Дмитрий ЕРМАКОВ
ЗАБЫТАЯ СКАЗКА
Рассказ

… Ольга, в простеньком халате, вышла на волглое холодное крыльцо, и умылась дождевой водой из бочки, стоящей под скатом крыши. Спустилась на холодящую ноги мокрую муравку двора. Отведя скрипучую кособокую калитку, вошла в огород… Солнце вставало над лесом, и всякая росинка-капелька сияла и розовела. Мокрой тропкой шла Ольга между грядками с луком, редиской, морковью… Закатала плёнку с того бока парничка, что обращен к солнцу. Теплое, пахнущее землёй облако на мгновение окутало ее, и развеялось… Там в парниковом тепле, откликаясь на солнечный свет, уже просыпались жёлтые цветы среди широких резных листьев – огурцы… Спустилась по тропке к пруду, на шаткие дощатые мостки, босоножки, что несла в руках бросила на берегу, а ноги, сев прямо на доски, опустила в воду. Чашечки кувшинок раскрывались навстречу солнцу, большеглазая синяя стрекоза недвижно застыла на мостках рядом с её рукой, похожий на камешек, чёрный и круглый водяной жук, всплыл со дна, ткнулся в ногу и снова пропал, канул… Так было тихо и чисто, что Ольга опять поверила в счастье.

Неспешно вернулась она в дом, быстро позавтракала, расчесала тяжёлые с золотистым отливом волосы, не стала собирать их в хвост, надела лёгкое светлое платье, обулась в белые босоножки.

Утро заполнялось звуками: затарахтел у мастерских трактор, громко переговариваясь, нажимая на рычажки звонков, наверное, от радости предстоящего дня, проехали на велосипедах мальчишки, с подвязанными к рамам удочками… Из-за деревни наносило ядрёный запах свежевскрытой силосной ямы…

Ольга повесила на дверь замок, вышла за калитку… И вскоре стояла на краю огромной лужи скопившейся в низинке, как раз перед библиотечным крыльцом, после недавних дождей. И сама себе удивлялась – ведь знала, что не пройти без сапог…

Большая танкоподобная машина председателя подъехала и встала рядом.

- Привет, Ольга…

Она отвернулась, будто не слышит и не видит.

- Да ладно тебе… Сегодня засыплем, дорожники рядом вон работают, машину гравия кинут… - оправдывающимся голосом говорил председатель Гладких.

Она села, но не рядом с ним, назад. Гладких подвёз к крыльцу так, что ей осталось лишь вышагнуть прямо на ступеньки.

- Спасибо, Олег Григорьевич. Про лужу не забудьте.

- Пожалуйста, Ольга Владимировна. Не забуду… Вообще-то, это не колхоза, а администрации забота, добавил негромко, но так, что она услышала. И поехал, раздвигая толстыми колёсами воду.

Странный какой-то председатель – ему где-то под сорок, круглый, с лысеющей макушкой, всегда в зелёном пиджаке ("новорусская" роскошь начала девяностых). Но хозяйство, вроде бы, твёрдо ведет. Хотя… Ольга плохо в этом разбиралась…

Солнце золотило корешки книг, даже самых старых, потрёпанных, с давно стёршейся печатной позолотой. И запах книг – родной, спасительный… Он спасал её ещё в детском доме, где она была, кажется единственной, у кого не было родителей (конечно, они когда-то были – погибли). И она завидовала всем детям, к которым вдруг откуда-то приходили мама или папа, бабушка… И никто же и не думал, за что, почему они лишены родительских прав…

А покой находила в библиотеке, где иногда можно было посидеть тихо и одиноко, листая журнал или сборник сказок, вдыхая книжный запах, веря в доброту молчаливой библиотекарши, имя которой не сохранилось в её памяти… Она и сама потом пошла в библиотечное училище – надеясь на тишину и книжный запах в будущем. И тишины теперь хватает, и запаха. И одиночества.

Ещё из детства помнила первые слова какой-то книжки, теперь она понимала, что это скорее всего авторский пересказ народной сказки – а какой сказки, какой писатель пересказал… Нет, не помнила… Но те слова будто околдовала на всю жизнь…

По вечерам к ней приходит соседка – пенсионерка Модеста Фёдоровна. Первое время ещё считала нужным о чём-нибудь поговорить с Ольгой (например, о внуках, живущих в городе), теперь, поздоровавшись, садится перед телевизором и смотрит его час, и два, и больше… Смотрит подряд всё, что идёт по первому каналу (Ольга включала его раньше "для фона", а теперь уж специально для Модесты Фёдоровны) и разговаривает только с героями телесериалов или рекламы. Примерно так: "А и что ты мне свои подмышки показываешь?", "Как же… Стирала я вашим порошком – больше не хочу…", "Не верь ей, парень, не верь – всё врёт…"

Ольга однажды прямо сказала ей:

- Модеста Фёдоровна, у вас же дома телевизор есть.

- А с тобой-то всё веселее, - бодро ответила старушка и сама воткнула вилку в розетку…

Ольга вздрогнула от прозвучавшего совсем рядом голоса:

- Здравствуйте, Ольга Владимировна.

Мальчишка лет десяти, белоголовый, с веселыми серыми глазами стоял перед ней, а на стойке, разделявшей их, лежала книга "Остров сокровищ".

- Здравствуй, Артём. Уже прочитал?

- Да.

- Понравилось?

- Очень.

- Будешь выбирать?

- Буду! – И он пошёл к полкам с "приключениями и фантастикой"…

Ольга смотрела, как берёт он книги, одни почти сразу ставит обратно, другие листает, вчитывается, рассматривает картинки – и не помнит уже о её присутствии, уходит туда, в сказку… Головёнка светлая, и вся мальчишеская фигура в белой, запачканной по низу футболке и в шортах, ладная, обещающая мужицкую стать и силу…

Взял "Таинственный остров"…

… "Вакуум", - равнодушно-зло сказала врачиха. А она побоялась сначала, не стала ничего делать, будто надеялась, что это пройдёт каким-то образом, что будет она и дальше жить, как жила, без этой тошноты, без страха о предстоящем… Не прошло конечно же, уже чувствовала она в себе жизнь новую. И почему поддалась она на уговоры той же самой врачихи?.. Да она и не уговаривала, а будто команды отдавала, будто забивала в неё те слова. "Ты чем думаешь-то? Ты кто? Детдомовка! Куда тебе ребёнка? Ни мужа, ни угла своего. Кому ты с ним нужна будешь…" И ведь не поленилась та врачиха, договорилась, чтобы и на позднем сроке всё сделали. Сделали. Страшное ведь сделали-то… Поняла, да поздно… Да ничего и не помнит она, ничего не помнит, ничего…

- Здравствуйте!..

- Здравствуйте.

Пришла "почтальонка" Полина. Коренастая, с веснушчатым лицом, в платке, надежно скрывающем волосы.

Принесла подписанные на библиотеку газеты – районную, областную и московскую (выписанную более для солидности, чем для чтения). Принесла так же и очередной "Модный журнал Дуся"…

Поговорили. Полина рассказала, что сын её поступает в институт и вчера звонил – сдал первый экзамен. Что "зараза" с весны не пьёт – работая то на посевной, то на заготовке, получает "большущие тыщи", и что Полина с ужасом думает о том, что будет, когда закончится уборка – беспробудная, с середины осени до конца весны пьянка, прерываемая выездами в лес за дровами, да усталостью. "Так ведь зараза и говорит – "устал пить", - вспоминает Полина запойные периоды мужа-механизатора. Ольга согласно кивает, хотя слушает вполуха – всё это давно уже знает. Полина попросила записать на неё "Модный журнал Дуся" ("Верка просила почитать, а я не дала, сказала, что, мол, библитечный, так сперва в библитеку и снесу, да как положено и возьму". - Она любила подробно всё объяснять и рассказывать), и ушла.

Ольга тоже пошла домой, на обед. Да какой обед – так, чаю попила. Полила еще огурцы и капусту, снова на работу пошла… Перед крыльцом библиотеки, закрывая не только всю лужу, но и крыльцо и входную дверь, высилась груда щебня. Не обманул председатель, не пожалели щебня "дорожники", постарался водитель самосвала.

И опять Ольга растерянно стояла, не зная, что делать…

И опять, будто поджидал её, подкатил председательский джип. И, сам он, приоткрыв дверь, довольно сказал:

- Ну вот, я же говорил, всё и засыпали…

- Засыпали, да? Засыпали?! – вскипела вдруг Ольга. – А ты вылезь, посмотри, как засыпали!..

- Ну, ну, ну… - Гладких поспешно выкатился из машины, обошёл кучу, оценил засыпанное крыльцо и дверь.

- Да…

Тут заверещал мобильный в кармане его зелёного пиджака.

- Ну?.. Так и отправляй его на дальнее поле!.. Ну!.. Разберись там сам… Ну… Давай. – Раздражённо сунул телефон в карман.

Мимо опять проскочили мальчишки на великах, звеня звонками и звонко перекрикиваясь.

Ольга пошла к заднему, запасному входу. Ключ от того входа, вспомнила, висел на потайном гвоздике за косяком.

- Ольга, подожди…

- Чего?

- Ну, чего? Не знаю чего! – тоже разозлился Гладких. – Лопата, что ли, есть там у тебя где-нибудь?

Проходившая мимо старушка Остроумова, заинтересованно взглянула в их сторону и громко поздоровалась с обоими.

- Здравствуйте, - откликнулась Ольга.

А Гладких сделал вид, что старуху не видел и не слышал. Шагнул ближе к Ольге:

- Так есть лопата-то?

- Не знаю…

Он пошёл за ней. Курил пока она возилась с заржавевшим замком, потом бросил окурок:

- Дай-ка я попробую, - подвинул Ольгу плечом, с усилием отомкнул навесной замок. Открыл дверь, сказал: - А ведь не порядок. Запасной-то вход должен с той стороны открываться.

Ольга ничего не ответила, первая шагнула в тёмный пыльный тамбурок, отделявший запасной выход от основного помещения. Сунулся за ней и Гладких, но она уже протягивала ему, стоявшую в углу штыковую лопату с коротковатым черенком. Он, принимая лопату, прихватил её ладонь. Ольга прямо в глаза ему взглядом упёрлась:

- Олег Григорьевич, вы бы пиджак-то поменяли, лет пятнадцать как такие из моды вышли, - сказала с усмешкой.

И он отвёл глаза, выдернул из её руки лопату и пошёл к крыльцу.

И она слышала из-за двери, как шуровал он этой неудобной лопатой, скидывая гравий с крыльца, что-то бормоча под нос.

Наконец, распахнулась дверь (Ольга уже открыла ее ключом изнутри). Пробухали шаги из коридора в зал. Гладких – раскрасневшийся, взмокший - подошёл к стойке:

- Вот и всё, делов-то… - сказал.

Ольга кивнула:

- Спасибо.

- Пожалуйста. Дай-ка мне чего-нибудь почитать… Стихи какие-нибудь… А чего так удивилась? Я, между прочим, артистом хотел стать…

С ближайшей полки она взяла сборник Рубцова.

- Подойдёт?

- Нормально, давай…

- Карточку надо заполнить.

- Некогда. Пока так запиши… Вон, уж названивают, - он достал из кармана пиджака заверещавший мобильный телефон. Взял книгу. Кивнул ей, прощаясь, и пошёл к выходу, прижав правой рукой телефон к уху. – Ну… Сейчас подъеду… Ну… - Шов под рукавом лопнул, виднелась чёрная подкладка пиджака и торчали нитки…

После работы она зашла в магазин, потом домой, в огород, прополола две грядки, опустила плёнку на парниках. Опять сидела над прудом. Дождалась того времени, когда по её расчётам Модеста Фёдоровна, торкнувшись в запертую дверь, ушла восвояси. Поднялась, оправила платье, пошла к дому. Розовым огнём полыхали окна. А ей было от чего-то жаль этот день, о котором, может, тоже кто-то когда-то вспомнит и скажет:

- Это было давно. И тогда жили люди.

Вернуться на главную