| |
Барак
Я помню деревянный свой барак,
Посёлок Дачный. Детства акварели.
Трещало время, цвёл в стране бардак…
И как за десять лет мы не сгорели?
Троллейбусы шуршали за окном,
Наш дом трясло, но мы не замечали.
Сосед за стенкою по кличке Гном
Повесился от горя и печали.
Я вырос, у меня давно семья,
Своя квартира, во дворе осины…
Но помню, у дороги плакал я –
Сносили детство, мой барак сносили.
***
В Ростове ливень – в Ленинске жара.
Природа отдыхает этим летом.
А ты мне снишься с ночи до утра,
Не звОнишь мне и не звонИшь при этом.
Раскладываю время по слогам,
Секунды растворяются в закате…
Прокладывает строки Телеграмм
В моей душе как лучший изыскатель.
Меж нами часовые пояса
На рубеже упрёка и намёка,
И слышатся над городом гроза
И голос из бескрайнего далёка.
***
Мне начал сниться новый дом,
А старый дом почти не снится.
И перевёрнута страница
В тетради жизни.
В молодом
Вине уже седые крошки.
Да и не хочется вина.
А где-то в детстве не до сна
И пахнет жареной картошкой…
Мы переехали давно,
И я туда не возвращался.
И в старом доме тихо, но
В нём навсегда отец остался.
***
Уже устали от зимы
Собаки, кошки и синички.
Замёрзли черти и кулички
В бараке ледяной тюрьмы.
И вертикальный дым трубу
Как репку тянет из барака...
В бараке пьют, в бараке драка,
Минута – и начнут стрельбу.
И только у порога мать
Сидит и ждёт с войны солдата,
Как бабушка её когда-то
Ждала отца... Была зима…
***
Везли овец на мясокомбинат,
И было душно в кузове глубоком.
И слышалось ворчание ягнят,
И вдалеке – кукушка-чернобока.
Водитель Челентано напевал,
И открывались мятые ворота…
Овечек завозили на повал,
И пахло кровью в воздухе до рвоты.
Козёл их встретил старый за углом –
Поверили ему и стали тише...
И вслед ушли овечки за козлом.
Козёл-то вышел, а они не вышли.
***
На ровном месте в час кривой
Он подружился со вдовой.
Плыла зима, цвела вдова,
И шла по городу молва,
Что пропадают мужики...
Жила бабёнка у реки,
Стирала в зеркале бельё.
Вокруг кружило вороньё.
А он влюбился как шальной,
Читал стихи ей под луной.
Чинил сарай, колол дрова
И ни о чём ни горевал.
Но всё закончилось бедой,
Когда пошёл он за водой...
Бежит река, трещат дрова
И вяжет чёрная вдова.
***
Счастливый снег как белый мох
Обнял завалинку избушки.
И за столом промеж эпох
Поэму пишет старый Пушкин.
У печки спит молочный кот
И зеленеют занавески.
Сергеевич сварил компот,
Приехал юный Достоевский.
Зима как белая нуга
Растянется до звёзд апреля,
И только бабонька-Яга
В гостях у сказки вяжет время.
***
Полярное сияние ума
И Баренцево море ожиданий…
В Териберке прекрасная зима:
Не нужно мне египтов, турций, даний!
Луна на ледовитом рубеже
Висит как будто бронзовая буква.
В воде дыхание морских ежей,
И под ногами созревает клюква.
На ледоколе «Ленин» хорошо –
Любое судно перед ним калоша.
И за рулём командует Коржов...
И охраняет Родину Алёша.
***
В плесени мои родные сени
И в грязи испачканы пороги.
У меня повесился Есенин,
У меня повесился Ставрогин.
По моей квартире ходят сплетни –
Собирают строчки или спички,
И когда приходит ветер летний,
Улетают бабочки-синички.
Может, это духи? Или души?
Разница видна и ощутима.
Я от страха закрываю уши:
Кто ты? Что ты, Филиппенко Дима?
По моей вселенной едут крыши.
Я замёрз до боли и до нитки.
Под моим окном гуляет Рыжий.
