На окне - замысловатые узоры, нарисованные морозом. За окном - ранняя вязкая тьма, посвисты метели. Но потрескивает огонь в печи, и от этого в нашей тесный кухоньке тепло и уютно.

У печи хлопочет бабушка, жарит на ужин любимые мной пирожки с капустой.

Тихо мурлычет репродуктор. Задушевный женский голос заводит песню:

В этой вьюжный 
              неласковый вечер, 
Когда снежная мгла вдоль дорог, 
Ты накинь, дорогая, на плечи 
Оренбургский пуховый платок.

Бабушка добавляет громкость и, не переставая стряпать, внимательно слушает.

Я знаю, она родилась на Волге, в Самарской губернии, это совсем недалеко от Оренбуржья. А дедушка и вовсе был из-под Оренбурга. В военное лихолетье судьба занесла их на Дальний Восток, да так и остались здесь. Но дедушки уже нет... А у бабушки от песни на глазах посверкивают слезинки.

В детстве я думал, что песня «Оренбургский платок» была всегда, что она - народная, и только став взрослым, узнал: автор слов - поэт Виктор Боков. И, конечно, я не мог и предположить, что не однажды встречусь с Виктором Федоровичем.

1.

Осенью 1992 года я впервые оказался в Доме творчества писателей в Переделкино.

Перед ужином вышел в «предбанник», где был городской телефон. Здесь же стояли два видавших вида диванчика, покрытые кожей. На них классики и не классики отечественной литературы дожидались очереди, чтобы позвонить, и просто отдыхали, беседуя. На одном из них пристроился и я.

Бухнула входная дверь, и в Дом творчества вошел мужчина в ладно сидящем на его фигуре плаще, на голове - большая, я бы сказал, модничая кепка. Он был явно в возрасте, но пожилым никак нельзя было назвать: движения быстры, глаза светились. Когда же заговорил бодрым, задорным голосом, вопрос о его летах вообще исчез из моей головы.

Пришедший поздоровался со всеми, кому-то пожал руку. Диванчики были заняты, только около меня было, где присесть, что он и сделал, предварительно стряхнув дождинки с плаща и сняв кепи. Волосы были с густой сединой, но прическа еще довольно буйная.

- Откуда приехал? - спросил он меня.

- Из Белгорода.

Глаза собеседника еще более оживились.

- А я у вас бывал! В шестидесятых годах меня приглашал Белгородский пединститут. Такие теплые встречи были! Я - Виктор Боков, - и поэт протянул руку в знак знакомства.

Честно говоря, я опешил, несколько стушевался: вот так запросто познакомиться с автором «Оренбургского платка»! Такого подарка судьбы я никак не ожидал.

Уже не помню, в тот ли день или в другой, Виктор Федорович оказался в моей комнате, много рассказывал, читал стихи. Попросил почитать и меня. От волнения строку своего стихотворения «Мать и сын» я прочитал так: «Сгубил березу - больно вкусен сок». Поэт сказал: «Сладок сок» будет точнее». Интересно, что у меня так и было написано.

А вот в стихотворении «Под Рождество» Виктор Федорович подсказал последнюю строку. У меня было:

Дай-кось в хате подмету: 
Ежели пожалует 
Ненароком ночью смерть,
Так и быть, приму.

Поэт посоветовал сделать: «В чистоте приму». В такой редакции «Под Рождество» и печаталось потом в журналах и книгах.

На следующий день в Переделкино приехал руководитель Белгородской писательской организации Владимир Молчанов. Я рассказал, что познакомился с Виктором Боковым. «Давай пригласим его к нам на Дни литературы» - загорелся мой друг. И на следующий день к по­лудню мы направились к поэту.

Небольшой бревенчатый двухэтажный дом, покрашенный в зеленый цвет, с островерхой крышей. Невысокий забор из досок. Сад с яблонями, на которых кое-где еще желтели, краснели плоды.

Нас встретила хозяйка - приветливая, словоохотливая, русской, хотя уже и осенней, красоты. Я знал, что её зовут Алевтина Ивановна. Дело в том, что когда-то я приобрел сборник Виктора Бокова «Алевтина», в котором все стихотворения были об этой женщине и о любви. Также помню, какое душевное неприятие вызвала у меня публикация об этой книге в одном столичном журнале, кажется, в «Новом мире». Она была написана от имени так называемых читателей, хотя явно организована, возмущавшихся, что-де в наше бурное время строительства коммунизма, поэт сюсюкает по поводу чувств, недостойных этих самых строителей.

Алевтина Ивановна провела нас в столовую. По деревянным ступенькам со второго этажа, видимо, из рабочего кабинета спустился Виктор Федорович. Поздоровался. Воскликнул:

- О, гости из Белгорода!

Тут же на столе появилась ваза с яблоками, банка с медом. Хозяйка поставила перед нами чашки с пахучем чаем.

Поэт расспрашивал о Белгороде, о легендарной Прохоровке, еще раз вспомнил поездку в наш край. А вот на дни литературы приехать отказался, сославшись на занятость и здоровье.

Расставаясь, он подписал мне и Володе по новой книжке «Стою на своем!». На моем экземпляре такие слова: «Валерию Черкесову – коллеге, пришедшему в мой дом, знающему мои стихи».

Рассказал поэт и как эта книга вышла. В то время государственные издательства уже разваливались, и сборник увидел свет, благодаря почитателям творчества Виктора Федоровича. Какой-то предприниматель, кажется, из Сергиева Посада - родины Бокова, вложил в издание деньги и весь пятитысячный тираж подарил автору.

«Стою на своем!» - я прочитал в тот же вечер. Ни в одной из предыдущих книг не было столь много биографических подробностей - о пребывании в ГУЛАГе, куда Виктора Бокова сослали по необоснованному обвинению, о дружбе с Андреем Платоновым, о проводах Марии Цветаевой в Елабугу, о поддержке его, молодого поэта Борисом Пастернаком, о любви к поэзии Сергея Есенина… А еще о том, что несмотря ни на какие удары судьбы, поэт говорит:

И, однако, я пел Россию, 
Был готов ей во всем помогать. 
Если рухну и руки раскину, 
Я не буду ее ругать.

Поэзия моя проста, 
             как хлеб с водой,
Как самые привычные понятья.

На Прохоровском поле - зелено!
Мир, тишина. 
         Душа пришла в восторг.
Горохом ныне поле все засеяно,
Где кровь лилась - 
                       растение растет.
Я радуюсь и плачу, стоя на поле,
Где было столько крови и потерь.
Та девочка, 
          которая здесь плакала,
Жива! И внуков пестует теперь.
Жив тот танкист, 
          который был в сражении,
Сирень бушует у его крыльца.
Он косу взял при мне 
                  и с уважением
Пошел косить, 
         лишь пот летит с лица.
О, Русь! Ты трижды 
               рублена и латана.
Твой путь равнинный 
                непомерно крут.
Но ты не любишь 
             хныканья и ладана.
Едва из боя, ты скорей за плуг!

2.

Будучи в Москве осенью 1999 года, я купил в магазине на Арбате небольшой сборник Виктора Бокова «Стихи из Переделкино», изданный к 85-летию поэта. С удовольствием читал серьезные и озорные строки, дышащие душевным здоровьем и молодостью. Предисловие к книге написал поэт Александр Бобров, который неоднократно бывал на Белгородчине. Приятной неожиданностью было и то, что оформил издание известный фотохудожник, уроженец Белгородчины Павел Кривцов. Что еще удивительно: снимки он сделал 5 августа 1999 года - значит, очередную годовщину освобождения Белгорода от немецко-фашистских захватчиков Павел отмечал вместе с Виктором Федоровичем на даче поэта.

О «Стихах из Переделкино» я написал в областной газете «Смена», напечатал в ней и стихи Бокова, а номер с публикацией отправил поэту. В конверт вложил и свою книгу «Крестный путь». Через какое-то время пришло письмо, напечатанное на старенькой машинке с западающими буквами, тщательно поправленное шариковой ручкой. Привожу его с небольшими сокращениями:

«Дорогой, Валерий!

Твоя бандероль принесла мне радость. Я раскрыл книгу, подаренную мне, сразу всю ее пролистал, везде с ходу «попробовал» и понял, что это настоящее. Я так разволновался, что сразу написал ответ в стихах.

Рецензия, вернее, боковское окошечко получилось очень емко и убедительно. И выбрал ты то, что надо.

Конечно, я прочту всю книгу внимательно и ответственно. Я предвкушаю, что она прозвучит для меня трубным призывом в поход.

Я активно каждый день пишу. Пишу без оглядки и страха. Чего мне теперь бояться, если я и при Сталине не струсил и в застенке писал, и бродя после отбытия срока по Руси, не кривил душой. Премий у меня никаких, но люди на мои вечера ломятся. Это и есть моя премия.

Вот-вот сдам новую книгу, для которой придумал неожиданное название: «Стихи от Виктора Бокова - для вас».

Спасибо за книгу.

Счастья, работы в новом году!

Обнимаю как друга!

Твой, ваш Виктор Боков».

В конверте был еще один лист со стихотворением. Вот оно:

Божья милость
                 Валерию Черкесову
Мне приснилась Божья милость, 
Кто-то горсть орехов дал.
 Это ты ко мне явилась? 
- Милый! Ты не угадал!
 Ангел пролетал над крышей, 
Я спала и ты дремал. 
Хорошо, сосед наш вышел 
И для нас подарок взял.
Сели мы. Грызем орехи,
А тужили: нет нам льгот!
Доброта, надев доспехи,
Вместе с рыцарем идет!
                     28 января 2000 года.

В свою очередь я откликнулся на стихотворение, посвященное мне. И вот что написалось:

На даче у Бокова 
                 яблони рясно цветут, 
И воздух пьянит, голова 
            просветленно кружится. 
Здесь вольные птицы 
             нашли и покой, и приют 
И, благодаря, 
       заливаются звонкие птицы.

И годы, и беды хозяина гнут,  
                                   не согнут... 
Запомню поэта улыбчивым, 
                    гордым и статным. 
На даче у Бокова 
                яблони рясно цветут, 
И значит, по осени 
            быть урожаю богатым.

Так получилось, что о творчестве Виктора Бокова нет серьезных и обстоятельных исследований. По крайней мере, мне таковые не попадались. Впрочем, это объяснимо: в советские времена боковские песни, и не только «Оренбургский платок», но и «На побывку едет молодой моряк», «Лен, ты мой лен» и многие другие широко исполнялись, они пелись народом, но поэт не был близок к писательской верхуке, не якшался с сильными мира сего, а, значит, не получал ни наград, ни премий. Критика его порой называла частушечником, а то и еще уничижительней – балалаечником. В нынешние же времена не только Виктор Боков, но и другие поэты, чье творчество зиждется на народности, остаются как бы за бортом литературы. О поэте пишут его ученики, те, кого он поддерживал в творчестве и жизни: Лариса Васильева, Валентина Коростелева, Владимир Дагуров, Геннадий Красников, Александр Бобров и другие. В свое время я слышал самые теплые слова о Викторе Федоровиче от поэта Бориса Примерова, который прекрасно знал современную поэзию. А уж в чем в чем, но в неискренности и подобострастии Примерова заподозрить было нельзя.

Запомнился мне и разговор вначале 90-х с поэтом Николаем Старшиновым в редакции редактируемого им тогда молодогвардейского альманаха «Поэзия». Когда я рассказал Николаю Константиновичу о своем знакомстве с Виктором Федоровичем, мой собеседник выразился примерно так: «Боков – поэт, рожденный самой природой. Он, как стихия, неудержимая, изумительная, порой непонятная. Принесет в альманах десяток стихов. Из них пять плохих, три хороших, два гениальных. Вот по этим двум и надо судить о его таланте».

Возможно, я несколько ошибся в количестве плохих, хороших и гениальных стихов, но за точность оценки, данной Старшиновым, ручаюсь.

В той же книге «Стою на своем!», подаренной мне поэтом, среди стихов разных вдруг блеснет поистине лирическая жемчужина:

Становлюсь я все проще и проще,
Все бесхитростней день ото дня.
Не поэтому ль иволга в роще
Останавливает меня!

– Далеко ли? – 
             Да вот за грибами,
Встал, поел, прихватил кузовок.
Стал беседовать с лесом, 
                     с ручьями,
Ни словечка от них – на замок.

Птица иволга мило на дереве
Разговаривает кивком:
– А грибы твои в ивовом тереме
Как жар-птица с Иван-дураком!

– Я и сам, дорогая, Иванушка,
Простофилюшка-простота.
Все богатство мое – полянушка,
На которой растет красота.

Грузди белые, рыжики рыжие
И лимонная прожелть опят.
А еще сыроежки бесстыжие
Как накрашенные стоят.

Кузовок наполняется дивом,
Даровщинкою, чудом лесным.
Пахнет хлебом печеным и дымом,
Пахнет печкою, домом родным!

Валерий Черкесов, г. Белгород