День стремительно катился к закату. Пасмурно, поэтому стемнело раньше обычного. Вилена сидела у большого открытого окна, завешенного гипюровой занавеской-аркой цвета кофе с молоком, сшитой ею давно, словно в прошлой жизни. Когда у неё было всё: муж, дети, любимая работа... Когда она, устав от бесконечных хлопот по хозяйству, мечтала остаться одна дома хотя бы на полчаса-час... Боженька словно услышал и исполнил её желание: муж ушёл к другой, помоложе и побогаче, дети выросли и разъехались. Она наконец-то одна и может позволить себе всё, что душе угодно.
Маленькими глотками отхлёбывая кофе из любимой фарфоровой чашки, миловидная шатенка средних лет восхищаясь видом из окна: тихий уютный дворик некогда престижной «сталинки» в самом центре Луганска, засаженный кустами сирени и лилейниками. Сирень отцветала, лилии только-только выпустили стрелы с бутонами, целясь в самое сердце возвышенных романтических натур. Серые лохматые тучи, затянувшие большую часть небосвода, напоминали меховую шапку, надетую набекрень. Это сходство подчёркивали пылающие на горизонте румяные щёки заката. Город окутала терпкая, вязкая духота, пропитанная ароматами сирени и жасмина. Всё обещало кратковременную, но сильную летнюю грозу. И вот небо рассекла первая ломаная линия молнии, а через пару секунд успевшую погаснуть яркую вспышку озвучил робкий раскат грома, вернувший Вилену с небес на землю - из воспоминаний о прошлом в настоящее. Она опустила взгляд.
Двор заметно опустел. С визгом разбежалась детвора. На лавочке под высокой раскидистой акацией остался сидеть сосед в военной форме, одноклассник дочери, приехавший домой на побывку с фронта. Мишка... Михаил Ляхно.
- Сильно всё-таки жизнь нас ломает, - тихо-тихо прошептала Вилена, словно кто-то мог её услышать, - был таким милым мальчишкой, а теперь – взрослый, брутальный, с проседью в волосах мужчина. Не то что моя Алёнка. Как была хрупкой, наивной, но упрямой рыжеволосой девчонкой, так и осталась ею. Не изменилась совсем. Ни внешне, ни по характеру.
Размышления о нелёгкой судьбе соседа снова вернули к мыслям о дочери. К ней, как в Рим, вели все дороги переживаний и дум. А поводов для беспокойства было не счесть – один страшнее другого: уже на окраинах города шли жестокие бои за Северодонецк. Алёна не успела выехать из города, из которого всушники не выпускали гражданских, расстреливая машины, направлявшиеся в сторону российско-украинской границы. Зятя ещё ранней весной убили во дворе дома, когда тот ходил за водой на соседнюю улицу, где была единственная в их районе водопроводная колонка. Дом, где жили молодые, полуразрушен и опасен даже для минутного пребывания под дырявой, пробитой осколками крышей. Вместе с другими выжившими Алёна обитала в подвале соседнего дома, а когда разрушили и его, успевшие сродниться люди перебрались в другой район города, где реже случались прилёты и обстрелы и осталось больше уцелевших зданий. На связь дочь выходила редко и ненадолго. Старалась держаться бодро, не хотела расстраивать маму. Вилена с детства учила её не жаловаться, держать удар, стойко переносить все выпавшие на её долю неприятности. Но как бы ни храбрилась дочь, от внимательного взгляда матери не ускользнули ни чёрные остовы сгоревших гражданских машин на обочинах, ни хищные пасти воронок от разрывов бомб на дороге, казалось, готовые поглотить ещё не одну невинную жертву... Заметила Вилена и осунувшееся лицо дочери с тёмными кругами под глазами от недоедания, недосыпания и постоянного стресса. Она чувствовала себя виноватой, что не может вырвать её из самого настоящего земного ада, в котором та оказалась.
Размышления Вилены прервало жужжание сотового телефона. На экране засветилось фото счастливой улыбающейся Алёны.
- Ну, наконец-то доня звонит. Две недели ни слуху, ни духу, - обрадовалась она, с нетерпением нажимая на зелёную виртуальную кнопку «принять вызов», - привет, заяц... - и тут голос её задрожал, взгляд впился в экран телефона, - ты где это? Почему в таком виде? Кто тебя снимает?
В сердце матери больно вонзились иглы тревоги и беспокойства, и оно бешено заколотилось, словно пытаясь вырваться из замкнутого пространства грудной клетки на помощь дочери, которая явно попала в большую беду.
- Мама, я в плену. Председатель домкома ходила с силовиками по подвалам и домам и показывала, у кого родственники в России, кто сам из ДНР или ЛНР. Так меня и взяли. Не только меня...
- Тебя... били? – перебила её Вилена, рассматривая сине-фиолетово-зелёные разводы на её лице, руках, шее.
