зазря
По Красной площади Москвы
В седьмой день ноября!
Шагал парадом в эту тишь
Смертельную – венцом.
И ничего, что ты лежишь, –
Лежишь к врагу лицом!
Лежишь, сжав зубы, и уста
Закрыв, как на замок.
И холод давит под полста,
А как под солнцем взмок.
Одет, а точно гол и бос.
Ждёшь, не смыкая век.
И точно в землю вдруг пророс
Всем телом через снег.
Ждёшь, как озимое зерно
Ждёт тот весенний срок,
В какой ему разрешено
Свой выбросить листок
Под утро с ясною луной
И в дождик на четверг…
Вот только бы под бороной
Не кончить прежде век…
Похоже, ночи сволочной
Конца и края нет.
Похоже. Но во тьме ночной
Затеплился рассвет.
И Богородицы вдруг лик
Ночи развеял мрак,
И как-то осозналось в миг,
Что до бессмертья – шаг.
А как шагнёшь, когда пророс,
Как с корнем рвать своё?!.
Но потихоньку в полный рост
Встаёшь, встаёшь, встаё…
И в сердце с пулею, упрям,
Шагнёшь – как будто жив,
Кровь и мочу напополам
Святой водой пролив…
Я НЕ БЫЛ ТАМ…
В годы Великой Отечественной войны
в детских зонах фашистских
концлагерей малолетних узников систематически подвергали
забору крови для медицинских нужд гитлеровской армии.
Я не был там,
Но жжёт огонь мертвецкий,
Как вспомню маму — голова бела:
Во сне она ругалась по-немецки,
Хоть совершенно русскою была.
Я был пацан, я спрашивал наутро:
«А что такое, мама, русишь …..?»
Её лицо белело, словно пудра,
Но отвечала: «Рано тебе знать!»
И ремешок затягивала ловко
Своих часов мужских — идут верней!
А ремешок скрывал татуировку —
Родимое пятно концлагерей...
Я вырос, изучил язык немецкий,
Узнал слова, что вслух не повторю.
Пусть мамы нет...
В медпункте зоны детской
Я каждой ночью
Кровь её сдаю.
Я не был там,
Но жжёт огонь мертвецкий,
Как вспомню маму — голова бела:
Во сне она ругалась по-немецки,
Хоть совершенно русскою была.
| ВСТРЕЧА
Сестра разыскивала брата,
А брат разыскивал сестру...
Он помнил, как огонь встал рядом,
Она — как тишь вдруг на версту.
И что ещё они погодки,
И что ещё их разлучил
Налёт стервячий у слободки
С названьем памятным — Ключи.
А как случилось остальное,
Что разбросало их затем, —
Тому, конечно же, виною
Не чьё-то там коварство злое,
А боль и от ранений темь...
Сестра разыскивала брата,
А брат разыскивал сестру,
Не веря в вечную утрату
На переправе поутру.
Сестра разыскивала брата,
А брат разыскивал сестру:
Две головёшки если рядом,
Тогда не тлеть — гореть костру.
И повезло. Пусть стариками —
Сошлись их стёжки в общий путь.
И первый же вопрос о маме:
«Она была ведь тоже с нами,
О ней не знаешь что-нибудь?..»
И всё. Никто их не обидел.
А слёзы были от того,
Что брат сестры своей не видел,
Она — не слышала его...
РАССКАЗ ВЕТЕРАНА
На площади памяти вечной,
Где сжатого сердца – не тронь,
Я видел, как свадьба беспечно
Бросала монеты в огонь.
Улыбками счастья играя,
Я видел, побитый войной, —
Как сыпала медь молодая
И как серебро — молодой.
За старою скрывшись треногой,
Фотограф навёл инструмент...
С какою душою убогой
На память им будет портрет!
И вспомнилось время иное,
Не розы алели, а — кровь.
Да разве монетной ценою
Заплатишь за жизнь и любовь?..
Огонь в звоне денег метался,
И чаша белела, как мел...
Я свадьбе мешать не боялся —
Без ног я шагнуть не умел...
ГАРМОНИСТ
В больничном коридоре,
Свой доживая век,
Играет на гармони
Безногий человек.
Здесь сумрачно и сыро,
И воздух здесь не чист,
И на кровати сиро
Играет гармонист.
Он в рост ходил на танки,
Когда с ногами был...
«Прощание славянки»
Теперь он разучил.
Играет неумело
Страны безногий сын
О том, что наболело,
О том, что он один.
Но нет тоски во взоре —
Сожгла глаза война.
Спасибо, в коридоре
Кровать дала страна!
Иначе бы... Иначе,
Зажав медаль в горсти,
Безногим и незрячим
По улицам ползти.
Иначе бы гармошку,
К какой приник опять,
Пришлось бы на картошку
Или на хлеб сменять.
