Секретариат правления Союза писателей России и редакция "Российского писателя" от всего сердца поздравляют Владимира Григорьевича Бондаренко с юбилеем!
Желаем крепкого здоровья, благополучия и удачи, осуществления новых творческих замыслов!

Алла БОЛЬШАКОВА

СЛОВО О ВЛАДИМИРЕ БОНДАРЕНКО

(К 75-летию со дня рождения)

В академической, да и вузовской среде до сих пор бытует убеждение, будто современная проза и поэзия – предмет литературной критики, и в том непреодолимое отличие последней от науки о литературе. Отрадное исключение – кафедра истории новейшей русской литературы и современного литературного процесса филологического факультета МГУ имени М.В.Ломоносова, соединившая век нынешний и век минувший по инициативе заведующего, литературоведа, критика и писателя Михаила Голубкова. Всячески поддерживая это начинание и не считая размежевание на «до» и «сейчас» правомерным, осмелюсь напомнить: наука о литературе родилась из непосредственного участия критиков в борьбе общественных направлений и, при всем стремлении к научной объективности, подобно дитяти, наследующему черты родителей, сохраняет (уже в самом отборе анализируемых произведений) отпечаток и идейных пристрастий, и вкусовой субъективности, и собственно литературности.

«Критик, оставаясь ученым, – поэт», – писал Андрей Белый. И, когда иные «ученые–непоэты» рубят под корень начинания, связанные с исследованием современной русской словесности, они тем самым обнаруживают свою боязнь обжечься реальной жизнью. Они не понимают или стараются не понимать, что историю литературы делают как раз те самые писатели, которых они игнорируют. Беда даже не в том, что изоляция от современности ведет к фрагментарности общего восприятия истории литературы. Беда – в отсутствии единства эстетического вкуса и системного подхода. К сожалению, можно назвать не один толстенный фолиант, посвященный, к примеру, литературной культуре России ХVII века, где излагаются концепции предшественников, гневно обобщаются недоучтенные «запятые», но как-то забывается, что ценностный смысл действительно художественного творения не замыкается в минувшем, а всегда устремлен в будущее. И обогащается, и раскрывается он, этот смысл, каждый раз заново – в соотношении и связях с ценностями последующих эпох. Именно в этом его непреходящее (вечное) значение и, одновременно, историческая значимость. И именно поэтому наука о литературе чахнет вне современности и без подпитки современностью.

Неслучайно все или почти все наши выдающиеся филологи – от Ф. И. Буслаева до О. Н. Трубачева и Ю. С. Степанова – так или иначе обращались к рожденным их современностью художественным явлениям. Потебня – не только к старинным сказаниям Малороссии, но и к картине Крамского «Христос в пустыне». В. В. Виноградов, наряду со стилем «Пиковой дамы», изучал поэтическую символику Ахматовой. Исследователь языка классической русской литературы Г. О. Винокур – творчество Хлебникова и Маяковского. Языковед и культуролог Ю. С. Степанов – прозу нашего современника Б. Евсеева.

Разумеется, из сказанного не следует, что мы не должны выделять критику как особую область познания. Должны! Но как особую, а не отдельную. На этом настаивал ещё В. В. Кожинов, видя главную задачу критиков в формировании целостного мира литературы из разрозненных художественных миров. Различных, но, тем не менее, развивающихся в едином движении – не произвольно, а по законам, которые нельзя ни придумать (т. е. навязать волевым усилием), ни отменить, но которые можно открыть и исследовать. Вот этим и занимается Владимир Бондаренко – автор книг «Пламенные реакционеры», «Дети 1937 года», «Серебряный век простонародья», «Трудно быть русским», «Поколение одиночек» и др., представляющих в совокупности широкую панораму современного литературного процесса, будь тот явлен поэзией Юрия Кузнецова или Леонида Губанова, прозой Захара Прилепина, Юрия Козлова или Юрия Полякова.

