|
БАЛАГАН
Я иду не в церковь, а в балаган,
Потому что дух мой от воли пьян,
Потому что память моя пуста,
Потому что нету на мне креста.
Долгорукий сидит на своём коне,
На Москву перстом указует мне,
Под ногами земля восстаёт горбом,
Словно сахарный, рушится белый дом.
В него танки бьют, он горит в огне,
Вот какой спектакль покажут мне,
Будут пули, как пчёлы, вокруг летать,
Будем мы, актёры, в нём роль играть.
Вот подбитый взрывом упал сосед.
Ты вернулся с пивом – а дома нет!
Ты в метро спустился – там дым стоит,
Сел в машину – всмятку лежишь, разбит!
Не от слёз на асфальте белеет соль.
Вот в какой я пьесе играю роль.
Не в лесу, не в поле мне подвиг дан,
А цветастый города балаган.
Где театр играет, а рядом – морг,
Где любая вещь, как и жизнь – на торг,
Где дробятся в зеркале сотен лбов
Золотые яблоки куполов.
В ТОБОЛЬСК
Проеду сквозь топи и хляби,
Сквозь запах волнующий трав,
Взлетая на каждом ухабе,
И в каждую яму попав.
Сквозь туч набегающих сети,
И мелких дождей невода
Пройду, и меня не заметят,
В глуши не найдут никогда.
Мне ветер дорогу укажет,
Луч солнца осветит мой путь,
Тропинка мне под ноги ляжет
Клубком, что легко развернуть.
Гудит комариное войско,
Листва золотая летит.
Я скоро дойду до Тобольска,
Где дед мой безвестно зарыт.
Где собственной жизни утрату,
Дрова заготовив сполна,
Погибшей страны император
Провидел сквозь прорубь окна.
Когда же его увозили,
То вслед, через ночи провал,
Пронзая пространства Сибири,
Как сахарный, Кремль сиял.
То громче звучали, то глуше,
Как сонмы бессчетные войск,
Замученных узников души,
Прошедшие через Тобольск.
Они из пространства воззвали,
И дед мой средь них на беду.
Разбитой дорогой в печали
Я к ним через время иду.
Нырнули дороги России
В столицы Сибири нутро.
Тобольска кресты золотые
В душе моей выжгли тавро.
У НОТР-ДАМА
Париж,
Под черепицей крыш
Тут всех цветов смешалась гамма.
Блестящей Сены взгляд бесстыж
На зуб замшелый Нотр-Дама.
Толпы скучающей котёл
Кипит у стен его высоких,
И взгляд химер, разящ и зол,
Водой плюются водостоки.
Калошей старой теплоход
Крадётся побоку по Сене.
На башню тащится народ,
Считая старые ступени.
Тут каждый камень говорит
О времени, летящем в Лету…
Но громко завывает гид
И падают, звеня, монеты.
Вот одуванчики голов
Как будто ветром шевельнуло,
Когда из пропасти веков
Органа музыка подула.
Её порывы так свежи
И на полу сияют пятна –
Бьет наповал, сквозь витражи
Последний солнца луч закатный.
Под ним, невыносимо рыж,
Сияет лик Христа скульптурный,
А за стеной хрипит Париж
Как будто ему стало дурно.
Цепочки пляшущих огней
Зовут прохожих, как геенна,
Но стон органа всё сильней
Звучит в душе проникновенно.
На кровеносный ток людей,
Средь их бедлама, хлама, срама,
Глядит глазами витражей
Ажурный остов Нотр-Дама.
ВОЮЮЩИЙ ПАРИЖ
Полечу в воюющий Париж,
Где огни, как взрывов жёлтые драже.
Башней Эйфелевой, черепицей крыш
Он щетинится, но не слепит уже.
Это в Африке, в пылающей стране,
Разорвался из Парижа свет,
Как в горящей нестерпимо головне,
Стало тесно в ней от мёртвых и ракет.
На Сардинии садится самолёт,
А потом до Африки летит.
Он прямой наводкой в землю бьёт,
Где араб ощеренный сидит.
Лётчик возвращается домой,
Прямо в руки тёплые к жене,
Он вчера чужою кровью огневой
Расписался на обугленной стене.
У араба только автомат,
Танк подбитый, ржавый пистолет.
Полный ненависти он бросает взгляд
На следы хвостатые ракет.
Эту ненависть, как драгоценный клад,
Он под кожей апельсинной сохранит,
И в Париж пошлёт её, назад,
В дом, где лётчик, всё забывший, спит.
* * *
Я по асфальтовой дороге
Иду, разбрызгивая грязь.
Внизу лежит бедняк убогий
Спиной к забору привалясь.
Домов зубчатые вершины
Над ним склоняют этажи,
Несутся змеями машины,
А в них солидные мужи.
Сквозь бронированные стекла
К ним взгляд не долетит живой,
И неба радуга поблёкла,
Бродяга слился с мостовой.
Искусственный вдыхая воздух,
Как рыба снулая на дне,
Богач промчится, неопознан,
В броне машины, как в тюрьме.
А кто там впереди роится,
Кричит, не выбирая слов,
Ему не важно, он промчится,
Давя прохожих, как жуков.
Он в коконе своей машины
Летит, ни в чем не виноват,
Визжат неезженные шины,
Дым стелется за ним, хвостат.
И собираются толпою
Зеваки, серые на вид,
Взглянуть, кто там, над мостовою,
В крови распластанный, лежит.
В них пыхнут, в заоконном мире
Авто, что мчит из-за угла,
Как пуговицы на мундире,
Глаза из стали и стекла.
МИСТРАЛЬ
Заброшена в тень среди белого дня –
На улицы узкую щель.
Как губка морская, вбирает меня
Продутый ветрами Марсель.
Захлопали ставни, как крылья у птиц,
И вдребезги – наземь! – стекло.
Так ветра дыханье от дальних границ
Меж серых домов потекло.
Свистит, как разбойник, в ушах и снастях,
На море взбивает волну,
Пузырит, как парус, полотна рубах,
Души задевает струну.
И каждый порыв его, словно тумак,
Как будто удары бичом.
Под ветром, качаясь, шагает моряк,
Его раздвигая плечом.
На землю ступлю, как на борт корабля,
Видавшего множество стран.
В марсельском порту, такелажем звеня,
Суденышки пляшут канкан.
И мне на исходе горящего дня
Растраченной жизни не жаль,
Пока, словно иглы, пронзает меня
Стремительный ветер Мистраль.
СОРОКА
О чем там все трещит сорока
На непонятном языке?
Не хорони меня до срока,
Я здесь побуду налегке.
Не наговаривай напрасно,
Не лги так весело и зло,
Закат окрашивает красным
Твоё гнездо, моё село.
Ты снова прыгнула на ветку –
Красива – глаз не оторвать! –
Прострекотала про соседку,
И что прохожего видать,
Про пьяницу, что спит в канаве,
И про влюблённых под кустом,
И песнь твоя, сродни отраве,
Дрожит, как барабана гром.
В гнезде сороке не сидится,
Она вся там, на стороне,
Красивая, пустая птица,
Словечек острых мастерица,
Предаст меня, как на войне.
На каждого, кого встречает,
Она глядит, как на врага,
Пока гнездо её качает,
Как лодку, старая ярга.
* * *
Повисла брань на вороту,
Как очередь из автомата.
Почти убитая иду
Сквозь взрывы ругани и мата.
Тут слов бессмысленных стада,
Как стаи воронов, взлетели,
Слова святые навсегда,
Засалились и потускнели.
Как блеск нарядов их померк,
Былые исказились смыслы,
С оружьем, грубо взяли верх
Как воблы высушены, числа.
И даль, где солнышко встаёт,
Любовный шёпот, птичий гомон,
Всей жизни трепет и полёт
Бесстыдно ими оцифрован.
Биенье сердца моего
Для них только немая схема,
Его живое естество
Вновь выпадает из системы.
Как Божий умысел, меня
Не может просчитать машина,
И как загадка бытия,
Душа моя неразрешима.
И пробивая, как вода,
Всех цифр непрочную основу,
Сияет на небе звезда –
Бог, трепет, вдохновенье – слово!
ВСТРЕЧА
Я не волнуюсь, видит Бог,
И взор слезой не замутился.
А он, застигнутый врасплох,
Как пламя на угольях, взвился.
Я говорю так мало слов
И улыбаюсь еле-еле,
Но омуты его зрачков,
Как звёзды ночью, заблестели.
Как памятник, стою пред ним,
Ни глаз, ни рук не поднимая,
А он струится, словно дым,
Как облако на небе, тая.
Я не пойму, где этот дом,
Где с ним столкнулась, как чужая.
Он нереален, как фантом,
Как смутное виденье Рая.
Ему «Прощай!» я говорю,
Как будто камень в воду брошу.
Но взгляд его спиной ловлю,
И как ожог, ношу на коже.
* * *
Как будто шагнула в костёр –
Я Родины чувствую дым.
Он в лёгких сидит до сих пор,
Краям не сдаваясь чужим.
Как земли пустыни, мой рот,
И глаз потускнело окно,
И гарью лесной отдаёт
Рубиновой крови вино.
От дымных громад облаков,
Где молний цветы расцвели,
Я Родины чувствую зов
Во всех закоулках земли.
И щиплет глаза не от слёз
Под быстрым дождём молодым –
Мне ветер заморский принёс
Горящих торфяников дым.
Как лес, полыхая, горит,
В крови перепачкан, восток,
И старою раной болит
Далёкой России ожог.
|
