Владимир БОНДАРЕНКО
Мол Чун

Когда-то великий русский поэт Федор Тютчев писал: «Молчи, скрывайся и таи дела и помыслы свои…» Вот и прилежный ученик великой русской литературы, китайский писатель Гуань Мое , с молодости, по примеру Тютчева, взял себе псевдоним «Молчи», что по-китайски звучит : Мо Янь. Он и в жизни своей такой же молчаливый и неторопливый. Мы встречались с ним в Китае, и к нему не бежали суетливо журналисты, и в разговоре о русской литературе он тоже не спеша выбирал выражения. Хотя, русскую литературу прекрасно знал, и классическую, и современную. А ведь этот молчун во время нашей поездки по Китаю, занимал пост заместителя председателя Союза писателей, был высоким должностным лицом. Но находил время для творческой работы, писал свою изумительную деревенскую прозу. Помню, я пошутил, что его роман «Страна водки» больше относится к России своим названием, и содержанием, чем к Китаю. В переводе, который вот-вот должен выйти в России в издательстве «Амфора» его , к сожалению, назвали «Страна вина», но все-таки впервые услышанное мною в Пекине название «Страна водки», может быть, и точнее. Впрочем, переводчикам виднее. Я в прошлом году объездил всю провинцию Шаньдунь, родину Конфуция, поднимался на священную гору Тайшань, побывал и на родине писателя, все это знакомые с детства места проживания Мо Яня. Он и о вручении ему Нобелевской премии узнал все там же, в провинции Шаньдунь,

Китайский писатель Мо Янь
Китайский писатель Мо Янь

Его настоящее имя Гуань Мое уже мало кто и знает, а вот писателя Мо Яня уже знает весь мир. 11 октября Шведская Академия присудила Мо Яню Нобелевскую премию по литературе. Как-то с виду не похож он на Нобелевского лауреата, когда нас знакомили с ним в Пекине, он скорее был похож на китайского крестьянина. Впрочем, и проза у него такая глубинно деревенская, схожая с прозой Виктора Астафьева, или даже Анатолия Иванова. И , к примеру, его роман «Большая грудь, широкий зад» скорее напомнят русскому читателю ивановский «Вечный зов». Для нашей либеральной интеллигенции, косящейся только на запад, сравнения с Ивановым ли, с Астафьевым только принижают. Наши критики сходу стали приравнивать Мо Яня к Кафке. Или на самый худой конец, к Павичу или даже Фолкнеру. Лишь бы подальше от России. Наверняка, Мо Янь читал и изучал и всех этих писателей. Но зачем же осознанно отрывать его от русской литературы? Поразительно, все ведущие китайские современные писатели, от Мо Яня до Су Туна, от Цзя Пинвы до Ван Аньи, от Чжан Чэнчжи до Лу Миня пишут о своем преклонении перед русской литературой, а наши критики старательно их выводят лишь из западного постмодернизма. У нас стыдятся русской литературы. А национальную литературу – Белова. Распутина, Астафьева, Личутина - осознанно объявили черносотенной, профашистской, что сразу же пугает западных переводчиков. А ведь, Мо Янь из того же, только китайского, круга.

Мо Янь писал: «Летом 1996 года я побывал с двухдневным визитом в небольшом российском городе рядом с китайским пограничным городом Маньчжоули. Тогдашнее впечатление не сравнить с представлением о России, которое осталось у меня от чтения русской литературы. В 2007 году я был в Москве, принимал участие в книжной выставке, и вот тогда-то и ощутил всю ширь и величие России. Россия — это безграничные просторы, удаль и размах, но есть в ней и тонкая, мягкая красота» Его упорно выводят из Кафки, а он и сейчас продолжает восхищаться Николаем Островским и его Павкой, преклоняться перед Шолоховым: « В детстве я прочитал в школьном учебнике старшего брата «Сказку о рыбаке и рыбке» Пушкина, потом прочел «Детство» Горького. Конечно, как и вся китайская молодежь того времени, читал «Как закалялась сталь». Мой любимый русский писатель — Шолохов, его «Тихий Дон» оказал на меня, как писателя, очень большое влияние».

Даже шведский секретарь Нобелевской премии Петер Эглунд и тот признал: «В основе его книг лежат сказки, которые он услышал в детстве. Его иногда называют "магическим реалистом", но я не думаю, что это правильное определение. Мо Янь — не последователь Габриэля Гарсиа Маркеса, а абсолютно оригинальный рассказчик, умеющий свести воедино сверхъестественное и обыденное. Он пишет о крестьянстве, о жизни в деревне, о борьбе людей за выживание, за сохранение собственного достоинства. О той борьбе, которая куда чаще кончается поражением, чем победой".

Сам Мо Янь в полном соответствии со смыслом своего псевдонима предпочитает не демонстрировать чрезмерную радость, отделываясь простыми заявлениями. По его словам, процитированным китайским агентством «Чжунсиньшэ» в день объявления о премии, он, конечно, рад, но не считает, что эта премия символизирует что-либо. Мол, спасибо за доверие, буду и дальше работать, создавать новые произведения. Как говорит секретарь Шведской академии Петер Энглунд , когда из Стокгольма писателю позвонили в Китай. «… Он был дома, в деревне, где живет с 90-летним отцом. Писатель не знает английского языка. Но слава богу, у нас в академии есть люди, владеющие китайским. Так что эту новость писателю перевели. Могу сказать, что он был одновременно и рад, и испуган…». Я уж не знаю, чего известнейший писатель мог испугаться, с этим политическим нажимом Эглунд явно перебрал. Нобелевский лауреат находился у себя дома в уезде Гаоми, изрядно удивился, услышав новости из Стокгольма: «Я очень удивлен, что получил эту премию, поскольку я чувствую себя не самым достойным. Есть так много хороших писателей, и мой уровень недостаточно высок…». Кстати, своим любимым писателем не раз называл Михаила Шолохова. Немножко нетипично для последних нобелевских лауреатов. Может, вручение премии не злобному диссиденту, а известному на родине писателю - дань уважения величию Китая? Извинение за предыдущих диссидентских нобелиатов, Гао Синцзяня и Лю Сяобо, бывшего председателя китайского ПЕН-клуба. Уполномоченный по правам человека Тэн Бяо заявил в интервью агентству Reuters, что он считает присуждение Нобелевской премии по литературе Мо Яню «неуместным». Поддержка Мо китайского режима, например его участие в проекте, посвященном 70-летию изречений Мао Цзэдуна, привела к общественной критике писателя. Также ему в вину ставится то, что он не использует свою известность, чтобы выступать за права интеллектуальных или политических заключенных.
По версии нобелевского комитета Мо Янь «…с галлюцинаторным реализмом совместил народные сказания, историю и современность». Так и в «Царь-рыбе» или в «Вечном зове» тоже мы не найдем голого критического реализма. И мистики хватает. Найдите в себе силы, одолейте «Большую грудь, широкий зад». Вы увидите сколь много сходства с русской деревенской прозой середины ХХ века. Вот только Нобелевской премии никто из русских как бы и не заслужил. История китайской деревни, показанная на примере женской половины семьи кузнеца Шаньгуня из провинции Шандунь. Героиня - мать девятерых детей, вскормившая их всех грудью, вскормившая и чужих детей, и даже внуков. Как говорит Мо Янь: "В мире людей нет более святого имени, чем "мать". В мире людей нет ничего более бескорыстного, чем материнское чувство. Среди мировых литературных произведений больше всего волнуют воспевающие мать". Это сочетание скрупулезного крестьянского, деревенского, народного суперреализма, описание вечно тяжелого крестьянского труда с добавкой гротеска, сказовости, мистики, народного китайского фольклора. Да и сам писатель Мо Янь, родившийся в 1955 году, в уезде Гаоми , провинции Шаньдун, на северо-востоке страны, в 12-летнем возрасте оставил ученье и отправился работать на крестьянские поля, а затем попал на фабрику. Изучать литературу и писать Мо Янь начал в армии, в которой оказался в 1976 году. Вступил в компартию Китая, из которой и сейчас не выходит. Уже после присуждения Нобелевской премии он заявил: «Я остаюсь членом партии и не хочу из нее выходить …» Вполне такая советская биография. Но, как и у нас в СССР, кто-то из секретарей Союза писателей был откровенным графоманом, а кто-то и Юрием Бондаревым. "Мо Янь не получил никакого специального образования, он самородок, из крестьянской семьи, служил в армии. Но он настолько китайский писатель, настолько воплощает в себе традиции классического китайского романа, такого как "Речные заводи", например, и настолько умело и органично сочетает это с современными тенденциями мировой литературы - …, что в конце концов получается очень оригинальное явление", - считает его переводчик Егоров.

Он автор одиннадцати романов, не считая рассказов и эссе. Международное признание он получил после того, как его друг кинорежиссер Чжан Имоу поставил по его роману кинофильм «Красный гаолян». Самые известные из его книг - романы "Большая грудь, широкий зад", "Сандаловая казнь", "41 орудие", "Усталость жизни и смерти", "Страна вина", сборник эссе "Говори, Мо Янь!" в трех томах. Последний роман Мо Яня "Лягушка", посвященный проблеме рождаемости в Китае, был опубликован в 2009 году. Писатель считает, что « в последние тридцать лет Китай пережил существенный прогресс как в жизненных стандартах, так и в интеллектуальном или духовном уровне наших граждан. Этот прогресс очевиден, но, конечно, есть еще много вещей в повседневной жизни, которые нас не удовлетворяют. Китай, конечно, вырос, и рост рождает новые проблемы, например экологические или падение высоких моральных стандартов… - и уже прямо в лоб всем диссидентам, - Литература часто имеет отношение к политике. В нашей жизни, например, есть много острых вопросов, которые лучше напрямую не трогать. В такой ситуации писателю приходится включать воображение и строить нереальные миры. Или же, наоборот, гротескно преувеличивать ситуацию — чтобы все было ярко, в лоб и в то же время несло печать реального мира. Так что я верю, что от любых ограничений и цензуры литературе только лучше».

Он автор одиннадцати романов, не считая рассказов и эссе. Международное признание он получил после того, как его друг кинорежиссер Чжан Имоу поставил по его роману кинофильм «Красный гаолян». Самые известные из его книг - романы "Большая грудь, широкий зад", "Сандаловая казнь", "41 орудие", "Усталость жизни и смерти", "Страна вина", сборник эссе "Говори, Мо Янь!" в трех томах. Последний роман Мо Яня "Лягушка", посвященный проблеме рождаемости в Китае, был опубликован в 2009 году. Писатель считает, что « в последние тридцать лет Китай пережил существенный прогресс как в жизненных стандартах, так и в интеллектуальном или духовном уровне наших граждан. Этот прогресс очевиден, но, конечно, есть еще много вещей в повседневной жизни, которые нас не удовлетворяют. Китай, конечно, вырос, и рост рождает новые проблемы, например экологические или падение высоких моральных стандартов… - и уже прямо в лоб всем диссидентам, - Литература часто имеет отношение к политике. В нашей жизни, например, есть много острых вопросов, которые лучше напрямую не трогать. В такой ситуации писателю приходится включать воображение и строить нереальные миры. Или же, наоборот, гротескно преувеличивать ситуацию — чтобы все было ярко, в лоб и в то же время несло печать реального мира. Так что я верю, что от любых ограничений и цензуры литературе только лучше».

Может, он слегка бравирует своим уважением к цензуре. Его собственные романы иногда подолгу залеживались из-за цензуры. Ту же «Страну вина» долго не печатали. Но хватило крестьянского терпения, как и у Василия Белова, или Федора Абрамова… Славы писательской хватает, ездит по всему миру, было бы желание, давно мог бы и остаться где угодно. Не пожелал.

Сегодня смело воюет с ограничением рождаемости. Прототипом главной героини последнего романа «Лягушка» стала тетушка Мо Яня, деревенская акушерка, которая помогла родиться самому писателю, так и тысячам других детей, а потом по приказу начальства занялась абортами. Тетушка находит выход в глиняных фигурках , которые делает ее муж, художник, видя в них души абортируемых детей.

Поразительно, что на русский язык, кроме нескольких рассказов, переведенных добровольцами, ни один из его романов пока еще переведен не был. Как бы в предчувствие Нобелевской премии издательство «Амфора» в этом месяце выпускает в замечательном переводе Игоря Егорова два его самых популярных романа «Страна вина» и «Большая грудь, широкий зад». «Амфора» уже второй раз угадывает с лауреатами. Сначала первыми запустили турецкого писателя Орхана Памука, сейчас Мо Яня. В сокращенном виде эти переводы уже начали гулять в интернете, где я с ними и познакомился.

Для меня загадка, почему наши издательства так опасаются Востока: не переводят того же Су Туна, Цзя Пинву. Если уж и говорить о западном влиянии на китайскую литературу, то проза Су Туна гораздо ближе к постмодернизму, чем эпические мифологемы Мо Яня. Помню, мы спорили с Су Туном у него на родине в Ханьчжоу, он все не мог понять, почему Россия упорно не признает китайскую культуру. Я втолковывал ему, что дело не в России, а в западнизированной прогосударствуенной элите. Которая и к русской культуре относится так же пренебрежительно. Если даже для патриарха нашего все, что было до принятия Православия на Руси – это дикость, что же говорить о наших либералах?

Я предполагал, что первым на Нобелевскую премию из китайцев выйдет европеизированный, элегантный Су Тун. Успешно переводимый во всем мире.

Но, как видим, шведам приглянулся более китаизированный почвенный вариант Мо Яня. Думаю, и из русских авторов они рано или поздно предпочтут Алексея Иванова или Александра Сегеня, Александра Терехова или даже Захара Прилепина, но не наш западнизированный секонд-хэнд. Даже поневоле признавая сейчас Мо Яня, либеральные наши критики все подтягивают его к кафкианским образцам. Учиться ни у кого не зазорно, даже у Кафки, но, без своего национального лица никогда ни современная русская, ни китайская, ни турецкая литературы не достигнут мировой известности. Творчество Мо Яня – прежде всего это развитие китайской национальной литературы, развитие традиций « Трооецарствия» и «Речных заводей», «Сна в Красном тереме» или «Путешествия на Запад».

Может быть, и наш широкий читатель и издатель, прочитав два вышедших романа Мо Яня, заинтересуется другими современными писателями? Прежде всего, я надеюсь на успех «Страны вина». Крестьянскую мифологизированную эпопею «Большая грудь, широкий зад», несмотря на броское название, широкий читатель не вытянет. Китайская вечная тяжелая жизнь его не заинтересует. А вот более лихо написанную «Страну вина», да еще посвященную повальному пьянству и обжорству чиновников, он прочтет, как сенсацию из «Московского комсомольца». Недаром отрывок из нее уже срочно поместил русский вариант «Плейбоя» как «алкотрэшсатирикон». Хватает в романе и сюжетности, и откровенных сцен, и даже чрезмерной жестокости. Как пишет переводчик Игорь Егоров: «"Причем доходит дело до того, что в прокуратуру одной из провинций приходит заявление о том, что в одном из уездов партийные функционеры дошли до того, что детей специально выращивают специально для приготовления из них блюда. С этого начинается книга. В ней и расследование, и переписка одного начинающего литератора с самим автором, и дополнительные новеллы. То есть, это такой мета-роман, составленный из многих частей, и автор постепенно ведет читателя к тому, что реальность начинает смешиваться с тем, что пишут друг другу Мо Янь и начинающий литератор. Это такой метод, чтобы показать, насколько все безумно вокруг…»

Не слишком ли тут будет много правды и о нынешней России? Какая-то перекличка с «Человеком звезды» Александра Проханова.

Закончу свои заметки точным анализом прозы Мо Яня, сделанным его западным переводчиком Говардом Гольдблаттом: « В 1988 года вслед за «Красным гаоляном» появился первый образец страстной метапрозы Мо Яня – «Чесночные напевы» (天堂蒜薹之歌), роман, в котором обличается зло в лице продажных, корыстных местных чиновников.. В 1993 году выходит вызвавшая больше всего шума и самая колкая сатира в истории современной китайской литературы – роман «Страна вина» (酒國). В нем Мо Янь в чисто раблезианской манере высмеивает некоторые стороны китайского общества (особенно чревоугодие – которое в романе доходит до каннибализма - и на присущее китайской культуре увлечение алкоголем). Среди других произведений Мо Яня назовем роман «Сандаловая пытка» (檀香刑), историю любви среди дикости и жестокости восстания ихэтуаней, и имеющий явно выраженную модернистскую направленность роман «Тринадцать шагов» (十三步)… Выполняя поставленную перед собой амбициозную задачу отобразить в двух больших романах хронику китайской истории 20 века, Мо Янь пишет роман «Большая грудь, широкий зад» (豐乳肥臀), в котором рассказывает нелицеприятную правду о жизни в первой половине века семьи, состоящей из одних женщин….

Большинству хороших писателей тяжело постоянно поддерживать высокий уровень своих произведений. В случае Мо Яня это не так. Все его романы получили высокую оценку в мире, и каждый из них демонстрирует глубину и широту его исключительного таланта. Он мастерски владеет различными стилями и формами, начиная от мифа и кончая магическим реализмом, жестким реализмом, и т.д. Его произведения отличает поразительная образность, повествование иногда просто завораживает, а персонажи невероятно привлекательны. Проще говоря, он единственный в своем роде. «Пусть это покажется нескромным, - пишет Мо Янь, - но позволю себе сказать, что моими романами в современной китайской литературе создан уникальный стиль письма». И это действительно так! Его воздействие на читателей и на общество и его статус на родине и в других странах подтверждают многочисленные премии и награды…»

Его молчание красноречиво. Его услышали во всем мире!


На пресс-конференции в родном городе Гаоми, провинция Ганьдунь, 11 октября 2012 года.

 

Мо Янь

Гений

Когда Цзян Дачжи был маленьким, старшие люди в деревне и учителя в школе считали его самым умным ребенком. Он родился с круглой головой, с блестящими сине-черными глазами, так что, глядя на него, сразу можно было сказать - гений. В то время, когда учителя хвалили его и девушкам одноклассницам он нравился, мы - его одноклассники, всегда терпеть не могли, очень ненавидели его. Теперь мы понимаем, что это нездоровое чувство - зависть. Учитель часто ругал нас и говорил, что наши головы, как нарыв на засохшем вязе, топором рубят, все равно и рубца не сделаешь, что, мол, нам надо учиться у Цзян Дачжи. Наш одноклассник, по прозвищу Пятнистый боров, возражал учителю:

- Голова Цзян Дачжи отличается от наших, как же нам учиться? Неужели наши родители должны второй раз сажать нас в печь?

Слова Пятнистого борова рассмешили учителя по прозвищу Волк. Волк взглянул на голову Цзян Дачжи, на голову, которая выделялась своими способностями и, вздыхая, сказал:

- Действительно, как можно учиться, снова вернуться в печь вам тоже не придется - кирпич, что вышел из обжиговой печи, уже сформирован.

Мы возвращались домой и передавали слова Волка домашним, а они также только вздыхали.

С тех пор Волк большую часть своих сил отдавал Цзян Дачжи, а нас, таких дураков, предоставил самим себе. Цзян Дачжи, в свою очередь, оправдал надежды Волка, сначала он занял первое место в соревновании среди учащихся начальных школ района по написанию сочинений, потом написал научно-фантастическое произведение под названием «Земля - большой арбуз», которое напечатали в газете «Научно - техническая газета учащихся начальной школы». Это событие стало большой сенсацией и превратилось в основную тему разговоров для жителей села, и ее хватило на полмесяца. Отца Цзян Дачжи по имени Цзян Сытин до такой степени переполняло восхищение, что, кого бы он не встречал, не успев сказать и три слова, как тут же заводил разговор о сыне. Позже, когда люди встречали его, просто говорили:

- Старина Цзян, как это тебе удалось родить такого сына? Поделись секретом, и мы также родим себе гения

Старина Цзян, не замечая в речах людей насмешки, наоборот, очень исренне отвечал:

- Да какой там секрет? Так же как семья отца и кровь матери, точно так же, как и качаться от восточной стороны кана до западной стороны, что еще можно сказать, вот так и родился этот ребенок с открытыми глазами. Старина Цзян также сказал, если он еще будет и кушать лучше, тогда Цзян Дачжи еще больше поумнеет.

Люди, которые слышали его слова, говорили:

- Старина Цзян, ты не позволяй своему сыну больше умнеть, если он еще поумнеет, то наши дети должны будут умереть.

А у меня, после того как я понял, что Цзян Дачжи был умным, благодаря своей большой голове, сразу же стали вызревать коварные замыслы. Пятнистый боров был главным зачинщиком. Наша цель была такая - разбить голову Цзян Дачжи, но только так, чтобы это не было раскрыто Волком. Некоторые предлагали поздно вечером выманить его на улицу и палкой нанести ему удар по затылку, некоторые предлагали после занятий спрятаться в переулке и бросить в него кирпич. Все эти способы были отвергнуты Пятнистым боровом, он сказал, что это не подойдет, так можно наделать много шума и беды. И Пятнистый боров придумал таким образом: позвать Цзян Дачжи поиграть в баскетбол и во время игры ударить его мячом по затылку. Во-первых, таким образом, не повредится кожа и не пойдет кровь и Волк не поймает, во-вторых, если что, это можно объяснить как ошибку при передаче мяча. Этот способ получил наше единодушное одобрение. Мы сказали:

- Пятнистый боров, вот ты настоящий гений, а Цзян Дачжи только и смог, как написать пару глупых произведений, что это за гений?

И вот однажды, на уроке физкультуры Волк, как обычно, дал нам баскетбольный мяч, чтобы мы пошли поиграть на баскетбольной площадке. На площадке было множество выемок, и везде был разбросан битый кирпич и колотая черепица, на краю площадки также росло дерево - японская софора, к стволу которого было привязано железное кольцо, служившее баскетбольной корзиной. Девушки прыгали через скакалку, играли в классики, чеканки, а все ребята с шумом гоняли баскетбольный мяч, Пятнистый боров подмигнул глазом, и мы все поняли, мы умышленно стали толкать Цзян Дачжи, сначала у него закружилась голова, а потом, не знаю кто, вдруг подбросил две горсти земли, и закричал: - Мина взорвалась.

Землей засыпало глаза у многих, но больше всего, конечно, досталось Цзян Дачжи. Я увидел, как баскетбольный мяч попал в руки Пятнистого борова, он обхватил мяч обеими руками, занес его над головой и со всей силы ударил Цзян Дачжи по затылку. Бах! Мяч отскочил пулей, и Цзян Дачжи завертелся на месте. Мы с криком бросились за мячом. А Цзян Дачжи остался стоять один и плакал.

После случившегося, все переживали, что Цзян Дачжи доложит об этом Волку. Пятнистый боров с некоторыми из наших, кто был костяком, заключил оборонительно-наступательный союз. Мы ждали наказания Волка, каждый день во время урока все до смерти этого боялись. Но так ничего и не произошло. Мы все так же глупели, а Цзян Дачжи все умнел.

Через несколько лет мы закончили школу и, разумеется, вернулись домой, занялись выращиванием хлеба, стали крестьянами, и только один Цзян Дачжи сдал экзамены в уезде и продолжил учебу. Теперь, когда Цзян Дачжи был далеко от нас, то непостижимое чувство ненависти незаметно исчезло. Но иногда, на заре, мы находили момент и ходили к реке, пока вода чистая и прозрачная, чтобы набрать и отнести воду домой, и всегда встречали Цзян Дачжи, который с ранцем за спиной и пайком спешил в школу. Мы с уважением приветствовали его, и он вежливо отвечал на наше приветствие. Я помню, что тогда у него было очень бледное лицо, так же, как и сам он был грустным, по дороге не шел, а плыл, словно под ногами у него и земли не было.

Перевод Евгении КРАСИКОВОЙ


Комментариев:

Вернуться на главную