Алёна опустила голову, не зная, как помягче ответить на вопрос мамы. Впрочем, он был, скорее, констатацией факта - синяки сами собой не появляются.
- Почему? За что? - не скрывая негодования, спрашивала Вилена, не ожидая ответов на риторические вопросы, - Чем же ты, мой самый-самый добрый и милый ангел, можешь навредить Украине и Киеву?
- Всі сепаратисти небезпечні. Але ми знаємо, як зробити вас корисними, - в зону видимости камеры телефона шагнул хлопец в балаклаве, с автоматом наперевес. Крупным планом на экране замаячил его «жовто-блакитний» шеврон с трезубцем, но почему-то с надписью на русском языке «Охотник на орков».
Вилена поморщилась. Сердце сжалось, налившись свинцом ненависти к этому утырку, позволяющему себе издеваться над беззащитной и безоружной девушкой.
- Що тобі треба? - чеканя каждый слог, сухо обратилась к нему Вилена тоже на украинском.
- Гроші, - честно признался шантажист, - Не заплатиш, не побачиш свою дочку ніколи - ні живою, ні мертвою. Хоча... Я добра, я дам тобі можливість побачити, як помирає твоя дочка.
- Не пригадую, щоб я брала у тебе в борг.
- Ви, сепаратисти, все у нас в боргу, що на нашій, українській землі живете, - с характерным львовским выговором хищно пролаял второй незнакомец, маячивший на заднем плане за спиной Алёны.
- З яких це пір землі Донбасу западенцям стали належати? Мій дід і батько все життя на шахтах пропрацювали. А вас тут зроду не було... - голос Вилены зазвучал громче, с каждым словом наливаясь силой праведного гнева.
- П'ятдесят тисяч доларів, і я зроблю вигляд, що нічого подібного не чув. І сто тисяч за життя твоєї дочки, - первый похититель ответил на тираду Вилены характерным для укрорейха требованием денег.
- У мене немає таких грошей... Навіть якщо я продам квартиру і дачу з машиною, стільки не набереться.
- Вкради, візьми в борг, обмани... Нам все одно, як і де ти знайдеш гроші.
- Навіть на продаж будинку і машини потрібен час. Та ще спробуй знайти покупця, коли навколо таке відбувається... - взывать к логике и лучшим человеческим качествам преступников было бесполезно: ни тем, ни другим её собеседники явно не были отягощены. Оправдываясь, Вилена объясняла это дочери, которая с полными ужаса глазами загнанной охотниками лани наблюдала за диалогом своей матери и своих мучителей.
- Чекати ми не збираємося. Значить, не заплатиш навіть за життя дочки? Виходить, ти зовсім її не любиш. Для вас, москалів, гроші найважливіші в житті. Вдавіться за рубль, - насмешливо и разочарованно резюмировал первый.
- Чья бы корова мычала... - разозлилась Вилена, - Це не я, а ти у мене гроші вимагаєш. Не Ти давав моїй дочці життя, не тобі і забирати!
- Мама не збирається рятувати свою дочку. Хірург, давай, твій вихід. Я ж обіцяв, що вона побачить останні миті життя твоєї «кровинушки»...
Вилена завопила, понимая, что сейчас произойдёт самое страшное:
- Неправда! Алёна, я больше жизни тебя люблю! Слышишь? За что тебе такое... Боже правый! Остановитесь! Что вы творите, нелюди!
Боевик с позывным «Хирург», переступавший с ноги на ногу во время разговора, оживился, подошёл ближе к Алёне. Вилена зажмурилась.
- Нет! Не надо... Нет! Нет! Аааааа... – оборванный выстрелом крик Алёны, искажённый динамиком телефона, за несколько мгновений преодолел расстояние между Луганском и Северодонецком, вытеснив всё, что было до этого момента в жизни Вилены, и заполнив душу матери чёрной, беспросветной пустотой, которую не в силах оказалась разбавить даже мощная вспышка молнии разбушевавшейся за окном грозы.
Звук второго, контрольного выстрела, слившегося с рокотом грома, не оставил шансов на то, что убийца мог промахнуться, что ранение могло быть не смертельным.
- Дай Бог, щоб ваша доброта вам сторицею повернулася, - Вилена не сразу заставила себя открыть глаза, чтобы получше рассмотреть скрытые балаклавами лица убийц своей дочери.
Точнее, холодные глаза с колючими злыми взглядами, в которых не читалось ничего, кроме звериной жестокости и жажды наживы. Боковым зрением она увидела залитое кровью поникшее тело дочери, до сих пор привязанное к стулу. К горлу подступил ком. По щекам сами собой потекли слёзы. Вилена нажала на кнопку «Отбой». Враги не должны видеть её горя, её беспомощности, её отчаянья... Очередная вспышка молнии осветила бескровное, обезображенное рыданиями лицо старухи, в которую в один миг превратилась цветущая женщина.
