ПЕРВЫЙ
Во всём, во всём был Пушкин первый –
Не только в славе и любви,
Но и в презренье к сытой черни,
И в буйстве духа и крови.
Он первым был и есть от века
Певец народа своего,
И нет в России человека,
Чтоб так же чтили, как его.
Он первым нас без рамок узких
Смотреть на белый свет учил,
И первым из поэтов русских
Он пулю в сердце получил.
* * *
Подумать только! Были годы,
Когда последний из повес
Мог накатать подобье оды,
В конверт и - “Пушкину А.С.”
Когда его таланта пленник
Однажды утром по пути
Мог постучаться в “Современник”
И в кабинет к нему пройти.
Когда ты мог, листая прозу
Или стихи, чья грош цена,
С ним оказаться носом к носу
В известной лавке Смирдина.
Когда порой, спеша куда-то,
Толкнув прохожего - “Пардон!”-
Мог обернуться виновато
И вдруг узнать: да это ж он!
Когда - о, если бы вернули
Тот день и ту связали нить! -
Ещё ты мог его от пули
Своею грудью заслонить.
СЛУЧАЙ ПОД ОДЕССОЙ
(Быль) Отчего пальба и клики?..
А.Пушкин Однажды Пушкин в ссылке южной,
Забыв друзей, забыв врагов,
И чувство к женщине замужней,
Аж волком взвыл и был таков.
Он убежал за город, в поле
И долго брёл… Какая тишь!
В душе ни горечи, ни боли.
И не свобода здесь, а – воля!
Вот руки вскинь – и полетишь…
Вдруг видит: около опушки
Чернеет что-то здесь и там.
Всмотрелся: ба! Да это пушки.
И слышит – ушки на макушке –
- Орудья к бою! По местам!
Поэт подумал: «Знать, ученье».
Глядит с улыбкой на губах.
В его постылом заточенье
И это было развлеченье.
А пушки как шарахнут: бах!
Гремит «ура!», и от позиций
К нему бежит служилый люд.
Глаза горят, сияют лица,
А кто готов и прослезиться,
И клики: «Пушкину – салют!»
А вслед без лишних разговоров
Подходит бравый командир:
- Пардон. Штабс-капитан Григоров.
Венный мой кумир – Суворов,
А вы – в поэзии кумир.
Поэт смущён: - А может статься,
Ошибка вышла, капитан.
К лафетам прежде чем кидаться,
Не худо б ясности дознаться:
Вдруг обнаружится обман?
Как распознать меня смогли вы
Издалека и без труда?
Но капитан, видать, сметливый:
- Да вы с отметиной счастливой:
Во лбу горит у вас звезда!
И засмеялись оба. – Впрочем,
Беседу мы прервём пока.
Сейчас другим я озабочен.-
Вас пригласить уполномочен
Я офицерами полка.
- О, всей душой! – воскликнул Пушкин.
И глядь, уж через полчаса
В простой палатке шум пирушки:
Гремят бокалы, фляги, кружки,
Гудят хмельные голоса.
Случайная пирушка эта
Была беспечна и легка.
За оду «Вольность», за поэта
Лилась цимлянского река.
Но – черт возьми! – в разгар веселья
Вдруг сам полковник на порог:
- Кто тут палил? Что за безделье?
Кто разрешил хлестать вам зелье?
Как видно, нужен вам урок!..
Все видят, что плохи игрушки.
Вскочил Григоров: - Виноват!
Причина залпа и пирушки
Сам Александр Сергеич Пушкин…
И кто-то пропищал «Виват!»
А в трех шагах в табачной дымке,
Щеку оперши о ладонь,
Кудрявый, с баками густыми –
Неужто он?..- Вы холостыми,
Надеюсь я, вели огонь?
- Так точно, господин полковник!
Готов бы и подписку дать,
Но я солдат, а не чиновник,
От сей пальбы её виновник
Не мог нисколько пострадать.
- Спасибо вам хотя б за это,-
Сказал полковник, мягче став,
Но за салют свой в честь поэта
Вам всё ж не избежать ответа:
Ведь вы нарушили устав.
«Ура!» ещё куда ни шло бы.
Тут можно бы и промолчать.
Но мы-то с вами знаем оба,
Пальбой лишь царскую особу
Нам полагается встречать.
- Так точно! – капитан ответил
И просиял весь, как заря,
И стал так радостен и светел,
Что полковой в усы заметил:
- Ему поэт милей царя…
- Готов на всё! - сказал Григоров.-
Хоть в рядовые, хоть в Читу!
Вздохнул полковник: - Ну и норов!..
Я против строгих приговоров,
А смелость вашу я учту.
И обернулся в дверь: - Василий!
Давай ещё вина сюда!
Мы выпьем, первый бард России,
За то, чтоб только холостые
Вы залпы слышали всегда.
И вновь веселье засверкало,
Как новый начался прибой,
И всё опять пошло сначала -
Шипенье пенистых бокалов
И пунша пламень голубой…
Ах, как давно всё было это!
