В связи с 20-летием разрушения СССР и постсоветских реформ в экспертном сообществе активно обсуждаются их последствия; дополнительный импульс дискуссии придает обсуждение повестки развития нашей страны на предстоящее пятилетие и более отдаленную перспективу, обусловленное выборами Президента Российской Федерации.

Наряду со многими другими вопросами в поле острых дискуссий и альтернативных оценок оказались также качество и уровень жизни населения. В настоящее время общественности известны диаметрально противоположные позиции по оценке итогов социальных преобразований прошедшего 20-летия. Одна из них озвучена в докладе «Уровень и образ жизни населения России в 1989–2009 годах» и в опубликованной на его основе статье «Социальные итоги трансформации, или Двадцать лет спустя». Авторами сделаны выводы о том, что «…объем ВВП в 2009 г. по сравнению с 1991 г. составил примерно 108%»; что «… в среднем уровень жизни за этот период не только не снизился по сравнению с советским временем, как считают многие, но и вырос почти в 1,5 раза».

Альтернативная позиция обоснована в статье «Системный выбор России и уровень жизни», в которой сделаны выводы о том, что «…дореформенного уровня не достигают ни ВВП (87,1% в 2010 г.), ни расходы населения на конечное потребление (81,5%)»; что «объем товарной массы, обеспечиваемый внутренним производством, до сих пор еще в 2 раза меньше…, а качество несопоставимо хуже»; что «…в качестве обобщенного критерия совокупного благосостояния человеческого общества выступает продолжительность жизни населения…, установление частнособственнической системы в российском варианте повлекло за собой ярко выраженное сокращение продолжительности жизни…».

Далее представлены оценки социальных результатов прошедшего 20-летия, включающие характеристики изменений в уровне и качестве жизни россиян, которые были проведены специалистами Всероссийского центра уровня жизни (ВЦУЖ).

Рост неустойчивости занятости и увеличение слоя наименее оплачиваемых работников

Новым, не имеющим прецедентов в СССР, стало явление неустойчивости занятости, получившей широкое распространение в нашей стране как отражение процессов на рынках труда, свойственных всем современным капиталистическим экономикам. Прекаризация занятости оказывает огромное негативное влияние и на доходы работников и взносы в социальные фонды. Во многом из-за ее распространения у значительной части занятого населения современной России заработная плата является недостаточной не только для жизни по средним стандартам текущего потребления в период их трудоспособного возраста. Ее размеры не позволяют пополнять в необходимых размерах государственные и добровольные страховые системы, обеспечивающие выплаты по временной нетрудоспособности, старости и другим социальным рискам.

В отличие от обычной, традиционной занятости, осуществляемой в режиме полного рабочего дня на основе бессрочных трудовых договоров, неустойчивость занятости реализуется на иных принципах отношений экономически активного населения и работодателей. Они обозначают тенденцию к экономической и правовой дерегуляции трудовых отношений и увеличению принуждения к труду при одновременном демонтаже социальных гарантий с целью снижения издержек по оплате труда и расширения гибкости занятости, в том числе, не оформленной трудовыми договорами.

Наиболее полно проанализированы следующие (получившие широкое распространение) формы формальной неустойчивости занятости:

1) регламентированной срочными трудовыми договорами, заключаемыми с работниками предприятием;

2) в режиме неполного рабочего времени;

3) договоры лизинга (аутстаффинга), заключаемые с работниками агентствами занятости;

4) на основании трудовых договоров с условием работы вне места нахождения работодателя.

Так, по имеющимся оценкам, доля предприятий со срочными трудовыми договорами в России в настоящее время составляет 39,8%, а с договорами лизинга (аутстаффинга) – 3,9%. Неполная и временная формы занятости значительно расширяются в периоды экономических кризисов и дестабилизации развития.

Так, в 2009 г. доля работников со срочными трудовыми договорами составляла 5,2%, а в 2010 г. – уже 5,5% от общего количества занятых в экономике страны. Эти неустойчивые формы занятости имеют ярко выраженную региональную дифференциацию: широкое распространение в России временная занятость получила в трудоизбыточных регионах Северного Кавказа, где экономически активное население особенно сильно испытывает на себе воздействие прекаризации. Под неустойчивость занятости в этой части Российской Федерации, по некоторым оценкам, подпадает значительная часть экономически активного населения.

Лизинг (аутстаффинг) работников при посредстве частных агентств занятости (ЧАЗ) получил название «заемный труд» и довольно широко распространен в странах с развитой рыночной экономикой. Это способствует свободному перемещению рабочей силы по территории страны, позволяет нанимать специалистов для выполнения тех или иных краткосрочных заданий и др. В случае использования заемного труда наемные работники числятся сотрудниками частных агентств занятости (формальная занятость), а работают в других организациях (фактическое рабочее место).

Подобная практика заемного труда получает все большее распространение: в 2009 г. 2,5%, а 2010 г. уже 3,3% предприятий работали с использованием лизинга (аутстаффинга). Необходимо принятие соответствующего законопроекта, которой позволил бы внести изменения в Трудовой кодекс Российской Федерации и устранить пробелы в российском законодательстве.

В этих условиях практическое применение заемного труда приводит к прекаризации занятости: трудовые права работников ущемляются тем, что страхование от несчастных случаев на производстве и профзаболеваний, незарплатные затраты работодателей на рабочую силу не соответствуют реальным условиям. По отношению к заемным работникам также не действуют нормы ответственности работодателей по задолженностям выплаты заработной платы, за нарушение безопасности труда и др. Одним словом, фактический работодатель не несет перед заемными работниками реальных обязательств, которые имел бы при их найме, минуя посреднические организации.

Огромные масштабы приобрела неформальная неустойчивость занятости. По разным источникам неформальные формы занятости составляли в пореформенной экономике России 20–25% от общего числа занятых. По данным Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП) 20% трудоспособного населения, а это почти 13 млн. чел., не платят налоги. Расширение занятости в неформальном секторе негативно влияет на перспективы экономического развития страны, сокращая налоговые поступления в государственный бюджет. Одновременно с этим при неформальных формах занятости работники не могут рассчитывать даже на сравнительно небольшие пенсии, страховые и другие социальные гарантии и льготы.

