🏠


Николай ДОРОШЕНКО

О КУЛЬТУРЕ ПРИ ВЫЖИВАНИИ «ОКОЛО НУЛЯ»

Никогда такого не было, и вот опять!.
В. Черномырдин

Есть в нашей повседневной жизни ценности, которые по отношению к себе не терпят никаких иных прилагательных, кроме тех, которые не покушаются на их суть. Таковой является и культура. Назови культуру мировой, и это будет обозначать, что речь идет о культуре во всем её мировом многообразии. Назови её национальной, вычленится из общемировой культуры одна из её составных частей. А в результате появления или размывания сословных границ, национальная культура делится на социальные сегменты или, наоборот, становится общенародной. И точно так же, когда разными культурами преодолеваются географические и национальные границы, то начинаются у культур процессы взаимовлияний, и тем самым активизируется стремление к общему развитию. Например, когда греки с их высокоразвитой культурой оказались в составе Римской империи, то в литературе и искусстве победители охотнейше оказались самыми прилежными учениками у покорённых греков. Но это значит, что римляне находились на достаточно высоком уровне собственного культурного развития, чтобы возмечтать о том дне, когда собственных Гомеров и Платонов земля римская будет рождать.

А бывало и так, что более воинственные варвары и даже цивилизованные народы по демографическим, экономическим или политическим причинам стирали бесследно с лица земли целые цивилизации вместе их народами. Однако, при  этом их собственные культуры во всех своих смыслах и значениях оставались культурами точно так же, как наши промышленные предприятия, даже и обновляя состав своей продукции, оставались промышленными предприятиями (до тех пор, пока в 90-е годы их не превратили в склады или во что-то иное).

Но, например, после 1917 года наша отечественная культура вдруг стала преобразовываться в «пролетарскую» при всем том, что никакой пролетарской культуры по аналогии с «дворянской», «разночинной», «сельской» или «городской» в тогдашней России даже в помине не было. А «разночинный» Максим Горький назывался «пролетарским» писателем лишь в политическом значении его творчества, а не в культурном.

Разумеется, не у всех сразу же помутился разум. Профессиональный литературовед, критик, писатель и социолог Иванов-Разумник, придерживающийся народнических традиций русской интеллигенции, в 1919 г. на заседании Вольного философского общества пытался, например, понять:

«Мы только знаем, что случилось «что-то» в мире, и это «что-то» вылилось в формы социальной революции и потрясло старый фундамент, старые устои. Пошатнулось – что? – цивилизация или культура?»

И не веря в социальный (цивилизационный) проект без уже состоявшегося культурного фундамента, он недоумевал: 

«Подходя теперь к вопросу о «пролетарской культуре», я хотел бы сразу сказать: я понимаю, когда говорят «буржуазная цивилизация», «пролетарская цивилизация», но я совершенно не в состоянии понять сочетания понятий, когда речь идет о «буржуазной культуре» или «пролетарской культуре» <…> понятие «цивилизация» является классовым и в то же самое время интернациональным, понятие же «культура» – внеклассовым и в то же самое время народным <…> когда мне говорят о творчестве Пушкина или Льва Толстого, то я чувствую, думаю и знаю, что творчество Пушкина и Льва Толстого идет из глубоких народных корней, что здесь идет речь о культуре не классовой, не дворянской, не буржуазной, а народной».

И только идеологи «пролеткульта» сомнений не знали. Вот аргументы некоего П. К. Безсалько:

«Если кто обеспокоен тем, что пролетарские творцы не стараются заполнить пустоту, которая отделяет творчество новое от старого, мы скажем – тем лучше, не нужно преемственной связи. … Вы разве не чувствуете, что классическая школа доживает свои последние дни? Прощайте, Горации. Рабочие поэты, писатели образовывают свои общества… не нужно преемственной связи».

А вот пролеткультовец В. Полянский:

«Говорят, что нет буржуазной музыки. Неправда, есть. Я знаю, как мы все любим музыку Чайковского, особенно интеллигенция. Но можем ли мы ее рекомендовать пролетариату? Ни в коем случае. С нашей точки зрения в ней очень много чуждых нам элементов. Вся музыка Чайковского, отражающая определенный момент исторического развития, проникнута одной идеей: судьба господствует над человеком».

Справедливости ради, можно припомнить, что Ленин и Луначарский все же не теряли здравого рассудка:

«Отбросить науки и искусство прошлого под предлогом их буржуазности так же нелепо, как и отбросить под тем же предлогом машины на заводах или железные дороги» (Луначарский).