Что было потом, Вилена не помнила. Когда она обрела способность осмысливать происходящее, было уже светло. Она не знала, сколько прошло времени с момента самого жуткого телефонного разговора в жизни: день, два, неделя, месяц... Первое, о чём она подумала: нужно отпеть Алёну по-христиански. С трудом заставила себя собраться и поплелась в церковь заказать молебен.
Во время службы душили слёзы, а тело содрогалось от беззвучных рыданий. Она ловила сочувствующие взгляды окружающих. Некоторые спрашивали, чем могут помочь. Вилена не отвечала – она не слышала обращений, погружённая в тягостные раздумья: почему безнаказанно творится лютое зло? почему человеческая жизнь обесценилась до уровня игрушки в чужих недобрых руках? кто ввёл в моду жестокость, цинизм, алчность? почему Всевышний отнял у неё дочь?
Прежде она переживала за старшего сына Витю, опасаясь, что тот уйдёт добровольцем на фронт и погибнет. Но он, напротив, не спешил принимать участие, по его мнению, в братоубийственной войне. Она не сомневалась, что уж кому-кому, а ласковому и доброму лисёнку Алёне точно ничего не угрожает. Даже когда та влюбилась в парня из подконтрольного Киеву Северодонецка и молодые решили переехать к зятю, она не волновалась особо. До войны они с семьёй часто гостили там у родственников. Правда, они ещё в феврале двадцать второго отвернулись от их семьи, обозвав Донченко оккупантами и агрессорами. Алёна не понимала, почему. Она вообще не понимала, что происходит, и уж точно никому никогда не желала зла.
- Батюшка, мою доню вчера убили, - пожаловалась она подошедшему к ней после службы священнику, давно заметившему отрешённую и заплаканную прихожанку, - страшно убили. Говорят, Господь не посылает нам такого испытания, которого бы мы не смогли вынести. Но ведь она не вынесла, батюшка! Она погибла...
- Как звали дочку? – тяжело вздохнув, спросил священник. Подобные истории от прихожан он слышал по нескольку раз на день.
- Алёной.
- Царство Небесное новопреставленной убиенной рабе Божьей Алёне! Я облегчу путь её души молитвой.
- Благодарю сердечно. Я заказала и молебен, и сорокоуст. А мне как жить-то теперь? Дочери я помочь не смогла. Её расстреляли на моих глазах. Деньги требовали. А я... Какая я мать после этого...
- Ну-ну. Не терзай себя понапрасну. В живых её всё равно бы не оставили, независимо от того, заплатила бы ты или нет.
- Зачем же тогда они звонили?
- Чтобы не просто убить, а заработать на этом, если получится. Чтобы нам, сепаратистам по-ихнему, как можно больнее сделать. Покуражиться.
- Хуже зверей, - Вилена перестала всхлипывать, выпрямилась, словно готовясь отразить любой удар судьбы.
- Им за всё воздастся, поверь мне. Не бывает преступления без наказания.
- А мне за что воздалось? А дочери? Она слова грубого в жизни никому не сказала!
- Господь терпел и нам велел. Ты же помнишь, Христос тоже был за доброту свою беспричинно распят. Крепись, родная. Все мы не вечны. А смерти нет. Раба божья Алёна теперь обитает в более совершенном мире, чем этот.
- Я ей самый-самый дорогой памятник поставлю. Из розового мрамора. И розовый куст рядом посажу. Алёнушка так розы любила... - Вилена успокоилась и погрузилась в мечты. Она никогда не думала, что о таком можно мечтать...
Ждать освобождения Северодонецка от бандеровцев оставалось недолго. Алёна не дожила всего несколько дней до того, как над городом взвился российский триколор. Случилось это 25 июня 2022 года. Она погибла в середине первого летнего месяца.
***
Освобождённые от неонацистов населённые пункты открыли не сразу. Дороги, административные здания, даже жилые дома были заминированы отступающими украинскими войсками. На разминирование потребовалось время. Вилена была в числе первых, кто поспешил в Северодонецк, как только разрешили въезд.
Было это в конце августа. Она ехала по хорошо знакомым улицам некогда утопающего в зелени городка и не узнавала их. Проезжала мимо искорёженных машин, вмятых в асфальт снарядами. Мимо стволов деревьев, будто срезанных наискось гигантским острейшим ножом... Мимо выжженных дотла парков, скверов, рощиц... Мимо сложившихся, словно хрупкие карточные домики, многоэтажек... Мимо деревянных крестов во дворах жилых высоток... Мимо надписей «Осторожно, мины!» на стенах зданий...
Заметив очередь у грузовика с открытым кузовом, она остановилась и вышла из машины узнать, где сейчас располагается городская администрация.
- Мммм... Ээээ, - не сразу сообразив, о чём её спрашивают, ответила та. К российским терминам тут ещё не успели привыкнуть, - А! Хде хородское начальство размещается? Прямо два квартала, свернешь направо, а там спросишь, как пройти. Кажуть, туда на машинах ещё не всех пускают. Только по специальным пропускам. Остальных – пешими.
- Спасибо большое! - Вилена повернулась, чтобы уйти, но передумала, - Может, вы мне сможете помочь? Как я понимаю, вы из города не уезжали?
- Да, в подвале просидели. Мужа осколком убило, сына старшохо забрали и с концами. До сих пор не знаем, хде он и что с ним сталося. Страху натерпелись, не приведи хосподи!
- А где погибших гражданских хоронили, не подскажете?
- Ох, милая! Дохадываюсь я, какое у тебя здесь дело, - сочувственно вздохнула собеседница.
Вилена кивнула:
- Дочь мою тут убили. Недавно совсем. Вот, приехала могилку найти. Надо же перезахоронить по-человечески.
- Конешно, конешно, - поддержала её незнакомка, - Бандеровцы же старое кладбище заминировали, а новое обстреливали постоянно. Поэтому в основном тут во дворах хоронили. Мнохих просто закапывали, если дату смерти укажут – уже хорошо. Далеко ж не у всех документы при себе были.
- А замученных пленников всушники сами хоронили?
- О, они особо не заморачивались. Чаще прикапывали в братских мохилах за хородом. Или сбрасывали тела в колодцы.
- Где же эти братские могилы?
- В лесопосадках, кажуть, рвы такие видели. Но там ни крестов, ни табличек с фамилиями никто, понятное дело, не ставил. А ишо братские мохилы есть рядом с храмом в поселке Лесная Дача, на окраине. Там хоронили сначала наши ритуальные конторы, а когда обстрелы участились - коммунальщики.
- Спасибо большое. Вы мне очень помогли. До свидания.
- Походь, не уходи. Раз уж Господь тибе сюда привел, хуманитарку получи. Продухты хорошие, качественные. Коли под бандеровцами мы были, раздавали нам «хуманитарную помощь» из Америки — консервы для собак и кошек. Вот так они к нам относятся – как к животным.
- Ничего себе! Добрые и щедрые улыбчивые американцы... Да уж... Спасибо большое ещё раз, но у меня времени нет в очереди стоять. Дело очень важное. Домой в Луганск засветло нужно успеть вернуться. Сами понимаете, на дорогах ночью небезопасно.
- Ну, коли так, езжай, конечно.
Новая администрация Северодонецка расположилась в здании бывшей бандеровской ОГА. Как оно было не похоже на другие административные здания, где Вилене доводилось бывать! На боковой стене чёрной краской выведено «Разминировано». Посечённый осколками и пулями фасад, затянутые плёнкой рамы – ещё не во всех кабинетах заменили окна. Правда, внутри порядок навести успели. В приёмной – не новая, но добротная офисная мебель и оргтехника, жалюзи, комнатные цветы на подоконнике и на угловых полках шкафов. Мирная жизнь постепенно возвращалась сюда, но ещё очень многое напоминало о войне.
- Я бы хотела встретиться со специалистом, который занимается эксгумацией останков погибших в период боевых действий, - обратилась она к секретарю.
- Вам не сюда, а в следственный комитет необходимо обратиться. Они этими вопросами занимаются. Следователь СК как раз здесь в командировке. Но сначала позвоните, уточните, может ли он вас принять. Он часто бывает на выезде. Запишите телефон дежурного.
Вилена позвонила. Ей объяснили, куда подъехать. Через несколько минут она была на месте.
- По какому поводу обращаетесь? – спросил дежурный.
- По поводу места захоронения погибшей в июне этого года Машенко Алёны Дмитриевны, 1990 года рождения.
- Паспорт с собой?
Вместо ответа Вилена протянула документ.
- Вилена... Владимировна... Донченко... – записав данные в амбарную книгу, вернул паспорт и пообещал, - Вас пригласят, подождите немного.
Ждать Вилене пришлось дольше, чем было обещано. Наконец, её попросили пройти в кабинет. Там ожидал приятный молодой человек с короткой стрижкой и собранным на затылке пучком волос. Прямая осанка. Открытый решительный взгляд. Ни одного лишнего движения.
«Приятный мужчина. Располагает к себе», - отметила Вилена.
- Присаживайтесь. Слушаю вас. Кого вы ищите? – обратился он к гостье.
- Дочь. Вернее, где она похоронена. Убили её двумя выстрелами... Место постоянной регистрации город Луганск... – затараторила Вилена, готовая сообщить всё и сразу, что знает сама, лишь бы это помогло в поисках.
- Подождите, подождите... – прервал следователь, записывая что-то в блокнот, - Вам приходила повестка о смерти дочери?
- Да, из милиции в июле принесли, - Вилена достала из сумочки сложенную вдвое справку и протянула следователю.
- Ага, - одобрительно кивнул тот, быстро пробежал содержимое справки глазами, - Ошибки быть не может? Здесь указано, что причиной смерти Алёны Дмитриевны стала сердечная недостаточность, а вы утверждаете, она была расстреляна.
- Нет, ошибки быть не может. Её расстреляли на моих глазах, - и Вилена рассказала, как стала свидетелем убийства дочери.
- Нелюди... До сих пор к такому привыкнуть не могу. Поверьте, вы далеко не первая, кто рассказывает похожую историю. Не жалеют ни стариков, ни женщин, ни детей, ни раненных... - крепкий на вид мужчина изменился в лице, расстегнул тугой ворот рубашки, взял паузу справиться с нахлынувшими эмоциями и деловито продолжил, - Я поищу вашу дочь в списках погибших, имена которых нам уже удалось установить.
Вилена замерла с надеждой, кусая губы и теребя пояс платья, впиваясь взглядом в каждый листик в руках следователя.
- Вынужден вас огорчить: совпадений нет. Но вы не расстраивайтесь. В ДНР и ЛНР буквально на днях созданы межведомственные рабочие группы по розыску захоронений погибших и лиц, пропавших без вести. Мы только начинаем эксгумировать тела. Идёт кропотливая работа по установлению мест стихийных массовых захоронений. В двадцать первом году было известно о семнадцати. Сейчас их наверняка больше.
- Получается, у меня нет шансов её найти?
- Ну, что вы! Сделать это будет очень непросто, не скрою. Специалисты поискового отряда межведомственной группы берут биологические образцы тел. Все, кто ищет родственников, также сдают кровь или слюну для проведения генетической экспертизы, сравнения и идентификации тел. Вам тоже в первую очередь необходимо сдать тест ДНК.
- Я готова. Куда пройти?
- Не здесь и не сейчас. Позвоните вот по этому номеру телефона, - он записал его на клочке бумаги и протянул его посетительнице, - Это «горячая линия» для свидетелей стихийных захоронений и близких родственников усопших. Вам подскажут, куда и когда подъехать.
Вилена набрала его, как только вышла из кабинета следователя. Оказалось, на сдачу биоматериала – очередь. В день поступали десятки звонков от тех, кто так же, как и она, пытались найти близких. В ЛНР тысячи числятся пропавшими без вести. Родственники ищут их как среди пленных, раненых, потерявших память, так и среди погибших. Вилену записали на ноябрь.
«Не расстраивайтесь, - сквозь хрипы и треск в динамике телефона успокаивал её приятный женский голос, - Эксгумация останков в Северодонецке запланирована на конец сентября-начало октября».
Из здания, где работал командированный сотрудник следственного комитета, Вилена вышла опустошенной и разочарованной. Сознание требовало действий, а ей предлагали ждать. Ждать неизвестно чего. До вечера далеко, и она решила проехать к братской могиле на выезде из города, о которой рассказала незнакомка из очереди за «гуманитаркой».
- Та-а-ак... Лесная Дача... – повторяла Вилена, настраивая навигатор, - Ну, поехали туда. А вдруг повезёт?
Маршрут привёл к роскошному храмовому комплексу в сосновом бору. Утопающие в цветах и в зелени деревьев, чудом уцелевшие, не тронутые ни осколками, ни шрапнелью, ни пулями каменные постройки напоминали о величии божественного и рукотворного творения. Она немало слышала и о нём, и о случаях чудодейственного исцеления после посещения этого удивительного места силы. Но самой бывать здесь ранее не доводилось.
Со слов незнакомки, захоронение где-то неподалёку. Однако первым делом Вилена зашла в церковь поставить свечи за упокой и заказать молебен. На территории комплекса их две: церковь Свято-Крестовоздвиженская и церковь «Взыскание погибших». Конечно же, ноги сами повели во вторую.
Она хотела бы остаться на вечернюю службу, но время поджимало. Справившись у послушницы, где расположено новое кладбище, она направилась туда. Послушница вызвалась проводить гостью. Появившееся здесь стихийно и относительно недавно, оно поразило Вилену размерами:
- Господи, сколько же людей погибло в этой бойне... – Вилена сжала голову руками, не пытаясь поправить растрепавшуюся причёску, и пряди волос с густой проседью развевались на ветру словно траурные ленты.
Здесь нет могильных плит – только земляные холмики с деревянными крестами. На одних - таблички с именами и датами рождения и смерти. На других – обезличенные цифры.
- Чтобы при бандеровцах по-человечески похороны справить, кучу денег «на лапу» дать надо было, - посетовала послушница, - У кого деньги были, родные тех под именными табличками покоятся, как положено. Остальные – как неопознанные.
Табличку с именем дочери Вилена не нашла. Возможно, Алёнушка тоже покоится здесь под одним из пронумерованных крестов. Нужно набраться терпения и ждать.
***
Сентябрь и октябрь Вилена жила воспоминаниями о прошлом и надеждами вернуть часть этого прошлого: дочь. Однако даже сдав в ноябре тест ДНК, она снова была вынуждена ждать совпадения при идентификации найденных останков, давать показания следователям, раз за разом переживая самые страшные моменты жизни. Её заверяли, что работа ведётся, что все уголовные дела о геноциде и запрещённых методах ведения войны расследуются центральным аппаратом Следственного комитета России.
В пустых ожиданиях прошли ещё года два. Менялись следователи, места раскопок, но её дело, казалось, по-прежнему лежало мёртвым грузом на дне самого долгого ящика. Не дождавшись какого-либо результата, Вилена сама объехала все места стихийных захоронений, о которых удавалось узнать, все северодонецкие кладбища, однако могилы дочери не нашла. Тогда она решилась обратиться в администрацию Северодонецка. Настойчивую посетительницу провели в кабинет заместителя главы администрации, курирующего процесс эксгумации и перезахоронения.
Она постучалась и вошла в кабинет зама, не ожидая приглашения. За письменным столом из чёрного дерева сидел невысокий лысоватый мужчина средних лет в сером костюме. Справа от него – взъерошенный здоровяк в очках, в белом халате, с аккуратно подстриженной бородкой.
- Добрый день. Подождите, пожалуйста, в коридоре. У меня совещание. Вас пригласят.
Вилена вышла, закрыв за собой дверь, за которой о чём-то горячо заспорили. Слов зама не разобрать – сквозь дверь слышались только обрывки фраз.
- За первые три с половиной месяца работы подняты 292 тела, - отчитывался зычный голос здоровяка, - Даже при первичном осмотре криминалисты пришли к выводу, что это действительно мирные жители. Что показательно, из тел убитых извлечены пули натовского калибра: на входе – шило, а на выходе ткани разрывает. Таких патронов у нас никогда не было. Они лет пять назад на вооружении ВСУ появились.
«Оказывается, собачьи консервы людям – не предел человеческой жестокости. Вот она - гуманитарная помощь Украине от цивилизованных стран Европы», - лицо Вилены исказила грустная скептическая улыбка.
Тут открылась дверь, и её пригласили войти.
- Вилена Владимировна, это мой коллега, который непосредственно занимается решением вашего вопроса. Вашего – в том числе, потому что таких обращений очень много. Поверьте, мы не бездействуем, - заверил чиновник.
- Я верю, - кивнула Вилена.
- По нашим сведениям, украинские войска в целях сокрытия своих военных преступлений, отступая, вывезли из города или уничтожили списки с именами погибших и их документы, что значительно осложняет и затягивает процесс опознания, - учтиво объяснил здоровяк.
- Определить точное количество жертв боевых действий не только в нашем городе, в целом в республиках, действительно крайне сложно в связи с большим количеством пропавших без вести, - подтвердил зам.
- Я всё это понимаю. Но я же не прошу вас сообщить, сколько всего погибло и пропало без вести и назвать имена каждого. Мне нужно узнать всего об одной – о Машенко Алёне Дмитриевне! – вспылила Вилена: она ехала сюда не за подобными отговорками. Она покинула кабинет, в сердцах громко хлопнув дверью.
Почти разочаровавшись в помощи земных структур, Вилена обратилась к услугам потусторонней канцелярии: посетила всех гадалок Луганска. Но и они не внесли ясности в это тёмное запутанное дело. Одна уверяла, что она скоро, буквально со дня на день получит долгожданные сведения. Другая - что дочь ей найти не суждено, давно пора смириться... Однако больше всех запала в душу версия третьей, последней прорицательницы. Её образ в длинном китайском балахоне с капюшоном и вышивкой дракона на плече всплывал в памяти и, словно буёк на воде, не давал утонуть, стоило Вилене остаться наедине и погрузиться в омут отчаяния:
- Дочь твою Алёну не могут найти среди мёртвых, потому что она... она жива! – неестественно хриплым голосом вещала весталка, дыханием разгоняя дым, словно туман неизвестности. клубящийся над столом с хрустальным шаром в окружении чёрных горящих свечей.
- Вы шутите? – тогда Вилена нервно рассмеялась, услышав такое.
Но в душу коварно закралось сомнение: что, если так и есть? Вдруг расстрел – всего лишь показательная инсценировка, разыгранная специально для неё, чтобы убить морально, лишить смысла жизни? А на самом деле боевики угнали Алёну в плен? Как многих других... Вдруг дочь действительно жива и однажды вернётся домой? Или позвонит?
- Размечталась, дура старая, - Вилена в очередной раз осадила саму себя, - Чудес не бывает.
Звонок в дверь отвлёк от душевных терзаний. Она никого не ждала. «Неужто что-то новое об Алёне появилось?» - с надеждой она поспешила к входной двери. На пороге стоял сын в военной форме. С полгода назад Виктор сообщил матери, что далеко и надолго уезжает работать вахтовым методом, что звонить будет сам, потому что часто будет вне зоны действия сети, просил не волноваться. Куда он на самом деле отправился, Вилена поняла только сейчас:
- Почему же ты мне ничего не сказал? – спросила она, ставя на стол тарелку с разогретой в микроволновке солянкой и плетеную из лозы корзинку с хлебом. Она была счастлива порадовать сына домашним, которого тот наверняка давненько не пробовал.
- Чтобы тебе ещё больнее сделать? – вопросом на вопрос ответил Виктор, принимаясь за угощение, - какая вкуснятина, ма! Как же я соскучился по твоим кулинарным изыскам!
- А если бы тебя убили?
- Могли... Вот поэтому ничего тебе и не сказал. Но, пойми, не мог я смотреть, как ты мучаешься. О сестрёнке душа болит. Вот и записался добровольцем. Мы отомстили за Алёну.
Вилена прослезилась:
- Как?
- Не плачь, мам,- Виктор взял Вилену за руку, - Друзья помогли выяснить, кто похитил, пытал и убил Алёну. Я нашёл этих подонков. И... мы их ликвидировали.
- Как же ты их нашёл, сына? Я, хоть и видела их, но при встрече вряд ли узнала бы. Они ж, словно наложницы султана, все по макушку замотанными были.
Виктор рассмеялся:
- Хорошее сравнение, ма! Как я их нашёл? Ты думаешь, я случайно в штурмовики записался? Пленные бандеровцы на первом же допросе сдали всех, кто в Северодонецке похищением и шантажом гражданских промышлял.
- Смерть этих утырков мне дочь не вернёт, но не скрою, стало легче, что они за своё преступление ответили, - немного повеселела Вилена, - Ты оттуда насовсем или только в отпуск приехал?
- Проездом, ма. Привёз раненых в наш госпиталь. Рано утром обратно.
Вилена помрачнела.
- Что это у тебя? Вязание? Ты вязать научилась? – Виктор намеренно сменил тему разговора, заметив спицы с клубком в плетёной корзинке на журнальном столике у кресла.
- Надо же чем-то себя занять. Кстати, готовые носки обязательно забери и себе, и друзьям. Для гуманитарной помощи от наших клубных девчат я ещё успею навязать.
- Что за клубные девчата? Ты мне о них не рассказывала.
- В библиотеке мы организовали клуб добровольных помощниц бойцам СВО. Вместе маскировочные сети плетём, заливаем окопные свечи, вяжем носки и балаклавы...
- Да ты у меня тоже боец, ма! – похвалил её сын. Ему радостно было видеть, как мама возвращается к жизни и находит в себе силы быть полезной.
Они проговорили почти до утра. Виктор не рассказывал о своих суровых фронтовых буднях, а будни Вилены были скучными и однотипными. Мать с сыном смеялись и плакали, вспоминая прошлое, и мечтали о будущем.
Провожая сына ранним утром, Вилена с трудом заставила себя разжать объятия. Ей так не хотелось, чтобы он уезжал.
- Береги себя, Витя. Я не переживу, если потеряю и тебя.
- Недаром же ты меня Виктором назвала, мам! Победитель значит! Знаешь, сколько у меня там тёзок? Победа будет за нами!
Вилена перекрестила удаляющуюся фигуру сына и вернулась в квартиру, где ей впервые за долгие месяцы не было одиноко. Жизнь брала своё. Ещё совсем недавно убитая горем мать постепенно воскресала, отказываясь от мрачных дум и тёмных красок в гардеробе, в интерьере, в жизни... Ведь ей всего чуть больше пятидесяти – женщина в расцвете сил, а чёрное старит. Она вернулась к мысли, которую прежде гнала от себя прочь: жизнь одна, и она имеет право на счастье!
Её словно выключили и включили опять. Но включилась совсем другая Вилена, очень непохожая на ту, которую друзья и близкие знали раньше. «Новую» Вилену практически невозможно было разжалобить: после того, что случилось с ней и с её дочерью, даже большие беды казались мелкими неприятностями, и жаловаться ей на что-то было бесполезно. Тяжело пережив отчуждение родных, записавших её в стан врагов, бросивших один на один с горем, она научилась наслаждаться... одиночеством? Нет! Свободой! Она поняла, что теперь не зависит от чужого мнения, а раньше жила с оглядкой «что люди скажут». Жизнь доказала, что она сама способна на многое и может помогать другим. В первую очередь - бойцам на фронте, которые, рискуя жизнью и жертвуя собой, противостоят адептам абсолютного зла, лишившего её дочери.
Со спицами в руках мать бойца коротала вечера, «беседуя» с телевизором, оказавшимся самым приятным собеседником: не спорил, не перечил, выключался без обид, если надоедал. Она считала петли, вывязывая пятку. Зима на исходе, но впереди холодное межсезонье, и бойцам в окопах шерстяные носки будут ой как кстати! Напротив в нише «стенки» тихо бубнил телевизор:
«...по подозрению в совершении ряда преступлений задержан глава администрации города Северодонецка Николай Моргунов. Ему инкриминируется участие в банде, разбой и похищение человека, совершенные организованной группой»...
Вилена отложила спицы. Веткой крапивы обожгла догадка, почему дело о поиске тела Алёны никак не может сдвинуться с мёртвой точки:
- Не удивлюсь, если идентификацию тел намеренно тормозили из опасений, что косвенно это на след мэровской банды выведет.
Вилена выключила телевизор: хватит шокирующих новостей на сегодня, и отправилась в спальню. Долго не могла уснуть, думая о том, как резко и круто изменилась жизнь. На неё в одночасье свалились несчастья, которые только могли случиться: один за другим ушли в иной мир родители, предал муж, попала под сокращение на предприятии, на которое пришла работать сразу после школы, погибла дочь... Она шутила: её, имя которой образовано от псевдонима и инициалов вождя пролетариата, пытались свалить с постамента счастливой жизни – так же, как рушили памятники Ильичу по всей Украине. Врагам это почти удалось, но она выстояла.
Вилена не заметила, как задремала. Сквозь сон услышала робкий стук в дверь. Словно гость сомневался, стоит ли беспокоить хозяев в столь поздний час. Почти полночь! Вооружившись скалкой, она подошла к двери и посмотрела в глазок, а в нём, словно в калейдоскопе вдруг сложилась волшебная картинка – у двери стояла дочь!
Вилена отбросила скалку, щёлкнула затвором замка. Этот звук она ненавидела с того вечера, как потеряла Алёну: он напоминал ей зловещий щелчок затвора автомата перед двумя роковыми выстрелами. Но сегодня этот звук вернул ей дочь.
- Я вернулась, мама... – Алёна перешагнула порог, - Я очень соскучилась!
Такая же, как и несколько лет назад. Нет, ещё красивее! В длинном плаще нежного персикового цвета. Без чемодана, без сумочки, без вещей. Впрочем, какие после пребывания в Северодонецке вещи? Плащ и тот наверняка с чужого плеча, хоть и очень модный. Вилена хотела заключить дочь в объятия, но не могла сдвинуться с места, словно заворожённая. Она столько раз в мечтах представляла себе встречу с дочкой: как заплачет от радости, расцелует милое лицо с веснушками, прижмёт к груди головку с упрямыми завитками рыжих волос... Но вместо этого стояла, как вкопанная, не веря своим глазам и своему счастью.
- Ой, что же это я... Ты, наверное, кушать хочешь? Давай я тебя моим фирменным борщом угощу, а? Я его как раз вечером сварила. Не остыл, наверное, ещё.
- Не надо, мама. Завари лучше чай. С лепестками роз. Помнишь, как в детстве?
- Конечно! А к чаю что? Ты бы хоть предупредила, что приедешь. Я бы такой стол накрыла к твоему возвращению! Но ничего. У меня всегда есть что-нибудь вкусненькое. Ты проходи. Не стой у порога.
Алёна проплыла на кухню, словно её ноги совсем не касались пола, и села у любимого окна.
Вилена поставила на стол фарфоровые чашки. Достала банку с засушенными прошлым летом лепестками роз, кинула по щепотке в каждую и залила кипятком.
- Вот и розовый чай готов. А к нему я сейчас достану инжирное варенье. Соседка на днях угостила. Вкусное! – мать радостно щебетала, открывая дверцу холодильника, достала пузатую баночку и взглянула на дочь, которой не могла налюбоваться, - Ты-то как? Где ты сейчас живёшь, доня?
- Там, мама, - ответила гостья, указывая рукой на небо.
Алёна сбросила плащ, оставшись в белом мерцающем одеянии, а на её спине тихо зашелестели сложенные наискось шёлковые крылья... Банка с вареньем выскользнула из ослабевших рук Вилены. Дзынь! Она непроизвольно опустила взгляд, а когда подняла глаза, место за столом пустовало. Сильным порывом ветра открыло окно. Душное пространство кухни разбавила свежесть. Кажется, начиналась гроза. Первая в этом году. Редкая в межсезонье. Бедная женщина обессилено опустилась на стул, на котором несколько мгновений назад сидела дочь.
- Мне всё это привиделось? Нет-нет! Я поняла! Это была твоя душа, доченька! Я знаю, что ты сейчас там, - она повторила жест Алёны, - в лучшем мире. Прав был батюшка. Смерти нет... __________________
* В основе рассказа — реальная история женщины из Луганска, которая недавно переехала в Краснодар
|