В российском варианте капиталистических трансформаций широкое распространение получили следующие, зачастую уродливые, формы прекаризации занятости:

1) найм собственниками индивидуальных предпринимателей, не имеющих возможности осуществлять собственный бизнес. Такая занятость стала распространенной формой трудоустройства в России. Частный предприниматель принимает на работу не просто обычного наемного работника, а работника, который имеет свидетельство частного предпринимателя. Договор между ними осуществляется не на основе трудовых отношений «работник–работодатель», а на основе гражданского договора двух равных предпринимателей. Однако один из них полностью зависим от другого и не имеет никаких трудовых гарантий;

2) наемный труд без оформления отношений с работодателями или с оформлением, нарушающим трудовые права работников. Их можно назвать «работниками–невидимками». Масштабы этой занятости значительны. Среди них те, кто работает на домохозяев. С ними не заключаются письменные трудовые

договоры, отсутствуют какие-либо гарантии в случае производственной травмы или увечья и т.д. К ним относятся не только иностранная рабочая сила, а многие российские работники, занятые сезонными строительными работами, гувернантки, няни, повары, садовники, водители, учителя и репетиторы и представители других профессиях по обслуживанию домохозяйств. Такой найм является очень распространенным явлением не только в домохозяйствах, но и среди юридических лиц;

3) найм работников в посреднические фирмы, созданные в интересах распорядителей финансовых средств. Посреднические организации создаются как подрядчики для выполнения работ нужных «материнским» фирмам для уменьшения размеров их прибыли, для перекачивания средств «своим людям», возвращающим их заказчикам (нередко чиновникам), или других целей. Нанятые в них люди находятся, как правило, не в штате. Они оформлены по срочным или гражданско-правовым договорам, заключенным для выполнения конкретной работы, а трудятся непосредственно на рабочих местах в организации, которая все это инициировала, или в известных брендовых организациях, в которых заработки незначительны, но которые выполняют роль нужной для них «крыши». Им не осуществляются оплаты больничных листов, выплаты за вредные условия труда, отпуска и другие гарантии, которые имеют работники по стандартным трудовым договорам.

В целом, в формальной и неформальной формах неустойчивости занятости в настоящее время в экономике России пребывают более 20 млн. чел. Огромные масштабы неустойчивости занятости, когда трудовые отношения между работодателями и работниками строятся на срочной основе, не соответствуют их формальному содержанию или не оформляются, обрекают работников на ущемление их трудовых и социальных прав.

Своей значительной частью подпадает под особые формы неустойчивости занятости и трудовая миграция. Это обусловлено тем, что у работников-иммигрантов изначально возникает необходимость прервать трудовые отношения в своем регионе проживания (в силу недостаточной заработной платы, плохих условий труда или невозможности найти подходящую работу и др.), а потом искать возможность установления новых трудовых отношений на новом месте в своей стране или за рубежом.

Возрастающий спрос на иностранную рабочую силу из-за ее дешевизны и непритязательности предъявляет, прежде всего, неформальная экономика. Нелегальные рабочие (это относится не только к внешней, но и к внутренней трудовой миграции), как правило, работают за минимальную плату без каких-либо социальных гарантий. Решающим мотивом их трудоустройства является не работа по специальности, а возможность заработать, поэтому трудовые мигранты соглашаются на непрестижные, вредные и тяжелые работы, не предусматривающие их социальную защиту. Данные социологических обследований выявили, что не по своей профессии и специальности работают не менее 40% иностранных мигрантов.

Оценки количества нелегальных мигрантов из-за рубежа различаются у экспертов в 2–3 раза. Максимальные мониторинги численности нелегальных мигрантов приводит Министерство внутренних дел России – более 10 млн. чел. По мнению экспертов, в России численность иностранной рабочей силы по отношению к занятости населения превышает 12%, тогда как работающих по трудовым контрактам – лишь 0,5%, но большинство из заключаемых контрактов носит краткосрочный характер.

В СССР, как известно, для экономически активного населения обеспечивались право и обязанность трудиться, гарантировалась занятость в народном хозяйстве страны. В постсоветской России, наоборот, – безработица стала массовой и наиболее острой формой неустойчивости занятости.

Безработицу можно назвать особой формой прекаризации, когда трудовые отношения работодателя с работником временно расторгнуты, а материальные источники их жизни чрезвычайно ограничены. В фазах экономических кризисов, уже дважды настигавших современную Россию, уровень общей безработицы достигал внушительных размеров: в 1999 г. ею были охвачены примерно 8 млн. чел. – 13%, а в 2009 г. – 6,3 млн. чел. – 8,3% экономически активного населения. В эти периоды значительная часть – от 50% до 80% трудоустроенных безработных – направлялась не на постоянную, а на временную работу.

В периоды экономических кризисов государство обычно инициирует расширение оплачиваемых общественных работ, являющихся одной из форм временной занятости. Так, средний период участия в общественных работах в 2010 г. составил 1,8 месяца, а средние затраты на одного участника насчитывали примерно 2000 руб. Таким образом, это были, как правило, краткосрочные и низкооплачиваемые трудовые отношения.

Государственные программы по антикризисному регулированию на рынках труда (среди прочих мер) включали в себя содействие государственной регистрации безработных граждан в качестве юридического лица, индивидуального предпринимателя или крестьянского (фермерского) хозяйства, т.е. помощь в самозанятости. Вряд ли следует всерьез рассчитывать на устойчивость этих новых форм занятости в малом бизнесе, судя по незначительным (чуть больше предельного годового размера пособия по безработице) размерам единовременных субсидий на открытие собственного дела и средних затрат на одного участника – немногим более 1000 руб., а также исходя из контингента их участников. В периоды кризисов среднее количество получателей пособий по безработице составляло примерно 20–25% от их общего числа. Их размеры были значительно ниже официального прожиточного минимума для трудоспособного населения и обеспечивали безработных минимально приемлемым уровнем жизни.

