Разворачивающиеся в арабском мире революции – это радикальное исполнение учения Ислама о социальной и нравственной общественной справедливости на основе коранических принципов. Да, внешне всё выглядит так, будто арабский мир, много лет делимый на зоны влияния США и СССР, оказался «без присмотра» с соответствующими подкупами-дотациями, и эгоизм правящего класса на фоне накатившегося экономического кризиса спровоцировал волнения беднейших слоёв. Однако за социально-политическими явлениями всегда стоят духовно-идеологические причины: народы, особенно молодые поколения стран Магриба и Аравии не просто разочаровались в перспективах для себя в прозападном либерализме или провосточном социализме, а заявили собственную модель построения общества справедливости – религиозную. Фундаменталистскую.

Ислам – религия единства духовного и материального начал, в нём неразрывны ибадат и муамалят, идеология и шариат, связаны ценности моральные и экономические. А ещё Ислам не признаёт сакральности светской власти, он расходится по миру демократично-сетевым принципом, только одеваясь национальными обычаями правлений Поволжья, Кавказа, Сибири, Ближней и Центральной Азии, при этом никогда не изменяя своей антииерархичной сути. Поэтому ничего удивительного в том, что в XXI веке у правоверных не нашлось лучшего представления о государственном обустройстве, чем существовавшее при Пророке и четырёх праведных халифах. И насильно-революционное установление справедливости оправдывается именно религиозно: всё в мире собственность Аллаха, а временно этой собственностью вправе пользоваться лишь тот, кто лучше других умеет ею распоряжаться. Так что не за горой беда новоявленным «крестоносцам», своими бомбардировками помогающим рождению единого религиозного лидера для всего исламского мира.

В огненном кольце со своим пороховым бочонком затаился Израиль. Только на катастрофическое для социума напряжение экономического неравенства в нём напирают не ортодоксы, а, наоборот, сторонники реформизма: «Бедность хуже пятидесяти казней». Ибо традиционный Иудаизм знает о божественности истинной власти, хранит память о священном помазании на трон, так что либерализм в нём возможен лишь как сектантство.

А что Христианство? Что наше Православие?

Евангелие подчёркивает царственность происхождения Искупителя, и в Таинстве крещения мы обрядово утверждаем, что веруем Ему «яко Царю и Богу». Да и «нет власти, аще не от Бога» – и очень своевременно бы пересмотреть сегодня переписку государя Иоанна Васильевича Грозного с бунтующим против богопорядка Курбским.

Так что же современное Православие? Вот, на наших глазах произошло два государственных катаклизма: «бархатный» распад Советского Союза и кроваво-расстрельное пресечение попытки установить в России парламентаризм. Ну и как на эти эпохальные события отреагировала русская религиозная общественность? Вспоминаются молитвы Патриарха Алексия II перед чудотворной иконой Божией Матери Владимирской, его анафематствование тем, кто прольёт кровь и развяжет гражданскую войну. И его же отпевание эту кровь пролившего Ельцина. Но то Патриарх со своим крестом, Бог всем судья, и все российские патриархи – мученики. А что же Церковь – народ Божий? Что – мы? На (или за) всю страну в октябрьскую уличную протестность вышли единицы священников из свежерукоположенных, да, может, сотня-другая прихожан-неофитов. А где оставались остальные самоопределившиеся как православные христиане? В те годы, и позже? Ведь за властно-политическими сватками последовали научно-промышленная стагнация и экономический крах с дичайшим материальным расслоением общества, с ужасающей массовой люмпенизацией и обвальным моральным разложением. Для миллионов и миллионов молодых, здоровых, умных, талантливых людей исчез смысл учёбы, творчества, профессионализма, да самого труда! Жизнь перестала планироваться. Под сомнение в экономической целесообразности подлегли традиционные семейные и товарищеские ценности. Ненужным стало чадорождение.

Но мы не взбунтовались. Как ни провоцировали нас враги, как ни подталкивали друзья – мы не взбунтовались.

Почему? Мы вымирали и дичали, как, впрочем, вымираем и дичаем и сейчас, но мы не восстали тогда, не особо протестуем и теперь. Отчего? Оттого, что терпение – наша национальная черта? А смирение – религиозная? Но неужто мы, постсоветские люди, всё ещё настолько русские и уже настолько православные, чтоб кровью и верой оправдывать своё … бесстрастие? Или здесь нечто, объявленное русофобами нашей «рабской душою»? Но рабов-то презирают, а нас ненавидят. И боятся. Почему? Мирных-то. Смирных. Или – робких и анемичных? Пустых.

Вопросы, вопросы… Вопросы каждого к себе, только к себе, так как чужой ответ тут не ответ. Это вопросы-ответы личной веры. Именно веры, а не крови.

Попробуем определить нечто нам главное, нечто базовое, для всех неоспоримое. Через те же вопросы: за что же так боятся Россию? За Православие. А за что ненавидят Православие? За обладание истиной – за знание Бога. Все остальные фобии производны.

И насколько же терпение и смирение русского народа смущали и смущают в равной степени, как наших врагов-ненавистников, так и радетелей-заступников. Первые непрестанно подозревают во всём сугубую азиатски подлую затаённость до поры, до времени, а вторые столь же беспродыхно тщатся «пробудить», инфицировать его своей истеричностью. И смыкаются враги и друзья русских христоотвержением, уравниваются христоненавистничеством, единятся христобоязнью. Отсюда все их страхи – это страхи наследной или обретённой ими обезбоженности. Грубо ли отрицая Спасителя, тонко ли искажая Его учение, друзья и враги русских общно не принимают Божьего промысла, равно не понимают того, что сотворённый мир живёт и процветает лишь совпадением воль тварей с волей Творца. И отчаянная жажда революционно менять мир, наскоро перекраивать-переламывать его под своё представление о защищённости от своих же страхов, ведёт лишь к ещё большему отдалению от Бога, с последующим ещё большим отчаяньем. И злобой, злобой.

Ветхий завет вымещал страхи перед миром страхом перед Богом. Новый завет страхи мира отрицает любовью Бога.

«Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное».

Сосредоточие Евангелия – Нагорная проповедь. Десять заповедей блаженства, ступенями возводящие человека к его идеалу. Всего десять, но сколько же святых и мудрецов, мистиков и законников с той поры толковали, разбирали, и доныне разъясняют и комментируют заповеданное на горе! И почти ведь во всех религиях, конфессиях и сектах, отколовшихся от Православия или противостоявших ему изначально, даже в пародийном коммунистическом материализме! находятся нравоучители, которые вполне приемлют эти ступени, приемлют и чистое сердце, и миротворчество. А как обожают, особенно сектанты, «гонимость»! Но при этом они все как-то стремятся перепрыгнуть, перескочить ступень самую первую – нищету духом.

Кто же такие «нищие духом»? Советская энциклопедия договорилась до того, что «нищий духом – лишённый внутренних интересов, духовно опустошённый». Раб. Но «нищий» на древнееврейском – ebjon (эвион) – в ветхозаветных текстах это не просто некто «согбенный», «угнетённый», а именно в русском смысле – «убогий», то есть тот, для кого нет помощи в этом мире, и чьи надежды все только на Бога. Нищий – у-богий – божий . А для современного слуха, «нищий» – это «не ищущий», ничего не жаждущий в этом мире. То есть, не только не имеющий, но и не желающий иметь, «искать» материальных благ. А второе: «нищий» – «ничей». Никому и ничему здесь не принадлежащий. Нищий духом – принадлежащий духом нездешнему .

И только через эту нищету духа – у-богость-божьевость первой Заповеди блаженства и раскрывается первенность заповеди завета Ветхого, определённой Господом нашим Иисусом Христом: «Возлюби Бога своего превыше всего». И здесь наша вера: любящий, Он не оставит любящих Его. И смиренные унаследуют землю.

Но не могут с этим согласиться неправославные. Оттого-то всякий революционер – нерусь и антихрист.