 Андрей РЕБРОВ(г.Санкт-Петербург)
«ВСЕ ПРОИСХОДИТ НАВСЕГДА»
(о книге Валентины Ефимовской «Обратная перспектива»)
Мир невозможно изобразить так же полно и точно, как мы его видим и воспринимаем. Плоскостное живописное произведение двумерено, известные изобразительные средства не могут дать полную картину мира. Каким бы талантливым ни был автор, он создает лишь символичное отражение действительности, используя ту или иную систему построения пространства. Западноевропейская Ренессансная система прямой перспективы предполагает, что параллельные линии, удаляющиеся от наблюдателя, сближаются и сходятся в точку на линии горизонта. То есть на линии горизонта изображение исчезает, сворачивается. Византийская средневековая система предполагает, что точек схода на линии горизонта быть не должно, изображенные предметы представляются увеличивающимися по мере удаления от зрителя, картина имеет несколько горизонтов и точек зрения. Этот принцип, осмысленный математиками и философами Павлом Флоренским и Борисом Раушенбахом, реален и пригоден для изображения мистического мира. И ведь, действительно, иллюзией является то, что предметы уменьшаются по мере удаления от зрителя. Они в размерах не изменяются, многие события, наоборот, увеличиваются в своей исторической и духовной значимости. Как считали духовные художники, зрению, в связи с его плотской природой, нельзя доверять. Поэтому отражение мира в его сложностях и взаимосвязях, своими средствами ищут поэты и композиторы.
Реальность законов мистического мира поэтическими средствами доказывает в своей книге стихов «Обратная перспектива» известная современная петербургская поэтесса Валентина Ефимовская. Автор пытается, как это делали древние мастера, изобразить мир не таким, каким он видится, а таким, каков он есть на самом деле, принимая в качестве аксиомы не опыт земной телесной жизни, а догматы веры. Поэтесса утверждает, что вера не противоречит ни любви, ни искусству, ни науке. Ее книга многоплановая, отражающая очень многие стороны человеческого бытия, доказывает, что духовный мир реален, божественные энергии пронизывают все стороны нашего бытия.
***
Душа видит Истину по силе жития
Исаак Сирин
По-новому крыты и сложены избы,
Но прежняя грусть деревень.
Пусть зыбки дороги, часовенки низки,
Русь — ближняя в мире ступень
К предвечному Небу, к высокому Свету.
Здесь холодно как в небесах,
И так же как тучи, податливы ветру
Посевы, леса и сердца.
А дождь неразрывною серою нитью
Сшивает пространства, чтоб нас
Небесными смыслами объединить, и
Вновь русская ипостась
Земного, хранимого Господом мира
Любовью смогла воссиять.
Нам будет на Истину ориентиром
Крест жертвенного жития.
Стихи Валентины Ефимовской уходят своими корнесмыслами в прошлое, в мир Святой Руси, с ее живописными святынями, небесными приоритетами и духовным космизмом, и, как бы связуя времена, в обратной перспективе, являют нам преображенные, озаренные светом нашего времени, образы мира иного, вечного, непреходящего. А непреходящее в нашей жизни и есть та соединяющая пушкинская «златая цепь» истории и культуры. И значит, это всегда современно и перспективно. Ведь по слову иеромонаха Романа «Поэт всегда хоругвеносец на крестном ходе бытия». Даже в любовной лирике Валентины Ефимовской ощущается порой трагическое сопряжение земного и небесного, греха и очищения-спасенья.
Так сколько же оттенков у любви
В сиянье Богом посланной мне жизни?
Молитвенной любви, Господь, внемли,
Высоким слогом признаюсь Отчизне,
Сыночку малому свою любовь шепчу,
Соотичей — родными называю,
Лишь о любви к мужчине я молчу…
А без любви я не живая!
Целостность мировоззрения поэта видна в стихах, посвященных Отечеству – Великой, возлюбленной России и родному Санкт-Петербургу, в котором во все его века жили предки автора книги. Как говорит философ Александр Казин, « Поэтические средства В.Ефимовской традиционны и вместе с тем глубоко личны и потому близки читателю, воспитанному на русской классике. Будучи профессиональным поэтом, она верна себе как художник и как человек, не подверстывает своё призвание под диктат очередной «элитарной» моды. А смыслы её поэзии вечны, как сама жизнь. Через всю книгу проходят темы дара и веры – христианской веры и дара кровной принадлежности к наследуемому Отечеству. Если творчество Валентины Ефимовской можно назвать женской поэзией, то в высоком смысле этого слова – как говорится, женщина сердцем видит. В предлагаемой книге читатель найдёт и любовную лирику, и признание в собственных бедах, и осмысление любимых произведений искусства. Но главное, что в ней есть – это живое чувство любви к русскому миру, покоящемуся в руке Бога. И автор – женщина и поэтесса – в своем поэтическом поле смело сражается за этот мир, проходящий ныне через очередное метаисторическое испытание. «Царю тому на верность присягну, кто возвратит России Севастополь!» - чеканно заявляет она в известном своем стихотворении, и за этим стоит не только севастопольское детство (отец – военный моряк), но и вся благородная родословная Валентины Ефимовской, восходящая к графскому роду Шереметевых и старинному роду Станкевичей. Самой своей книгой она продолжает служить России, как служили её предки, независимо от того, “какая власть нынче на дворе”».
За век поржавел строй вменённого блага.
Скрежещет ещё механизм
Истории нашей – два гимна, два флага…
Страданье одно – двух Отчизн.
Но ныне в церквах, покаяньем согретых,
Где души молитва живит,
Сердца единятся признаньем заветным
Великой России —
в великой любви.
Валентина Ефимовская убеждена и убеждает нас в том, что, какой бы ни был век на дворе, человек обязан сознательно, с верой в свое божественное предназначение творить свою жизнь. Созидание своей судьбы в осознании Божиего замысла о ней – высшее творческое произведение. Прочитав книгу избранных стихов и поэм «Обратная перспектива», нельзя не присоединиться к вере автора в то, что «Всё происходит навсегда, за всё и отвечать нам».
Роман КРУГЛОВ (г.Санкт-Петербург)
«ХАОС И ГАРМОНИЯ. РУССКАЯ ФИЛОСОФСКАЯ ЛИРИКА»
Отрывок из статьи, опубликованной в антологии «Судьбы русской духовной традиции в отечественной литературе и искусстве» (XX – начала XXI века), том 3, часть 2, 1992–2017, (Cанкт-Петербург, ИД «Петрополис» 2018, серия «Ценностные основания и структура художественного произведения в смысловом пространстве русской культуры»).
Звуковое тождество, возникающее в поэтическом произведении, подчеркивает глубинное сродство, конгениальность всего сущего. Это свойственно поэзии Валентины Ефимовской; зачастую ее стихотворения — это поэтическое (эмоционально-образное, не рассудочное) размышление о природе вещей. В православной поэзии представление о едином источнике всего сущего хоть и задано изначально, но при этом, зачастую, как бы доказывается ходом авторских рассуждений:
Слова созвучны: «боль», «судьба», «любой»,
«спасибо», «богатырь», «богатство»,
«работа», «бой», «божественность», «любовь»…
Чем так сильно слов этих русских братство
Или, вернее, этот древний род?
В нём общий слог сознательно, упорно,
как ДНК, словам передаёт
из века в век одно значенье корня:
Бог — Бо — О — безначальный, наконец,
звук-атом существительного тока:
в благословенном имени О-тец
«О» — будто бы Божественное Око.
Развитие мысли в этом стихотворении соотносится не столько с анализом,
сколько с доказательством теоремы, спонтанно возникающей в уме носителя
языка. Поэтическая гипотеза, попытка вычленения общей праосновы «древнего
рода» слов связана с религиозной традицией, прежде всего, тем, что размышление ориентировано даже не на поиск, а на нахождение Бога. Этой задаче больше
соответствует свойственное поэзии установление смысловых связей на основе
звуковой близости, чем рационально-логическое мышление. В изображении
поэта язык — чудо, а значит, в нем должна действовать своеобразная логика чуда.
Как выразился критик Александр Медведев, Ефимовская — «поэт алхимический, работающий со стихиями, с первоосновами», это видно и на примере приведенного выше стихотворения. В нем сопоставляются стихии разнородные, но не противоположные, — динамика произведения определяется развитием мысли. Однако духовная проблематика в литературе традиционно связана с разрешением конфликтов, обусловленных существованием зла. В мире человека предельная высшая правда не явлена, а между временными частными правдами возможны столкновения. Неравнодушный человек не может и не должен их игнорировать, потому в душе взаимодействуют стихии не только
разнонаправленные, но и, казалось бы, взаимоисключающие:
Когда печально вспоминала мать,
Как зверски хамы храмы разоряли,
Казалось мне — за «белых» воевать
Пошла бы я, сумняшеся едва ли.
Когда по Пискарёвскому хожу
И слышу эхо собственного шага,
В мечтах я в Красной армии служу
И с ней иду упорно до Рейхстага.
Дробится сердце, как в листве заря,
Лишь целому ему бороть стихии,
Постигшему, что служат не царям,
А Божией избраннице — России.
В стихотворении поднята важнейшая проблема русского национального
самосознания в ХХ веке, которая в постперестроечную эпоху стала еще острее.
Борьба советской власти с религией и православной церковью, в частности,
привела к тому, что на долгое время утвердился узуальный стереотип о неразрывной связи христианства только с Белым движением.
Представление о противопоставленности Красного движения христианству может иметь три варианта губительных для русского самоопределения последствий: или между народной властью и важнейшей частью национальной идеи существует роковое противоречие, или советская власть не является народной, или христианство не является основой русской идеи. Все три варианта искажают истину, все три несовместимы с целостным восприятием отечественной истории.
В ХХI веке перед лицом пропаганды, оспаривающей огромное значение победы в Великой Отечественной войне, стало очевидно, что любые антисоветские взгляды являются, в сущности, русофобскими. На новом витке истории конфликт красной и белой «стихий» в сознании русского человека стал еще глубже.
«Дробится сердце», однако сущностный источник противоречий — в дискретности воспринимаемого человеком
бытия; раздробленность мироздания преодолевается верой. Служение «Божией
избраннице России» позволяет принять в целостности антиномии национальной
судьбы и духовно перерасти, казалось бы, неразрешимый конфликт. Православное
мировоззрение поэта проявляется не в тематике или семантике образов, а в том,
что любые, даже, казалось бы, неразрешимые противоречия могут быть разрешены — по логике чуда. В художественном мировидении Ефимовской «светлый
праздник Воскресенья — / Ведомый итог» — любые беды будут преодолены,
потому что они уже преодолены в вечности». |
| |
РОЖДЕСТВО
“Поклонение волхвов”
Художник Филипп Москвитин
Здесь тишина стояла такова,
что было слышно, как сияют звёзды
над млечною Пещерой Рождества –
во всех краях, и знойных, и морозных.
С несхожих мудрецы пришли широт –
на фокус света – пасть к стопам Мессии.
Грехи людей Собой искупит Тот,
Кто явлен здесь. Но как? – не расспросили.
Светло глядит Младенец на гостей,
внимательно на их дары и платья.
Еще не мыслит мир таких страстей,
как Крестный Путь, Голгофа и Распятье.
Им – свой черед. А в Праздник надо ль знать,
как Сын по воле Бога воплощенный,
смерть победит? Но чует сердцем Мать
другую – погребальную Пещеру,
открытую в безвыходности стен
в мир инобытия, любви, спасенья,
к Святой Руси, в чьем духе – жертвы ген
укоренил возможность Воскресенья.
ОБРАТНАЯ ПЕРСПЕКТИВА
Мамы нет уже который год.
Нет… Но ничего не изменилось,
Также дождь за окнами идёт,
Также Солнца скуповата милость.
Также линза памяти чиста —
Дальше фокус, а картинка ближе:
Вижу я знакомые места:
Деревянный храм, в плену он выжил.
Отче Алексий у алтаря,
Богомольцы в купах фимиама,
Осеняет сквозь окно заря
Образа, подаренные мамой.
Высоки Казанские кресты,
Белые над ними птичьи стаи,
К небесам Пасхальной чистоты
По молитвам души возлетают.
Прошлое не кануло вдали.
По закону времени теченья —
То, что стало прахом для земли,
Обретает в памяти спасенье.
Вырица. 2007 г.
***
Моему отцу
Валентину Александровичу Станкевичу
Люблю я воинский парадный ритуал
и строй штыков, готовых к обороне.
Скорблю, услышав оружейный залп,
когда своих военные хоронят.
Несут смиренно: тяжек гроб, как крест;
смысл бытия нам до конца неведом…
И влажны светы офицерских звезд,
затепленных от солнечного света.
И слышится в сиянье тех лучей,
что нет служенья ратного нужней,
и по плечу оно лишь людям сильным…
Пасхален поминальных свет свечей,
вплетенный в имя вечное — Россия.
ПОД АНДРЕЕВСКИМ ФЛАГОМ
В. Н. Ганичеву
Блаженно дыхание бриза
Томительно чайки кричат,
Златою нетленною ризой
На волны ложится закат.
Вздыхая, печалится море,
Что зыбок и призрачен мир.
В пучине лежат, как в соборе,
Священник, матрос, командир.
И вижу я, глядя на воду,
Картины геройских смертей —
В сраженьях морских за свободу
Великой Отчизны моей…
На палубе крови без меры,
Трагедии близок конец…
Своею молитвенной верой
Спасает духовный отец.
Волна заливает каюты,
Корабль оседает кормой,
Кадит до последней минуты
Священник с седой головой.
Детей своих — добрую паству —
Светло осеняет крестом,
Чтоб каждый из гибнущих спасся
И был бы утешен Христом.
«Сдавайтесь! — стихия бесилась —
И жизнь вам враги сохранят».
Но насмерть герои стоят,
Приемля лишь Божию милость
К погибшим за други своя.
ФОНТАННЫЙ ДОМ
Случается, когда сжимает осень
В своих объятьях наш старинный сад —
Пастушки арию, мне чудится, доносит
Напомнивший о прошлом листопад:
Звучит весенний голос Жемчуговой,
Несчастнейшей счастливицы в роду…
И верю я, что возродится снова
И зелень листьев, и живое слово
В невечно умирающем саду.
ВИДЕНИЯ
Когда фонари в полнакала горят
И дома Фонтанного сумрачен сад,
Где вечно вороны решают свой спор
И голые ветки колышут простор,
Когда лица встречных бледны и тонки,
И падают листья в объятья реки,
Во здравии и без смыкания век
Я к предкам хожу в девятнадцатый век…
С гербом особняк, вдоль фасада темно,
Из множества окон мне светит одно —
Отчётливо вижу свечу и киот,
В сиянии дама навстречу идёт
И нежно зовёт в свои руки-крыла,
Как будто меня она долго ждала…
О, чудо! — дано мне сквозь время пройти,
И так хорошо у неё на груди
Недавней вечерни куренья вдыхать
И, вторя ей, «Помню» и «Верю» шептать.
Но мраморным стал кровно-близкий мне лик,
И рядом стоит на коленях старик —
Негромко, но истово молится он,
Не путая титулов, дат и имён.
А мне на надгробьях имён не прочесть.
Но живы доныне, и память, и честь,
И та красота, что убита была…
Зовут на заутреню колокола.
СТАРИКИ
Не меркнет лик живительной реки,
И словно не стареют Росси зданья.
Но в городе должны быть старики!
Бессмертье достижимо состраданьем.
Живых да будет много стариков,
Ворчливых, поучающих, усталых,
Пусть обойдённых славою веков,
Но для меня звучат, как с пьедесталов,
Знакомые рассказы их про те
Сто двадцать пять спасительных блокадных,
Про горький бой в кромешной темноте,
Про сладость слёз победных и наградных.
Без вечностных опор ветшает кров,
Душа без памяти бессовестна и лжива.
Помолимся за наших стариков —
Подольше бы, родные, были живы…
СПЕКТРАЛЬНЫЙ АНАЛИЗ
Митрополиту Константину (Горянову)
Насыщен спектр земного бытия,
нет одинаковых полос в нём. Где-то
в том спектре жизнь отмечена моя
пульсирующей слабенькой дискретой,
лучащей мыслей симфоничный ряд…
Ужели всё в небытие уходит?
О чём созвездий письмена горят
в просторах галактических угодий?
Летят кометы, огненно дыша, —
от своего горения до праха…
Но гасит страхи бытия душа
высоким надбытийным Божьим страхом,
дающим зреть невидимый процесс:
как душ иных могучие дискреты
растут согласно с Волею Небес
и достигают вечной жизни Света.
НИКОЛА ЗИМНИЙ
Декабрь серебрится,
Мороз клубится дымно.
Везде родные лица.
Любим Никола зимний.
Во храме — единенье,
Акафист подпеваю.
Тепло благодаренье
Святому Николаю.
Века благоволит он
В своей чудесной силе
Всем тезоименитым
Сынам Руси-России:
Властительным монархам,
Героям златозвездным,
Крестьянам и монахам,
Здоровым и болезным.
Ему – мольбы и свечи —
Коленопреклоненно,
Ему — курений млечность.
И я, как все, смиренно
Клоню колени к полу
У праздничного чина:
«Храни, святой Никола,
Страну мою и сына!»
ПРЕД ИКОНОЙ ГОСУДАРЯ
Державу взять легко — бери, неси! —
То мор, то супостат, то недород…
Всегда ошибки власти на Руси
Трудом и кровью искупал народ.
Бог дал иль сам, превозмогая страх,
Последний Государь венец терновый
Избрал — с горючей кровью на шипах,
Веками Русью ношеный, не новый.
И разразилась чёрная заря,
И враг устроил капище на троне.
Но Свет воскрес, и кроткий лик Царя
Мироточит сегодня на иконе.
НА КРЕЩЕНИЕ
Всё происходит навсегда —
За всё и отвечать нам.
Душа, как в дебрях туч звезда,
В плену грехов печальна.
Но воссияют три свечи
На водосвятной чаше,
Их незакатные лучи
Прольются в души наши.
Мятежная вода реки
Святой водою станет,
И острых льдинок лепестки
В ней, ледяной, растают.
И вздрогнет в проруби звезда,
Нам источит сиянье…
Всё остается навсегда:
И слово, и деянье.
|
САЛОМЕЯ
Саломея приносит
голову Иоанна Крестителя
своей матери Иродиаде
Суриков В.И. 1872 г.
Изгибаются руки, как змеи,
Водопадом струится наряд –
Танец свой начала Саломея,
Вдохновленная взглядом царя.
В честь владыки сегодняшний праздник:
Величавых и важных гостей
Саломея-красавица дразнит
Расцветающей жизнью своей.
Отдаваясь мелодии зыбкой,
Обнажая мельканье ступней,
Покоряя стыдливой улыбкой,
Она вся – ликованье страстей,
Ожиданье грядущего счастья,
Изначальная женская суть;
В мелодичных браслетах запястья,
Жемчуга обвивают косу.
То волной набежав, то немея,
То шелками окутав свой стан,
Вечный танец творит Саломея,
Приоткрыв как ребенок уста.
Сокровенным желаньям навстречу
Ноги с легкостью ветра несут,
Содрогаются плавные плечи,
Очи искренней верность жгут,
Пальцы чутки, как будто ласкают,
Ткут узор драгоценный шаги…
Но внезапно она замирает
И в безумье мгновенной тоски
Простирается птицей подбитой.
Затихает томленье струны.
Возле царских сандалий расшитых
Плиты пола, как лед, холодны.
Тишине Саломея внимает,
Дарит взор свой невинный царю,
И с колен он ее поднимает:
“Что ты хочешь? Я все подарю!”
Встрепенувшись с проворностью птички
И желая совет получить,
Саломея по детской привычке
Шепчет: ”Мама, что мне попросить?”
И в ответ, ненавидя пророка,
Сладость мести желая вкусить,
Улыбнулась царица жестоко:
“Иоанна главу попроси!”
И ослушаться дочка не смеет…
Принимает поднос, не спеша,
Где глава Иоанна бледнеет.
И мертвеет у девы душа.
Гибнет иродов злостное семя,
Крови много зазря пролилось.
Опоздали убийцы, – Спасенье
От Крещенья уже началось.
МАСКАРАД
Ты ни холоден, ни горяч;
о, если бы ты был холоден,
или горяч! Но как ты тепл,
а не горяч и не холоден,
то извергну тебя из уст Моих.
(Откр. 3:15-16)
Театр, как хитроумный враг,
Ударил с тыла по России.
Истерзан Гоголь, Чехов наг
В плену духовного насилья.
Глумливо Лермонтова слог
Перемешали с бранью маски,
Загримированное зло
Крушит устои без опаски,
На свалке — бархат и парча.
Голь — развращённые актёрки,
Рога матерые торчат
Из-под тупеев режиссёрских.
На знатной сцене славит тьму
Порок в отрепьях маскарадных,
И аплодируя ему,
Идут в плен толпы теплохладных —
Те, кому кривда не претит,
Кто духом слаб, вдохнувши чада,
За «манну» принял конфетти…
Ждёт Суд – дельцов от маскарада,
Но жертв его – грех не спасти.
ПЬЕРЕТТА
Издалека
С кувшином молока
Шла в город девушка Пьеретта…
Жан де Лафонтен
Купалось солнце в крынке с молоком —
Пьеретта как дитя им любовалась,
Когда с утра на рынок босиком
Цветущею аллеей направлялась
И думала о новых башмаках,
О белоснежном подвенечном платье,
О том, что на ромашковых лугах
Коровам рыжим корма вдоволь хватит…
Вмиг воспарили россыпи ветвей,
Раздался окрик — чудную карету
Легко промчали четверо коней,
Осыпав пылью стройную Пьеретту:
В сиянье бриллиантовых колец
И в блеске изумрудных ожерелий
Красавица-графиня во дворец
Спешила к всемогущей королеве.
Пьеретта рассмотрела зеркала,
Под тёмно-синим бархатом запястье
И прошептала: «Я бы отдала
Всю жизнь свою за день такого счастья»…
Седая королева в тронный зал
По-дружески графиню пригласила,
Но, обращая к Господу глаза,
Её прошенье сухо отклонила.
Графиня, поклонившись, отошла
И в сторону разлапистого трона
Вздохнула горько: «Я бы отдала
Любовь свою и счастье за корону»…
Садилось солнце, нежилась весна,
Пьеретта возвращалась поздно с рынка
И вместо молока с собой несла,
Прижав к груди, два новеньких ботинка.
И видно было, счастлива она,
Виновница весёлого напева…
А в этот час стояла у окна
И на неё смотрела королева,
Вуаль рукой дрожащей отвела,
Залюбовавшись трепетной невестой,
И вслух сказала: «Я бы отдала
За эту юность трон и королевство!»
СУЙДА
Был медвежьим лес когда-то,
Нынче пня страшит оскал…
Многодетно и богато
Жил в поместье Ганнибал.
Вспомнить нам о нём пора бы,
Есть заслуги, есть портрет
Просвещённого арапа,
Но давно усадьбы нет.
Отчего же так случилось?
Мы повинны или рок? —
Ганнибалова могила
Меж асфальтовых дорог…
Только дуб корявый, чёрный
Помнит в славе те места,
Здесь под сенью Кот учёный
Сказки Пушкину читал…
А теперь змеится трасса,
Длится памяти провал…
Но жил на свете не напрасно
Предок «Солнца» — Ганнибал!
ПОЭТУ
Солнце и река сравнялись в блеске.
Сумрачен разрушенный собор.
Меркнут на стенах и сводах фрески.
Что осталось? — нимбы, омофор,
Два крыла… Где ж крыльев тех носитель,
Кроток, златоуст и синеглаз?
Может, в мир послал его Спаситель,
Чтобы Слово Истины до нас
Он донёс… Тебе внимаю, плача,
И не знаю — кто ты предо мной,
Но в душе не назову иначе —
Только вдохновенный Ангел мой…
БАЛЕРИНА
“Балерина”
художник Филипп Москвитин
В гримерной сумрачно, как в келье,
свет поглощают зеркала.
В страданья праведной Жизели
ты пыл души своей влила.
Недолговечнее оваций,
нежней, чем белые цветы, –
воздушное творенье танца.
В нем умерев, воскресла ты.
Душа устала, телу больно –
к балету тяжела любовь.
Но примой быть возможно только,
всечасно жертвуя собой.
***
«Анна Ахматова».
Рисунок А. Модильяни,
1911 г.
Молчи, прошу, не смей меня будить.
О, в этот век преступный и постыдный
Не жить, не чувствовать — удел завидный...
Отрадно спать, отрадней камнем быть.
Микеланджело (перевод Тютчева)
Как Ночь, что томно возлежит
На флорентийском саркофаге,
Покоен и непостижим
Твой образ на листе бумаги.
Маэстро, страсть свою вдохнув,
Изобразил тебя как камень,
Пульсивный сгусток многих чувств
Он властными облёк штрихами.
Не потому ли в Книге лет,
Где грубо вырваны страницы,
Безценный маленький портрет
В преступном веке сохранился?.. |
