Дмитрий ЕРМАКОВ
Здесь и сейчас

"Роль чужого слова, цитаты, явной и благоговейно подчёркнутой, полускрытой, скрытой, полусознательной, бессознательной, правильной, намеренно искажённой, ненамеренно искажённой, нарочито переосмысленной и т. д., в средневековой литературе была грандиозной. Границы между чужой и своей речью были зыбки, двусмысленны, часто намеренно извилисты и запутанны. Некоторые виды произведений строились, как мозаики, из чужих текстов". (М. М. Бахтин).

"Цитатность" не беда. Беда, когда цитаты заменяют собственную мысль. Если же цитата мною продумана или (и) прочувствована, как своя – это уже не просто цитата, а совпадение мысли или толчок для своего дальнейшего развития этой мысли.

Смогу ли уже оттуда, с той стороны взглянуть в свою жизнь? А?.. Все эти художественные догадки, все эти, опять же художественные, попытки рассказать, как душа уже оттуда сюда видит – это всё догадки и попытки, не более… А попробуй-ка здесь и сейчас, честно шаг за шагом, кадр за кадром, проглядеть свою жизнь… Вот и оговорился, ошибся – "проглядеть". И ведь прогляжу, то есть забуду. "Как бы забуду" Ага! Ведь и такое есть, в чём не то что исповедаться, о чём и вспомнить-то нельзя… Нет – можно. И нужно! Честно, шаг за шагом. Здесь и сейчас. Чтобы, может быть, не было мучительно больно там . "Не бойся", - говорю сам себе... Этот взгляд с иконы – он ведь оттуда !

"Верь мне, чудесно всю жизнь… прокататься на четырёх колёсах". (А. С. Грибоедов в письме другу). Да-да-да! Согласен – прекрасно ехать и ехать. Удивительное состояние: ты занят делом – едешь. И при этом – свободен от всего остального. Едешь, смотришь, и не думаешь даже, а просто впитываешь в душу заоконные пейзажи или, прикрыв глаза, слушаешь радио, или дремлешь. Рядом немногословный, знающий своё дело водитель. Закуриваешь, приоткрыв форточку, выставляешь кончик сигареты наружу и пепел сразу уносится ветром, и дым сам собой вытягивается наружу… И хочется ехать и ехать…

Не свобода слова, не свобода совести, не, даже, свобода личности нужны русскому человеку, а воля. И даже так: воля-вольная!

Начну с того, что я верю, что земля (Земля) дана человеку Богом. Вся земля (Земля). Тому, первому, Адаму и жене его, из его ребра сотворённой. И не было никакой эволюции. И перед Адамом уже была распахнута вся мудрость и простота этого мира, и дана была способность понять эту мудрость-простоту…

В это я верю. И эту мою веру нужно принять на веру. Или не принять (тогда – я пишу это не для тебя).

И я имею право отставить всю историю человечества до дня сегодняшнего, и жить как Адам. Весь мир – мой. И я, испробовавший плод с древа познания добра и зла, в поте лица своего добываю хлеб свой, и жена моя (Ева), в муках рожает детей наших…

И земли этой хватит всегда – мне, моим детям, внукам, всем…

Границы, паспорта, справки, расписания – всё, что разрешает или запрещает мне и любому другому что-то в этом мире… Человек имеет право не признавать всего этого. Ничего, кроме того, что диктует ему совесть, то есть Он, то есть Бог…

Ежели я действительно так захочу жить – дурдом, тюрьма, убийство… Но ведь всё это, всё это уже не важно… Да я и не буду никого смущать этим своим правом на Адамову свободу. Потому что – я везде свободен. Но если спросят, я признаюсь – да, я свободен. И буду свободен – в тюрьме, в психушке, в смерти плоти моей или же в самой заурядной жизни.

И никому ничего не доказывать, а знать право всякого на такую же свободу. И всё.

"Мы измерили землю, солнце, звёзды, морские глубины, лезем вглубь земли за золотом, отыскали реки и горы на луне, открываем новые звёзды и знаем их величину, засыпаем пропасти, строим хитрые машины; что ни день, то всё новые и новые выдумки. Чего мы только не умеем! Чего не можем! Но чего-то, и самого важного, всё-таки не хватает нам. Чего именно, мы и сами не знаем. Мы похожи на маленького ребёнка: он чувствует, что ему нехорошо, а почему нехорошо – он не знает.
Нехорошо нам оттого, что мы знаем много лишнего, а не знаем самого нужного: самих себя. Не знаем того, кто живёт в нас. Если бы мы знали и помнили то, что живёт в каждом из нас, то жизнь наша была бы совсем другая". (Л. Н. Толстой "по Г. Сковороде").

"Может быть, так и должно быть, чтобы все больше и больше пустели деревни и наполнялись людьми города с их трактирами, борделями, ночлежными домами, больницами и воспитательными домами…" (Л. Н. Толстой, "Воззвание", 25 мая 1889 г .)

 

- Человек абсолютного добра, неизбежно, должен быть одинок.

- Да возможен ли че-ло-век абсолютного добра?

- Чем более стремится он к одиночеству, тем более приближается к абсолюту.

- Но ведь и зло может быть одиноко.

- Зло ищет приложения в других людях. Одиночество – ограничивает зло.

- Но ведь и добро должно к чему-то прилагаться. В одиночестве – для чего добро? Кому его творить?

- Именно в одиночестве можно, без помех, творить добро для всех. Тем самым, опять же, приближаясь к абсолюту.

- Монашество имеете в виду?

- В том числе и монашество.

Хорошо в одиночестве "для всех" добро творить. Ты попробуй сотвори его для своего соседа по подъезду в многоэтажном доме…

Что было – того уже нет, что будет – того еще нет. Есть настоящее – вот это мгновение, просверк искры от сигареты…

"Стилизатор лишь перематывает чужую пряжу, а поэт ткёт свой узор на станке родного языка". (А. Романов).

"… возникает тоска по художественности. Художественность – это зорко выявленная вечность будничности. Это заново умытая красота жизни и заново рожденная сила русского Слова". (А. Романов).

"Может, Россия и существует только в неистовой нашей любви к ней? Может, наша верность и любовь ко всему русскому и есть сама Русь, Россия? Ведь нельзя же не признать, если взглянуть строго, что той Руси, которая существовала исторически, нынче уже, как ни желай и как не жалей, нету… А может, она всё же есть и ныне такая, какой была, только нами пока не увиденная: устали наши глаза, оглохли уши, очерствели сердца. Потому и не зрим её…" (А. Романов).

Всякое ожидание венчает тоска. Ибо, достигнув чего-то ранее ожидаемого, неизбежно понимаешь, что это опять – не то, не то… Так и стоит ли к чему-то стремиться? Но в стремлении – жизнь. Можно и, наверное, нужно остановиться в стремлении к материальному благу (не всё ли равно – нищий ты или богач, если одинаково и у того и у другого понимание, что и это материальное состояние (нищета или богатство) не приносит счастья). Можно ли остановиться в стремлении к благу духовному? Да многие ведь и живут без всякого стремления и понимания этого блага! И потом, что такое духовное благо? У всякого может быть свой ответ… Нужна точка опоры. Нужна определённая цель в этом стремлении. Моя точка опоры – Вера. Цель следует из этого… Моё ожидание – упование…

О! Если бы так!..

Все эти нынешние (да и прошлые) поиски вечной (материальной) жизни; забота о здоровье – диеты, таблетки, "здоровый образ жизни" и т. д. – это ведь страх смерти. Страх неизбежного. Жизнь – стремление к смерти. Боязнь смерти – боязнь самой жизни.

Русский склонен к покаянию, и поэтому его не сломать. Быть русским, значит – каяться.

Любые законы бессильны перед русской действительностью.

Русь, русский народ – это стихия. Как ветер, как вода… Ну, боритесь с ветром, с водой… Ну, не любите ветер, воду… Ветер и вода перестанут существовать только в том случае, если перестанет существовать этот (наш, земной) мир. И наоборот – мир перестанет существовать, если вдруг не станет ветра, воды. Так и с нами, русскими.

Но мы – стихия мыслящая. Мы – стихия духовная. Или даже так: Русь – стихия духа…

Ремеслу можно научиться; искусство постигается самостоятельно.

Сначала – учиться: читать и обязательно много писать, почти неизбежно – копируя других писателей. Но потом, нужно обязательно обрести собственный голос, иначе – ты не писатель (даже если научишься ловко скрывать своё копирование, может, тебя даже будут публиковать, даже примут в Союз и т. д.).

Пишешь "вещь" – для себя. Правишь и переписываешь – для читателя, чаще всего, убирая то, что "для себя".

Вот эти слова Брэдбери я повторю для себя: "… прежде всего у писателя должно быть беспокойное сердце. Писателя должно лихорадить от волнения и восторга. Если этого нет, пусть работает на воздухе, собирает персики или роет канавы; Бог свидетель, для здоровья эти занятия полезней".

И ещё этот же амриканец-«фантаст»: "Не утверждаю, что я одержал победу, но когда я снял перчатки, на них была кровь".

Безразличие к внешним формам – одна из важнейших черт русского характера. Потому что гораздо важнее то, что внутри. И лишь освещенное (освященное) внутренним светом – приобретает вдруг и внешне прекрасную форму, впрочем, всё равно непонятную для не русского – красота русской избы или русского храма. Или русского пейзажа: серые поля, перелески, речушки, деревеньки и снова поля, и небо… Что важнее – святые мощи, или золочёная рака, в которую они помещены… И даже не мощи сами по себе, а та душа и тот дух, что наполняли их. Что важнее – икона или драгоценный оклад её… И даже не сама икона, а Лики на ней и наполнение Ликов…

"Заниматься искусством можно, как всяким делом, как столярничать или коров пасти… Есть звуки и светы. Художник это человек, могущий воспринимать эти, другими невидимые и неслышимые звуки и светы. Он берёт и кладёт их на холст, на бумагу. Получаются краски, ноты, слова. Звуки и светы как бы убиваются. От света остаётся цвет.
Книга, картина – это гробницы света и звука. Приходит читатель или зритель и, если он сумеет творчески взглянуть, прочесть, то происходит "воскрешение смысла". И тогда круг искусства завершается. Перед душой зрителя и читателя вспыхивает свет, его слуху делается доступен звук. Поэтому художнику или поэту нечем особенно гордиться. Он делает только свою часть работы. Напрасно он мнит себя творцом своих произведений – один есть Творец, а люди только и делают, что убивают слова и образы Творца, а затем, от Него полученною силой духа оживляют их".
(Св. Нектарий Оптинский)

Да – особо гордиться нечем. Поэт ты или дворник – делай своё дело хорошо. Важно найти это с в о ё дело. Для которого ведь и послан в мир.

"Если вы будете работать для настоящего, то ваша работа выйдет ничтожной; надо работать, имея в виду будущее. Для настоящего человечество будет жить разве что в раю, оно всегда жило будущим". (А. П. Чехов)

"Если кто присасывается к делу, ему чуждому, например, к искусству, то неминуемо становится чиновником. Сколько чиновников около науки, театра и живописи! Тот, кому чужда жизнь, кто не способен к ней, тому ничего больше не остаётся, как стать чиновником". (А. П. Чехов)

Для русского важно (по высшему счёту) не "как жить?", а "для чего жить?"

Если я верю в Бога, то я верю и в человеческую душу, и в совесть.

Совесть – то, что соединяет человека с Богом.


Комментариев:

Вернуться на главную