Турбина смеётся у калитки.
Девяносто пятый год
Я хороший, день плохой.
В плеере играет Хой.
Девяносто пятый год.
Задыхается завод.
Я подстриженный под бокс.
Спит в розетке Фумитокс.
Под зарплату рис, мука,
Сахара по три мешка.
А в деревне огород.
Баба ждёт, и деда ждёт.
Каждый вечер пироги
И рыбалка у реки.
Девяносто пятый год.
Загибается народ.
Черно-белая страна…
Без деревни нам хана!
Снега
А в детстве по ночам цветут снега,
Ложатся на лохмотья тротуара.
Компот — на дне стакана курага,
Деревни воздух, повести Гайдара.
Следил за нами справедливый дед,
Чтоб с братом мы не брали в руки спички.
Мы – каждый – гнали свой велосипед
И уезжали к чёрту на кулички.
По вечерам окрошка и кино,
Зелёный чай и шоколада плитка.
Я всё равно вернусь в деревню! Но
Закрылась в детство старая калитка.
Старик
Плыла ленивой рыбою река
Вдоль берегов черемухового ситца.
В деревне хоронили старика –
В гробу закрытом, чтоб не заразиться.
Семья не посмотрела на него
В последний раз, и не смогла проститься.
Они тогда не знали одного –
Что тело перепутала больница.
Лежит в палате дед. Ещё живой!
И не найти виновных в круговерти.
Вручив жене свидетельство о смерти,
Её случайно сделали вдовой.
Мечта
Когда мне было восемь лет
И я хотел быть гитаристом,
Отец готовил мне омлет
И называл большим артистом.
Любил я песни Кузьмина,
Был микрофон, точнее, плойка,
Была гитарой для меня
Коричневая мухобойка.
Ночами детскими мечтал,
Что я в Москве пою на сцене,
Что группу назову «Портал»
И что Кузьмин её оценит.
С тех пор прошло немало лет,
Я стал шахтёром и поэтом.
Жена готовит мне омлет,
Но нет мечты, и папы нету.
***
В старом небе новый пепел
Падает на школьный двор.
Снеговик солдата лепит,
Устремляя к солнцу взор.
Он успеет, он поставит
Памятник своей зиме.
Русский воин не растает,
Не погибнет на земле...
... Школьник спит, письмо в конверте,
Строчки бабушке своей:
Русский снеговик бессмертен,
Вместе с Родиной моей!
***
Я вглядываюсь снова в темноту.
И солнцем не напьюсь... Судьба шахтёра.
Когда-нибудь на пенсию уйду.
И станет шахта для меня Матёрой.
Семнадцать лет бреду в своей тени
По штреку жизни и без остановок.
И на-гора меня выводит нить.
Глубокий сон. А утром всё по новой.
Остановите шахту, я сойду.
И пересяду мир с другою былью.
Но разрезаю светом темноту,
Размешивая штыб с инертной пылью.
***
В Сибири дождик пахнет черемшой,
Немного сеном, вредною крапивой.
И на душе свежо и хорошо.
Не запретишь в Кузбассе жить красиво.
Шахтерской лампы негасимый свет
Щекочет нежно пятки небосвода.
Хохочет дождь, его смешнее нет,
В Сибири дождь теплей и слаще мёда.
Дождь спрятался, проснулась тишина.
И заиграли радужные рыбки.
На солнышке родная сторона,
И светятся шахтёрские улыбки.
|
***
Идёт по шахте человек
Как будто в ней живёт.
И путь его длиною в штрек
Закончится вот-вот.
Свернёт на путевой уклон
И выйдет на-гора.
Стране свой первый миллион
Он выдал в шесть утра.
Идёт герой по ламповой —
Счастливый человек.
Он бригадир, он деловой,
Но жизнь длиною в штрек.
***
А в шахте зреет виноград —
Он чёрный, крупный и блестящий.
Стремится к солнцу на-гора
Кормиться светом настоящим.
Легла инертная мука.
Зима на шахтном континенте,
Но виноградная река
Бежит по скороходной ленте.
Бежит во власти курожа,
И пахнет угольной ванилью.
И благодатный урожай
Плывёт под виноградной пылью.
***
Подземный космос тоже по плечу,
Светильники мерцают словно звёзды.
Начальник по фамилии Ткачук
Во всей вселенной сотрясает воздух.
Бурление космической реки,
Но не бывает здесь погоды хмурой.
Шахтёры это значит мужики
Без пафоса, без шоу и гламура.
А дома жёны держат кулачки,
Подземных космонавтов ждут с работы.
И в космосе летают светлячки,
Роскосмос им не запретит полёты.
***
Сегодня в шахте выпал снег
На штрековую мостовую.
И моторист обнял во сне
Конвейерную хвостовую.
Сопит стареющий насос
Откашливая снег и воду.
Сердитый босс-молокосос
Кричит на всех и на погоду.
Стихи висят на венттрубе.
Их горный мастер вытирает.
Шахтёр рифмует о судьбе.
Судьбу шахтёр не выбирает.
Воздушные дороги
Воздушные дороги под землёй
Прокладывают люди из проходки.
Шахтовый ветер их ведёт домой.
Немного сала и немного водки –
Святое дело если выходной,
Но мысли о забое – о работе.
В кино с детьми, романтика с женой –
И вновь бросок к сверхскоростной субботе.
Наступит финиш, пенсия, покой.
На даче мемуары и настойка...
Но будет сниться шахта и забой,
И верные друзья: Костян и Толька.
***
Куда же вы уходите, друзья?
Я верю, что уходите вы в детство
И пишете там письма для меня,
И шлёте мне их в преданное сердце.
Не знаю, будет встреча или нет,
Но нашей дружбы свет – неразделимый.
Я нарисую каждого портрет,
И подпишу их: «Коля», «Миша», «Дима»...
Бессмертен воздух и жива вода,
Пока есть память и стихи сияют.
Меняют нас и горе, и беда –
Друзей и после смерти не меняют.
***
Хорватская душа
Шальна – стремится к маю.
Бразильцы не спешат,
Бразильцы понимают.
Газона широта.
Две стенки. Мяч в воротах.
Не ожидал вратарь
Такого поворота.
Хорват берёт разбег:
Закалка и сноровка!
И загребский хавбек
Счёт сравнивает ловко.
Пенальти от ножа…
Блестят перчатки славы:
Во власти куража
Сегодня югославы.
Хорватская душа,
Шальна, стремится к маю.
Бразильцы не спешат,
Бразильцы понимают.
Анатолич
Виктору Коврижных
- Здорово Анатолич, как дела?
На фестиваль Бельмасовский приедешь?
- Конечно, Дима, вырвусь из села
И Лёшку вспомним, на турбазе встретишь?
Конечно встречу. И налью сто грамм,
Хоккей посмотрим и порвём канадцев.
Стихи прочтём мы и напьёмся в хлам,
И пусть все верлибристы нас бояться...
Студёный август выгорил до тла.
И деревенский гений не проснётся.
Ну, здравствуй Анатолич! Как дела?
В Старобочатах эхом отзовётся.
***
Где-то меж Самары и Тольятти
Мы считали звезды до утра.
Куртку белую на чёрном платье
Обнимал. И капельки костра
Согревали. Дождь был бесполезен,
Убегал по берегу скользя.
Целовал фиалки щёк и грезил.
Целоваться в губы нам нельзя.
Волны как созревшие ранетки
Падали на жигулевский лён.
Мы стихи писали на салфетке.
И шуршала Волга или клён.
Джон Коннор
Когда Джон Коннор был здоров
И ездил на мопеде.
Мы с дедушкой пасли коров,
А после на обеде
С картошкой ели пироги.
Затем я шёл к невесте.
А Шварц наматывал круги
И заряжал венчестер.
Давно закончил институт,
Женат, пишу поэмы.
А Коннор жив и также крут,
Решает все проблемы.
Проходит жизнь как сериал,
Стара как Роберт Патрик.
Когда Джон Коннор умирал
Я спал в кинотеатре.
1925
Стелются туманы в голове.
Серый пепел лёг на тротуар.
По проспекту чёрный человек
Шёл опохмелиться в старый бар.
А в душе его гудит война,
А в крови брезентовый мороз.
С каждой рюмкой ёкает весна,
Расцветает медуница слёз.
И звенят колючие стихи,
На коленях пьяная форель
На крючке. Вчерашние духи
Соблазняют. И в глазах апрель.
Нежные туманы в голове.
Серый пепел лёг на гололёд.
Возвращался чёрный человек.
Завершался двадцать пятый год.
***
Остался цирк. Он в городе полгода.
Артисты голодают в тишине
И принимают пищу от народа,
Чтоб прокормить животных. На стене
Висят афиши из вчерашней жизни…
И клоунам давно не до детей –
Метут проспекты вопреки харизме,
Чтоб накормить талантливых зверей.
...Уже зима. Но цирк на том же месте.
По снегу ходит поседевший лев.
Под гривою висит блестящий крестик,
Как символ Божьей веры на земле...
Деревня детства
Я приехал в деревню свою,
Чтобы детство увидеть далёкое.
Снова плечи целует июль,
Задышали свободою лёгкие.
Прикоснулся я к чистой траве,
Отогрел возле озера душу я –
Я б остался в берёзах навек,
Птичью музыку сердцем слушая.
А когда приползёт темнота,
Сяду я на скамейку у тополя…
Деревенская спит красота,
И название ей – Протопопово.
Матч Черногория-Россия
За каждый файер нужно отвечать,
Когда в Европе холодно и плохо.
Погасла черногорская свеча
На стадионе, где скрипит эпоха.
Назад нельзя, пробито колесо.
И разве жизнь дешевле всех трофеев?
Ещё чуть-чуть, и не дай Бог в висок!
Тогда б за всех ответил Акинфеев.
Такой футбол – ненужная игра.
И исправлять его никто не хочет.
Останется нам чёрная гора
Из околофутбольных многоточий.
Молчим
Мы молчим. Семь тысяч расстояний
Прерывают наши голоса.
А в душе дожди воспоминаний,
Осенью наполнены глаза.
Между нами горы, люди, слухи…
Тихо гаснут наши голоса.
На границе счастья и разлуки
Часовыми стали пояса.
***
Я живу на улице шахтёров,
Той, что пахнет хлебом и углём…
Я люблю шахтёрские просторы,
Я люблю свой дворик и свой дом.
И рассвет ленинск-кузнецкой лапой
Гладит землю моего двора…
Я люблю шахтёра – он мой папа!
И Кузбассу – дружное УРА!
Не бросай
Не бросай в пустоту, в тишину –
Я не выживу в этом молчании.
Слезы, нервы – и звоны печали, и
Я один долго не протяну.
По следам ты моим не пойдёшь –
Не заметишь нелепой пропажи.
Ты меня от огня не спасёшь.
Ты не ходишь по пеплу и саже. |
Дмитрий Александрович Филиппенко родился 7 декабря 1983 года в Ленинске-Кузнецком Кемеровской области. Окончил Сибирский государственный индустриальный университет. Работает горным мастером на шахте. Публиковался в журналах: «Огни Кузбасса», «Наш современник» (Москва), «Юность» (Москва), «Дальний Восток» (Хабаровск), «Москва», «Родная Ладога» (Санкт-Петербург), «Берега» (Калининград), «Плавучий мост», «Нева» (Санкт-Петербург), «Алтай» (Барнаул), «Сибирь» (Иркутск), «Енисей» (Красноярск), «Бельские просторы» (Уфа), «Сура» (Пенза), в Литературной газете и других изданиях. Главный редактор литературных альманахов «Образ» и «Кольчугинская осень». Организатор Всероссийского литературного фестиваля им. Алексея Бельмасова. Автор семи книг стихотворений. Лауреат межрегиональной премии им. В.А. Макарова (Омск), кузбасской литературной премии им. В.М. Баянова, ежегодной премии «Слово» (Москва). Член Союза писателей России. Секретарь Союза писателей России. Проживает в Ленинске-Кузнецком.