Но в 30-е годы у «пролетарской» страны времени на дискуссии уже не оставалось, поскольку против неё уже вооружал Германию весь «интернациональный капитал». И Сталин отечественную культуру пролетариату вернул. Хотя, если уж, в том начальном периоде советской истории разбираться более дотошно, то не трудно убедиться, что у невиданного социального проекта, затеянного «ленинской гвардией», культурный прообраз все же был. Атеистическое государство лишь делало вид, что советские коммуны ничего общего с первыми христианскими общинами иметь не должны. И достигшая даже и статуса сверхдержавы наша страна обрушилась до нынешнего нам всем известного  состояния только потому, что вдруг отказалась от родства с  христианскими заповедями, в советскую культуру вросшими:

«Кто не хочет трудиться, тот и не ешь» - (2Фес.3:10); «Не о себе каждый заботься, но и о других» - (Фил.2:4); «Никто не ищи своего, но каждый - пользы другого» - (1Кор.10:24); «Нет больше той любви, как если кто душу положит за друзей своих» - (Иоан.15:13); «Все вы братья» - (Мф.23:8); «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти» - (Гал.5:13) (и.д., и т.д.!)

 

А чем же была заполнена та образовавшаяся «пустота», которая после 1991 года должна была «отделить творчество новое от старого»?

Прежде всего, было реабилитировано и на всеобщее обозрение вытащено из запасников «новое искусство», родившееся в пене «пролеткульта». А в продолжение этих образцов, быстренько получивших статус «классики мирового значения», затем появились уже современные «новые литература и искусство» как свободные и не «проникнутые господством над человеком» не только исторической «судьбы», а и самой культуры.

И в этом революционном процессе роль комиссара была поручена Соросу, представляющему в своем лице тот бывший когда-то  христианским Запад, где не только «культурным», а и даже «сексуальным» революциям начало было положено аж в 60-е годы прошлого века.

 

Надо отдать должное новым революционерам, они действовали вполне «бархатными» методами, и если российский парламент расстреляли, то только потому, что в 1993 г. появилась угроза, подобная Кронштадтскому мятежу, требовавшему обещанной народной демократии. А что касается творческой интеллигенции, упрямо не растворявшейся в серной кислоте новаций, то постсоветская власть великодушнейше сделала вид, что культуры отечественной уже не существует, что уже она умерла.

Но в нулевые все-таки началось подобие «оттепели» и русские писатели, от которых уже было зачищено все российское информационное пространство, вдруг оказались приглашенными в Кремль наряду с писателями модифицированными. Потом был Год литературы и опять нам, «всего лишь» русским писателям, было дозволено сидеть на встрече с самим Президентом. И хотя никому из нас, исполняющих роль призрака принцессы Ольденбургской, не было предоставлено слово в рамках этой встречи даже на пленарных заседаниях, мы обрели надежду из мертвых воскреснуть.

Тем более, что в политический лексикон власти уже стали возвращаться даже и такие контрреволюционные идиомы, как «русский мир», «духовные скрепы», «традиционные ценности»…

И в том же 2014 году после хоть и нацистского, но в целях утверждения «либеральных ценностей» состоявшегося государственного переворота в Киеве, вдруг было Кремлем проявлено к «русскому миру» не мыльное, а вполне деятельное сочувствие.

И даже появились подписанные Путиным «Основы государственной политики в области культуры», восстанавливающее порушенную связь времен:

«Россия - страна великой культуры, огромного культурного наследия, многовековых культурных традиций и неиссякаемого творческого потенциала.
В силу своего географического положения, многонациональности, многоконфессиональности Россия развивалась и развивается как страна, объединяющая два мира - Восток и Запад. Исторический путь России определил ее культурное своеобразие, особенности национального менталитета, ценностные основы жизни российского общества.
Накоплен уникальный исторический опыт взаимовлияния, взаимообогащения, взаимного уважения различных культур - на этом естественным образом веками строилась российская государственность.
Ключевая, объединяющая роль в историческом сознании многонационального российского народа принадлежит русскому языку, великой русской культуре».

 

И при том, что за минувшие со дня появления этого основополагающего документа семь лет чиновники от культуры в него даже не заглянули, лично я жил в ожидании чуда – до появления проекта новой редакции «Основы государственной политики в области культуры».

В ней наконец-то появилось то определяющее смысл «новой культуры» прилагательное, которое только и может объяснить, почему в «стране великой культуры, огромного культурного наследия, многовековых культурных традиций и неиссякаемого творческого потенциала» с 2014 года, например, так и не появилось ни одного выставочного центра, где можно было бы увидеть современную живопись, свидетельствующую о «многовековых культурных традициях». Но зато многие миллиарды были вложены в Дома новой культуры для тех «творцов», произведения которых работники, убирающиеся в выставочных залах, нередко принимают за мусор.

