| |
Анатолий ГОРБУНОВ (1942-2016)
СЕНОСТАВ
Ясное утро. Обильные росы.
Ласковый шелест осин.
Хохотом будят леса и покосы
Братья — Сергей, Константин.
Сколько в них удали, сколько сноровки!
Тятя бодрит сыновей.
Яростней молний сверкают литовки,
Падает навзничь кипрей.
Твёрдая поступь. Крылатые взмахи,
Очи азартом горят.
В огненных росах намокли рубахи.
Каждый силёнкой богат.
Солнечный ветер обвеет ромашку,
Быстро убавится прыть:
Братья впрягут в волокуши Пегашку —
Копны поедут возить.
Стойкое вёдро — крестьянское счастье!
Знойные травы шуршат,
Дружные сёстры — Анфиса и Настя
Ловко сенцо ворошат.
А по тропинке, ручьистой и древней,
Тайно любуясь на птах,
Девочка Нюра несёт из деревни
Скромный обед в туесках.
Жмурит от солнца свои незабудки,
Явно довольна собой!
В образе тяти на помощь малютке
Полдень спешит голубой.
С детства, мой друг, на раздольных покосах
Родину мы познаём,
Где до озноба настоян на грозах
Каждый лесной водоём.
С детства, мой друг, на родимой природе
К высшей стремимся любви,
К той, что бурлит родниками в народе,
В песенной нашей крови!
СТОРОНА РЕЧНАЯ
Детство, детство! Мальчик босый
Смотрит вдаль из-под руки:
Старый бакенщик на плёсах
Зажигает огоньки.
Едет вечер в таратайке.
Мошкара крапивой жжёт.
Пляшут девки на лужайке —
Хромка спуску не даёт.
Гармонист, остынь немножко!
Но катается гармонь,
Как горячая картошка,
Да с ладони на ладонь.
Эхо канет в небе алом.
Вслед за эхом от реки
Барабанит ночь по скалам
Тонкой ножкой кабарги.
Где-то чибис причитает
Над утопшею звездой…
Сторона моя речная —
Ветра звон берестяной!
Ты во мне, как вдох и выдох.
Не скружу в лесах родных —
На твоём раздолье вырос,
На ярушниках твоих.
БАБЬЕ ЛЕТО
Золотые гвозди
На овсах зари,
На рябинах грозди,
Будто снегири.
Мнится: только свистни —
Улетят за лес.
Паутиной свисли
Облака с небес.
На лесной опушке
На траве седой
Крутятся волнушки
Розовой юлой.
ШМЕЛИ
Разве можно забыть эти брови подковой,
Силу собственных чар ты не знаешь сама —
Оцелованных губ привкус вербы медовой
Так и сводит с ума, так и сводит с ума!
Ты пришла и ушла по разбитой дороге,
По оследьям судьбы свой искать интерес,
Непутёвый апрель щедро бросил под ноги,
Отражая тебя, шёлк текучих небес.
По лесам и полям Божья музыка льётся,
Скоротали метель и расстались навек.
Сколько зим пронеслось, до сих пор отдаётся
Колокольчатый смех за туманами рек!
Разве можно забыть эти брови подковой?
Обожгла нас любовь и на память о ней
Ты оставила мне прутик вербы медовой
И поющих на нём золотистых шмелей.
ОСЕНЦЫ
Звонкий лёд и синева.
Ой, речные ночи!
Побелела голова,
Стали строже очи.
Под ногами верещат
Осенцы упруго.
Зашугует перекат,
Не горюй, подруга.
Всё-то будет хорошо,
Всё-то будет гладко!
Ты молоденька ещё
И целуешь сладко.
ТРОЙКА
Кони — вьюга! Уносят, уносят…
Гривы, вспыхнув, звенят на ветру.
Эй, залётные! Волюшки просят.
Воли дай — разобьют на юру.
Всё, как было, пороша и хромка,
Полушалок цветной до бровей.
Лунным вихрем клубится позёмка
Из-под кованных свистом саней.
Коренник рвёт поводья, рыдая.
Пристяжные хрипят по бокам.
Искроглазка моя дорогая,
Я тебя никому не отдам.
За любовь, за народные песни,
За себя мы ещё постоим,
На руках твоих древние перстни
Отогрею дыханьем своим.
Нам по нраву ожоги позёмки
И к лицу деревенский наряд.
Нашу борзую тройку в потёмки
Зря мечтает угнать конокрад.
Погляди — над полями, лесами
Расступается дрёмная мгла!
Соловьём заливаются сани.
Кони — вьюга! В крови удила.
ПРЕДОСЕНЬЕ
Тропа снуёт куда попало.
Тайга просвечена насквозь.
Ещё не вызрела — с подпалом —
У векши дымчатая ость.
Ещё косарь отаву косит —
На чёрный день, на поздний май.
Ещё не верится, что осень
Вплела тоску в собачий лай.
Но выйди к житу, к речке плавной —
Вдруг тетивой вспоёт крыло…
В лазури долго будет плавать
Чирка кудрявое перо.
ВОРОБЕЙ
Мёрз ты под крышей — от копоти чёрен,
Ныло пустое нутро.
В лытый мороз я давал тебе зёрен.
Чем отплатил за добро?
Выщипал напрочь рассаду на грядке,
Лень насекомых ловить…
Я-то стерпел, а сосед из рогатки
Запросто мог бы убить.
ТИХАЯ ДЕРЕВНЯ
Смотрю на дикие поля,
Ловлю глазами птичью стаю.
Деревня тихая моя,
Тебя весёлой вспоминаю.
Здесь столько лет Кузьма, Филат
Пахали, сеяли, косили!
Ни привилегий, ни наград
У государства не просили.
Кормили хлебушком народ.
Хозяйство крепкое стояло.
Пожаров не было, а вот
Сельчан по свету разметало.
Как будто им с гнилой ольхи
Накликал ворон хворь и голод —
И потянулись от сохи:
Кто в леспромхоз, кто в душный город.
Кого винить? Кого жалеть?
Прости, деревня, я бессилен
Пустые избы обогреть —
Их много нынче по России.
Приговорённые на слом,
Они достойны лучшей доли.
В торговых комплексах вином
Не заглушить крестьянской боли…
Смотрю на дикие поля,
Ловлю глазами птичью стаю.
Деревня тихая моя,
Тебя весёлой вспоминаю.
Не вспыхнут радостно огни,
Не всхлипнут в сутеми колёса.
В траве обломками лыжни
Белеет палая берёза.
А рядом кустик молодой
Пророс сквозь древние салазки,
Дремучий пень, как домовой,
Его баюкает под сказки.
Молчишь. Надеешься и ждёшь.
И сыновья к тебе вернутся,
Посеют солнечную рожь
И первым всходам улыбнутся!
ЛЕДОХОД
Канула мельница —
Белая сказка.
Варвар намедни ли
Свёз на дрова?
Мелется, мелется
Мёрзлая ряска,
Крутятся-вертятся
Льдин жернова.
Сгинули пахари…
Мельнику снятся
Шаньги покровские,
Воздух мучной.
Охает, ахает
И не едятся
Булки сельповские —
Хлеб привозной.
СКАЗКА О МУЖИКЕ
Веря в счастье, веря в хлеб и судьбу,
Пятистенную срубил он избу.
Что ни брёвнышко — малиновый звон!
В окна вправлен голубой небосклон.
Что ни досточка — в резных петухах!
Крылья-ставенки поют на ветрах.
И колодец-то у самых ворот,
И тыньём-то обнесён огород.
Всё подогнано с умом, в аккурат,
Знать, на выдумки хозяин богат.
Он — и плотник, и косарь, и кузнец,
А короче говоря, молодец!
Любо-дорого! Живи-поживай,
Горя-горюшка на свете не знай…
Да невесело живётся в избе,
Распоясался кормилец в гульбе.
Пристрастился ненаглядный к вину,
Испечалил молодую жену.
Ой, ты, жёнушка, красава-жена,
Молодешенька, пьяна без вина!
Ребятишечек родит каждый год,
Что ни чадо — то рахит, то урод.
Им бы мучки на пирог наскрести —
По сусекам хоть шаром покати.
Истрепался, обносился мужик:
Сорок вёсен, а похож на голик.
Лишь появятся деньжонки в руках,
Он в сельпо бежит на всех парусах.
Кровь из глотки, но отравы возьмёт.
Негодует у прилавка народ:
— Время жатвы, а ему трын-трава,
О колхозе не болит голова…
— Выдавали бы зарплату вином,
За бутылкой бы не лез напролом…
А когда-то он вставал на заре,
Задавал скоту сенца во дворе.
С кряком, с выдыхом чурбаны колол,
Веял просо и пшеницу молол.
Даже в праздники отраду не пил —
То рыбачил, то строгал и пилил.
Чуть приземистый и в крыльцах широк,
Захохочет — ходуном потолок!
Щи мясные поварёшкой хлебал
И оладушки в сметану макал.
Что случилось, что стряслось с мужиком?
Или зельем опоили тайком?
Может, сглазили — надели «хомут»,
Вот и сохнет и куражится тут?
Ни при чём тут колдовской наговор…
Поселился на подызбище вор —
Дух нечистый, вурдалак, сатана:
Расчерным его душонка черна.
Расчерным его делишки черны
С той, и с этой, и с другой стороны.
Не даёт он молодцу протрезветь.
Сундуки его обчистил и клеть.
Что под руки попадёт, то и прёт,
Мужику змею-верёвочку вьёт.
Водит пальцем по бутылкам пустым,
Зубоскалит втихомолку над ним:
— Докатился, топотун-хлебороб,
Силой хвастался, а в чарке утоп.
Бочку с хмелем, окаянный, купил,
На полати к мужику закатил:
— Пей, хозяин: раз на свете живём!
Не кручинься о хозяйстве своём.
За хозяйством, за женой присмотрю,
Ребятишкам жирных щей наварю.
Что ни скажет мужику — всё обман,
До исподнего пропился Иван…
Хорошо, господь увидел с небес
И по дереву к беспутному слез.
И давай растрёпу в прорубь макать,
По сугробам кувырком кувыркать:
— Нынче, паря, я тебя проучу,
Звякну, выжму и опять намочу.
Догулял, растрёпа, так-перетак,
Глянь: хозяйство разорил вурдалак.
Ты «ненашего» с подызбицы сбрось,
Опоясай батогом наискось,
Да покрепче, аж до самой кости,
А подызбицу — заплюй, закрести.
Отлупил господь Ивана ладом
И вернулся в свой заоблачный дом…
Оклемался мало-мало мужик
И нечистого схватил за кадык.
Не чесался, не рядил, не судил —
Жулькнул, крякнул и на кол посадил.
С того времени, кто с чёрной душой,
Обегает мужика стороной.
ЛЕБЕДИ
Из года в год несли тепло на север,
Гнездились за Ичерой искони.
С прилётом их справляли праздник сева,
Струился пар от вспаханной стерни.
Как дружно вверх тянулись яровые —
И каждый колос вызреть успевал!
А лебеди, сгибая гордо выи,
Нас окликали с утренних зеркал…
Всё явственней зелёный мох на крышах
Убогий вид Ичере придаёт…
Никто теперь горластых не услышит,
Встречая за околицей восход.
Прошедшей ночью распрощались с нами:
Чуть задевая крыльями кусты,
Проплыли над заросшими полями
И молча улетели за хребты.
Когда в селе единственные дровни,
Ослепший конь, телега да хомут,
Когда меняют лебеди гнездовья —
Продержатся недолго люди тут.
ПОНЕДЕЛЬНИК
Помню синий понедельник:
Плыли льдины по реке,
Я с отцом ломал метельник
В молодом березняке.
Я старался до одышки —
С хитрецой отец хвалил.
На поклажу злился Рыжка,
Набок розвальни валил.
Было звонко, было тало!
Дух от солнца замирал…
Но давно отца не стало,
Рыжка без вести пропал.
С грустью думая о прошлом,
Что осталось вдалеке,
Я шагаю по роскошной,
По берёзовой тайге.
Березняк подрос за годы,
Стал осанистей, белей,
Никуда мы не уходим
От земли и от людей.
Остаёмся в песне, в деле,
Прорастаем сквозь жнивьё…
Здравствуй, синий понедельник —
Обновление моё!
МЕДВЕДКИ
На опечках потрескался ил.
Лето. Свадьбы медвежьи.
Разжелтил, рассинил, раскраснил
Сеностав побережье.
Остроглазая. Тоненький стан.
И волнистые бёдра…
Нас будил на заре турухтан
Камышинкой о вёдро.
Вился овод. Хрустел камешник.
Птахи нянчили деток.
Заглушал эту музыку рык
Разъяренных медведок.
Ты была в тот чудной сеностав
Горяча и упруга.
Вечерами настоями трав
Мы поили друг друга.
Догорал развесёлый костёр,
В балагане под ветки
Я совал свой походный топор —
Баловали медведки!
Ты смеялась, перечила мне:
Мол, медведки не тронут…
Но храпели в ночной тишине
Длинногривые кони;
Осыпая горошины рос,
Громко ойкали птахи,
Беззащитно скулил старый пёс,
Лез в кострище от страха.
Ты отважно, в чём мать родила,
На покос выбегала:
То русалкой по травам плыла,
То жар-птицей сверкала.
Я к медведкам тебя ревновал.
Помню, были причины…
Задождило — поник астрагал,
Золотарник и чина.
Запорхал над Ичёрой снежок,
Хоп — и в армию взяли…
А в апреле родился сынок —
Михаилом назвали.
Ты писала про наш сеностав
И о прелестях луга,
Где настоем загадочных трав
Мы поили друг друга.
Вспоминала про зной и цветы,
Намекнув напоследок,
Что была легкомысленна ты
В отношеньи медведок…
Наконец-то дошло до меня,
Что родился медведка!
За постылой казармой полдня
Пил от сердца таблетки.
Три наряда себе схлопотал.
Хитро лыбилась рота:
Косолапика нарисовал
Мне на кителе кто-то.
Командир не щадил молодых —
Топай без передышки…
Тут ещё на конвертах твоих
Олимпийские мишки.
Письма сыпались, не было сил
Отвечать на приветы:
Миша, Мишенька и Михаил —
Раздражало всё это.
Охранял я прилежно Восток,
Славу армии множил,
А вдали подрастал мой сынок,
На медведку похожий.
Лягу спать, и представится вдруг
Чёрный носик уродца…
Утешал опечаленный друг:
— Может, всё обойдется?
Даже повар в столовой и тот
Из оконца справлялся:
— Как там тыга-топтыга живёт?
И уважить старался.
Друг за дружкой мелькали деньки,
Словно дикие пчёлы,
А медведки считали пеньки
На далёкой Ичёре.
Командир за солдата дрожал,
Бедный, выплакал очи:
— Хоть бы в лес поскорей убежал
Твой мохнатый сыночек!
А иначе — нежеваным съест,
Как безмозглую птичку,
Где поставим несчастному крест
И повесим табличку?
Вот и кончилась служба моя,
Отстрелялся я метко
И метнулся в родные края,
А с крылечка медведка:
— Папа-лапа вернулся домой!
Мама, мама! Скорее!
По-медвежьи тряхнул головой
И запрыгнул на шею.
На меня пошибал озорник,
Дал за это конфеток.
За околицей слышался рык
Разъярённых медведок.
Ты сказала, на грудь мне припав:
— Лето. Свадьбы медвежьи.
Время косы точить — сеностав,
Луговое освежье.
Остроглазая. Тоненький стан.
И волнистые бёдра…
Нас будил на заре турухтан
Камышинкой о вёдро.
ВИТИМ
До донышка высвечен весь,
Баюкает чаек
И колокол гулких небес,
Качаясь, качает.
Прозрачные ветры стригут
Руно голубое.
Как сладко, как радостно тут,
Родная, с тобою!
А где-то гремят поезда
Над пропастью мира,
И чахнет речная звезда
Над прахом аира.
Ни злата, ни серебра нам
Не надо во веки —
Бродить бы по диким горам,
Смотреться бы в реки…
От света и теней ряба
Стремнина Витима.
Повисла над лугом изба
На ниточке дыма.
НА БАЙКАЛЬСКИХ СОРАХ
Стрекочет пернатый июнь.
С ондатровой хатки
Лениво поднявшийся лунь
Наводит порядки.
Крылами взмахнёт и замрёт
Над пропастью мира.
Трепещут обрывки тенёт
На стеблях аира.
Туманный от горестных дум,
У паводи синей
Мерещится поп Аввакум —
Страдалец России.
Сбылось, что предсказывал он,
Мятежный раскольник.
Мерещится в мареве звон
Пустых колоколен.
Посолье. Без маковки храм.
И берег безлесый.
Страну по рукам и ногам
Опутали бесы.
Лишь вольный катается лунь
По горкам воздушным.
Стрекочет пернатый июнь.
От испари душно.
СЛАВЯНКА
Божий лик на стене
Опечален и строг.
И горит на окне
По ночам огонёк.
А давно ли, давно
В луговую росу
Растворяла окно,
Расплетала косу?
Сокол тайно влетал,
Озарял тихий дом
И до зорьки дремал
На оплечье твоём.
Он в далёкой Чечне
Пулей сбит на лету…
Огонёк на окне
Все течёт в темноту.
МГНОВЕНИЯ
Берег Лены высветлила хвоя.
Одинокий сокол на сосне.
Жаркий клёкот, память беспокоя,
Отдаётся в чуткой тишине.
Растеклась по диким чащам дрёма.
Хвоины за шиворот летят.
Всё кругом до камешка знакомо —
Всё, как было тыщи лет назад:
На сосне сидел такой же сокол,
А под ней, у зыбкого огня,
Руки грел охотник синеокий,
В точности похожий на меня.
Древние славянские просторы,
Светоносных предков колыбель!
Дальних звёзд космические створы,
Рыжей хвои тихая метель.
Всё когда-то снова повторится:
Берег Лены… сокол на сосне…
Словно крестик, мирно серебрится
Самолёт в бездонной синеве.
ОТТЕПЕЛЬ
Яро вода клубится
В покатях грозных рек.
Талая голубица
Сок пролила на снег.
День развезёт сугробы,
Ночь закуёт их вновь.
Рыщет по насту соболь,
Ищет живую кровь.
Падает с кедра озимь.
Калтусы — голубы.
Звякают звёзды оземь
И о сохачьи лбы!
ЗВЕРИ
В. Щепину
Мир бетона и низших материй.
Убивающий совесть режим.
Полонённые городом звери,
Мы однажды на волю сбежим.
На заветном сосновом уклоне
На растопку смолья соберём,
Вскипятим родниковые звоны
И заварим черничным листом.
Замерев, будем трепетно слушать,
На колодине сидя с тобой,
Плач желны, разрывающий душу
Первобытной дремучей тоской.
В БОТАНИЧЕСКОМ САДУ
Раскудрявился бадан —
Ни трава, ни ягода!
Где ж ты, мой Хамар-Дабан,
Кабарга на ягеле?
Дивен старый Петроград!
Ну а мне мерещится:
Алопёрый перекат
О каменья плещется.
Валентина, Валя, Валь…
Нежная, палящая,
Неразгаданная даль,
В зарево манящая.
Шла ты солнцу наискось,
Майский иней плавился,
А бадан, сибирский гость,
Взял и раскудрявился.
Замер старый Петроград:
Просто невозможные
Заливаются, звенят
Цветики таёжные.
Он связал меня с тобой
Паутинкой тонкою.
Назвала бадан судьбой,
А себя чалдонкою.
Ягодиночка с Невы —
Птичье щебетание,
Плеск байкальской синевы,
Хвойное сияние!
То ли явь, то ли обман?
Что ни взор — мелодия…
Ой, бадан, бадан, бадан —
Свет далёкой родины!
СОБОЛИНАЯ ГЛУШЬ
Грустно кружится пух иван-чая
Над янтарными лунами пней.
Бурый калтус, рогами качая,
Исподлобья глядит на гостей.
Обложили его интервенты,
Порезвятся до чёртиков тут:
По отсыпанной гравием ленте
День и ночь лесовозы идут…
С петель сорваны двери избушки,
Застеклённой осколком зари.
Кроме ветра да мышки-норушки,
Ничего не осталось внутри.
ХУДОЖНИК
В. Кузьмину
Мир чародея прозрачен и зыбок,
Каждый росток озарён изнутри!
Нет на полотнах широких улыбок:
Речки текут да поют глухари…
С детства влюблённый в природу родную,
Музыку жизни ночами творит.
Ветер надломит рябину сырую —
Вздрогнет художник, душа заболит.
СИНИЕ ДНИ
Солнечный волок — дальние дали.
Струйчатый свет!
Здесь мы ходили, стёжки топтали,
Вили свой след.
Пили горстями поздние грозы —
Эхо рассох,
А голубицы сладкие слёзы
Падали в мох.
Синие звоны, синие блики
Застили взор,
И раздавались вещие вскрики
С дрёмных озёр.
Нам ворожила счастье гагара,
Вышел обман,
Выпала доля, выпала кара —
Афганистан.
Дальние дали — ягодный морок.
Синие дни!
Солнечный волок, солнечный волок,
Радость верни!
Милому с милой век бы любиться:
Канул мой друг,
Лишь поминальный плач голубицы
Слышен вокруг.
ОБРЕЧЁННАЯ
От пустых оград и нищеты
На попутке в город упорхнула.
Не сбылись заветные мечты —
Перестройка жизнь перечеркнула.
Кабаки. Измятая постель.
Это что за нация такая,
Дочерей швыряет на панель,
Над собой глумится, вымирая?!
Пришлыми засеяна страна,
Выкрутить бы руки лиходеям —
Вычерпали Родину до дна.
Все кому не лень тобой владели.
Солнцекудра, статна и чиста,
Веточкой надломленной увяла.
Взор погас. Поблекла красота.
Ни женой, ни матерью не стала…
Часто снится: дом на берегу,
Девочка в малиновом платочке
Босиком на скошенном лугу
Собирает поздние цветочки.
ЧЁРТУШКО
Чёртушко на пальчики
Распилил копытца,
Стал похож на мальчика,
Стал, как люди, мыться.
Стала у красавчика
Мягкая походка.
Подружились пальчики
С мылом и вехоткой!
Сядет на завалинку,
Умно глазки пучит:
Ребятишек маленьких
Русской речи учит.
КУКУШКИНЫ САПОЖКИ
В берёзовой пыли
Клубками вьются мошки.
На славу расцвели
Кукушкины сапожки!
Цветам недолго жить —
Зной опалит их снова,
Кукушкам не носить
Волшебную обнову.
И так из год в год,
Из века в век ведётся:
Кто гнезд своих не вьёт,
Тот босым остаётся.
Из радуг свит наш дом!
Отчизна в ясных росах!
Цветы, цветы кругом
И звень кукушек босых.
Ку-ку, ку-ку, ку-ку… —
Повсюду раздаётся,
И лето к роднику
Припало, не напьётся.
Счастливая, идёшь
По солнечной дорожке
И бережно несёшь
Кукушкины сапожки.
ДЕВА
(Рассказ лесника)
Приткнула к сугорку
С разгона ладью,
Окинула зорко
Шалаш и нодью¹.
— Удач тебе, люча!²
Идет, как плывёт,
А голос — певучий,
И брови вразлёт.
Морошкой пропахла
Одежда насквозь.
Залётная птаха —
Шаманка, небось?
Немало их блудит
Среди кедрачей
И молодцев губит
Любовью своей.
Явилась непросто.
Я тёртый мужик!
Незваную гостью
Спросил напрямик:
— Откуда, забава?
Пороги да лес…
Смеётся лукаво:
— Упала с небес.
В рождении прежнем
По воле кармы
В краю этом снежном
Охотились мы.
Проведать решила
Тебя, милый друг…
Таёжные шири,
Безлюдье вокруг.
На ягеле белом
Стояла — легка!
О каменный берег
Дробились века.
Резвились таймени
В Тунгуске-реке,
Мычали олени
В седом далеке.
Пора звездосева,
Грядет ледостав.
Я странную деву
Поймал за рукав:
— Скажи своё имя…
Увидел кольцо —
Припомнил любимой
Родное лицо.
Казалось, узлом я
Весь мир завяжу,
На ветреном взломье
Её удержу.
Удержишь — кого там!
Аукнула высь,
По гулким пустотам
К заре понеслись.
Мелькали планеты —
Чужие места:
Где вечное лето,
А где мерзлота,
То степи, то воды,
То хвойный хребет…
И всюду народы,
И разума свет.
С небес было видно —
Живут как в раю!
И стало обидно
За Землю свою.
Угрюмые расы.
Раздор. Кабала.
Наш дом опоясан
Тенётами зла.
Земля умирает —
Повсюду на ней
Плодится и правит
Кагал мизгирей.
Другому, известно, —
Трава не расти,
А мне интересно:
Как Землю спасти?
Пируют злодеи —
Разносчики лжи…
— Небесная фея,
Что делать, скажи.
Ответила дева:
— Во имя любви
Поганое древо
Под корень сруби!.
Когда я очнулся,
Дымился рассвет.
К сугорку метнулся —
Красавицы нет.
Ненастье клубилось,
И хвою мело.
Всё это приснилось
И быть не могло.
Приснилось, а кошки
Скребут на душе:
Откуда морошка
Тогда в шалаше?!
От ягод ломился
Ведёрный турсук³.
Вдали разносился
Шеста перестук.
–––––––––––––
¹Нодья — охотничий костер.
²Люча — светлоглазый человек.
³Турсук – берестяная посуда
|
ОСЕНЬ 1993 ГОДА
Не осталось в живых,
Кто свободу любил:
Лики, лики святых
У подножий могил…
Всех мы предали, всех,
Чтоб себя уберечь!
На побоище — смех,
Чужеземная речь.
Чёрный ветер Москвы —
И позор наш, и стыд…
Слёзы русской вдовы
Прожигают гранит.
НЕФТЬ
Глебу Пакулову
Закурейки, протоки, опечки.
Серых изб лебедовая грусть.
В каждой ставенке, в каждом крылечке
Недобитая теплится Русь.
Сенокосы, тайга и болота.
Пот на лицах крутой, как тузлук.
Главный козырь — пушная охота,
И подспорье — картошка и лук.
Враг берёт деревеньку измором —
Ни гвоздей, ни стекла, ни зерна…
По державным когда-то просторам
Втихомолку шагает война.
Власть имущие точат балясы,
Раздают ордена стукачам.
Чуя гибель, на гнёздах бекасы
Исступлённо кричат по ночам.
Чужеземцы — убийцы, воришки
Надвигаются с разных сторон:
Скупят всё, и поднимутся вышки —
Кровь народа качать за кордон.
По речной голубой круговерти
Чертят грозные знаки стрижи.
Деревенька готовится к смерти,
Чистит ружья и точит ножи.
За родимую землю сельчане
Отдадут свою дорого жизнь.
Сколько в древних молитвах печали!
Сколько душ примет лунная высь!
На божницах отаяли свечки…
Серых изб лебедовая грусть.
В каждой ставенке, в каждом крылечке
Недобитая теплится Русь.
1991
25 ДЕКАБРЯ. ДЕРЕВНЯ НИКОЛА
Братьям —
Валентину, Василию, Сергею
Ты лети, калёный дым,
Сей тепло по свету!
В знойной горнице сидим
На встречинах лета.
На столе — картошка, лук,
Огурцы и грузди…
Ендова обходит круг.
Знай, мети — не хлюзди.
«Сербиянку» шпарь, баян,
До седьмого пота:
Нынче праздник у славян —
День Солнцеворота!
На дворе — позёмки течь,
Ветер переменный,
Жаром пышет наша печь
Посреди Вселенной.
ЧИНА ЛУГОВАЯ
Истекая зноем, от любви сгорая,
Обвила шиповник чина луговая:
Косари не тронут, не истопчет стадо.
Острые иголки — за любовь награда.
Луговую чину голыми руками
Рву и улыбаюсь, а на сердце — камень.
Ой, летают низко чёрные касатки!
Ветреный парнишка на измену падкий.
Непутёвый — сглазит, как травинку скосит,
На заре-на зорьке изомнёт и бросит.
Чина луговая — праздники олетья.
Жёлтые цветочки соберу в букет я.
Принесу, поставлю на своё оконце,
Пусть она в ненастье светит вместо солнца.
Пусть она сияет, пусть она лучится,
Пусть другой парнишка в двери постучится…
Обовью руками, знойной встрече рада!
Острые иголки — за любовь награда.
ОЛЬХА
В. Проничеву
По хрупким веткам лунный свет
В полынник медленно струится…
Живые, радостные лица
Горюнье снятся много лет.
Как будто с думой о стране,
О вымирающем народе
Стоит она при огороде
Седой крестьянкой в тишине.
ЖУРАВЕЛЬ
Ненаглядный ты наш водолей,
Мы в обиду тебя не давали
И в своих двойников не плевали,
Родовых не мутили ключей.
Воздавая добром за добро,
Ты дарил нам небесные блики,
Так протяжно и скорбно курлыкал,
Что слезилось над срубом ведро.
И гордился, и кланялся нам,
Утолял сенокосную жажду,
Окликая крылатых сограждан,
Устремлялся к родным облакам.
Обручал женихов и невест,
Привечал балалайку с баяном…
Сшиблись русичи — белый с багряным —
Содрогнулись деревни окрест.
Хлеб — и тот превратился в песок.
Голосили бездомные лайки.
И оплакал баян балалайку
У твоих окровавленных ног.
Кто украсит колосьями Русь?
Кто обмоет народные раны?
Поредели кормильцы Иваны,
В теремах не осталось Марусь.
В ясной памяти чуткой воды
Сколько их, отражений, хранится…
Задыхается небо в темнице,
И на солнце рассохлись лады.
Ненаглядный ты наш водолей,
Встрепенись над забытым колодцем —
Колокольная высь отзовётся
Перезвоном седых журавлей!
РЕКА ЖИЗНИ
Академику Фёдору Углову
Безымянная весь…
Разве сердце забудет,
Сколько сломано здесь
Человеческих судеб?
Не сберёг хлебосол
Родословных наследий,
Мир в себя не пришёл
От кровавых трагедий.
Рассыпаются в прах
Пятистенки бесславно,
На гражданских ветрах
Жутко хлопают ставни
И скорбят клевера
О сгоревших поветях…
То, что было вчера,
Отразилось на детях.
Им бы жизнь колосить,
Славить хлебные зори,
А пришлось колесить
И краснеть от позора:
Жертвы грязной войны
И постылой чужбины…
На распутьях страны
Зреют вдовьи рябины.
Не лежится отцам
На изрытых погостах,
По росе по ночам
Ходят к прошлому в гости,
На свои же труды
Смотрят с горькой обидой;
Их босые следы
Только странники видят.
Безымянная весь…
Разве сердце забудет,
Сколько сломано здесь
Человеческих судеб?
Разрослись города
От былых потрясений,
И пролёг в никуда
Путь слепых поколений.
Где вы, дети полей,
Где вы, сёстры и братья?
Из-за синих морей
Возвращайтесь обратно.
Дружный стук топоров,
Оживи захолустья
И гнездовья отцов
От истока до устья!
РОДНАЯ ЗЕМЛЯ
В седом подмареннике берег.
Заречные тропы круты.
Я посохом жизни измерил
Угрюмые эти хребты.
Гружённые хлебушком нарты
К далёким зимовьям тянул,
Гонялся за призрачным фартом —
Горел, замерзал и тонул.
Блуждая под небом огромным,
По звёздам всегда выходил
К полям — терпеливым и скромным,
Где корни мой пращур пустил.
А Лена шугою хрустела,
Из рук вышибала весло…
Зовут в путь-дорожку метели,
Крылами шуршат о стекло.
Зовут на отцовскую землю,
Где ходит винтом снеговей…
И, голосу памяти внемля,
Я рвусь всеми силами к ней!
БЕРЕГ ПАМЯТИ
Наступлю на камень рыжий,
Наклонюсь воды набрать я —
В струях лет отца увижу,
Мать, себя, сестёр и братьев.
Константин и Парасковья
Косят с выводком осоку.
Кычка около зимовья,
Дымокур чадит высоко.
Оля, Зоя и Лариса,
Зина, Майя и Тамара
Прыг да скок по кочкам лысым,
Ворошат олеток яро.
Вася, Валя и Серёжа
Мечут копна — тоже спелись!
Мал мала… Росинки божьи…
Оперились — разлетелись.
На болотистых отъёмах,
На ветрах родного края,
В царстве северных черёмух
Лишь одна осталась Майя.
Все однажды соберутся
Под родительскою кровлей,
Им из детства улыбнулся
Константин и Парасковья!
Берег памяти в тумане.
Рукавом глаза прикрою:
Зов отца и голос мамы
Раздаются за рекою.
ПАСХА
В. Забелло
Все ходы завили прутьями,
Потайных нарыли ям,
Чтобы пасха стёжку путала,
Не ходила в гости к нам.
Православное ведичество
Явно им не по нутру.
Божий свет не электричество —
Не отключишь поутру.
Пусть себе визжат-аукают,
Ну а мы, народ простой,
Яйца красим горем луковым —
Золотистой шелухой.
Ты катись по блюдцу синему,
Солнце красное, катись!
На ладонях наших линии,
Как ручьи, струятся в жизнь.
Пусть себе иуды бесятся,
Оглашая русский лес:
Навизжатся — и повесятся…
Наяву Христос воскрес!
ВРЕМЯ ЖАТВЫ
Переспели дикие овсы.
Гуси завернули на кормёжку:
Дымчатые, в капельках росы,
Осень отпевали под гармошку.
Гармонист на лавочке сидел,
Прошлое свое перебирая,
За реку задумчиво глядел,
Где купалась ивушка нагая.
Сброшенное платье на пески
Отливало радугой печали.
Вороша пустые колоски,
Гуси под гармошку причитали.
Время жатвы — светел и велик
Вечный мир вселенской тихой скорби,
Словно изработанный старик,
Тонкий месяц, тая, спину сгорбил.
Землепашцы северной глуши
Обрели давно иную пристань…
В отсыревших избах ни души,
Кроме пожилого гармониста.
СИНИЛЬГА
(Северная песня)
Звякнет цепь — отзовётся поречье,
Шитик встанет заре поперёк,
С того берега брызнет навстречу
Колокольчатый твой голосок.
Улыбалась загадочно-мило
Недотрога по имени Снег.
— Ты сперва отслужи, говорила,
Неразлучными будем навек.
Торопился к тебе, торопился,
Торопился и вот — опоздал.
Стон к багряному облаку взвился,
Сизым селезнем в омут упал.
Беспризорный домишка на горке.
Окна тёсом забиты повдоль.
От полыни до сладости горько,
И такая протяжная боль.
Не залечит цветами Тунгуска,
Не залижет лесное зверьё.
Эти молнии глаз твоих узких…
Обожгли ретивое моё.
Стало всё так на свете жестоко:
Правят судьбами деньги и ложь.
Может, где-нибудь очень далёко,
Может, где-нибудь рядышком ждёшь.
Я отсель никуда не уеду,
Все хребты и ключи обойду,
По оленьему лёгкому следу
Недотрогу однажды найду.
Звякнет цепь — отзовётся поречье,
Шитик встанет заре поперёк,
С того берега брызнет навстречу
Колокольчатый твой голосок!
ШУБА
Веники-метельники.
Знойный сеновал.
Филин в тёмном ельнике
Шубу потерял.
— Шуба, шуба, — ухает,
Вьётся между ёл;
Затаится — слухает:
Кто её нашел?
Ни звезды, ни месяца.
Времечко — подстать!
Нам на шубе весело
Ночу коротать.
Зенки твои синие,
Видно, ещё те:
Хлеще чем у филина
Светят в темноте.
Пахнет чиной скошенной…
Любый, меру знай,
Шубу по-хорошему
Филину отдай.
Нет у ласки берега,
Если сердцу мил,
Если туфли белые
К свадьбе подарил.
На свою фамилию
Ты меня обул,
Только шубу филину
Так и не вернул.
— Шуба, шуба, — ухает,
Вьётся между ёл;
Затаится — слухает:
Кто её нашел?
РУССКИЕ СОЛДАТЫ
М. Корневу
Пустыри да болотные кочки.
Кирпичи да бревенчатый хлам.
Полегли удалые сыночки
По афгано-чеченским фронтам.
Не воскреснут они, не воскреснут,
Не спасут деревеньки свои.
Полегли, а за что — неизвестно.
Ой ты Родина — Спас на крови…
СЕЛЬСКИЙ ВЕЧЕР
Курносые дети полей
Катают зарю на салазках,
Играют в солдат и царей
И верят в красивые сказки.
А нелюдь за их уже счёт
Шампанское пьёт на Канарах…
Но будущий мститель растёт
И скоро напомнит о нарах!
БОЖЬЯ РАТЬ
Птиц высоких набат!
Тихо молятся вербы.
Где-то насмерть стоят
Непокорные сербы.
Кроме вольных курлык,
Не дождутся подмоги:
Сбился русский мужик
Со славянской дороги.
Из угрюмой земли,
Из холодного края
Вдаль скользят журавли,
Опереньем сверкая.
Строй за строем идут,
Окликая, друг друга,
На Балканский редут,
Словно гридни в кольчугах.
Там урановый чад —
Безнаказанно хамы
Днём и ночью бомбят
Православные храмы.
И кресты от огня
Завиваются в кольца…
Запишите меня,
Журавли, добровольцем!
Вот взлечу я, взлечу,
Тень роняя на сёла,
Журавлём прокричу,
Догоню невесёлых.
И расступится строй,
Дружно примет собрата
Под раскатистый бой
Мирового набата.
ДОМОВУША
Слёзки льёт озябший домовуша,
Кто растопит глиняную печь?
Русских песен хочется послушать,
По дворам чужая льётся речь.
Помнится, хозяйка утром рано
На столешню сеяла муку:
На дорожку блинчиков румяных
Напекла последнему сынку.
Каждый блинчик солнышком сияя,
Зайчиков пускал на потолок.
— Я ещё вернусь, моя родная! —
Улыбался матери сынок.
За деревню с Богом проводила
И, крестясь, благословила чуть.
Смелых, огнеоких девять было,
Всех забрали, чтобы не вернуть.
Раскидали по горячим точкам…
На божничку общую свечу
Ставила за здравие сыночкам
И ушла по звёздному лучу…
Жалуется мышке домовуша,
По дворам чужая льётся речь.
Оттого и слёзки его душат —
Не сумел свой угол уберечь.
ЗЕЛЁНАЯ ОТЧИЗНА
Анатолию Байбородину
Ослепший дом. На бревнах накипь солнца.
За полем обомшелые кресты.
Как дикий конь, в лугах туман пасётся,
Седая грива льётся на цветы.
Напрасно ждёт весёлое остожье
На косовицу ратников своих —
Уставшие, они по воле Божьей
Рассеялись в пустотах голубых.
Скорбит река о празднично идущих
По вечному — по Млечному Пути…
В заоблачных далёких райских кущах
Милей лугов, чем эти, не найти!
Прости живых, зелёная отчизна,
За то, что мы собой не дорожим,
За то, что мы на самом склоне жизни
Даём оценку радостям земным.
Ослепший дом. На бревнах накипь солнца.
За полем обомшелые кресты.
Как дикий конь, в лугах туман пасётся,
Седая грива льётся на цветы.
РОССИЙСКИЙ АЛМАЗ
Отчий берег маячит далёчко.
Чайки стонут на все голоса.
Течь дала омулёвая бочка.
Прохудились насквозь паруса.
От Байкала исходит сиянье,
И гольцы Акатуя седы.
Налегай на весло, россиянин,
За обманчивым небом следи.
Баргузин ли, сарму проворонишь —
Тут же хищник сверкнёт над тобой,
Из тяжёлой державной короны
Жадно вырвет алмаз голубой.
НА ОХОТЕ
В. Козлову
Черпал воду и замер в поклоне:
Как загадочен мир и велик!
Что ни плёс — на текучей иконе
Отражается Господа лик.
Так и хочется петь от восторга,
Быть святым, не рубить, не стрелять.
Жить и здравствовать долго-предолго,
Любоваться на струйную гладь.
Просыпаться под райские песни
И ласкать всё живое, любя,
Твёрдо знать, что из манны небесной
Ждёт готовая каша тебя.
Втихомолку, стыдливо, шипицей
Безысходность кольнула в груди:
Вон дрова и убитая птица…
Надо ужин готовить идти.
Ночь мелькнёт, снова жить как придётся,
И кормить свою грешную плоть…
Может, плачет, а может, смеётся
На текучей иконе Господь?
СВИРИСТЕЛИ
Слышишь, где-то летят свиристели?
Непутёвое сердце, замри…
Вот они! Покружили и сели
На стеклянные прутья зари.
С диких яблонь осыпали иней,
Хохолками забавно трясут.
— Свири-свири, — о родине синей,
— Тили-тели, — о счастье поют.
Оглашая прозрачную остынь
Переливчатым свистом своим,
Клюйте яблочки, светлые гости,
Заблудившись под небом чужим!
Где-то, где-то на Севере Крайнем
Расхрусталил окошечко лёд,
Синеокая девочка Рая
Нас по-прежнему любит и ждёт.
Вот опять сорвались, полетели,
Набирая стремительно высь.
— Свири-свири, — вдали, —
— Тили-тели…
Грустный отзвук пушинкой повис.
ВЕСЕННЯЯ ЗАКЛИЧКА
Ты, зима, не гулькай,
Не морозь кусточки,
Голубой сосулькой
Отомкни замочки.
Вербушка-веснянка,
Открывай ворота.
Распахнись, полянка,
Расступись, болото.
По ступенькам света
В серьгах и колечках
Поднимайся, лето,
На моё крылечко!
ОТЦЫ И ДЕТИ
Счастье за хвост не поймали,
Мир уберечь не смогли,
Дров наломали и стали
Горсткой родимой земли.
Брёвна да ветки-объедки.
Волчья беспутая сыть.
Что пригорюнились, детки?
— Надо дрова вывозить…
ПРОВОДЫ ЛЕТА
Угольками стрелял костерок.
Сивый пепел осел на осоку.
В поднебесье метался дымок,
Как за лапку привязанный сокол.
Безнадёжно рассыпался плот,
Ни к чему его, милая, ладить —
Вон пошли крохали на улёт,
Разбежавшись по зыбчатой глади.
Всё смотреть бы на них, всё смотреть,
До конца своих дней любоваться
И, обнявшись с тобой, умереть,
А весной молодыми подняться!
Листопадом истекшая даль
Обнажила проточные воды,
И легла мировая печаль
На лицо обречённой природы.
ДЕТИ ПРИРОДЫ
Милая с милым — гусь да гагара.
Все говорили: «Дружная пара!»
Крепко слюбились, здорово спелись.
Свадьбу сыграли и разлетелись.
Быстро забылись жаркие клятвы
И золотые праздники жатвы.
Радость чужая очи слепила.
Для солнцеликих город — могила.
Сказочный аист в тёмную ночку
Им не подбросил сына и дочку.
Предали землю дети природы —
Вот и напасти, вот и невзгоды.
Стали седыми, словно проснулись.
Рано умчались… Поздно вернулись…
Глянут налево, глянут направо:
Дикое поле, сорные травы,
Сыплется иней с веток, блистая.
— Ой ты, деревня наша пустая!
Родина все им нынче простила.
Вот оно счастье… Было, да сплыло…
Не докричаться, не дотянуться.
Ивы от ветра, ойкая, гнутся.
«СОЛДАТКА. 1942 г.»
Художнику А. Лукьянчикову
Деткам живётся несладко,
Просят они молока.
Горюшко доит солдатка.
Грозно текут облака.
Шумно вздыхает бурёнка,
Смотрит устало на плуг,
Сердце болит о телёнке.
Волки шныряют вокруг!
Все молоко без утайки
Выдаст хозяйке она.
Вдоль борозды, по окрайку,
Ходит незримо война.
Голод наводит порядки.
Хлебушка требует фронт.
Хмурые думы солдатки
Тянутся за горизонт.
С Гитлером насмерть сражались,
Били картошкой под дых.
Что же ты нынче, держава,
Душишь кормильцев своих?
ПЛАЧ ПАМЯТИ
По ночам с разбитой колокольни
Раздается странный перезвон…
Подсекли родительские корни,
Понесли невиданный урон.
Мытари. Пропойцы. Самоеды.
Проливая собственную кровь,
Мы чужие празднуем победы,
Мы чужую пестуем любовь.
Грозные потомки Коловрата,
Гордые российские орлы
Присягнули кривде супостата,
Родину обули в кандалы.
От грехов отмоемся не скоро…
Помнит о распятом звонаре
Колокол державного позора —
Брошенная церковь на бугре.
ПЬЯНАЯ ДЕРЕВНЯ
Михаилу Трофимову
Кучи жухлой ботвы.
Опустевшие грядки.
Замер в голых полях
Скрип груженых телег.
По-над крышами изб
Шли и шли на посадку
В глубь печальных болот
Журавли на ночлег.
Мы сидели с тобой
На скамеечке древней,
Хоронили закат
В обмелевшей реке.
В струях прожитых лет
Отражалась деревня,
Красный бакен качал
Огонёк вдалеке.
Напророчили ей
Вещуны поднебесья
На грядущую жизнь
Перемены и крах.
По оградам текла
Заунывная песня —
Отпевали себя
Мужики во дворах.
Колотилась мошка
О квадратные луны
И в стаканах мерцал
Ядовито этил.
Помнишь, нет, Михаил,
Как на скотницу Дуню
Соколиный свой глаз
Ты в тот год положил?
Обнимал-миловал,
Гладил русые косы,
В жены взять обещал,
Да, видать, не судьба…
В молодой листопад
Вдруг с речного утёса
Гордо бросилась вниз,
Онесчастив тебя.
От горючей тоски,
От любви ли великой
Грешный суд над собой
Сотворила она?
Доносило с болот
Журавлиные крики,
И утопшая им
Улыбалась со дна…
Стерта с лика страны
Та хмельная деревня,
Два пенька на бугре
Сиротливо торчат,
Где сидели с тобой
На скамеечке древней,
В обмелевшей реке
Хоронили закат.
ИУДА
Как сребреники, глазки
Начищено горят.
О нём слагают сказки
Уже на новый лад.
И славит выше тучи
Иуду босота,
Как будто изверг мучил
Его, а не Христа.
ВОДООХРАННАЯ ЗОНА
Тут с детства рыбачил,
Костры ворошил,
На гальке горячей
Портянки сушил.
В тенистых затишках
Блеснил облака,
Дурачил на «мышку»
Сплавного ленка.
Вдоль плёса тайменя
Водил в поводу,
Дробил о каменья
Речную звезду.
На отмелях тощих,
Где рос краснотал,
Кулик-перевозчик
Весёлком стучал:
Возил по курейкам
В лесные сады
И даже копейки
Не брал за труды…
Укромы рыбачьи
Застроены сплошь:
Шлагбаумы, дачи —
Воды не попьёшь.
Овчарки — медведи,
Под током заплот.
Никто не приедет,
Никто не пройдёт.
КОНЕЦ СВЕТА
Когда уйдёт последний русский,
Восторжествует эра зла, —
Треща по швам от перегрузки,
Извергнет молнии Земля.
Сойдёт с накатанной орбиты
И полетит в тартарары…
Остывший прах Земли убитой
Поглотят мёртвые миры.
СТАРАЯ ЗАИМКА
Здесь чья-то старость, молодость и детство
С лица земли исчезли навсегда.
С неприбранным погостом по соседству
Остались бор и поле для труда.
Берестяная простенькая утварь
Ещё хранит хозяйское тепло.
Как девочка, смеющееся утро
Уставилось в оконное стекло,
А ржавые сосновые иголки
Втыкаются в ладони лопухам.
Вавакают за пряслом перепёлки,
И вторит им пустой небесный храм.
Развёл костёр… И тут же зоркий ворон
Откуда-то примчался на дымок:
Кто, дескать, здесь, указу непокорен,
Зажёг без спросу русский огонёк?
Пропахшее смородишником лето
Любуется собой в речную гладь…
На этой обезлюдевшей планете
Все сызнова придётся начинать.
СОКРОВИЩЕ
Далёкий ленский край,
Тоскую по тебе.
Там хлеба каравай,
Что солнышко в избе!
А говор посельчан
Разносится вдали,
На розовый тимьян
Слетаются шмели.
И в пущах сентября
Колдует листопад…
Не нажил я добра,
А всё равно богат.
Богат на земляков,
На русский наш язык —
Текущий из веков,
Сияющий родник.
Сокровище моё —
Родная сторона,
Топор, пила, ружьё
И плуг, и борона!
Когда-нибудь к тебе,
Как дикий серый гусь,
На солнышко в избе
Я всё-таки вернусь…
Вернусь к своим полям,
В густые кедрачи…
И внуку передам
От родины ключи.
ЗОЛОТЫЕ ЗВОНЫ
Русскому певцу
А. Шахматову
Вьются, вьются, вьются, вьются
Золотые птичьи стаи,
Звоны льются, звоны льются,
Ударяются о ставни.
Бабье лето колоколит
И не тихо, и не громко.
Перешёл я через поле —
От начала и до кромки.
Вихри сивые завьюжат
След моей судьбы нескладной.
Над страной планеты кружат,
Соблюдая строй парадный.
Ночь на травы росы нижет.
По лицу струятся слёзы:
Я себя мальчонкой вижу
Под родительской берёзой.
Стало ближе и дороже
Всё живое перед стужей:
Я не зря на свете прожил,
Если был кому-то нужен.
Опадая, осенницы
Вьются, вьются, вьются, вьются…
Жизнь моя не повторится,
И обратно не вернуться.
Бабье лето колоколит
И не тихо, и не громко.
Перешёл я через поле —
От начала и до кромки.
Льются звоны золотые,
Золотые льются звоны,
Словно иволги ручные,
Опускаясь на ладони.
Иркутск – Австралия – Иркутск
1995 г.
ПОСЛЕДНИЙ ПОКЛОН
Стройная церквушка
На пустынном лбу.
Плачется кукушка
На свою судьбу.
Где-то за хребтами
Тает скорбный звон.
Тиной с Лены тянет —
Обмелел затон.
Навевает птица
Думы о былом,
А церквушке снится
Голубой псалом.
На могилках здешних
Заросли кресты…
Ты прости нас, грешных,
Господи, прости!
ЯБЛОКО РАЗДОРА
Ю. Гуртовому
Не спит мировой капитал —
Убийца в законе;
Расчерчен священный Байкал
На синие зоны.
На запад, на юг, на восток
Намечены трубы…
А нам — за прозрачный глоток
Прикладами в зубы?
Грядет мировая война
За пресную воду…
Готовься, родная страна,
К большому походу! |
Анатолий Константинович Горбунов (1942 – 2016) – известный русский поэт. Родился 16 марта 1942 года в деревне Мутино Киренского района Иркутской области. Рос в большой семье, рано пошел работать: пастушил, пилил лес, плавал на пароходе кочегаром, после окончания авиационного училища летал бортрадистом на самолетах Ан-12, Ил-14.