Все вышеизложенное свидетельствует о том, что в антикризисном регулировании занятости преобладали меры, переводящие временно незанятых работников в неустойчивые формы занятости.

Целесообразно выделять несколько направлений влияния неустойчивости занятости на доходы:

• снижение уровня реальных доходов;

• повышение зависимости их размеров от субъективных решений работодателей;

• нестабильность получаемых доходов;

• снижение уровня социальных гарантий работников;

• искажение статистики доходов.

В основу капиталистических трансформаций закладывалась экономия издержек работодателей на рабочую силу при традиционных формах занятости. Резкое обесценение наемного труда в начале 1990-х гг., отбросившее реальную заработную плату значительной части наемных работников за черту официального прожиточного минимума, в последующем не подверглось кардинальному пересмотру. Государство ограничило свою роль установлением крайне низкой (менее прожиточного минимума трудоспособного населения) минимальной заработной платы, обязательной для всех отраслей экономики,

и введением таких систем оплаты труда в бюджетном секторе, которые едва позволяли работникам сводить концы с концами. Бизнес, за исключением минерально-сырьевых и финансовых сфер деятельности, в которых занята незначительная часть наемных работников, также ориентировался на низкую цену рабочей силы.

В результате всего этого значительная часть наемных работников была отброшена за черту доходов ниже прожиточного минимума трудоспособного населения, а среди других – преобладают работники с низкой и ниже среднего уровня заработной платой.

Для оценивания распределения наемных работников по заработной плате были определены следующие социальные стандарты:

• первый – размер заработной платы (доходов) соответствует бюджету прожиточного минимума трудоспособного населения;

• второй – размер заработной платы (доходов) соответствует социально-приемлемому (восстановительному) потребительскому бюджету (ВПБ = 3 БПМт);

• третий – размер заработной платы (доходов) соответствует потребительскому бюджету среднего достатка (ПБСД = 7 БПМт);

• четвертый – размер заработной платы (доходов) соответствует потребительскому бюджету высокого достатка (БВД = 11 БПМт).

Для построения системы потребительских бюджетов разного уровня достатка использовался ряд методологических принципов, позволяющих смоделировать удовлетворение минимальных, социально-приемлемых, наиболее распространенных и оптимальных разумных потребностей, обеспечивающих физическое, интеллектуальное, культурное и социальное развитие человека и семьи.

Из представленного в таблице 1 сопоставления распределения наемных работников по уровню реальной среднемесячной заработной платы в 1986 г. и 2010 г. вытекает, что доля работников, занятых наемным трудом, с доходами ниже бюджета прожиточного минимума трудоспособного населения (БПМт), т.е. получавших наиболее низкую заработную плату, выросла за 20 лет с 3,1% до 12,5%, т.е. примерно в 3,9 раза. Такой уровень заработной платы для одинокого и тем более для семейного работника, как правило, предопределяет среднедушевые доходы ниже абсолютной бедности (ниже среднедушевого прожиточного минимума (БПМср.)).

Вторая группа наемных работников, размеры реальной заработной платы которых находились ниже социально-приемлемого потребительского бюджета трудоспособного населения (он составляет примерно 3 БПМ), за эти годы сократилась в 1,3 раза. В СССР она составляла примерно 60% от общего количества рабочих, а в настоящее время – около половины от их числа. Этих трудоспособных следует относить к работникам с низкой заработной платой, покупательная способность которой (в случае полной семьи с двумя работниками и детьми) также практически предопределяет душевой доход ниже БПМср. и абсолютную бедность соответствующих домохозяйств.

Группа работников с реальной заработной платой ниже среднего уровня (выше 3 БПМтр., но ниже 7 БПМтр.) сократилась, но незначительно – в 1,1 раза – и составила 31,2%.

Доля среднеоплачиваемых работников с доходами от 7 БПМтр. до 11 БПМтр. выросла примерно в 3 раза, с 2,1% до 6,7%. Тем не менее, их удельный вес среди наемных работников в настоящее время очень мал: в 1,9 раза меньше, чем у занятых работников с наиболее низкой заработной платой.

Удельный вес высокооплачиваемых работников вырос в 16 раз, с 0,2% до 3,2%. Сами по себе темпы роста этой группы работников кажутся внушительными, однако представительность этого слоя работников является очень низкой, даже ниже среднеоплачиваемых, и охватывает занятых преимущественно в минерально-сырьевых и топливно-энергетических отраслях, а также в финансовом секторе сферы обращения.

Следствием произошедших изменений стал двукратный рост неравенства в распределении работников по заработной плате: в 1990 г. коэффициент фондов составлял 7,8, а в 2010 г. – 14,4 раза. Значительно вырос и коэффициент Джини (индекс концентрации общего объема заработной платы), соответственно, с 0,317 до 0,413.

Значительно повысилась потребительская нагрузка на заработную плату в современной России: так, в СССР доступность наиболее насущных социальных потребностей в образовании, здравоохранении, учреждениях воспитания детей, жилище и других общественных благах обеспечивалась общественными фондами потребления, т.е. бесплатно для граждан. В современной России эти услуги оплачиваются домохозяйствами преимущественно из заработной платы и других источников денежных доходов, и в значительно меньших, чем прежде, размерах они оплачиваются государством из средств обязательного социального страхования и государственного бюджета.

Ниже будет показано, что это сильно снижает позитивное влияние на уровень жизни домохозяйств, сокращения долей низко- и ниже среднего уровня оплачиваемых работников, как впрочем, и роста среди них долей средне- и высокооплачиваемых.

Из-за неустойчивости занятости, «серых» схем расчетов и обусловленного ими большого удельного веса теневых доходов, государственному статистическому агентству (Росстату) приходится примерно в два раза увеличивать расчетную статистическую величину общего объема и среднего размера заработной платы в современной России.

В 1990 г. в советской России практически не было наиболее нуждающегося населения, низкообеспеченные домохозяйства составляли немногим более 30% россиян. 20 лет назад большинство

населения России, примерно 60%, принадлежали к обеспеченным ниже среднего уровня достатка; средне- и высокообеспеченные слои составляли 6,7% и 0,7% россиян соответственно.