Итак в проекте новой редакции  «Основ государственной политики в области культуры» вдруг появился абсолютно новый раздел: «В области творческих (креативных) индустрий» – декларирующий:

«Сохранение и популяризация локальной идентичности территорий Российской Федерации.
Создание условий для формирования творческих (креативных) индустрий в субъектах Российской Федерации с учетом их айдентики и локального культурного контекста.
Определение приоритетных творческих (креативных) индустрий для каждого конкретного субъекта Российской Федерации на основе их локальной идентичности.
Развитие системы образования и компетенций в сфере творческих (креативных) индустрий.
Создание условий для производства, распространения и популяризации отечественных творческих (креативных) индустрий как на внутреннем, так и на глобальных рынках.
Формирования благоприятной институциональной среды для формирования экосистемы творческих (креативных) индустрий.
Расширение инфраструктуры для развития творческих (креативных) индустрий.
Создание новых рабочих мест в субъектах Российской Федерации с высокой долей творческого (креативного) труда».

Как сказал бы по этому поводу незабвенный Виктор Черномырдин», «нельзя, извините за выражение, все время врастопырку». Вот и была найдена замена прилагательному, определяющему значение «новой культуры» на заре первой культурной революции  как «пролетарская». Культура стала креативной. И, видимо, чтобы Сталину, превратившему за пять лет нашу страну из аграрной в индустриальную, утереть нос, а также, чтобы и пролетариям не казалось, что после уничтожения сталинского индустриального наследия они останутся не у дел уже и в креативной стране, к культуре применили значение индустрии.

А в качестве образца наиболее значительного достижения в области креативной индустрии, заменившей культуру, напротив Кремля на Болотной набережной была выставлена скульптура Урса Фишера, именуемая как "Большая глина №4".

И далее все было, «как у взрослых». То есть, состоялась такая же, как и во времена «пролеткульта», дискуссия, только уже без патетики, уже, скажем так, в духе нашего креативного времени. А в роли оппонента, связь времен не утратившего и в публичном пространстве не запрещенного, оказался известный комик Максим Галкин. Отметив, что скульптура Урса Фишера перед тем, как быть установленной в Моске, стояла в Нью-Йорке, во Флоренции, он рассудил так:

"Но флорентийцы могут хотя бы отойти отдохнуть и подышать  свежим воздухом около произведений Микеланджело и Гиберти, а москвичам разве что до ближайшего князя можно добежать передохнуть. Это ужасно, ужасно реально. Отвратительно. Мерзко. Там нет никакого смысла. В этом нет никакого искусства. И почему никто не скажет, что король голый, что такие художники – это просто бездарные люди, которые прячут свою бесталанность за какой-то свободой формы "я так вижу". Ну да, ты видишь, и мы видим, что это говно! Зачем в Москве ставить это на площади, я не понимаю? А главное, у нас есть талантливые, классные скульпторы современные, наши. Ну поддержите вы их, если у вас есть свободные деньги. Это ваше право и распоряжаться, и вкладывать их в любое говно, но чисто так от нас, от москвичей… Ну я не прав разве? Посмотрите, как это выглядит, и в комментариях напишите: хотели ли бы вы на площади это видеть?! Может, это кому-то надо? Может, я не соображаю!?"

В качестве защитников же выступили, видимо, сторонники замены культуры на креативную индустрию. В сети, в частности, обнаружились директор Музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублёва, экс-гендиректор Госцентра современного искусства (покровительствовавший арт-группе "Война", автору "монстраций" Лоскутову, "человеку-собаке" Кулику и др.), старый друг Михаила Швыдкого и недавний член Общественного совета Российского еврейского конгресса Михаил Миндлин; культуролог, преподаватель МГПУ, лектор проекта "Прямая речь", финалист премии "Просветитель" в номинации Digital Анастасия Четверикова; эксперт Московского центра Карнеги и Российского совета по международным делам Марианна Беленькая; креативщик рекламного агентства "Пикчер", модератор Clubhouse, экс-помощник Дмитрия Гудкова и Максима Каца, мемолог Анатолий Капустин; выпускник ВШЭ, член кадрового резерва правительства Москвы, автор популярного блога "Город для людей" и соавтор проекта "Веломосква" Аркадий Гершман; руководитель Национального агентства по архитектуре и градостроительству Елена Косоренкова и многие другие весьма важные функционеры, модерирующие современные проекты «в области культуры». И их общую точку зрения наиболее циничной откровенностью выразил бывший ростовский активист "Молодой Гвардии Единой России" Павел Гнилорыбов:

 "Нужно ли было согласовывать с москвичами такие произведения искусства? Знаете, когда мы говорим о паблика-арте, вовлечение жителей — это довольно важный процесс. Но это никогда не процесс согласования... Когда мы имеем дело с готовой работой, то очень часто её просто берут и ставят. Потому что у обывателей зачастую не хватает образования и насмотренности, чтобы понять и оценить художественное значение арт-объекта... Возможно, эта скульптура немного сдвинет вкусы москвичей, шокирование — неплохой метод…. 
Реакция москвичей обусловлена отставанием от общемировых тенденций. Российская художественная и скульптурная школа около 50 лет развивалась почти в полной изоляции. Для среднего обывателя вершина понимания — это передвижники и бытовой реализм, а вот с Малевичем уже сложности. Цель установки подобных скульптур — скорее образовательная и просветительская. Нужно показать людям, что мир скульптуры гораздо многограннее, чем просто памятник очередному усатому мужику на коне... Со временем россияне привыкнут к необычным арт-объектам и научатся воспринимать их как искусство. Сначала отрицание, а затем уже через принятие идёт вовлечение в область современного искусства.  Конкретно эта скульптура приносит новое. Это современное искусство, которого в Москве не так и много...Нужно ли было согласовывать с москвичами такие произведения искусства? Знаете, когда мы говорим о паблика-арте, вовлечение жителей — это довольно важный процесс. Но это никогда не процесс согласования...»

То есть, что у культурных граждан в голове не укладывается, то впихивается им через любое, скажем так, отверстие.

Впрочем, не только с москвичами, а и с председателем Комиссии по монументальному искусству при Мосгордуме Игорем Воскресенским, как сообщил он, установка "Большой глины №4" не согласовывалась. Официальное разрешение дал Департамент культурного наследия города Москвы, у которого совершенно иные полномочия.

А что касается профессиональных мнений, то скульптор из Студии военных художников имени М. Б. Грекова Алексей Чебаненко по поводу шокировавшей москвичей скульптуры сформулировал свою точку зрения так:

"Чувства у меня смешанные, потому что когда видишь такое, возникает разочарование. Потрачено столько благородного дорогого материала. И на что? На что-то, напоминающее… это… ну, сами понимаете. Я скульптор. И для меня скульптура — произведение искусства, красота, пластика. Понимаете, даже эту вещь можно было сделать красиво, если учитывать законы композиции, как это делал, например, Генри Мур. А получилось что-то огромное и приляпанное, выглядящее некрасиво и неэстетично, не вызывающее тех мыслей, о которых нам рассказывают организаторы этого мероприятия. Некоторые сравнивают уже это с «Чёрным квадратом». Но эту картину Малевич писал на стыке времён, он точно знал, что и зачем делает, что хочет сказать. Он говорил о том, что конец искусства настал . А здесь? О чем это всё? Скажу так: сложно называть искусством то, что им не является. Поэтому эта скульптура — не искусство! И поэтому мне — как художнику и как москвичу — жалко мой город".

А от имени власти черту подвел мэр Москвы Сергей Собянин на форуме «Российская креативная неделя» (название этого форума явно претендует на то, чтобы вызвать к нему такое же доверие, как к советским ликбезам времен реальной борьбы с неграмотностью).

«Это просто уникальный объект, — сказал мэр. - Мне сложно провести грань между креативным и некреативным музеем. Третьяковка вот, например, креативная или нет? Или у нас только «Гараж» креативный? Или, например, Петр I, который стоит с рулем, — это креативный памятник? Или только «Глина» — креативный памятник? Что из них креативнее? Я думаю, что «Глина».

Так что юношам, мечтающим заработать на хлеб на ниве литературы или искусства, и потому вынужденным делать свой судьбоносный выбор, остается воспользоваться вот этой, уже давно в обиход вошедшей подсказкой Виктора Черномырдина»: «Вопрос не в том, чтобы объединиться. Вопрос в том, кто главный». Ведь кто главнее, тот и реализует исполнение государственной политики в области культуры, а  значит, у него и деньги, выделяемые на это из госбюджета.

 

Кстати, год тому назад наш Союз писателей России вступил в Ассоциацию союзов писателей и издателей, и первой организацией, в которую вступила эта Ассоциация, оказалась именно Федерация креативных индустрий,  которая теперь тоже является субъектом культуры. Ведь именно ей в новой редакции Основ государственной политики в области культуры адресован абсолютно  новый раздел. И коль по нынешним креативным временам вопрос действительно не в том, чтобы объединиться, а в том, кто главный, то Федерацию креативных индустрий возглавляет декан экономического факультета МГУ Александр Аузан - личность, достойная в контексте этой статьи особого внимания.

Более подробно о нем можно узнать по этой ссылке, а я лишь немножко поцитирую о временах, когда в России собственных Основ государственной политики в области культуры еще не было, и их заменял Сорос.

Так вот, Аузан входил в правление соросовского "Открытого общества". И как вызывающий у Сороса наибольшее доверие,  организовывал визит Сороса в Москву в 1997 году и его встречу с российскими бизнесменами и общественными деятелями в пресс-центре Третьяковской галереи. А в 2000 году он учредил и затем возглавил Институт национального проекта (ИНП) «Общественный договор», созданный для продвижения методологии «Новой институциональной экономической теории», разработанной экономистами США для стран с «переходной экономикой», к которым они относили Россию. «Важно, что мы находимся между двумя моделями, — объяснял Аузан. — И совершенно не факт, что удастся перейти к новой модели. Если не удастся, это не катастрофа, это просто такая депрессивная жизнь около нуля». Много всяких иных связей с внимательными к России зарубежными центрами осуществлял  Александр Аузан, успевая входить и в Комиссию по правам человека при президенте РФ, и в комиссию при президенте РФ по модернизации и технологическому развитию экономики России, а затем возглавил консультативную рабочую группу этой же комиссии и был научным руководителем Института национальных проектов, а по совместительству воспевал антипутинские «болотные» события декабря 2011 года. То есть, как и о Парвусе, о нем можно лишь гадать, чьим агентом он на самом деле является. А из его многих рекомендаций по выживанию России «около нуля», мне запомнилась вот эта: «Поскольку мы поставляем мозги Европе, Америке и Израилю, то можно попытаться продавать эти мозги. Брать за образование. Торгуют же футболистами. Можно торговать инженерами, интеллектуалами, программистами».

А вообще-то, даже и при всем том, что в моем тексте слово "креативность" обретает свойства крапленой карты при «культурной» игре, в переводе с английского это слово (create) обозначает всего лишь «создавать», «творить». Но за все те годы, когда это слово воцарилось в русском язык, стало оно синонимом жульничества. Не от нашей, как принято считать, отсталости, а таков уж наш жизненный опыт. Ну, чем, если не жульничеством, является "Большая глина №4"? Просто объяви на всю страну, что у автора мировая известность и заказов «на  25 лет вперед», и даже жертвы Мавроди начнут сомневаться в себе, а не в жулике. Да и то, что вместо русских слов «творческий» или «талантливый» к определенной категории деятелей употребляется иностранное слово, объясняется тем, что культурный человек не может сказать «талантливый вор» или «творческая махинация», поскольку прилагательные подобного рода в русском языке применяются еще и, по меньшей мере, для выражения уважительного отношения. А уж если кому-то надо приучить к чему-то ненормальному как к норме, то, конечно же, лучше обозначить это ненормальное иностранным словом. И тогда, как обещает креативный Павел Гнилорыбов, случится «сначала отрицание, а затем уже через принятие идёт вовлечение в область современного искусства».

И уж если, по словам реформатора российской системы образования Андрея Фурсенко, советские учебные заведения готовили созидателя, то постсоветские должны готовить потребителя, и если, по словам главы Сбербанка Германа Грефа, пытающегося влиять уже на все основополагающие смыслы нашей жизни, грамотными гражданами невозможно управлять, то и культуру, а тем более - литературу в новой редакции «Основ государственной политики в области культуры» понадобилось растворить, как в серной кислоте, в «креативной индустрии». И становится понятным, почему писательские союзы, в отличие от всех других творческих союзов, до сих пор не входят в структуру Министерства культуры, почему они вместе с Роспечатью теперь переданы в структуру Минцифры. На мой вгляд, это лишь потому, что Роспечать делу Сороса не изменила, и значит, теперь уже от лица Минцифры русскую литературу продолжит не замечать.

Почувствуйте разницу между прежним и нынешним, уже начавшем утверждаться в сети, названиями московской старинной усадьбы с памятником Льву Толстому во дворе. В ней когда-то располагался Союз писателей СССР, а теперь - Ассоциация союзов писателей и издателей. Так вот, усадьба до недавних пор называлась Домом Ростовых, и это её название вместе с памятником автору «Войны и мира» создавало ощущение погружения в мир толстовских героев или, по крайней мере, в мир высокой литературы. А с недавних пор усадьба стала переименовываться в ДомРост, и это лишь подчеркивает, что нынешние её владельцы входят в Федерацию креативных индустрий.

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную