Александр Голубев: "У меня родина есть… Тихий Дон…"

Пятьдесят лет в поэтическом строю Александр Голубев. Первые стихи печатал в газетах, журналах. Сейчас он автор пятнадцати сборников, изданных в Воронеже и Москве. Секретарь правления Союза писателей России. Лауреат Всероссийской литературной премии имени М. А. Шолохова. Заслуженный работник Российской Федерации.

Прожитое и пережитое в стихах. Об этом и говорим.

С поэтом Александром Голубевым знаемся со студенческой скамьи. Чубатый чернявый старшекурсник мне, первогодку, показался «дюж городским». При галстуке, в разговоре замысловато пощёлкивал пальцами рук, умно рассуждал о стихах и литературе. Насмешлив. Узнав, что я рос на печи в воронежской степной слободе, начал задираться: «хохол­ – мазница, давай дразниться».

Тут я понял, свой – донской нахалёнок. С ним ухо держи востро и отвечай тем же. Что и делаю с сентября 1964 года вот уже пятый десяток лет.

* * *

– Александр Александрович, у вас на хуторе Краснояровском, что под Вёшенской, все такие петушистые? Тебе не доставалось в прожитой жизни за острый язычок?

– Конечно, доставалось. Но я не огорчаюсь по той причине, что подшучиваю обычно над теми, кого искренне уважаю. И эту мою шалость люди интеллигентные, особенно «класивые и в оцьках», таким, в частности, тебя видит твой внучок Никита, чаще принимают без малейшего намёка на обиду.

– Если говорить о студенческой поре всерьёз, то оттуда – настоящее бескорыстное братство. С возрастом утверждаешься в этом больше и больше. Мне на всю доставшуюся жизнь памятны и твои уроки того бурсацкого общежитейского бытия. Не унижайся, но – уважай старших. Не гробь себя на ночной разгрузке цемента, щебня, коли силёнок и здоровья недохват. Деньги прирабатывай головой. Трезвым умом. Хорошо учись, для того ты сюда в институт и пришёл. Получай повышенную стипендию да протягивай ножки по той одёжке… Будем считать, что и о нас Николай Васильевич Гоголь сказал: нет уз святее товарищества.

Теперь о главном. Стихи, говорят, не пишутся, рождаются. Помнишь, как родился первый стишок? Сочинял-то ещё в «колыске» - люльке?

– Безусловно, помню. Написал я свое знаковое «творение» зимой, в далёком 1952 году, будучи учеником 2 класса. Не долго думая, отправил его в «Пионерскую правду». По прошествии некоторого времени был сильно удивлён тем, что стихотворение почему-то не напечатали. Но зато пришёл ответ из редакции. Литературный консультант «Пионерки» советовал не бросать занятие стихами, но при этом настоятельно порекомендовал выучить правописание безударных гласных. Очевидно, при создании вдохновенного произведения о зимних забавах, слово «кататься» я написал через букву «о», совершив чудовищную грамматическую ошибку.

– Ты из поколения детей войны. Написал об этом пронзительно: «Мы в детстве редко улыбались, мы в детстве без отцов остались…». Что оставила Великая Отечественная война в твоей судьбе?

– Наверное, как многие мои ровесники, вспоминаю своё детство без особых радостей. Отец не вернулся, поэтому надеяться на то, что в трудную минуту можно будет опереться на родное плечо – не приходилось. Во всём рассчитывал только на самого себя. Послевоенную обездоленность и нищету видел не издали, а в упор, и сам испытал её по ноздри. Но именно эти лишения укрепляли тягу к противостоянию им. В тринадцать лет ушел из дома в Вёшенскую школу-интернат, чтобы продолжить учёбу. И уже в то время понял, что мир не без добрых людей. В первую очередь тех, кто сломал хребет фашизму, домой вернулся победителем и с особым чувством умел радоваться жизни. Моё благоговейное отношение к фронтовикам, людям, подарившим всем поколениям земли Победу, остается неизменным.

– Своим творчеством ты привязан к месту рождения, к тихому Дону. Как считаешь: хорошо это или не очень для человека пишущего?

– Когда у человека есть малая родина, то любая дорога приведет его к Родине большой. Об этом хорошо и точно сказал Сергей Есенин в споре с Зинаидой Гиппиус: « У меня родина есть, у меня есть Рязань». У Шукшина – Сростки на Алтае, у Исаева – Коршево на Битюге, у Шолохова – донские хутора Кружилинский, Плешаковский, вообще вся вёшенская округа, у Прасолова – Россошь… А в итоге у нас, литераторов разных величин, – есть Россия.

– Рядом великий земляк Михаил Александрович Шолохов. О нём речь у нас ещё впереди. А пока скажи, не его ли пример подсказал хуторскому хлопцу, что поэтом ты тоже можешь быть?

– Шолохов вряд ли был для меня примером. Уж слишком несопоставимые масштабы. Занятие творческим трудом, и тем более поэзией, в подсказках не нуждается. Если Бог дал тебе хотя бы маленькую возможность для самовыражения, то дорожи этим, ведь другим такую милость он не оказал.

– За отчим порогом ты выбрал Воронеж. Мог бы уехать учиться в Ростов, в Москву. Тогда крестьянский сын мог держать направление на любой университет. Почему – Воронеж и педагогический институт?

– Разумеется, мог бы поехать в любой другой город. Но выбрал Воронеж. Вот тут, как раз и хочу вспомнить Шолохова, ученика Богучарской гимназии, искренне любившего Воронеж. Однажды в беседе с профессором нашего педагогического института Иваном Фёдоровичем Бирюлиным великий писатель по-казачьи, простодушно сказал: «Воронеж удивительный город. Он «хучь» кого приманит». Поэтому неслучайно старинный город на реке Воронеж встречается в его книгах неоднократно. Особенные чувства вызывает у всех русских и, в подавляющем большинстве, у бывших советских людей судьба «природного воронежца», чернорабочего солдатского мужества Андрея Соколова. Именно этот литературный герой, как и Василий Тёркин в Смоленске, должен стать памятником солдатской доблести и силы духа русского человека на века. Очень бы хотелось, чтобы идея неизбывной памяти о тех, кто спас Отечество от фашизма, была активно поддержана руководством и общественностью области. Ведь за этим образом стоит не только слава нашего города, но и всей России. Пожалуй, в этом будет заключаться мой ответ на вторую часть вопроса: почему Воронеж, и почему пединститут.

– С чьей поддержкой укреплялось желание быть поэтом – «каким хочу, таким и знаменитым»?

– Вслед за Есениным хочу повторить: «Мы в знатные очень не лезем». А вот «желание быть поэтом» подкреплялось во мне первым школьным учебником - «Родной речью», стихами Ивана Сурикова, Алексея Кольцова, Ивана Никитина, Николая Некрасова, Алексея Плещеева, Афанасия Фета, безусловно, Александра Сергеевича Пушкина, Михаила Юрьевича Лермонтова, одним словом, классикой отечественной поэзии и очарованием донской природы.

– Как потом попал в Литературный институт? Туда с филологическим образованием вроде бы не брали. Я, как та бабуся, которая допытывалась у внука: зачем тебе второй институт? в одном не выучили?

– Быть студентом Литинститута – моя давняя и заветная мечта. Когда я оканчивал среднюю школу, преподаватель литературы и поэт Михаил Николаевич Ковалёв, после публикации первых стихов в Вёшенской газете «Донская правда» настоятельно посоветовал мне поступить в Литературный институт, о котором я тогда никакого понятия не имел. И разве можно было ослушаться человека, который в тебя верит. Но с ходу осуществить мечту не удалось. Не было трудового стажа, а его наличие являлось обязательным условием для поступления в элитный по тем временам вуз. И только после окончания пединститута, отработав сотрудником Подгоренской районной газеты необходимый срок и получив соответствующую запись в трудовую книжку, я на общих основаниях, как обычный десятиклассник, направил документы в приёмную комиссию. Прошёл творческий конкурс, сдал вступительные экзамены и был зачислен на заочное отделение. Думаю, что подобное моё упорство было оправданным. Ведь для занятий творчеством, особенно для приобретения профессиональных навыков необходима среда из таких же, как ты, – «чокнутых» или близко к этому – коллег. Мне, вообще-то, повезло. В ту пору в творческих семинарах, которыми руководили выдающиеся мастера литературы, школу изящной словесности проходили – Юрий Кузнецов, Борис Примеров, Юрий Беличенко, Сергей Чухин, Василий Макеев; двумя курсами старше учился ныне самый знаменитый лирик России Николай Рубцов.

Я попал в семинар Дмитрия Михайловича Ковалёва. Но по окончании первого курса мои творческие пристрастия и руководителя не совпали, пришлось уйти к другому наставнику.

– Литературным ремеслом владеть нужно. Всё же: поэзия – это состояние души. Из разных своих стихов прочти самые дорогие тебе строки.

– Не думаю, что они самые дорогие, но тем не менее:

Я был упрямым и двужильным.
Всё вынес, господи прости.
Одно лишь сердцу непосильно,
когда невежество в чести.

Это строчки из стихотворения, посвящённого памяти композитора и создателя Воронежского русского народного хора Массалитинова.

– Я тебе искренне завидую. Ты знал Массалитинова, Мордасову. Что дало общение с ними?

– Я не только знал, но и дружил с этими замечательными мастерами. На мои слова Константином Ираклиевичем написано несколько песен. Одна из них «Не кукуй, кукушечка» в исполнении Воронежского русского народного хора завоевала первое место на Всероссийском конкурсе патриотической музыки. В составе творческих бригад, которыми руководил Массалитинов, побывал, наверное, во всех районах области. У меня сохранились редкие фотографии, где группа деятелей искусств из Воронежа запечатлена на встрече в поле со свекловичницами красносёловского колхоза в Петропавловском районе.

О Марии Николаевне Мордасовой и её муже Иване Михайловиче Руденко, заслуженном артисте России, баянисте божьей милостью, говорить особенно приятно. Произнесёшь это магическое слово «Мордасова» и сразу теплеет на душе. Вспоминается её голос, и вся Мария Николаевна – статная, воистину народная красавица Всея Советского Союза, при этом без малейшего намёка на исключительность. Из общения с Массалитиновым, Мордасовой сумел понять главное. За место под солнцем приходится воевать трудом праведным. На Олимпе славы, как на курином насесте, свободных мест нет, и уж если окажешься там наверху, помни о том, что падать с высоты ой как больно. В искусстве, как ни в каком другом виде человеческой деятельности, конкуренция никогда не исчезала. Поэтому «хвалу и клевету приемли равнодушно». Это пушкинское правило обязывало жить скромно, согласно воспитанию, полученному в наследство от предков, добывавших хлеб насущный в поте лица своего. Как итог, у воронежских знаменитостей – никаких сверхнакоплений и богатств, а вот талант, что Бог им подарил, сполна отдан людям.

– Редко кто из поэтов осмеливается писать поэмы. У тебя – «Седая весна», «Ногайский зять», «Луговая рябина», «Лунный берег». Недавно вышла, интересная, с ярким гражданским звучанием, получившая высокую оценку читателей и критики, - «Судный час». Ты продолжаешь крепить лучшие лирико-эпические традиции в русской литературе. Кто или что тебе опорой? Ведь на глазах вытравляется любовь к родному слову, к добрым человеческим чувствам, к прекрасному, к красоте, которая вроде бы должна спасти мир.

– Очень сложный вопрос. Стремление к самовыражению и стимул, и опора – одновременно. Но в поэзии из средств, соединяющих высокие лирические чувства и эпос, наверное, только жанр поэмы является наиболее универсальным. Образцом такого вида произведений без всяких сомнений является «Слово о полку Игореве». Оно до сих пор, спустя века, остается единственной, недосягаемой вершиной в русской литературе, несмотря на то, что в отечественной стихотворной классике с той поры появились десятки, если не сотни произведений эпического жанра. Из советского прошлого к нам пришли поэмы Александра Твардовского, Бориса Корнилова, Павла Васильева, Николая Тихонова, Василия Федорова и, конечно, земляка-воронежца Егора Исаева, которые стали национальным достоянием русской советской литературы, её золотым фондом. В подавляющем большинстве они имеют касательство к болевым точкам отечественной истории. Любые войны, как известно, испытывают человека на разрыв. Но при всей их смертоносной разнице, есть одно общее – кровь, пролитая предками разных поколений, по-прежнему остается красной. Убиенные когда-то во славу России – это наши родные люди: будь то ратники князя Игоря, казаки, оборонявшие азовскую крепость в 1641 году, бойцы гражданской или Великой Отечественной войн, участники афганской и чеченской кампаний, юго-осетинского конфликта – они становятся живыми действующими лицами истории. И потому воинская доблесть этих людей прекрасна, поскольку она имеет достойный их высокой чести результат. Пожалуй, это и является опорой в стремлении поэтов рассказать средствами художественного слова о высоких и красивых душевных качествах своих героев, которые не раз спасали мир.

– Мои далёкие предки слободские казаки верой и правдой служили Отечеству. Непонятно, за какие прегрешения их указом перевели в войсковые обыватели. Стали крестьянами. Кто сейчас даже из историков знает, что победа в Полтавской битве была добыта казачьими слободскими полками и оплачена немалой кровью? У тебя дед донской казак. Ты стараешься сохранять традиции казачества. Зачем?

– Недавно Россия и Украина отмечали 300-летие Полтавской битвы. Никто из нас, русских и украинцев, кровно чувствующих тысячелетнее родство двух славянских народов, даже в дурном сне не хотел бы видеть то, что в братской стране станут насаждать неприязнь и враждебность к своим соплеменникам по Киевской Руси. Горько. Дай Бог, чтобы всё это кануло в лету.

Касаясь вопроса возрождения казачества, скажу своё сугубо личное мнение. Как ни печально, но время казаков, на мой взгляд, прошло. Потомки создателей и заступников Руси – донские, запорожские и ещё более десяти казачьих Войск бывшей Российской империи, в настоящее время почти не востребованы. В Вооружённых силах России крупных казачьих формирований нет, и, скорее всего, уже не будет. Кавалерия, как стратегическая сила, ушла в далёкую историю. Беречь казачий уклад, то есть жить хуторами и пахать свои наделы на быках, как это делали казаки хутора Татарского из «Тихого Дона» – архаика, невозвратное былое. И потому нынешним наследникам ратной доблести казачества остается совсем немного: хранить воинские традиции прославленного сословия и православную веру. Эти ценности нетленны, и потому они должны постоянно находиться в нашей исторической памяти.

– Донское казачество навечно прописано в истории Михаилом Шолоховым. Ты рос под его звездой. Каждое свидетельство о нём дорого, как бы люто не злобились его завистники. Кто для тебя земляк?

– Шолохов велик и прост одновременно. Хотя чистосердечно признаюсь, не с моей весовой категорией замахиваться на прочтение великой личности. Писателя я видел вблизи не один раз, слушал его выступления. Для нас, его земляков, он был человеком великой души, любивший людей, и в первую очередь, родной русский народ. В своей речи, произнесенной в декабре 1965 года в Стокгольме, во время вручения Нобелевской премии, Михаил Александрович в очередной раз выразил свои благодарные чувства к соотечественникам. И эту непоказную любовь народ угадывал безошибочно. И как бы завистники ни пытались уличить Шолохова в грехах, в частности, в плагиате, которого не было, он по-прежнему остаётся недосягаемой творческой величиной для подавляющего числа его ниспровергателей. А раз так, то его завистникам ничего не остаётся, как покаянно склонить голову и сесть на то место, больше всего схожее с «тубареткой». Или – как метко уже сказано: завистникам остаётся уцепиться за стремя «Тихого Дона» и хотя бы поволочиться по горным высям словесности.

– Ежели не тайна, то сейчас чаще всего, о чём спрашиваешь у самого себя?

– Скорее всего, не у себя спрашиваю, а прошу Господа Бога помочь мне, грешному, не озлобиться и совершить больше добрых дел.

 

С поэтом Александром ГОЛУБЕВЫМ беседовал Пётр ЧАЛЫЙ.
(Воронежская область)

Вернуться на главную