С тех пор, как тот салют затих,
Никто в России на поэтов
Уже не тратил холостых. |
СМЕРТЬ АРТИСТА
Есть не земле дела такие,
Что могут их начать одни,
А завершить уже другие
Уже совсем в иные дни.
Построить дом или плотину,
Народ лечить иль просвещать, -
Ты можешь это брату, сыну,
А то и внуку завещать.
Пусть даже счастья Архимеду,
Эйнштейну жизнь бы не дала, -
Другие, - те, что шли по следу,
Их совершили бы дела.
Но вот фрагмент: “Съезжались гости...”
Он начат Пушкина рукой.
Росточек сей какие грозди
Принес бы? Злак иль плод какой?
Никто не знает. Зыбкой тени
Не разгадать уж никому.
Всё знал о ней один лишь гений,
Унесший замысел по тьму.
Прошло сто лет, пройдет и триста,
А мы всё будем ждать гостей.
Вот потому-то смерть артиста
Непоправимей всех смертей.
ЦВЕТОК И ЖЕЛЕЗО
Бывают странные сближения.
А.С.Пушкин
1.
Порой столкнешь событья, даты -
И словно вспыхнет свет во тьме...
Влюблённый Пушкин в 25-м
Об Анне Керн писал в письме:
«Я что ни ночь брожу по саду
И повторяю: здесь она
Меня дарила добрым взглядом,
Со мной болтала до темна.
Она споткнулась тут о камень,
Не разглядев его во мгле,
Его я выкопал руками -
Теперь он на моём столе.
А рядом - ветвь гелиотропа,
Подаренного ею мне.
Её унесшей тройки топот
Мне часто слышится во сне…»
2.
Но вот уже я телезритель,
И предо мной дней наших сын -
Герой труда, мастак-строитель
Иван Васильевич Комзин.
Я верю чувств его избытку,
Ведь он – всю правду не тая:
- Когда мы строили Магнитку,
Негаданно влюбился я.
Ах, эта клёпальщица Дуся!
Какая девушка была!
Я за неё бы мог, не труся,
Пойти на громкие дела.
А рядом с ней был тихим, робким.
Возможно, тем и угодил.
Она дарила мне заклёпки,
Когда я мимо проходил.
Их набралось довольно много.
- Бери! – смеялась,- Накуём!
Одна – уж не судите строго -
Доныне не столе моём…
Экран погас, исчез рассказчик.
Кусок железа и цветок…
Как жизни той и сей образчик,
Не сопоставить я не мог.
Да, прихотливы жизни тропки.
И сколько их, заветных троп,
Где тот найдёт свои заклёпки,
А этот – свой гелиотроп.
Но здесь я разницы не встретил
Между железом и цветком.
Когда твой дух высок и светел,
С иной мерой ты знаком.
Всю жизнь я истово стремлюся
Через моря и горы скверн
В тот мир, где клёпальщица Дуся
Где восхищенье Анной Керн.
Там нет дворянки, нет простушки,
Но – сколько лет и сколько зим! -
Там ждёт нас душ строитель Пушкин,
Там ждёт поэт в душе Комзин.
СОН
Не раз я видел тот же самый сон…
Уже под утро, в три или четыре
Гремит междугородний телефон
И вскакивают все у нас в квартире.
Хватаю трубку. Кто бы это вдруг?
И слышу: «Говорит Иван Иваныч…»
«Какой Иван?» - «Да ты в уме ли, друг?
Я Пущин, Пущин… Ты не пил ли на ночь?»
«Пил,- отвечаю, - только не клико,
А ноксирон, с него мне крепче спится».
Вдруг понимаю: мне шутить легко,
А там - в груди рыдание теснится.
«Сегодня… Нет, теперь уже вчера…» -
То рядом голос, то он слышен еле -
На Черной речке…к радости двора…
Смертельно ранен Пушкин на дуэли…»
Жена за стол хватается рукой,
А дочь бледна, как саван погребальный…
«Позвольте,- я кричу,- Кто вы такой?
Ведь Пущин, всем известно, в ссылке дальней…
Что это – Петербург или Чита?
Алло, телефонистка, что за бредни?»
Но слышу вновь: «Молчат его уста.
Не нынче-завтра час пробьёт последний…»
И тут я понял: это правды глас!
И я кричу: «Где Яковлев? Матюшкин?
Нащокин где? Неужто в смертный час
Один остался лучший друг их Пушкин?
И кто посмел? От чьей он пал руки?
И кем отлита пуля роковая?..»
Но рвется связь, и только шлёт гудки
Междугородняя, межвековая…
Я просыпаюсь. В доме тишина.
На кухне мерно капает из крана.
Дочь сладко спит, и тихо спит жена,
А у меня в груди – живая рана.
И мне невольно думается тут:
Однажды с превеликим удивленьем
Меня в постели поутру найдут
Убитым этим старым сновиденьем...
|