Через 20 лет структурирование общества по текущему потреблению кардинально изменилось: наиболее нуждающиеся слои населения выросли примерно в 90 раз и составили 17,4%. Удельный вес низкообеспеченных домохозяйств увеличился в 1,7 раза и составил 53,6%. В настоящее время два нижних неблагополучных по материальной обеспеченности слоя насчитывают почти три четверти населения страны. Среднеобеспеченные слои сократились почти в два раза и составляют 6,7% численности населения. Удельный вес высокообеспеченных россиян остается незначительным и составляет примерно 1,0%.

В 1990 г. преобладало уравнительное распределение доходов – более 90% населения имели доходы ниже среднего уровня материального достатка от 1 ПК до 7 ПК. За 20 лет капиталистических трансформаций более двух третей населения оказались среди наиболее нуждающихся и низкообеспеченных по уровню текущего потребления.

Наряду с изменениями в удельном весе слоев с разным уровнем материального достатка кардинально выросло социально-экономическое неравенство. Об этом свидетельствует рост коэффициента фондов: по денежным доходам он увеличился с 4,5 до 16,5 раз, по доходам, используемым на потребление, – с 4,6 до 13,2 раза. Коэффициент Джини вырос: по денежным доходам – с 0,260 до 0,421, по доходам, используемым на потребление – с 0,227 до 0,398.

Социально-экономическое неравенство по уровню текущего потребления в альтернативных группах населения может оцениваться коэффициентом отношения средних доходов, использованных на потребление, в группах с потреблением выше 11 ПК и ниже 1 ПК (назовем его коэффициент Bvn). Коэффициент Bvn в 1990 г. составлял 14,4, а в 2010 г. – 20,826 раз. Применительно к 1990 г. размер этого коэффициента достаточно символично характеризовал социально-экономическое неравенство. Тогда наиболее нуждающееся население как самостоятельный слой представлено не было. В капиталистической экономике России при большой доле наиболее нуждающегося населения и огромного отрыва от них по потреблению высокообеспеченных слоев, даже при их небольшом представительстве в обществе, коэффициент Bvn позволяет наиболее точно характеризовать социальноэкономическое неравенство наименее и наиболее обеспеченных групп населения.

Все выше определенные коэффициенты социально-экономического неравенства свидетельствуют о его избыточном уровне: в ряде регионов, в которых наиболее представлены частные компании отраслей сферы обращения, особенно финансовый сектор (Москва, Санкт-Петербург и др.), а также частно-корпоративные монопольные производства минерально-сырьевых ресурсов (Тюменская, Вологодская области и др.), средние масштабы социально-экономического неравенства достигли 40 и более раз.

Общий вывод состоит в том, что за 20 лет капиталистических реформ в нашей стране кардинально выросли доля населения с низким уровнем текущего потребления и социально-экономическая дифференциация. Последняя значительно превышает нормальный уровень, обусловленный размерами валового внутреннего продукта, является избыточной, препятствует экономическому и демографическому росту и является источником высокой социальной напряженности в современной России. Этот конечный результат постсоветского 20-летия, будучи развернутым в годовую динамику рядов населения с разным уровнем материального достатка, явил бы еще более драматичную картину, свидетельствующую о том, что в 1990-е гг. до 40–50% населения опускалось ниже черты бедности!

Жилье – фокус неравенства условий жизни

С жилищной обеспеченностью и ее качеством дела сложно обстояли еще и во времена Советского Союза, но таких разрывов, какие сложились за годы капиталистических трансформаций, в России не было и в принципе не могло быть.

Нелишне вспомнить, что за дореформенные 1986–1990 гг. было построено 343,4 млн. кв.м. жилья. При сохранении этих масштабов за период 1991–2000 гг. могло быть построено около 1374 млн. кв.м. жилищ, а фактически введено в эксплуатацию – 853,6 кв.м. общей жилой площади, несмотря на то, что в это время появились новые строительные материалы, прогрессивные технологии, более производительная техника. Даже при сохранении объемов строительства конца 1980-х гг. мы имели бы дополнительно 520,0 млн. кв.м. нового жилья. При том что средняя обеспеченность жилищем в 1991 г. была 16,4 кв.м., к 2000 г. она могла бы составить примерно 26,0 кв.м. на человека (прирост – 58,5%)28. Фактическая же средняя обеспеченность жильем выросла в 2000 г. лишь до 19,2 кв.м. (прирост – 17,%) и до 22,6 кв.м. в 2010 г. (прирост 37,8 % к 1991г.).

Но главное даже не в этом: в рассматриваемые годы, за исключением отдельных категорий населения, имеющего законодательно утвержденное и хоть в какой то мере обеспечиваемое финансированием право на бесплатное получение жилья (военнослужащие, участники ликвидации последствий радиационных катастроф, переселяющиеся из зоны Крайнего Севера и приравненных к нему местностей и т. п.), жилищные условия улучшали преимущественно наиболее высокодоходные категории населения.

Основная часть российских семей, в том числе и относящиеся к категории проживающих в условиях жилищной бедности, в условиях крайне высокой стоимости жилья по сравнению с их доходами (средняя цена 1 кв.м. жилья проданных квартир составила в IV квартале 2009 г. на первичном рынке 47,7 тыс. руб. на вторичном – 52,9 тыс. руб. при среднедушевых доходах в это время – 19,8 тыс. руб.) имеет лишь один парадоксальный способ улучшения жилищных условий – за счет уменьшения числа членов семьи, проживающей на прежней жилой площади.

В качестве стандартов для оценивания масштабов жилищного неравенства были определены следующие нормативы жилищной обеспеченности:

• первый стандарт: размер общей площади жилого помещения на одного члена домохозяйства составляет не менее 7 кв.м., имеются централизованное водоснабжение, централизованная канализация и центральное отопление;

• второй стандарт: удовлетворяет всем требования первого норматива. Размер общей площади жилого помещения на одного члена домохозяйства составляет не менее 18 кв.м., имеется горячее водоснабжение;

• третий стандарт: удовлетворяет всем требования второго норматива. Размер общей площади жилого помещения на одного члена домохозяйства составляет не менее 30 кв.м., имеется стационарный телефон, при этом на одного члена домохозяйства приходится не менее одной комнаты;

• четвертый стандарт: удовлетворяет всем требования третьего норматива, при этом размер общей площади жилого помещения на одного члена домохозяйства не менее 60 кв.м.