А здесь играй, что хочешь,
Коль не приёмный день.
(А на стене хохочет
С ногами его тень.)
А здесь, почти с рассвета,
Без слов веди рассказ,
Когда обхода нету,
Когда не «тихий час».
Здесь прошлое вспомянешь,
Компотом боль запьёшь,
И как бы снова встанешь,
И вновь на танк пойдёшь.
А позже, в медсанбате,
За воинский за труд
Довесочком к награде
Гармошку поднесут...
Страной забыт и Богом,
Кричи хоть, не кричи,
Не помнят о безногом
Собесы и врачи.
Лишь нянечка-старушка
Вздохнёт: «Он без вины...»
И спрятана в подушку
Медаль его с войны.
СТАРШИНА
У невесты — платье напрокат,
А жених в старшинской портупее.
Что ж поделать, женится солдат,
А оклад солдата — нет скупее.
Старшина — спасибо старшине! —
Одолжил не только портупею:
Чтобы им побыть наедине,
Он помог квартирою своею.
И смущённо, тронув козырёк,
Попросил безусого солдата:
— Ты её не обижай, сынок,
Даже если будет виновата...
А потом, кусая ус седой,
Проводив немного обручённых,
Он пошёл дорогою другой,
Осознаньем поздним удручённый:
Как же так тянулись его дни
В хлопотах армейских и незряшных,
Что родней не испытал родни,
Кроме их, детдомовцев вчерашних?
МАТЬ СОЛДАТА
Живёт одна в избушке,
Где городу — черта,
Ещё и не старушка,
Хотя не молода.
В трудах живёт, в терпенье,
Без зла на этот свет,
Детдомовка рожденья
Послевоенных лет.
Жила при всякой власти —
Застой или развал.
Пусть позднее, но счастье
За это Бог ей дал.
Теперь одна, но только
Иначе он не мог, —
Сыночек её Колька
Свой исполняет долг.
Одна она сыночка
Растила, как могла,
А где сыновья «точка» —
Там огненная мгла.
Уж скоро год, как нету,
С ней рядом его нет,
И чокнутой за это
Прозвал её сосед.
«Могла, — шипит он, — шмара,
Когда б умела жить,
Сынка у комиссара
От армии отбить!»
И в спину ей: мол, тризна
Когда? — и в бога-мать...
«Нам с сыном мать — Отчизна», —
Прошепчет лишь на мат.
И копит на посылки,
Скрывая боль тоски:
Конфеты в них для сынки,
Да тёплые носки.
А в письмах просит: «Сынка,
По-честному служи...»
В слезах её косынка,
Да совесть не во лжи.
И шлёт благословенья,
Нас оградя от бед,
Детдомовка рожденья
Послевоенных лет.
Живёт одна в избушке,
Где городу — черта,
Ещё и не старушка,
Хотя не молода.
В истерике не бьётся
У важных у дверей,
И в комитет не рвётся
Солдатских матерей.
АВТОГРАФ ЧЕСТИ
Традиция, рождённая войной, —
На стенах старых райвоенкомата
Призывники — безусые ребята
Тайком автограф оставляют свой.
Кто ножиком, кто пряжкой, кто иглой,
Царапают на кирпичах украдкой
Призыва год и имя, чтобы кратко,
Как кто-то первый в день тот роковой.
Как кто-то, и доныне неизвестный,
Возможно, что приезжий, а не местный,
А может, не простившийся с женой,
Внезапной поторопленный войной...
Их множество, имён тех бесфамильных,
На кирпичах военкомата пыльных,
Окаменевших в камне на века...
И между ними на свободном месте,
Как памятка родным или невесте,
Одна, другая свежая рука...
Традиция, рождённая войной, —
На стенах старых райвоенкомата
Призывники — безусые ребята
Автограф чести оставляют свой.
ПОСЛЕДНИЙ
ФРОНТОВИК
Когда последний фронтовик
Глаза сомкнёт совсем,
Наверно, в этот самый миг
Нам плохо станет всем.
Пронзит неведомый недуг
Все русские сердца,
И потемнеет вдруг вокруг
От солнца до крыльца.
Нас зазнобит не по поре,
В жар бросит неживой,
И клён у мамы во дворе
Поникнет вдруг листвой.
Мы задохнёмся, как в дыму,
Ослепнем, как в ночи,
И не помогут никому
Лекарства и врачи.
Потом отпустит боль, уйдёт,
Листву расправит клён,
А утром радио наврёт:
«Над Русью был циклон...»
Мы с облегчением вздохнём,
Продолжим мирный труд,
Не зная, что теперь живём —
Как сироты живут.
А где-то будет биться крик
Знакомых и родных,
Когда последний фронтовик
Оставит нас одних.
Когда последний фронтовик
Уйдёт во времена,
Россия в этот самый миг
Приспустит знамена. |
ОБ АВТОРЕ