Иван ЕРПЫЛЁВ (Оренбург)
Из нового
ПОСЛЕДНИЕ ПОЭТЫ
Как много их было – и многие канули в Лету.
Осталось немного в России последних поэтов.
Великие книги остались пустыми – от водки.
Теперь же рифмуют другие – недельные сводки.
Другие пролезли в поэты – но силою слова
Сердца обжигать оказались они не готовы.
Зато напролом они лезут на сцену, в советы.
От моря до моря кудахчут вовсю лжепоэты.
Но всё ж, оказалось, читателю ныне знакомы
Провидца Попова стихи из Республики Коми.
Прозреет в стихах, полыхнёт всеобъемлющим жаром
Евгений Петрович, былинный Гомер из Самары.
На вятской земле и Антонов, и Сырнева верят,
Что вдруг распахнутся для них заповедные двери.
В глухой Костроме расцвело самовитое слово
Поэта, объемлющего века, Разумова.
Грибанова, Юшин и Перминов тихо воспели
Туман на лугу и симфонию вешней капели.
Проханов в стихах заложил многотомные смыслы,
С иудами борется Красников силою мысли.
Ещё имена называть я могу, но не в силах.
У нас есть поэты, к великому счастью России.
У них есть величие, а тиражи – у трескучих.
Они на плечах носят бремя земли, а не Гуччи.
Поэзия не награждается Анной на шею.
Поэзии может не быть и в окопной траншее,
Она в дуновении ветра, в поблекших страницах,
В пылающих строках, в читателей вдумчивых лицах…
Плывёт наша барка, и Лета так близко, так близко.
Как нам обустроить поэтов, товарищ Мединский?
ОСТРОВ
Зелёный остров имени меня,
Загадочный, с запасами корицы,
Не ведавший мотыги и огня,
Он ждёт – ему не терпится открыться,
Там вызрели бананы, дуриан,
Там мамонты гуляют и альпаки,
И панда, и коала, и тукан,
Сбежавшие из тесных зоопарков.
Но мне его так просто не найти:
Урезаны бюджеты экспедиций,
А гаджеты по ложному пути
Ведут мою морскую колесницу.
Удача! Пойман в сеть координат
Мой остров. Но – я не сойду на берег,
Чтоб не разрушить этот райский сад,
Чтоб о кнуте не вспоминали звери.
КУРАТОР
Икра «Путина», бутерброд в кредит.
Идёт на нерест пятая колонна.
Из Вашингтона скоро прилетит
Куратор на пылающем драконе,
Укусит поднесённый каравай,
Поморщится, но всё же на айпаде
Кино покажет про волшебный край,
Где негры и не негры в шоколаде.
На выбор – эскимо и пастила
Со вкусом мышьяка и сладкой лести,
Чтоб выжечь в головастиках дотла
Гнилые нервы совести и чести.
Ему наш хлеб да соль не подойдёт,
Отведает – окажется в могиле.
Нет, нелегко куратору болот
Среди такой же лягушачьей гнили.
2018
РОНДО
Думать о тебе, не замечая
Этого – как будто бы дышать
Воздухом весны в предгорьях рая,
Поднимаясь в горы не спеша,
Эти мысли так неуловимы,
Как закономерен каждый вдох.
Каждый выдох – радостное имя
Называет средь густых садов
Тайного, обещанного рая.
На душе – покой и благодать.
Думать о тебе, не замечая
Этого – как будто бы дышать.
***
Кажется, всю жизнь с тобой знаком,
Но не замечал, что это ты.
О тебе судачили цветы.
Ты была весенним ветерком.
Тихим эхом смех твой прозвенел
В звёздном небе высоко в горах.
Непонятный смех рождает страх,
Песней я ответил тишине.
Скрытая от любопытных глаз,
Соловьём ты пела на заре.
Листья так кружились в октябре,
Словно нам предсказывали вальс.
И сегодня (памяти хвала)
Вспомнил я (мгновение, постой!)