Для расчетов была использована база данных проводимого с 1994 г. российского мониторинга экономического положения и здоровья населения29, распространенная на генеральную совокупность населения.

Из данных таблицы 3 можно сделать вывод, что в начале капиталистических трансформаций (1994 г.) примерно 80% населения России имели скромные жилищные условия, составляющие по площади от 7 кв.м до 30 кв.м. на человека. За сравниваемые годы эти слои сжались примерно на 20 п.п., зато жилищное неравенство многократно выросло. Сокращение жилищной бедности в 3,2 раза (с 7,3% до 2,3%) сопровождалось ростом высокообеспеченных жилищем россиян в 17,5 раз (с 0,6% до 10,5%), а сокращение низкообеспеченных в 1,4 раза – ростом среднеобеспеченных в 2,1 раза; при этом доля обеспеченных жилищем ниже среднего уровня практически не изменилась.

Для богатых россиян вложения в жилище стали одним из способов накопления капитала; для бедных россиян видимость улучшения – следствие снижения за этот период времени общей численности населения со 148,3 млн. чел. до 142,9 млн. чел. В результате за счет этого фактора возник статистический парадокс – в ряде регионов и отдельных городов, лишившихся действующих производственных мощностей, обеспеченность жильем существенно выросла при практически полном отсутствии строительства новых жилых помещений.

За годы реформ были полностью разрушены социальные гарантии получения бесплатного жилища, характерные для СССР: формально права на жилище социального найма провозглашены были, но фактически его строительство так и не развернуто. Государству практически ничего не стоило проведение бесплатной приватизации жилища, зато теперь его содержание и ремонт переложены на плечи обедневшего большинства населения, в результате чего обслуживание жилища и коммунальные платежи значительно выросли. Рыночные прозрачные арендные отношения в жилищном секторе также не созданы, ипотечное кредитование остается недоступным для большинства нуждающихся в жилье, а покупка жилья – не обеспечена доходами у основной части нуждающегося в нем населения.

Рассматривая вопрос изменения жилищных условий населения в реформенный период, надо отметить еще одно обстоятельство. Наш жилищный фонд состоит преимущественно из 1–2-комнатных квартир, рассчитанных на удовлетворение минимальных потребностей населения в жилье. В условиях недостатка доходов у покупателей жилья основная часть жилья в новостройках также приходится на одно- и двухкомнатные квартиры. Такая структура жилищного фонда не соответствует рациональным потребностям населения, которые, среди прочего, выражаются формулой «число комнат в квартире должно быть как минимум на единицу больше числа членов семьи». В будущем это приведет к резкому несоответствию потребностей населения в жилье и возможности его удовлетворения за счет имеющегося в наличии жилищного фонда.

В развитых странах квартиры из трех и более комнат составляют от 70% до 90% структуры жилищного фонда, а в новых многоквартирных домах и коттеджах преобладают квартиры с числом комнат более 4. В этом контексте рост среднего размера индивидуального жилого дома в наших новостройках почти в два раза лишь свидетельствует о крайней поляризации изменения жилищных условий наиболее обеспеченных семей и остального населения.

Преобладание низкого и ниже среднего уровня материальной обеспеченности по доходам и жилищу

Критический анализ изменений уровня жизни населения, обусловленных разрушением СССР и 20-летней трансформацией советской социально-экономической системы, был бы не полным без рассмотрения взаимосвязанной динамики денежных доходов и жилищной обеспеченности, начиная с середины 1990 гг., когда удалось приостановить обвал социально-экономических показателей, и до настоящего времени.

В обработку были приняты данные, собранные в рамках 19-й (2010 г.) и 1-й (1994 г.) волн Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения, распространенные на генеральную совокупность (взвешивание производилось с использованием данных Росстата).

Сопоставление данных 1994 г. и 2010 г. показывает, что, несмотря на заметное уменьшение доли населения с наиболее низким уровнем жизни (с 26,2% до 14,1%) и увеличение доли средне-и высокообеспеченных (с 2,8% до 16,1%) в современном российском обществе устойчиво преобладают низко-и ниже среднего обеспеченные доходами и жилищем группы населения: в 1994 г. – 71,0%, а в 2010 г. – 69,8% населения относились к низко- и ниже среднего обеспеченному населению. При сохранении в дальнейшем темпов этих трендов в перспективе нельзя рассчитывать на решение задач, предусмотренных в Концепции долгосрочного развития до 2020 г. (КДР) по снижению уровней абсолютной бедности и повышению доли среднеобеспеченного населения до 50% от его общей численности.

Для достижения этих ориентиров необходимо реализовать иные, более масштабные меры по повышению реальных доходов населения и улучшению его жилищных условий, особенно в слоях с низкой и ниже средней материальной обеспеченностью. В ближайшей перспективе представляется необходимым и возможным сосредоточить меры социальной политики на преодолении бедности по доходам и жилищу, а также бедности по доходам, за счет чего масштабы бедности могут быть значительно сокращены. В отношении расширения численности среднеобеспеченных слоев целесообразно предусмотреть меры по созданию условий для повышения доходов в нижней группе населения с материальными условиями ниже среднего уровня, поскольку у значительной части из них жилищные условия позволяют обеспечивать средний уровень материального достатка.

Нас стало значительно меньше

Под влиянием неустойчивости занятости, бедности и низкой обеспеченности, избыточного социально-экономического неравенства, фетишизации материальных и обесценения духовных смыслов жизни в 1990-е и последующие годы многократно возросли масштабы социального стресса, истощающего биологические резервы организма, разрушающего адаптационные механизмы человека: развитие многих болезней в прошедшее 20-летие было обусловлено психосоматическими причинами, неадекватным состоянием нервной системы, депрессиям. В совокупности с причинами, обусловленными процессами на рынке труда, и низким качеством здравоохранения во многом было предопределено повышение уровня смертности, сокращение рождаемости, уменьшение ожидаемой продолжительности жизни, и особенно заметно выросла смертность среди мужчин в трудоспособных возрастах.