Выделяя в современном литературном процессе наиболее значимое, ценное и понимая это значимое, ценное как совпадение художественной уникальности, момента времени и перспективы исторического бытия, Владимир Бондаренко рассматривает современную литературу как результат взаимодействия, борьбы и сложнейшего переплетения идейно-эстетических тенденций предыдущих эпох. Сегодня нам пытаются внушить: «Вот, если бы не Горбачев да Ельцин, то СССР никогда бы…» Или того хлеще: «На самом деле в 17-м году могла победить Февральская революция». В противовес подобным фэнтэзи Владимир Бондаренко, пытаясь ответить на волнующий всех вопрос «Куда пойдет Россия?», видит в современной литературе закономерный, но не окончательный (промежуточный) итог объективных процессов. Более того, видит в ней прогностическую функцию.

«Если бы наше маразматическое политбюро позднего брежневского периода умело читать книги, если бы они, к примеру, читали прозу сорокалетних … с их амбивалентными, противоречивыми героями, с их “лишними людьми”, с глубинным психологическим показом кризиса всего общества… можно было бы предвидеть будущий перелом, будущую разруху державы. <…> Никакие политологи не способны давать такие долгосрочные прогнозы».

В принципе, круг рассматриваемых им вопросов можно свести к одному. Это собственно русский вопрос, анализируемый в двух срезах: современного состояния нашей культуры и отнюдь не случайного совпадения в ХХ веке гибели русского крестьянства с гибелью советской цивилизации. Сквозь мощный расцвет проступил столь же мощный закат: «…Гениальный прорыв был совершен на самом исходе крестьянской русской цивилизации… Не конец истории, не конец русской культуры, но явный конец былому крестьянскому ладу… Как ушла навсегда в прошлое великая дворянская культура… так, пожалуй… уйдет уже навсегда в прошлое и великая культура деревенского лада».

Насчет «лада» в истории русского – и не только русского – крестьянства можно и нужно поспорить. В том идеальном смысле, который заложен в самом слове «лад», его никогда не существовало. Тем не менее, схвачено главное:

«Ощущение такое, что неумолимый и жесткий, трагический и великий ХХ век зовет за собой всех своих свидетелей и сотворителей. На наших глазах в самом прямом смысле уходит, ускользает минувшая эпоха. За последние годы так быстро поредели ряды главных участников исторических событий ХХ века. Остается молчаливая массовка. Еще немного – и мы уже окончательно будем жить в ином, чуждом нам мире … с иными законами. Иной моралью, иной эстетикой, иной литературой. И переделывать этот мир будут уже совсем другие люди, движения, союзы. Тем более важно нам, людям исторического промежутка между разными цивилизациями (советской и постсоветской), донести нравственные и культурные ценности русского народа в новое время, новым людям».

В порядке «критики критики» можно отметить, однако, и перекосы в оценке деревенской прозы, проявившиеся в последнее время. Так в беседе А. Проханова с В. Бондаренко «Литература как божество» (2016) критик по сути отказывает деревенской прозе в прогностической функции, сужая ее идеологическое значение до «оплакивания» даже не уходящей крестьянской цивилизации, но просто «уклада», и не более: «Деревенщики — это плакальщики, они оплакивали уходящий русский уклад, который ушёл и его уже не будет. Можно, конечно, идеализировать деревенскую прозу и её великих писателей, но при этом надо понимать, что уже той старой деревни не будет. Нет, деревенщики не предвещали, что государство вот-вот рухнет». Как будто не было великого противостояния деревенщиков головотяпскому прогрессу, со всей мощью тоталитаризма сметающего социоприродные ценности и достоинство национальной личности! Думается, брать надо выше и шире, как нередко делает это и сам Бондаренко, подводя нас к оценке деревенской прозы в цивилизационном контексте. Ведь деревенщики – не просто скорбные маски на литературном небосклоне, но идеологи русской цивилизации в ее сопротивлении разрушительным процессам, будь то идущие вразрез с вековой аграрной культурой нововведения, повороты рек, строительство гэсов, уничтожение «неперспективных» деревень или уничтожение человека военной машиной, искони пластавшей судьбы крестьян-земледельцев. Вспомним же сейчас мы, переживающие невиданную по масштабам смертоносности и социоэкономическим последствиям пандемию, предостережения В. Астафьева в «Царь-рыбе», «Светопреставлении» и др. о последствиях нашего уничтожения природы и ее опасных мутациях в ответном сопротивлении. И все происходящее ныне, по астафьевским заветам, может быть «на самом деле началом светопреставления, сигналом к тому, чтобы мы чаще думали о надвигающихся на нас чудесах в природе»!