Встречи все, когда ещё простой
Нежностью моею ты была.
***
О той, что так хороша, что не снилось царю Соломону,
Расскажу я без лишних слов и пустых серенад под балконом.
Её красота обнимает мир, заставляет его вращаться,
Вопреки силе трения воздуха, её самые тонкие пальцы
К беспокойной Земле прикасаются, погружаются в океаны,
Оттого и случаются всякие катаклизмы, цунами, нирваны...
В бесконечной игре атлантической пересчитывает параллели,
А в серебряных бликах мелькают ноябри, феврали и апрели.
ВЕРИГИ
Печаль моя легка и невесома,
Она веригам золотым сродни.
Законы Торы и законы Ома –
Похожи до безумия они.
Законы безразличны и жестоки,
В одном ряду Помпеи и Синай.
Сопротивленье нравственное тока
Ты силой притяжения познай,
Когда губами дерзкими коснёшься
Единственной, законам вопреки.
Тогда поймёшь, и снова ужаснёшься –
Насколь вериги совести легки.
НОВОГОДНЕЕ
Что тебе написать в этой предновогодней спешке,
По каким проводам передать тебе киловатты
Моей нежности? В «Метро» закончились все тележки,
А счастливцы с тележками тратят свои зарплаты.
Долгожданная ночь. В телевизоре пляшут рожи –
Обещают забвение в этом угаре жалком.
Утром всё обновится? Отшелушится кожа,
Отшелушатся души жаждущих минералки?
Нет жар-птицы, её запекли целиком в духовке,
Золотая рыбка тоже годится в пищу.
Люди ищут под ёлкой счастье, а там – обновки.
Может, просто они не там – и не тех ищут?
В ПАСХАЛЬНУЮ НОЧЬ
Говорят, что звёзды – ярче солнца,
Только их далёкий свет не в силах
Прочертить на небе линию судьбы.
Человек над бездною смеётся,
Только люди, кажется, забыли,
Что они – истории рабы.
Повивали Понтия Пилата
В римских термах, а не в русской бане.
Бесновался Иерусалим,
Не стрельцы стояли до заката,
Не дворяне наносили раны,
Не холопы плакали над Ним.
Не на Палатине, на Голгофе
Раздавались молота удары
И звучал торжественный язык.
Мы тогда ещё не знали кофе,
Мы не ждали ни любви, ни кары,
Мир ещё к спасенью не привык.
И теперь свежо воспоминанье
Этой ночи, радостной и страшной,
Будет завтра лучше, чем вчера.
Нет, не в Каннах, в затрапезной Кане
Будут вина новые и брашна,
Будет пир до самого утра.
ЭЛИЯГУ НАБИ
Написано, что Элиягу Наби не умер до сих пор.
В последний раз его видали в сиянье на горе Фавор.
За счет общины предложили каркасник возвести ему,
Но, брови грозные нахмурив, он снова улетел во тьму.
Ему лишь ворон благородный приносит в колесницу хлеб,
Он знает все загадки мира, он много ведает судеб,
Ему неведомо сомненье, ему айфоны не нужны,
Он выжигает ярким гневом гнилое семя сатаны.
Он был прообразом великих, и сам великий был пророк.
Он был одним из тех немногих, с которыми считался Бог.
Он ждёт, когда в морских глубинах проснётся зверь Левиафан,
Он ежечасно призывает: Маранафа! Маранафа!
Тогда, в час этого сраженья, он проиграет и умрёт,
Но вслед за этим словно свиток свернётся ветхий небосвод.
СБОР УРОЖАЯ
В теплице прозябают помидоры.
Вверху – суровых ангелов полёт.
Стальное лето завершится скоро,
Ему на смену пустота придёт.
Созреют безымянные гибриды,
Нальются, словно первородный плод.
И небеса сокроются из вида,
И сеятель секатор принесёт.
И будут огнедышащие кущи
Уделом тех, кто вызрел на лозе,
И будет этот страшный суд грядущий
Закваскою для нового gose.
|