С 1991 г. по 2008 г. значительно увеличилась заболеваемость детей: в возрасте до 14 лет она повысилась в 1,5 раза, детей подросткового возраста (15–17 лет) – в 2 раза: рост этого показателя лишь частично был связан с улучшениемдиагностики. Большая его часть, по мнению специалистов, обусловлена истинным ухудшением здоровья, а реальный уровень заболеваемости среди детей и подростков был в 1,5–2 раза выше, чем по данным официальной статистики.

В многочисленных зарубежных и российских исследованиях доказано негативное влияние на здоровье населения высокого социально-экономического неравенства. Так, за период с 1989 г. по 1994 г. неравенство в распределении доходов в нашей стране практически удвоилось, а смертность увеличилась на 46%. Период сокращения неравенства с 1995 г. по 1997 г. сопровождался уменьшением общего коэффициента смертности. Новый рост неравенства после 1998 г., хотя и медленными темпами, происходил одновременно с увеличением смертности россиян. Доказано и влияние роста экономического неравенства на рост преступностипротив личности и собственности: была выявлена положительная и статистически значимая связь между ростом неравенства и уровнем преднамеренных убийств в период 1989–2000 гг.

Вследствие всего этого за 18 лет (1992–2010 гг.) разница между числом родившихся и числом умерших в России составила более 13,1 млн. чел., что сопоставимо с потерями россиян в Великой Отечественной войне. Необходимо принять во внимание, что сохранение нынешних тенденций воспроизводства населения может привести к тому, что его численность к началу 2030 г. может сократиться до 130–135 млн. чел. Именно поэтому основной проблемой, которую надо решать в современной России, является увеличение численности населения. Напомним, что в 50–90-х гг. прошлого века численность населения в России в составе СССР выросла со 100 млн. до более 140 млн. чел.; и, наоборот, за период с 1991 г. по 2010 г. население нашей страны сократилось со 147,7 млн. чел. до 143,0 млн. чел. И только благодаря миграционному приросту из стран, в которых условия жизни ухудшились еще сильнее, чем в России, население нашей страны за 20 лет капиталистических реформ сократилось не на 13 млн. чел., а примерно на 5 млн. чел., что составляет 2,7% от его наивысшей численности. Особенно обезлюдили за это время как раз те территории, где и так проживало меньше россиян: в Сибири население сократилось на 7,3%, на Дальнем Востоке – на 19,9%.

Для нашей слабозаселенной и освоенной страны с ее колоссальной территорией, протянувшейся почти на 10 000 км с востока на запад и на 3 600 км с севера на юг, имеющей сопредельные границы с 18 государствами и играющей значительную геополитическую роль в современном мире, численность населения 143 млн. чел. является крайне недостаточной, особенно с учетом неравномерности его пространственного распределения по территории: за Уралом на площади 11 330 700 кв. км, составляющей 66,4% общей территории страны, проживает только 18,3% общей численности населения. Напомним, что средняя плотность населения в России составляет 8,3 чел. на кв. км.: при этом в Центральной России она насчитывает 56,9 чел. на кв. км, в Сибири – 4,2 чел. на кв. км, а на Дальнем

Востоке – 1,2 чел. на кв. км.

В 2004 г., когда число рождений было максимальным за период 1992–2007 гг., на каждую 1000 женщин в возрасте 15–49 лет приходилось 377 рождений, но при этом с 2004 г. идет сокращение самого количества женщин в репродуктивном возрасте. При сохранении такой динамики к 2025 г. число женщин этой категории уменьшится более чем на 7 млн. чел. И для того чтобы в 2025 г. при том количестве женщин в репродуктивном возрасте число рождений устойчиво превышало число смертей, необходимо, чтобы на 1000 женщин в возрасте 15–49 лет приходилось 700 рождений. Однако, начиная с 1960-х гг., такой показатель в России не отмечался ни разу, и его появление как устойчивой величины в течение ближайших десятилетий представляется маловероятным.

Мощным мотивационным источником роста числа рождений является повышение уровня жизни основной массы населения и сокращение избыточного социально-экономического неравенства. Наши исследования показывают, что преобладание в структуре российского общества домохозяйств с низкой и ниже среднего уровня материальной обеспеченностью с их более высокими репродуктивными установками в обозримой перспективе сохраняет достаточно высокий потенциал увеличения рождаемости при повышении эффективности занятости, снижении нуждаемости по доходам и росте жилищной обеспеченности.

Это означает, что их учет может повлиять на прогнозные оценки численности населения России. Эффективная занятость, повышение реальной заработной платы и рост жилищной обеспеченности основной массы населения в среднесрочной, а, возможно, и в более отдаленной перспективе являются важными факторами повышения рождаемости, сокращения смертности и увеличения численности населения нашей страны.

Разложение образования и науки – питательная среда ложных смыслов жизни и манипулирования сознанием

Манипулирование общественным сознанием становится особенно возможным в необразованном обществе. Хлестко сказал М. Задорнов: «Рабов нельзя окультуривать. Тогда рабы поймут, что они рабы. А без образования они уверены, что живут в свободолюбивом обществе. Рабам нужны обломки знаний, но ни в коем случае не знания».

В 90-х гг. прошлого века реформаторы вместо того, чтобы способствовать развитию гуманитарной и социально-экономической науки, способной отвечать на новые вызовы, сознательно бросили ее на произвол судьбы. Из-за сокращения финансирования, ускорившегося отставания реальной заработной платы в сфере науки от ее размеров в реальном секторе экономики и, особенно, – в финансово-кредитных организациях и сфере государственного управления, из научных учреждений социального профиля произошел значительный отток высококвалифицированных кадров и приостановился приток способной молодежи.

За годы рыночно-капиталистических трансформаций доля всех затрат на научные исследования и абсолютные расходы на них существенно отставали от подобных показателей в развитых странах. Бедственное положение отечественной социально-экономической науки сопровождалось широкой эксплуатацией наших ученых зарубежными фондами и проектами, многие из которых с их участием «выкачивали» таким образом информацию о социальных процессах в нашей стране. В результате всего этого социальный сектор науки за последние 20 лет сократился, ослаб, а его кадры значительно постарели.

Невостребованность высококвалифицированных компетенций в современном российском обществе является основной причиной низкого качества знаний выпускников профессиональных учебных заведений и проявляется в низкой материальной и моральной оценке инновационного потенциала российского общества и высококвалифицированного труда.

Пореформенная экономическая система, которая производит микроскопически мало конкурентоспособной продукции, услуг и информации, в которой наиболее привлекательные с точки зрения оплаты труда сектора не требуют значительного количества высококлассных специалистов, обладающих сложными знаниями, не может в принципе ориентироваться на конкурентоспособные кадры с высшим и послевузовским профессиональным образованием: она вполне удовлетворяется работниками, подготовленными нынешней системой ВУЗов, в такой экономике работодатели не чувствительны к качеству высшего профессионального образования.

Вследствие этого часть наиболее подготовленных выпускников ВУЗов и талантливых молодых и маститых ученых чаще всего вынужденно уезжает работать за рубеж. Эксперты утверждают, что эта проблема «…с точки зрения качества уезжающего населения…позволяет говорить об опасности утечки мозгов». Это действительно так, если «по некоторым оценкам, из страны уехали от 100 тыс. до 250 тыс. ученых. Ныне в российской науке занято 25 тыс. докторов наук, а только в США проживают более 16 тыс. докторов наук – выходцев из бывшего СССР».

Другие выпускники ВУЗов опять-таки вынужденно зарабатывают в нашей стране деньги на нескольких работах, некоторые – меняют первую профессию высокой квалификации на ту, которая позволяет получать доходы, достаточные для содержания себя и семьи, и не всегда, кстати, требует высшего профессионального образования, хотя его масштабы и увеличились с 1990 г. по 2009 г. примерно в 3 раза.

Вследствие снижения качества школьного образования студенты, в том числе и бюджетные, имеют в целом более слабые, чем ранее, стартовые уровень подготовки и мотивации к получению качественных профессиональных знаний. Мы уверены, что не погрешим, если будем утверждать, что «мейнстрим» в российском образовании развивается с точностью до наоборот, чем этого требуют объективные процессы необходимости повышения роли человеческого потенциала для развития страны, обусловленные как негативными демографическими прогнозами, так и высокой геополитической конкуренцией среди интеллектоёмких, наукоёмких, образованиеёмких экономик развитых стран мира.

Широкое внедрение в сферу высшего профессионального образования рыночных механизмов наталкивается на их отторжение, проявляющееся в ограничении возможностей его получения и в выхолащивании качества образования, что означает рыночно-капиталистическую деградацию российской высшей школы. Большинство домохозяйств, нацеленных дать образование своим детям, либо не имеют на это средств, либо направляют их на решение этой задачи в ущерб удовлетворению первоочередных потребностей.

За модернизацию образования и науки взялись те же персоны, которые провалили предшествующие реформы, опустили уровень массовой профессиональной подготовки, привели в хаос методическое обеспечение высшей школы, разгромили систему среднего профессионального образования, провалили

программу создания системы технопарков. Смеемутверждать, что пореформенная Россия ни коим образом не является обществом уважения знаний: доходы и признание у большинства интеллектуалов не соответствуют экономической и социальной значимости их труда. Принадлежность к так называемым «элитам» формируется материальными состояниями и близостью к власти, а не интеллектом, духовно-нравственным потенциалом и вкладом в развитие страны.

В нашей стране наблюдается огромное противоречие между потребностями инновационного и культурного развития России, с одной стороны, и утратой значительной части ее интеллектуального и духовного потенциала, с другой.

Реформаторы сознательно продолжают перекладывать расходы по образованию на население, что приводит к его недоступности для заметной части россиян. Если в 1990 г. все образование всех ступеней было бесплатным, то в 2008 г. уже 38% молодежи, получающей образование, начиная от общего среднего и заканчивая более высокими его ступенями, полностью или частично возмещали затраты на обучение. При этом в 2000 г. – 32,9%, в 2005 г. – 24,9%, а в 2008 г. – 18,5% респондентов хотели бы, но не могли приобрести профессиональное образование из-за недостатка финансовых средств.

Растет доля тех, для кого высшее профессиональное образование является недоступным по материальным причинам: особенно она велика среди молодежи из неполных и многодетных семей. Это свидетельствует о том, что в пореформенной России сложилась система образования, усиливающая социальное расслоение

общества и осуществляющая социальную стратификацию доступности профессионального образования. Наибольшие масштабы приобрело платное высшее профессиональное образование: если удельный вес студентов в учреждениях среднего профессионального образования, обучавшихся с полным возмещением затрат на обучение, составил в 2008/2009 учебном году 33,3%, в том числе, в государственных и муниципальных учреждениях – 29,9%, то в учреждениях высшего профессионального образования эти показатели составили 62% и 54% соответственно. В подтверждении этого свидетельствуют опросы желающих получить высшее профессиональное образование: до 80% родителей ориентировались на полную или частичную оплату поступления и обучения своих детей.

Применение нового законодательства, относящегося в том числе к изменению правового статуса государственных ВУЗов, при определенных условиях может дать новый импульс монетаризации государственного высшего профессионального образования и связанного с этим утрат его качества, сокращению высшей школы и приватизации наиболее лакомых кусков ее имущества.

Результаты сравнительного анализа фактической и нормативной заработной платы с социальными стандартами оплаты высококвалифицированного труда свидетельствуют о том, что труд работников высшей квалификации, в том числе формирующих инновационный потенциал страны, оплачивается неадекватно низко. Это подтверждается и данными социологов, которые отмечают среди специалистов технического, естественнонаучного, медицинского, архитектурно-строительного, экономического и юридического профиля более высокие самооценки квалификации и компетенций по сравнению с эвальвацией своего материального положения и в силу этого ощущения ими своей статусной несовместимости, проявляющейся в рассогласованности образовательного, материального и социального статусов; из этого вытекает неудовлетворенность их своим социальным положением и социальный дискомфорт. Без обеспечения статусной совместимости кадров высшего уровня квалификации, которая сильно зависит от кардинальности изменений их материального положения, включающего как оплату труда, так и жилищную обеспеченность, инновационный проект развития нашей страны вряд ли сможет быть реализован.

Выход заключается в соблюдении требований закона опережающего развития качества человека, качества общественного интеллекта, качества образовательных систем – школ, колледжей, ВУЗов как отдельных регионов, так и страны в целом, а нынешнее состояние российской системы образования не удовлетворяет этому императиву.

Следует иметь в виду, что образование – это не только механизм производства образовательных услуг и личное дело гражданина России, а, самое главное, механизм их восходящего воспроизводства, а потому составляет главное условие прогрессивного развития всей российской цивилизации, возрастания ее качества. Для этого требуется устойчивое стратегическое планирование развития всей системы образования в России на долгосрочную перспективу с четким обеспечением приоритетности принципов бесплатности и доступности образования, особенно для бедной части населения, с постепенным переходом за ближайшие 10 лет на принцип всеобщего высшего образования как принцип решения глобальных проблем в XXI в. Невежественное общество, базирующееся на функционале прибыли вместо функционала качества человеческого потенциала, не может выжить в XXI в.

Наступила эпоха скачка в самосознании как населения в целом, так, что не менее, а может быть – более важно, и руководителей разного ранга. Чтобы это произошло, общество должно вернуть высший приоритет развития образования и науки как базисного условия сохранения и развития духовности и общественного интеллекта, условия участия всего общества в приостановке своей деградации, условия инновационного развития России и устранить те барьеры, которые возникли вследствие неверных ориентиров в образовательной политике последних двух десятилетий.

Россияне оценивают прошедшее 20-летие

Ответственные реформаторы обязаны сверять результаты системной трансформаций с мнением людей. Но социологические оценки экономической, политической, духовно-культурной и социальной, семейно-демографической эффективности реформ последнего 20-летия в большинстве отрицательны. Это касается итогов массовых опросов населения, экспертных исследований и проведения фокус-групп, а также оперативных экспертиз с помощью методов БОУ (быстрой оценки с участием).

Социологические опросы итогов системной трансформации российского общества последнего 20-летия отличаются прежде всего тем, что ориентируются на комплексные оценки процессов капиталистических преобразований, на преодоление «экономоцентризма» и вульгарно-рыночного прагматизма, на рассмотрение того, что реально общество, государство и человек получили в результате их осуществления.

В этой связи показателен вывод директора Института социологии РАН, д.с.н., профессор, академик РАН М.К. Горшкова, который на основе итогов всероссийского изучения общественного мнения 2010–2011 гг. о результатах реформ в России 1990-х гг. пишет: «Реформы 1990-х годов, по мнению россиян, привели к ухудшению положения дел буквально во всех сферах жизни общества и страны как в экономике, так и в политике и социальной сфере…» При этом фиксируется нарастание в 2000-е гг. негативов, связанных с коррупцией, бюрократическим засильем, а также деградацией социальной сферы, ростом социально-экономической дифференциации населения.

Что касается первого 10-летия нового XXI в., то здесь констатируются рост тревоги, озабоченности населения в связи с сохранением массовой бедности, с увеличением расходов на жилищно-коммунальное хозяйство (ЖКХ) и жилищнокоммунальных платежей, расходов на платное образование, социальные услуги, определяющие рост стоимости жизни.

Существенно значимо и то, что многие социологи, исследующие социальные и экономические последствия реформ последнего 20-летия, фиксируют не только рост показателей социально-экономической дифференциации, распространения социальных болезней, суицида, но и увеличение тенденций совпадения имущественной, социальной и национально-этнической дифференциации, межрегиональных

социальных и экономических различий, ослабления контроля государства за социальной сферой, социальной безопасностью человека и общества. Констатируется тревожный факт: государство отражает интересы олигархов.

В этой связи нельзя не акцентировать внимание на тревожных результатах двух экспертных всероссийских опросов 2010–2011 гг., проведенных под эгидой научно-образовательного центра «Культура – основа качества образования…» Международного фонда славянской письменности и культуры с участием Центра социальной квалиметрии Академии наук социальных технологий и муниципального самоуправления, а также исследовательского комитета по социальной квалиметрии Российской социологической ассоциации. Результаты этих опросов тесно связаны с проведением всероссийского исследования«Социальная эффективность реформ российского общества рубежа XX–XXI вв.: опыт экспертной оценки» и всероссийского опроса экспертов «Социальное положение и роль русских в современной России». Оба экспертные исследования показали, что во всех федеральных округах сегодня доминируют критические оценки социальных последствий либерально-капиталистических реформ российского общества последнего 20-летия. Итоги частнокапиталистических реформ в восприятии человека в современной России дифференцируются так: влияние реформ максимально положительно – 3%; в главном это влияние позитивно – 8%; это влияние противоречиво, проблемно – 15%; в главном это влияние отрицательно – 34%; это влияние максимально негативно, разрушительно – 28%; другое – 6%; трудно сказать однозначно определенно – 12%.

Эксперты, как и участники массовых опросов населения, чаще настроены критически: их оценки 20-летия капиталистических трансформаций отражают ситуацию во всех сферах общественных отношений – от демографии и быта до политической активности.

***

Со всей наглядностью проявляется поистине судьбоносный характер текущего момента. Реальная альтернатива очевидна: либо Россия преодолеет, наконец, системный кризис, затянувшийся на 20 лет, либо будет отброшена назад в результате все более обостряющихся антагонистических противоречий плутократического чиновничье-олигархического капитализма.

ПОЛНЫЙ ВАРИАНТ СТАТЬИ