Из отхода критика от своих же оценочных критериев – и противоречия в оценке такого прозорливого деревенщика, как Виктор Астафьев. Если в 2002 году он удостоен уважительного и всепонимающего «Последнего поклона Астафьеву», то в 1995-м – резкого разгрома романа «Прокляты и убиты» (я имею в виду статью «Порча Виктора Астафьева»). Вот здесь-то, на мой взгляд, и проявляются издержки отделенности критики от научного подхода: недостаточное владение методологией литературного анализа влечет за собой обычные ошибки, и прежде всего подмену образов автора и героев в романе – реальной биографической личностью писателя, которому приписываются все их грехи. Сказывается расхожее заблуждение критики, простодушно или тенденциозно смешивающей литературный образ и реальную биографическую личность. Так Бондаренко подменяет, вслед за авторитетными критиками, образ связиста Лешки Шестакова реальной фигурой писателя и начинает приписывать последнему все огрехи и ошибки героя, у которого, уточню, и биография, и судьба весьма далеки от астафьевской – сходно лишь происхождение из сибирской деревни и военная профессия связиста. Какой уж тут «автопортрет»!

Однако – слово найдено, хотя и употреблено критиком в смыслах, далеких, на мой взгляд, от сути и пафоса того, что написано Астафьевым. Слово это, которое «стало ключевым, обязательным словом у нынешнего, позднего Астафьева», – «порча». Талантливость Бондаренко направила его слух и руку на эту смысловую доминанту, хотя и, как мне кажется, критику не удалось верно ее интерпретировать. На самом деле Война как исконная и самая неодолимая порча человечества запечатлена Астафьевым в апокалиптических картинах, напоминающих «Апофеоз войны» Верещагина, «Триумф смерти» Питера Брейгеля Старшего, ужасы Босха и др. Война у Астафьева занимает центральное место в картине великой порчи человека, сколь целенаправленно, столь и абсурдно идущего по дороге уничтожения себя самого и всего живого вокруг. По пути самоуничтожения человечества как вида жизни! Уничтожения зеленого рая Земли, доставшегося нам от Бога. Об этом на все лады, подобно неистовому протопопу Аввакуму, кричит писатель, взывая к людям и их остаткам веры, совести и здравого смысла. Судить писателя должно по законам, им над собою признанным, – в данном случае по законам общефилософским, где мировоззрение, общая установка на сопротивление войне как античеловеческому феномену преобладает, отодвигая на второй план перехлесты и заблуждения автора-ритора, охваченного испепеляющим гневом, болью и тревогой за судьбы наши. Был ли всегда справедлив в выражении своих обличений протопоп Аввакум, подбирал ли он верно слова и не оскорблял ли своей резкостью и нетерпимостью чувства других верующих? Быть может, его пламенное обличительное слово также подверглось бы резкой критике литературных критиков, если б они тогда существовали. Если бы… Однако все это в прошлом. А мы отмечаем славный юбилей современного критика! Продолжим же слово Владимире Бондаренко, сосредоточившись на особенностях и достоинствах его яркого дарования!

Сложно обозначить излюбленный жанр Владимира Бондаренко. Что это – традиционная социологическая критика или, попросту говоря, публицистика, использующая в качестве иллюстраций литературный материал? Историко-литературное исследование, правда, не без изъянов биографического метода? Социокультурная эссеистика? А может, и то, и другое, и третье? И как отделить точку зрения самого автора от разнящихся позиций его героев – Валентина Распутина, Василия Белова, Александра Солженицына, Леонида Бородина, Александра Щуплова, Саши Соколова и других собеседников – единомышленников, друзей, а то и друзей-противников: к примеру, Владимира Бушина?

Но в том-то уникальность, не побоюсь так сказать, критика, главная идея которого – в утверждении многоликой России, не отрекшейся от себя в эпоху тотального русского рассеяния, а, наперекор катаклизмам и междуусобным распрям, сохранившей и сохраняющей – пусть на уровне коллективного бессознательного! – память о великом прошлом и, наверное, не менее великом, в своем трагизме, настоящем. Эта идея отражена самой структурой его книг, вобравшей многоголосие русского «собирания себя» – культурного, нравственного, интеллектуального, географического. Пафос прорастания России сквозь исторические катаклизмы есть мысль о неистребимости русской культуры и традиции. Но и о «самоубийственном поведении русского этноса» (А. Солженицын).

Владимир Бондаренко – один из немногих, кто, имея смелость подняться над имитирующим идеологическую борьбу имиджмейкерством, не боится говорить нам: хватит делиться на красных и белых, те и другие внесли весомый вклад в отечественную культуру – надо защищать не клановые интересы, а Литературу.

Понятно, такая позиция не всем по нутру, ибо защищать Литературу – это всем своим словесным поведением утверждать триединство добра, правды и красоты, независимо от сиюминутной политической выгоды. Неслучайно его клюют и поклевывают и справа, и слева. И неслучайно клюют и поклевывают, как правило, люди бездарные, в глубине души понимающие, что в истории литературы сами по себе они не останутся, – но могут остаться в ней «критиками» Владимира Бондаренко.

Я неоднократно цитировала слова В. В. Кожинова о том, что нынешнее деление писателей на либералов и патриотов только затемняет суть происходящих перемен. Повторю и прокомментирую их ещё раз. Главный водораздел борьбы, может, еще неотчетливо видимый нам, современникам, проходит сегодня по совершенно другой линии: не между так называемыми либералами и патриотами (будто самый ярый патриот не может быть либералом, а самый ярый либерал – патриотом своей страны). Главный водораздел, обозначившийся в связи с жуткой деградацией нашего общества, крикливым торжеством воинствующей серости, проходит между людьми, искренне любящими свое отечество, и – людьми, соблазненными идеологией социал-дарвинизма, если мудреные обоснования хватательного инстинкта вообще можно назвать идеологией. В естественном отборе выживает не самый добрый, не самый честный, совестливый и талантливый, а самый хитрый, самый подлый, самый хищный – вот суть социал-дарвинизма.

Владимир Бондаренко не употребляет этого термина, но с пассионарностью неистового Виссариона борется именно с социал-дарвинизмом, поразившим все сферы нашей жизни. Так, выделяя неприятие разрушения и нигилизма как художественную доминанту в пореформенном творчестве бывших «сорокалетних» (А. Афанасьев, А. Ким, В. Личутин, А. Проханов), он подчеркивает:

«… Для нас разрушителями оставались те, кто основательно разрушил все институты государственности, кто разворовал все народное добро и не понес никакой ответственности. Если бы эти господа сами строили свои нефтепроводы и сами создавали свои алюминиевые комбинаты, мы бы первыми назвали их строителями и созидателями. Но ни винтика не создано… а разворованы миллиарды… Нас объединяла неугомонность и какая-то неистовая пассионарность… объединяло постоянное стремление описывать мир разрушения и хаоса, быть не просто летописцами трагического времени, но хоть в чем-то борцами…».

Но все же главная заслуга Владимира Бондаренко как критика и историка современной литературы заключается, на мой взгляд, не в обличительной, а в собирательной деятельности. Кому принадлежит открытие Захара Прилепина? Владимиру Бондаренко. А работы об Иосифе Бродском? Я не поклонница стихов Бродского, но должна признать: написанное Бондаренко о стихах Бродского – совершенно новый взгляд, не рассекающий живое тело отечественной литературы на фрагменты и фрагментики, а утверждающий, что все подлинно талантливое, созданное на нашем языке, – это культурно, историко-генетически русское, российское. Не было бы России и великой её культуры – не было бы ни В. Астафьева, ни В. Шукшина, ни В. Богомолова, ни Ю. Бондарева, ни В. Распутина, ни В. Личутина, ни Ю. Кузнецова, ни Рубцова, ни Н. Тряпкина, – не было бы В. Высоцкого, И. Бродского, А. Битова и многих других значительных и менее значительных имен. Кто сегодня вспомнит, что Иван Тургенев был по своим убеждениям западником, а Федор Достоевский – почвенником? Но оба они остались в истории отечества как его созидатели, а то, что их некогда разделяло, – почти забыто. И то, что наши литературоведы наконец-то начали понимать, что традиционные противопоставления «западники – славянофилы, почвенники» уже изжили себя, – в этом тоже есть и заслуга Владимира Бондаренко.

Нынче в общественное сознание настойчиво внедряется подленький тезис, будто художественное слово перестало быть опасным. Из реальной действительности оно якобы перекочевало в мир выдуманных трагедий, выдуманной любви, выдуманных, ненастоящих войн, так сказать, в мир виртуального реализма. Книги Владимира Бондаренко опровергают этот тезис. Они принадлежат к разряду тех «опасных текстов России» (воспользуюсь названием монографии американской русистки Кэтлин Парте), которые представляют угрозу для людей, творчески не состоятельных в любой сфере: в литературе, в экономике, в политике, в государственном строительстве, дипломатии, учительстве…

«В нынешнем нашем положении бессмысленно искать виновных, важнее понять другое – наше будущее зависит только от нас самих, от нашего мужества сказать себе правду и признать ошибки, от нашей готовности поставить интересы спасения Отечества выше шкурных забот.

Разве не несём мы ответственности за разрушение школы и уничтожение нашей национальной культуры? Разве не мы своим безразличием и страхом породили безответственность и цинизм власти? Мы согласились с разрушением тысячелетней русской державы, собиравшейся потом и кровью наших предков, и нарушили наши обязательства перед будущими поколениями.

Мы безмолвно сносим открытую пропаганду разврата и насилия с телеэкранов, стыдливо не замечаем казнокрадство и воровство. Неужели грядущая гибель государства русского – это и есть наш национальный выбор?

Хватить плакать и искать виноватых. Все виноваты. Пора начинать строить новую патриотическую Россию».

Естественно, у людей, привыкших ловить рыбку в мутной воде корыстолюбивых интересов, стремление Владимира Бондаренко называть вещи своими именами вызывало, вызывает и будет вызывать активное сопротивление. Для них любое его выступление – вызов их личному благополучию, грозное напоминание о том, что ничто под луной не вечно. Вероятно, это понимает и сам автор только что процитированных строк. Недаром одну из своих лучших книгу он так и назвал – причём в побудительном наклонении: «Живи опасно»!

Алла Юрьевна Большакова - литературовед, критик, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник ИМЛИ РАН (отдел древнеславянских литератур), сопредседатель Открытого Международного научного сообщества «Русская словесность: духовно-культурные контексты». Автор 11 научных монографий и более 300 статей, опубликованных в России и за рубежом. Инициатор и организатор издания сборника молодых ученых ИМЛИ РАН «Начало» (выходит с 1990 г.), академических и межвузовских конференций под общим названием «Теория и современный литературный процесс». Выступает в печати с литературоведческими и литературно-критическими работами с 1980 г.
Результаты ее научной деятельности используются в учебно-педагогической практике МГУ, МГПУ, МГУП, СПбГУ, других вузов РФ и зарубежных стран: в Кембриджском, Батском (Великобритания), Ягеллонском, Гданьском (Польша) и Шуменском (Болгария) университетах. По приглашению Британской Академии и научных сообществ США в 1990-2000-х гг. выступала с лекциями по теории и истории литературы в 17 университетах Великобритании и США.
Статьи А. Ю. Большаковой «Литература, которую вы не знаете» (2005) и «Открытое письмо Общему собранию РАН ‘Честь имею’» (2006) вызвали общероссийские дискуссии и получили отклики за рубежом.

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную