29 февраля - 100 лет со дня рождения Маргариты Константиновны Агашиной (1924-1999)
Татьяна БРЫКСИНА (Волгоград)
|
1. ПАМЯТЬ ПРОТИВ БЕСПАМЯТСТВА
Десяток других ее снимков перебираю время от времени, когда и самой взгрустнется, остро захочется пожалковать о жизни, посоветоваться с ней… Фотографическая Маргарита Агашина откликается и сочувствует мне, как и при жизни — без слов, без ахов-охов, — одними глазами. Смысл изображения прочитывается не слишком весело: провинциальные поэтессы, принужденные теснить друг друга, непохожие во всем, разновеликие не только внешне, но и по жребию судьбы. Одна другую не отторгает, но и не принимает до конца. Этот снимок мучает меня, я никому его не показываю, но и порвать, естественно, не могу. Прячу фотографию в самый конец альбома, но почему-то чаще всего натыкаюсь именно на нее. Дело не в снимках, конечно… И речь не обо мне. Но фотография эта странным образом проецируется на момент моего знакомства с Маргаритой Константиновной, когда, придирчиво окинув меня взглядом с ног до головы, она насмешливо произнесла: «Разве бывают такие поэтессы?» Я горько плакала от обиды, потом втайне надеялась, что она поймет меня и полюбит. Потепление шло медленно, и мы подружились наконец. Тем не менее холодок отчуждения пробегал между нами иногда. Собственно, долгие рассуждения о снимке и сводились к этому. Наши отношения я бы назвала осторожной дружбой, а если совсем честно, то степень ее осторожности была существенно значительнее моей. Маргарита Константиновна имела на это право. Помимо редкой поэтической одаренности она была человеком высокого достоинства, которого никогда не теряла. Спокойная уверенность в себе не имела ничего общего с самоуверенностью, и людям рядом с ней становилось теплее, появлялось чувство защищенности, чего так не хватает ранимым поэтическим душам. Но и строга была на редкость — на дух не переносила хамскую агрессивную графоманию, да и униженную тоже. Во главе жизненных и творческих принципов для нее всегда оставалась нравственная чистота. В страшном сне не могло присниться, чтобы Агашина использовала чужую строку, скопировала чью-то интонацию, подсмотрела и украла чужой образ. Такое мелкое литературное хулиганство свойственно, да и простительно, лишь безликим стихотворцам с пустенькой душой и блудливой натурой.
При всей ее певучей пластичности, думается мне, стихи Агашина писала будто землю пахала, снопы вязала, жито молотила. Капельки пота на лице, сбитые в кровь руки, горькая бабья припевка для поддержки духа — все просто, ясно, красиво, мудро. Более чем за пятидесятилетний творческий путь в двадцати ее книжках есть, конечно, и неудачи, и повторы, и минутная взгальность, и упрямое отстаивание ложных истин. Но, боже мой, упрекнешь ли в этом женщину-труженицу с судьбой, стрекающей, как крапива, хлебнувшую с лихвой и обид и предательств? Она не стеснялась быть несчастной, некрасивой, брошеной, умела произносить в стихах собственное «я», не прячась за спиной лирической героини.
Впервые стихи Маргариты Агашиной я прочитала задолго до знакомства с ней. Книжка называлась «Платок», и все в ней было другой жизнью, не моей. Строгая исповедь материнского мира — никаких рецептов любви, ничего суматошно-романтического, ни тебе заломленных рук, ни кружевных нарядов — суровая жизнь человека-женщины! А мне все еще хотелось кружевного, праздничного, с бантиками и бабочками, чтобы не жизнь, а субботние танцы! Познакомившись с Маргаритой Константиновной, вникнув в ее поэтический мир, я стала учиться быть взрослой. И она это оценила со временем.
Она вообще любила дарить нам к Новому году и 8 Марта симпатичные мелочи: колокольчики, чайные пары с серебристыми надписями, заказанными у гравера, свистульки глиняные — обязательно со смыслом и значением. В других воспоминаниях я рассказывала о некоторых любопытных моментах общения с Маргаритой Агашиной и повторяться не хочу. Но готова повторять снова и снова: я любила ее с особинкой дочернего чувства, не позволяла себе даже попыток творческого соперничества, старалась помочь, где это было возможно, ценила каждое доброе слово в своей адрес. А на похвалу Маргарита Константиновна была скуповата и даже субъективна порой — что уж тут лукавить? Но и не только в писательском цехе она держалась строго и независимо. Перед властями тоже голову не клонила. На одном из выдвижений Ю. Чехова на пост мэра Волгограда, где по прикидке организаторов Агашина как Почетный гражданин города должна была сказать одобрительно-рекомендательное слово, ей не понравилась двусмысленная роль политической обслуги — она встала и молча вышла из зала.
Просто литература как явление перестала быть идеологической трибуной для власти, и уж совсем перестала быть кормилицей для автора. Нас, нынешних, легко унизить, щелкнуть по носу, заставить за кусок хлеба кланяться дураку-чинуше. Уж и не знаю, кому лучше служить, — фальшивой идее или дурному начальнику? Не служить никому могут позволить себе лишь единицы, да и то… при определенном везении. На долю большинства литераторов Парад планет не выпадает. Даже сестра-пресса поняла невыгодность литературных публикаций для своей коммерческой конъюнктуры. Думаю, в наши дни Агашина уже не написала бы замечательных стихов в адрес главной областной газеты, которыми та гордится уже не по праву. Пасынки новой власти, мы, естественно, нуждаемся в ее любви и заботе, но не умеем, не знаем, как стать любимыми. Стихов она не понимает, а если и читает кого, то лишь авторов из своего чиновничьего круга. Есть такие, и их становится все больше. Однажды заместитель главы администрации Тракторозаводского района без малейшего стеснения сказал мне: «Книги волгоградских писателей нам не нужны…»
Умная Агашина, осознав это уже у последней черты, умудрилась не потерять достоинства. На всех званых и случайных празднествах к банкетному столу подходила одной из последних и садилась в самом дальнем уголке. Это всегда замечали, приглашали ее на почетное место, но она не шла, и часто центр застолья перемещался к ее «тарелке». Видя это, я говорила себе: «Учись, Брыксина!», но многому так и не научилась. Из поэтов нового поколения Маргарита Агашина более всего выделяла двоих: Василия Макеева и Сергея Васильева. Она их любила еще и по-человечески, понимая искренность, светлые души своих молодых друзей. Никогда не обижалась, что семидесятники-восьмидесятники ориентированы на другую поэзию, чем та, в стиле которой писала сама. Дорвавшись до Цветаевой, Пастернака, Ахматовой, Мандельштама, Гумилева, Анненского, Иванова (ряд можно продолжить), мы пытались учиться у них, намеренно усложняли форму, осваивали метафористику, стесняясь порой называть березу березой, любовь любовью, а горе горем, и, как следствие, теряли массового читателя — подавай элиту! Где она сейчас — вожделенная элита? Сидит перед компьютерами? Носит плейеры в ушах? Лениво листает примитивного Пауло Коэльо и непотребного Владимира Сорокина? И в то же время, размягчившись сердцем за праздничным столом, у дачного костерка или на речном песочке все мы по сию пору запеваем со слезой в голосе: «А где мне взять такую песню?» да «Подари мне платок…» Это кое о чем говорит.
Однажды, после 70-летнего юбилея, обласканная и задаренная Агашина сказала мне: «Девочка, не понимаю я этой шумихи. Может быть, и не плохо то, что я сделала, но сделала мало, ни одной толстой книжки не издала. У вас уже такие солидные томики вышли…» В ее словах не было прямого упрека, но и смирения не было тоже. Книжку большего объема она могла бы собрать, но то ли сил не хватало, то ли еще что. Не знаю. Мне всегда казалось, что Маргарита Константиновна, будучи человеком конкретным, редко позволяла себе абстрактное стихописание. Что ни строка — узнаваемая реальность, а это не сообразуется с килограммами словесной шелухи. Не в этом ли и популярность агашинских стихов и песен, их стопроцентное усвоение народом-современником? Считаю, что творческая судьба Агашиной сложилась достойно. На ее век с лихвой хватило славы, поклонения, признания. Жуть отторжения литературы ее почти не коснулась и, может быть, преувеличена мной, но тенденция к этому очевидны. Не дай Бог дожить до времени, когда и Пушкин, и Толстой, и Бунин с Чеховым окажутся истлевшей архаикой безлюдных библиотек. Высокому строю человеческой души нынешние песни уже не послужат, и это печально. Кому это объяснять? В какие бить колокола? Время опомниться еще есть и наверняка есть во власти люди, понимающие суть происходящего. Ренессанс высокой литературы следует начинать с памяти, с благодарности данникам пера, уже отошедшим в мир иной. У нас в Волгограде это прежде всего Маргарита Агашина! Не ей это нужно — нам, беспамятным, чтобы из детей и внуков воспитать добрых людей, способных на дерзание и подвиг. Интересная деталь. Маргариту Агашину угораздило родиться в самый неудобный день календаря — 29 февраля. Високосный этот день испокон считается несчастливым, да и зовется по православному календарю — Касьян Хромоногий. По поверьям Касьян лют, скуп и нелюдим. Рожденные на Касьяна Хромоногого обречены день рождения праздновать раз в четыре года, но Маргарита Константиновна как-то прилаживалась: в невисокосные годы собирала друзей либо 28 февраля, либо 1 марта. Иногда женская компания из пяти-шести человек застольничала в барчике Дома литераторов. Было это замечательно — никакой «бабской говорильни», пустых пересудов, сплетен. Рядом с Агашиной мы отогревались душой, нахохатывались празднично, обязательно пели ее песни — пусть не слишком голосисто, но искренне. Маргарита Константиновна никогда не подпевала, лишь улыбалась иронично и терпимо. На другой день после писательских посиделок, а иногда и накануне, Агашина устраивала большой девичник для подруг-ровесниц, и были эти праздники главнее наших. Мы соглашались без ревности: девичник для посвященных — это святое! После семидесяти агашинские застолья становились грустнее год от года. Она все чаще болела, временами теряла память, иногда плакала. Зайдет, бывало, в кабинет ответсекретаря, сядет у окошка, молчит. Я тоже молчу, не докучаю расспросами, но вижу с болью, как она крепится, мучительно смаргивая подступающую к глазам слезу. Чтобы отвлечь ее от горьких мыслей, говорю: «Маргарита Константиновна, мы давно собирались поискать вам мягкие кожаные тапочки на лето… Может, сходим в магазин?» — «Зачем они мне, девочка? В старых дохожу…» — отвечала она и уже отмякшим голосом начинала рассказывать, как трудно ей живется, как она измучена сложными взаимоотношениями в семье.
Маргарита Константиновна Агашина умерла 4 августа 1999 года в возрасте семидесяти пяти лет. После сложнейшей операции пролежала в коме несколько дней, так и не пришла в сознание. Каждый день мы звонили главврачу больницы, и он сострадательно отвечал: «Я понимаю вашу тревогу, но изменений к лучшему нет».
Чуть ли не каждый из выступающих уверял, заклинал себя, собравшийся народ и ее, разумеется, что память о ней будет вечной, что музей им. Агашиной, на худой конец комната в музее творческого наследия, обязательно появится в Волгограде. Искренне верили в это! «Вымерзают с асфальта последние зимние лужи, А вам, дорогие земляки, есть чем помянуть свою «Волгоградскую берёзку»?
2. РАСТЁТ В ВОЛГОГРАДЕ БЕРЁЗКА В энциклопедии Волгоградской области о Маргарите Агашиной сказано следующее: «Агашина Маргарита Константиновна (29.02.1924, д. Бор Ярославской обл. – 04.08.1999, Волгоград), русская поэтесса. Почётный гражданин города-героя Волгограда. В девятнадцать (девятнадцать – ошибка. На самом деле двенадцать. – Прим. Авт.) лет опубликовала свои первые стихи в ивановской областной пионерской газете «Всегда готов!». В центральной печати её стихи появились в 1949 году, за год до окончания Литературного института им. М. Горького. С 1951 года связала свою судьбу с Волгоградом, которому посвятила немало стихов, одно из популярных – «Растёт в Волгограде берёзка» – стало песней. Первый лауреат литературной премии «Сталинград», учреждённой Союзом писателей России, Волгоградской областной администрацией и Волгоградской писательской организацией, автор книг «Моё слово» (1953), «Наша Алёнушка» (1953), «Бабье лето» (1956), «Сорок трав» (1959), «Стихи о моём солдате» (1963), «Непросто женщине живётся» (1968), «Избранная лирика» (1969), «Девичник» (1972), «Платок» (1975), «Избранное» (1986) и др. Большая часть из них увидела свет в Волгограде». Что ж сухая информация мало о чём рассказывает, но даже названия агашинских книг говорят сами за себя: Родина, Сталинград, женские судьбы, любовь, разлука. Всё это было главным в её творчестве и её судьбе. А личностью она была очень непростой – сильной, гордой, самостоятельной. Человек формируется в детстве – это общеизвестно. Известный волгоградский учёный Виталий Смирнов в книге «По следам времени» пишет: «Я не знаю, какой девочкой была Рита Агашина, но уверен, что в другой девочке, детдомовке, о которой Маргарита Агашина вспомнила в самолёте, рвущем воздух навстречу рассвету, навстречу залечившей раны Корее, она видела… себя». А было так. В 1952 году, когда в Корее шла война, а недавняя выпускница Литературного института стала «новосёлом» Сталинграда, на тракторный приехала делегация английских женщин. Посетили детский дом, в котором жили дети, оставшиеся без родителей после самой большой войны века. Женщины осмотрели белые спальни с накрахмаленными занавесками на окнах. Попробовали яблок из детдомовского сада. Послушали пионерские песни. А вечером, когда ребята сели за уроки и в доме наступила тишина, гости вошли в комнату для занятий. Увидев на стене большую карту мира, одна из англичанок спросила сидящую ближе всех к карте девочку: – Ты знаешь, где моя родина – Англия? Девочка встала и чётко ответила: – Ваша родина находится здесь, – и показала на карте Великобритании Лондон. И звонко продолжила: – А ещё я знаю, где находится Корея. Сейчас английские лётчики расстреливают с самолётов корейских детей. Может быть, не очень вежливо говорить гостям в глаза такую страшную правду, но эта сталинградская девочка не могла сказать иначе. – Она молодец, маленькая сталинградка, моя землячка с тракторного! – скажет много лет спустя, вспомнив об этом эпизоде, в трагической поэме «Я люблю тебя, Корея» (своей любимой книге) Маргарита Агашина. Впрочем, я знаю, какой девочкой была сама Рита. – В 1941 году, – вспоминала одна из бывших землячек Маргариты Агашиной из города Тейково Ивановской области, – я работала здесь в госпитале операционной сестрой. К нам часто приходила девочка-подросток с белыми косичками. Раненые очень любили её, называли «сестрёнкой». Она писала за них письма, кормила, помогала при перевязках и – читала свои стихи. Звали девочку Рита Агашина. А вот как об этом вспоминает сама Маргарита Константиновна: «Принесут из прачечной огромный перепутанный узел выстиранных бинтов, и мы полдня его распутываем. Вытянешь бинт, привяжешь к пожарной лестнице на школьном дворе, отойдёшь чуть ли не в другой конец двора и начинаешь этот бинт скатывать. Скатываешь туго-туго, идёшь потихоньку к лестнице и вспоминаешь: а по этой лестнице зимой забирались на школьную крышу и Генка Рачков, и Витька Калинкин, и все наши мальчишки... Теперь мальчишки на фронте. А мы вот – катаем бинты, встречаем эшелоны с красными крестами, учимся в клубе в три смены… Вот тогда пригодился мне отцовский халат. Только пуговицы переставила, да рукава заучила». Не приведи бог, конечно. Каждому расти в такой атмосфере. Но след той школы – школы высокой нравственности и заинтересованного соучастия в судьбе каждого – остался в творчестве Маргариты Агашиной на всю жизнь. Первая её стихотворная публикация состоялась ещё в школьные годы. Поэтому путь (хоть и не без колебаний) для неё в Литературный институт был не случаен, а дата окончания его (1950), по собственному признанию в предисловии к «Стихам о моём солдате», как и дата приезда «навсегда» в Волгоград (1951), стали самыми дорогими её сердцу. А запомнились они, наверное, ещё и потому, что почти совпали с публикацией в журнале «Октябрь» (1951, № 18) поэмы «Моё слово», вызвавшей такую волну откликов, которой, пожалуй, не удостаивалась ни одна другая книга Маргариты Агашиной, и заставившей заговорить о рождении нового поэта, а это была всего-навсего журнальная публикация, всего-навсего дипломная работа студентки литинститута. Пафос названной поэмы – трепетная защита мира во имя детей, во имя тишины на планете – не утратил своей актуальности и в наш дни, дни локальных, но не менее кровопролитных войн. Поэтесса взывает к самому сокровенному чувству – чувству любви, которое должно оказаться сильнее солдатской беспрекословности.
Вот как она обращается к жене американского лётчика, пролетевшего в апреле 1950 года над советским городом Либавой: Прошло много лет. Но я всё помню и твёрдо знаю, что там, на Стрелке, я впервые была счастлива оттого, что все были вместе!» Эта жизненная позиция приносила неизменно успех её творчеству, вызывала чувство сопереживания у читателя, без которого поэзия просто-напросто не может существовать. И ещё было у поэтессы, среди прочих, одно качество, которое тоже настраивает нелицедействующего читателя на одну волну с ней. Его некогда отметил волгоградский писатель, бывший ответственный секретарь организации Николай Мизин. «Что же прежде всего определяет М. Агашину как человека? – спрашивает он. – Можно ответить не задумываясь: искренность, правдолюбие. Более чем за двадцать лет знакомства и дружбы с Маргаритой Константиновной не помню случая, чтобы она покривила душой. В любых обстоятельствах, невзирая на лица, она без обиняков скажет своё мнение о чём бы то ни было, в крайнем случае – красноречиво промолчит». Вот где истоки жизненной и художественной правды её стихов. Эти «истоки» обеспечили агашинской поэзии долгожительство и широкое признание народа. Жила Маргарита Агашина на Аллее Героев, недалеко от места, где горит Вечный огонь, где еще недавно стояли с автоматами на груди мальчишки Волгограда.
Ко многому обязывает это «соседство» с Вечным огнём. И в первую очередь – к тому, чтобы сверять свою жизнь с высокими заветами тех, во имя кого горит Вечный огонь. К тому, чтобы отблеск огня не угасал ни в душе поэта, ни на страницах его произведений. К тому, чтобы и после жизни главным наследством потомкам оставались нетленные идеалы Правды, Добра, Достоинства, Чести. М. Агашина — первый лауреат Всероссийской литературной премии “Сталинград”. И это не случайно! Следом за ней были награждены Юрий Бондарев, Михаил Алексеев. Пётр Селезнёв, Валентин Леднёв, оружейник Михаил Калашников. Но первой была именно она. Василий Макеев: «Однажды Маргарита Агашина написала редкие для себя белые стихи, как всегда грустные:
Владимир Овчинцев:
...Стихи-посвящения, думается мне, вполне уместны в этом, казалось бы, парадном очерке о почётном гражданине города-героя Волгограда Маргарите Константиновне Агашиной. О ней сказано уже многое, но далеко не всё. Ещё одна ипостась – может быть, даже главная – агашинские песни – совсем ещё не раскрыта. А ведь именно песни: «Подари мне платок», «А где мне взять такую песню», «Волгоградская берёзка», многие другие – стали её визитной карточкой, всенародной славой, волгоградской гордостью. Волгограду повезло с Агашиной, но как повезло Агашиной с композитором Григорием Пономаренко! Прекрасный мелодист, переполненный чувством любовного лиризма, он видел стихотворный текст каким-то колдовским чутьём. Успешно работая с Агашиной, он чуял это и в Василии Макееве, но тот по-глупому отказался, не желая хоть на чуть-чуть подогнуть текст под мелодию. И зря! Прекрасных волгоградских песен могло быть вдвое больше. Песни Пономаренко – Агашиной пели Людмила Зыкина, Анна Герман,.Ольга Воронец, Екатерина Шаврина, Вероника Журавлёва, много других замечательных певиц. Но главное – их пел, поёт и будет петь народ.
Я чуть не плакала, когда песни Агашиной затягивали женщины на самом Дальнем Востоке, в Находке, на юбилейном торжестве тамошней жительницы. Они с недоверчивым изумлением посмотрели на меня, когда я сказала, что хорошо знаю Маргариту Агашину, дружу с ней, состою в одной писательской организации. «Не может быть!» Может, дорогие, может! Так оно и было. Так оно и есть. Большие таланты живут рядом с нами, маются житейскими проблемами, болеют и тихо уходят из жизни, как ушла 4 августа 1999 года Маргарита Константиновна Агашина.
Ей поставили мраморный мраморный памятник работы Виктора Фетисова в маленьком скверике против магазина «Современник», а заслуженного музея так и нет. Нет даже регионального музея творческого наследия, где могла бы быть агашинская комната. Сделал попытку Институт экономики, социологии и права (если не ошибаюсь), даже учредил премию имени Агашиной для молодых поэтов, ежегодно Агашинские чтения, но… Ушли по своим жизненным дорогам энтузиасты, и все заглохло. А мы столько экспонатов отдали туда! Рукописи, фотографии, автографы, сувениры от Агашиной, её личные вещи, даже синий шёлковый платок… Помните песню «Подари мне платок, голубой лоскуток»? Свой синий платок с шёлковыми кистями она подарила мне, а я опрометчиво передала его в это вроде как музей. Думаю сейчас: жив ли платок? Цел ли? Или валяется где-то в пыльном, бесхозном углу? Понятно, что в общественной жизни Волгограда Маргарита Агашина была заметным, а то и знаковым человеком. Но не только в писательском цехе держалась строго и независимо. Перед властями тоже голову не клонила, особенно в пожилом возрасте. Однажды на предвыборной встрече с кандидатом в мэры, где по прикидке организаторов Агашина как почётный гражданин города должна была сказать одобрительно-рекомендательное слово, ей не понравилась двусмысленная роль политической обслуги – она встала и молча вышла из зала. Президиум огорченно шевельнулся, мол, куда же вы, сейчас ваша очередь… Ан нет, не остановилась. В коридоре сказала жёстко: «На подобные мероприятия меня больше не зовите. Я больна, еле сижу, а меня ставят в конец очереди за какими-то прохвостами из непонятных партий. Кстати, к претенденту у меня претензий нет. Можете передать им». Творческая судьба Агашиной сложилась, на её век с лихвой хватило славы, поклонения, признания. Жуть перестроечного отторжения литературы её почти не коснулась, слава богу. Интересная деталь. Маргариту Агашину угораздило родиться в самый неудобный день календаря – 29 февраля. Високосный этот день испокон считается несчастливым, да и зовётся по народному календарю Касьян Хромоногий. По поверьям Касьян лют, скуп и нелюдим. Рождённые на Касьяна Хромоногого обречены день рождения праздновать раз в четыре года, но Маргарита Константиновна как-то прилаживалась: в невисокосные годы друзей собирала либо 28 февраля, либо 1 марта. Главными её гостями были подруги-гидростроевки. Мы признавали их главность и не ревновали. О личном, женском, о семье в данном случае говорить сложно. Об этом сама Маргарита Константиновна без утайки писала в своих стихах и песнях. Вспомните хотя бы «Что было, то было…» Не очень складная, но по-своему счастливая любовь с эпатажным поэтом Виктором Уриным, носящим потрёпанного орла на плече, ей давлась нелегко, конечно. Он то приезжал в Волгоград, то месяцами гастролировал где-то, не всегда даже сообщая верно ждущей женщине о месте своего пребывания. От него родились дочь Елена и сын Виктор – Виктор Викторович стало быть, у которого в свою очередь тоже родился сын Виктор, бесконечно любимый внук Маргариты Константиновны. Три Виктора – три победителя… Это что-то да значило для неё! И что тут лицемерить?! Хороший поэт всегда и во всём открыт своему читателю. По-другому не бывает, не может быть. Но при условии, что речь идёт о хорошем, настоящем поэте! Ведь и высокое своё звание почётного гражданина города-героя Волгограда Маргарита Агашина получила за всё стихотворно-песенное творчество в совокупности, в том числе и за предельную искренность, открытость, достоверность. Откуда бы иначе взялась эта щемящая народная любовь? Кстати, говорят, что агашинская берёза, посаженная ею на Мамаевом кургане, отжила свой век, но благодарные почитатели славной землячки посадили на том же месте молодое деревце. Жизнь идёт, но и память не умирает. |
|||||
Маргарита АГАШИНА (29 февраля 1924 - 4 августа 1999)
«ПОПРОБУЙ ЕЁ ПОЗАБУДЬ..» |
|||||
|
* * * РОВЕСНИЦАМ * * * * * * |
* * * ...Поезда вдали гудели встречным. * * * |
||||
«ВОЛГА ЕЁ ПЕСНИ НАПОЁТ...» Василий МАКЕЕВ: «КАК У ВСЕХ НА СВЕТЕ…» Маргарита Агашина – боль и любовь волгоградской земли. «У меня одной в новогодье «Зачем кольцуют белых чаек? Но каждая книжка у Агашиной получалась в первую очередь очень сталинградской, очень солдатской. Понятно её желание отстоять, возродить и напомнить то возвышенное и светлое, что мы впопыхах невзначай охаяли. «Мы осиротели в одночасье… Бог не выдаст, ближний не осудит, И над молодой её могилой Знаю, чувствую, что за всю агашинскую любовь ко мне обязан я написать точнее и вдумчивее, полновеснее, что ли… Я напишу, Маргарита Константиновна! Хоть и труднор это – добавить самую малую чёрточку к Вашему светлому, горькому, хорошо известному портрету.
Александр АНАНКО: МАРГАРИТЕ АГАШИНОЙ На улицах ветра кипели, Он по плечу меня похлопал: Мне было отчего-то зябко, Но я-то знал простые истины, Всё это изложил я сбивчиво |
|||||
Наш канал
|
|||||
|
|||||
| Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-" |
|||||
|
|
|||||
|
|
|||||
Одну из агашинских фотографий — крупноформатный цветной портрет работы Николая Антимонова, я храню для музея творческого наследия, очень надеясь, что он (музей) все-таки появится в Волгограде. Маргарита Константиновна снята среди изумрудных майских березок в сквере над рекой Царицей. Маленькая и грустная — выглядит она на портрете очень трогательно. 
Многопартийная катавасия с ее трескучей амбициозностью Агашину сильно раздражала. К тому же она не хотела мириться с вынужденной потерей Родины под названием Советский Союз. Боль эта не покидала ее ни на минуту, становясь чуть ли не яростью в спорах с оппонентами. Приглашали Агашину на встречу с Михаилом Горбачевым, ставили перед камерой с Борисом Ельциным, вводили в мэрские и губернаторские кабинеты — ни намека на умильную улыбку! Холодно глядя в сторону, Маргарита Константиновна оставалась вежливо-непроницаемой. Она не чтила власть, приветы и награды от нее воспринимала как протокольную формальность.
