10 лет войне на Донбассе. 10 лет. Это кажется немыслимым, невозможным. Однако это реальность. И в этой реальности мы живём. Говорю «мы», потому что два года назад Донбасс начался только для тех, кто хорошо умеет зажмуриваться и отворачиваться. Для остальных — сразу: с первых выстрелов, первых убитых. Вы знаете, что «первым погибшим мирным жителем на Донбассе стала смотрительница музея “Молодой гвардии” из Краснодона»? Я знаю. Из произведения «Саур-Могила» Николая Фёдоровича Иванова, жанр которого сам автор обозначил как «песнь». Действительно, это ода легендарной Саур-Могиле, высоте, которую советская армия защищала от нацистов в 1943-м, а донбасские ополченцы, добровольцы — от нацистов же, но уже в 2014-м. Только те враги из 1943-го были понятными, объяснимыми, а новые — вчерашними друзьями-братьями. Что совершенно ставило в тупик. Всех. Но необходимости защищать свою землю не отменяло.

— Николай Фёдорович, с чего для Вас начался Донбасс?

— С недоумения. Боли. Но раньше с Молодой гвардии.

Русский офицер, военный писатель, журналист, Иванов свою сторону в конфликте не выбирал. Восставшая Новороссия борется за право говорить на родном русском языке, за право жить без навязанных героев, а ими не первый год на тот момент были объявлены на Украине Степан Бандера и Роман Шухевич, в принципе за право жить — на своей земле и со своими идеалами. Что тут выбирать? Так и самая важная на данный момент тема творчества Николая Фёдоровича определилась — война не только за Донбасс, но за Россию и право оставаться русскими, трагедия мирного населения, а это и гибель близких, потеря дома, разобщённость семей, воинский подвиг, не всегда и не всем с первого взгляда заметный…

Не возникло сомнений, кто прав, и у Юрия Юрьевича Вологодского, поэта Юрия Волка, воевавшего на Донбассе с 2014 года. И оказалось, что произведения Николая Иванова и Юрия Волка невероятно близки по духу. Говорю о произведениях прозаика, а всплывают сами собой поэтические строки. Так и оказались они рядом в статье.

Произведений, посвящённых Донбассу, его героям, у Николая Фёдоровича уже немало. Наверное, первым из них стал журналистский очерк «Группа изъятия» после поездки с гуманитарным конвоем в Луганскую Народную Республику. «Группа» — сотрудники МЧС на ставших знаменитыми, несущих надежду белых КАМАЗах, «изъятия» — потому что «одним своим появлением “изымают” с охваченных огнём территорий тревогу, страх, голод, неуверенность людей в завтрашнем дне». На момент написания очерка в войне люди прожили уже полгода. КАМАЗы крестили старухи, навстречу им бежали дети — за подарками к Новому году, за тем, что было привычным, нормальным и вдруг стало почти недостижимым. Те, которые везли подарки для детей, стариков, инвалидов, пересчитали людей на шоколадки и конфеты, собственное вчера ещё государство, сегодня увидевшее в людях сепаратистов, — на снаряды, патроны, бомбы.

Именно здесь, в этом очерке, впервые чётко звучит мысль: Россия, помогая Донбассу, борется за себя. Возвращает собственное достоинство. Не столько отдаёт, сколько получает. Потом, уже в художественных произведениях, эта мысль станет отдельной темой, раскрытой автором как на судьбах отдельных людей, так и на примере обретения заново народом национального самосознания. И это не высокопарные слова. Герой новеллы «Северный ветер» едет на Донбасс, спасаясь от собственных проблем — расставания с любимой девушкой, потерей работы, непонимания, что со своей жизнью делать дальше. Едет на пару недель, почти на прогулку. Пусть и очень опасную. Но столкнувшись с реалиями войны на Донбассе, воочию увидев, за что и с кем сражаются ополченцы, Метелица, получивший такой позывной от командира, принимает решение остаться с товарищами. И уже никому ничего не хочет доказывать — ни бывшей девушке, ни богемным её друзьям. Зачем, если теперь в его собственной душе мир, как бы странно ни звучало такое утверждение на войне:

«Как же я соскучился по самому себе!
Вместо того чтобы влезать на броню, хлопаю дряхлую механическую лошадку:
— Пошёл!
Для подтверждения машу вознице, хотя у БТР нет боковых зеркал: без меня!»

Недавно вышедшая повесть «Суворовец Воевода — боец Республики». И пусть не главный, но один из основных её героев — Ромка Чумаченко. Во время поездки на Донбасс кажущийся самоуверенным, даже самовлюбленным, молодой человек понимает (или вспоминает…), что такое дружба и взаимовыручка. И читатель понимает, что новый Ромка — настоящий. Он может выбрать любую профессию и судьбу, не все кадеты станут военными, да и не надо это, но он точно достойный сын погибшего в Сирии отца.

Приведённые примеры — из времени до начала специальной военной операции. Тогда в войне участвовали ополченцы и добровольцы. И говорить в полной мере о пробуждении самосознания народа было рано. Сейчас на фронте сотни тысяч — кадровые военные, добровольцы, мобилизованные. Ещё больше тех, кто помогает фронту всем возможным — собирает и привозит гуманитарку, плетёт сети и изготавливает блиндажные свечи. Писатели ездят с агитбригадами «за ленточку», выступают в госпиталях, уходят на фронт, воюют и нередко погибают. Мы часто говорим об отзывчивости русской литературы, о том, что она первая замечает и отражает все процессы, происходящие с народом. Сегодня писатели уже в полный голос говорят о пробуждении русского народа — многонационального, сохраняющего свои ценности и традиции. И о готовности его эти ценности защищать. Приведу строки из стихотворения Юрия Волка «Русич»:

Русский воин с именем на камень,
Подними свой справедливый меч
За Россию, за родных, за память,
За детей и за родную речь.

Русский воин, бьёмся вместе славно,
Не позорим дедовых седин.
Мусульманин рядом с православным
И с буддистом — русский дух един.

Осетин, чеченец и татарин.
Кто есть кто — у нас не разберёшь…

Одна страна. Разные народы. Один народ — РУССКИЙ.

Сейчас Николай Иванов работает над повестью «Пока играет флейта», главный герой которой — тувинец. Русский. Потому что его Родина — вся огромная Россия. Потому что не стоит перед ним выбор — идти воевать за свою страну и её народ или спрятаться, уехать. Поднимается многонациональная страна, снова учится ощущать себя единым целым.

Нет настоящего без прошлого. В очерке «Группа изъятия» Николай Фёдорович вспоминает поездку с гуманитарным грузом в Цхинвал в 2008. И пусть тогда организовано всё было гораздо хуже, но «именно тогда вдруг впервые после распада Советского Союза ощутил, как заворочалась, поднимаясь и просыпаясь, Россия. Как огляделась и первое, что предприняла, — протянула руку ближнему, болящему. Эта рука была без перстней, браслетов, но уже не вялой, не дряблой и немощной. И мир неожиданно увидел, что мы, вроде бы уложенные на лопатки, пляшущие под любую дудку любого иностранца, вдруг оказались способны иметь собственное мнение». Как страшно, что в период старательно подготовленного развала Союза мы это мнение утратили. Во многом вместе с промышленностью, сельским хозяйством, армией, которая была лучшей в мире…

Хорошо, что умение сопереживать и право на него не потеряли. И на уровне интуиции люди это чувствуют. Пример из очерка Николая Иванова «Крейсер Крым» (2014 год): «До глубины потряс случай в Российской общине Севастополя. К её председателю, Телятниковой Раисе Фёдоровне, как к последней инстанции, однажды пришёл старик, которого буквально вышвыривали на улицу из его собственного дома. От волнения, называя имя Раисы Фёдоровны, он произнёс:

— Россия Фёдоровна, помогите!

Воистину: у нашего Отечества тысячи, миллионы отчеств, но имя и впрямь одно. Оно и прозвучало в символической оговорке: Россия — помоги». Чем можем — всегда.

И снова возникает передо мной образ из «Саур-Могилы». В бессильной злобе в 2014, расстреливая мемориал и его защитников, украинские солдаты взорвали девятиметровый памятник русскому солдату-освободителю. А перед этим расстреляли пилоны — пехотинцев и танкистов, артиллеристов и лётчиков. Как легко было тогда, пусть и на первый взгляд, бороться с ними:

«Но ещё более дурними хлопцами оказались летаки. Их вообще никто на землю не звал, летали бы себе в небесах, поближе к защите ангелов. Но не найти счастья в небе, если на родной земле враг. <…> И там, на краю пилона, получили по полной. Больше всех получили. Выместили на них, последних, украинские полуфашисты всю свою злость за предыдущие задержки. Разнесли в клочья летунов — аж чугунные и бетонные брызги летели».

Тогда на защиту немногих ополченцев, боровшихся за решающую высоту, встали солдаты Великой Отечественной. Всеми силами металла и камня пытались прикрыть они живых. И все вместе — воины 1940-х и 2014-го — выстояли. Правда, уцелевших осталось очень мало. Сейчас мемориал восстановлен. И только тогда, когда российская армия пришла на Донбасс, снова встал Солдат как олицетворение не только силы, но и достоинства. И уже никому не кажется, что легко с ним бороться и легко победить.

Расстрелянный памятник советскому солдату мы снова видим в повести «Суворовец Воевода». В начале произведения повреждена ограда, в конце — памятник разрушен. Снова убит. Но наступающая Русская весна, а её приход явственно ощущается в книге, несёт надежду на восстановление, на новую жизнь. Однако это позже. Посмотрим сначала, какие события происходят на фоне уже пострадавшего от войны памятника. Украинский командир стреляет по томику А. П. Чехова «Три сестры», читатель понимает, что и на живого человека легко руку поднимет. Удивительно, но описание того, как офицер, как родным, владеющий русским языком, сначала расстреливает книгу, а потом поднимает и читает её, вызывает в итоге не симпатию к нему, а отвращение. Его вроде бы доброта ничего не стоит, он похож на насильника, который вдруг обнаруживает, что его жертва симпатична и интересна. Значит, можно сейчас пожалеть, а потом продолжить развлечение. И приходит понимание, что нет для таких людей ничего святого, они всё готовы уничтожить.

И снова противопоставление. Прямое. Рассказ «Однажды или никогда». Максим Бубенец вместе с отцом и почти случайной знакомой, медсестрой Наташей приезжает на Донбасс искать останки деда, погибшего здесь в 1943-м году. Погиб тот на плацдарме, захваченном для освобождения Украины. Там же и остался непохороненным — засыпало взрывом. Рядом мемориал, на котором выбита фамилия лейтенанта Гречихина. И надо его родным найти останки погибшего, перезахоронить, чтобы покоился с миром.

Действие происходит на границе России и Украины, точнее, еще недавно границы. Теперь её там нет, ведь появилась Луганская Народная Республика. Граница стала иной, не столько материальной, сколько духовной: «Граница, разделяющая теперь две страны, проходит в другом месте. Там, где по одну сторону взрывают и сносят памятники ветеранам войны, а по другую — ищут их останки». То есть с одной стороны память уничтожают, а с другой берегут и возвращают. Память, история, отношение к ней чётко делят героев Николая Иванова на два противоположных стана. Можно сказать, что каждый сам выберет себе сторону, сам определит свое место в мире.

Но ведь героями не рождаются, да и не всегда становятся. Героя воспитать надо. Вот и экспозиции в Тульском суворовском, как мы видим из повести «Артём Воевода», наглядно рассказывают о военной истории России, а ведь это фактически вся история нашей страны, мирных периодов было немного… Сейчас увеличивают часы, предназначенные для изучения истории, в школьных программах. Правильное, наверное, решение, если хотим избежать падения в пропасть, не дать «…убить историю народа / И даже память собственной земли» (Юрий Волк. «Бесовщина»).

Не первый раз читаю донбасские произведения Николая Иванова. И уже знаю, если дана тема намёком в одном, значит, полно будет раскрыта в другом. Брянская каждой своей чёрточкой новелла «Свете тихий». Костя, внук старой партизанки бабы Зои, погиб на Донбассе, куда поехал воевать добровольцем. Самое начало самой современной войны. Ничего не рассказывают его друзья о том, как погиб молодой офицер. Не говорят о том, почему поехал. Но не один раз уже прозвучала у Николая Фёдоровича мысль, что мы берём пример с тех, у кого сидели на коленях. Бабушка награждена орденом Красной звезды, прадед — командир партизанского отряда… Здесь впервые звучит «Северный ветер» как обозначение добровольцев из России. А потом появляется новелла с таким названием.

И в ней уже о том, как воюют, как погибают и пропадают без вести. К сожалению, предусматривает война такие потери — пленные, пропавшие… И неожиданно-немыслимое еще совсем недавно — пленных пытают. В это можно не верить, говорить о лжи и пропаганде, но это есть: «Страшно представить, что могло случиться с нашим попавшим в плен уральцем. Если жив — сил тебе выстоять в застенках мирной красавицы Украины», — думает Метелица о своём пропавшем товарище с позывным Белка. Проиллюстрирую в дополнение строками из стихотворения «Красногорск. Госпиталь. Бывший пленный» Юрия Волка:

Лицом к стене лежал он и молчал.
О чём шептал, про это знали стены,
Когда он тихо плакал по ночам,
Седой пацан, вернувшийся из плена.

А в повести «Суворовец Воевода» уже узнаём, кто пытает. Есть в ней персонаж Колька Афганец. Сам с Донбасса, прошёл Афган. Был когда-то шахтёром, хорошим человеком. Как выясняется, он и есть пропавший отец Артёма и бывший друг его крёстного Степана. Это Колькины часы в память о муже носила погибшая от осколков украинского снаряда мама нашего суворовца, а потом и сам мальчик, боясь потерять ниточку, связывающую с домом и мамой. Афганец стал палачом. Безжалостным, страшным, потерявшим, кажется, окончательно честь и совесть. Юрий Волк («Расстрел пленных»):

У пленных руки за спиной.
Вот наготове
Стоит палач, уже хмельной
От русской крови.

Можно сказать, что художественное произведение иллюстрирую другим художественным произведением, но Юрий Вологодский (Юрий Волк) никогда не писал о том, чего не видел, с чем не пришлось столкнуться.

В книге Николая Иванова перед гибелью Колька Афганец, кровавый палач, успеет опомниться, защитить бывшую соседку от врага, им же самим приведённого к порогу родного дома. И очиститься перед смертью. Не всем такое дано, но ведь литература должна дарить надежду, а не хоронить её…

Ещё до откровенных пыток поражала жестокость украинских военных к своему же народу. Новелла «Засечная черта». Первая строка… «В Россию текла боль». Казалось бы, что ещё? Вспомните, с чего для автора начался в 2014-м Донбасс — с боли. Боль пыталась спрятаться, ей и самой хотелось прекратить мучения, поэтому она стремилась в Россию. Под защиту, хотя даже убегать было очень рискованно — дорога не обещала быть простой и лёгкой: «Но не идти, не ползти, не ехать нельзя было, потому что за спиной “градины” от “Града” срезали бритвой деревья. Вспарывали крыши школ и детских садиков. Перемалывали в труху бетонные укрытия бомбоубежищ. А смешнее всего войне вдруг оказалось наблюдать за стеклянными ёжиками. Разбиваешь взрывом на мелкие осколки стёкла, и они веером сначала впиваются в людей, а потом шевелятся на них, когда те начинают ползти. Дети ползут — маленькие ёжики, старики — ёжики большие. Летом одежды на людях мало, видно всё очень хорошо…»

Что может быть страшнее жестокости, которая становится нормой? Жестокость, которую возвеличивают до подвига. И летят в школу снаряды с надписями по-украински «Всё лучшее — детям». Прочла в первый раз и подумала — гипербола, художественный прием. Переспросила. Нет, правда. Так и летели. И с 1 Сентября поздравляли детей и учителей снарядами, старательно выводя на них буковки: «С пер-рльшим вер-рлесня»… Есть повод гордиться собой командиру и его подчинённым — и писать умеют, и стрелять по тем, кто, как они считают, ответить не может. В повести «Суворовец Воевода» ответили. Нельзя недооценивать противника.

Тяжёлая тема, но не менее сложно осознать, как гражданская война разрушает, на мелкие осколки бьёт семьи. У кого-то родные погибают. Крохотная новелла «Партер. Седьмой ряд». 2014 год. Хоронят младенца, а кладбище в это время начинают обстреливать… И мчится старенький БТР, виляет по степи, вызывает огонь на себя — лишь бы отвлечь врага от похоронной процессии, от маленького Степанчика и его молоденькой мамы Вики. В БТРе Ванька. Отец погибшего малыша. А Вика, которая не может со своим горем оставаться дома — может, дело даже не в том, что пусто в хате: настолько огромно её горе, что выталкивает оно её, не оставляет ей места — уходит в отряд, к ополченцам. Перед тем, как уйти, поливает сцеженным молоком, никому уже не нужным, ведь даже на всей деревенской улице не осталось больше детей, тоненькую, крошечную яблоньку, посаженную в день рождения сынишки. И до слёз жалко и мальчика, которому уже не стать взрослым, и его маму, и оставленное одиноким деревце…

Поэтична проза Николая Фёдоровича, притягивает она стихотворные строки:

А ты стоишь, как изгнанный из рая.
Хоть, обессилев, на траву ложись,
Не потому, что жалко урожая.
А потому, что стало жалко жизнь.
Юрий Волк. Сад

У других война рушит семьи иначе. В рассказе «Однажды или никогда» мама главного героя Максима уезжает на Украину, когда начинаются события 2014 г. А сам он с отцом и дедом — в Россию. Что будет потом — неясно. Встретится ли семья, смогут простить друг друга хотя бы когда-нибудь? Неизвестно… И таких семей уже тысячи. Тогда, в 2014-м, в памятную поездку с гумконвоем, Николай Иванов встретился с товарищем по Львовскому высшему политическому училищу. Тот ехал в Белоруссию встретиться с мамой, которая жила на Украине. Русскому офицеру путь на родную когда-то Украину был заказан, для неё он стал предателем. Сейчас многие не могут даже позвонить, чтобы не подставить своих родных…

Когда говорим, что страшно потерять дом, нередко имеем в виду вынужденный отъезд, когда родные места становятся недоступными. Теряют дома под бомбёжками… А ещё — ими жертвуют, когда необходимо.

Говорить о войне у порога, сначала об угрозе войны Николай Фёдорович начал давно. В романе «Реки помнят свои берега» главный герой Егор Буерашин присутствует при подписании договора об уничтожении Советского Союза в Беловежской пуще. Даже в тот момент уже понятно, что ничем хорошим это событие не закончится. И вот уже его отец, фронтовик Фёдор Буерашин умирает на Украине. Надо везти тело домой, едут два соседа, ровесники Фёдора Максимовича, а не пропускает таможня, и старики становятся против воли контрабандистами… Неожиданный ураган на границе как будто подчёркивает разобщённость двух новых государств, не позволяет до полного возвращения домой почувствовать себя спокойно. Вернулись… Домой. Но спокойно ли дома… 90-е…

В новелле «Засечная черта» другое время — 2014 год. На границе с Украиной неспокойно. Идёт колонна бронетехники. Не воевать, силу продемонстрировать. Едет с колонной, направляя её, местный житель, отставной военный, в котором легко угадать автора. По дороге домой, в родное село, встретил старого знакомого по предыдущим войнам в Афганистане и Чечне, решил помочь. Выбрал удачную позицию, чтобы разместить технику. Здесь-то и попались старые соседи, которые везли с Украины тело деда Фёдора, а с ним воевала в партизанском отряде мама главного героя. Ехал старик на похороны командира, но не выдержало сердце, скорее всего, не смог он пережить происходящего с «мирной красавицей Украиной». И вот везут домой. Как — отдельный разговор. Во время рассказа о случившемся налетает тот самый ураганный ветер. И уже втроём остаются мужики прикрывать умершего, чтобы не дать стихии сбросить его с телеги, пока военные прячутся в машины. Стихает ветер, снова ластится ко всем солнце, а командир уводит колонну на новую позицию:

«Он уводил от могил моих родных и близких, к которым я ненароком, думая только о военной выгоде, привёл войну. Словно заглянув в неведомые мне глубины, полковник распознал какую-то неправильность сделанного мной, и теперь прикрывал не только страну, выделенный ему участок границы с моим селом, но и лично меня. Уралец оказался мудрее на ту самую контузию, которую заполучил без меня на одной из войн».

Если подумать, ураган сыграл здесь совсем другую роль — сбросил пелену с сознания героев новеллы, вернул всё на свои места. Не просто покрасоваться приехали военные — главная их задача, чтобы здесь, на нашей стороне, всё было в порядке, ничего не случалось, чтобы мирные жители даже не поняли пока, как близка война…

Жаль, не всегда можно увести войну от мирного села. Привёл Колька Афганец нацистов к своему дому, а его сын, спасая преподавателя-командира, желая уничтожить нечисть, даёт тот же дом ориентиром для артиллерии. Не потому что не любит, просто умеет жертвовать, уже научился выбирать, что важнее. И горит прошлое, но не зря! Сгорают в этом пламени надежды сегодняшних фашистов, вчерашних наших друзей и братьев, на победу.

Ни в одном из донбасских произведений Николая Иванова не говорят герои иностранными словами. Да и не приживаются они на фронте, слабые, видимо, что ими выразишь? Зато сдабривает автор речь героев шутками, запоминающимися фразами, которые создают яркие образы. Ещё и фразы так строит, чтобы понятны они были только носителям языка, никак не наблюдателям из ОБСЕ. Приведу пару примеров. Из новеллы «Северный ветер»: «Мы здесь поставлены причинять добро и наносить пользу», «Сироты мы сироты. Только я без отца и матери, а вы без мозгов и совести» (командир с позывным «Небо»). Изобилует такими высказываниями и повесть «Суворовец Воевода», например: «Суворовцы звёзды с неба не хватают, они их на плацу подковами куют», «Рак жаворонка не съест» и др. Как получилось, что для Украины русский язык стал чужим? Ведь сами себя обокрали. Цитирую снова Юрия Волка («Прекрасное далёко»):

…«О прекрасном» больше не поёте.
Не хватает в речи русских слов.

Стоит взглянуть и с другой стороны: прекрасный, певучий, образный украинский язык, на котором Донбасс разговаривал ничуть не хуже, чем на русском, стал в Новороссии чужим, языком врага, захватчика, убийцы. Хорошо помню рассказ коллег в 2017-м. В Донецке собрались на концерт. Звучит одна песня на украинском — зал недоволен, но терпит. Вторая — все зрители встали и вышли… И это тоже больно.

Николай Фёдорович Иванов не был бы самим собой, если бы говорил в своих произведениях только о проблемах, которые война вывела на первый план. В первую очередь отдаёт он дань героизму русского солдата, его мужеству, стойкости, терпению. Если в «Засечной черте» противостоять пока приходится урагану, то в «Северном ветре» — «жабьему прыжку» противника. Внимательный, умеющий быстро реагировать Метелица успевает отразить удар, а командир Небо идёт, рискуя собой, за раненым подчиненным — спасать. Против всех инструкций. Похож на него капитан Гречин, собой прикрывающий доверенных ему ребят. И мы воспринимаем их героизм как естественное поведение, ведь так и должно быть, кому и защищать, как не русскому солдату и офицеру. Но самый удивительный образ в донбасских произведениях — «худенький солдатик с постоянно съезжающей на глаза каской. Ни дать ни взять ученик электросварщика с украденным у мастера шлемом. Вояка...», который бежит, не успевая или опасаясь стрелять. Постоянно обращается автор к этому образу — в каждой части произведения. Насмешки презрительно бросает: «Где ты, заморыш-сварщик-трус? Не желаешь доказать свою готовность защитить Революцию Достоинства от поганого советского и москальского прошлого?»

Но от части к части мы всё лучше понимаем, что что-то не так. Ведь худенький воин не боится, что его накажут за бездействие. Он бежит со всеми, но не убивает, никого не калечит. И к концу боя все его патроны целы. И вот уже ему, не стрелявшему, поют оду… Он не поднял оружие на своих же, по сути, братьев:

«Не стрелял? Ни одной пули не выпустил при атаке? Ни одной гранаты не бросил во врага? Неужели ещё остались на Украине такие? Может, ещё не всё потеряно?
Не стрелявшим — слава!
Останься в живых, пацан».

И это тоже служит подтверждением рассуждениям о русском и украинском языках. У медали всегда две стороны, поэтому надо попытаться спасти лучшее — и в себе, и в тех, кто вдруг окажется рядом. И не забывать, что в другом это лучшее ещё надо разглядеть.

Ещё задумывая эту статью, я поняла, что постоянно мои размышления о донбасской прозе Николая Иванова сопровождают цитаты из лирики Юрия Волка. Да, много общего у двух писателей во взглядах на жизнь и войну, на место человека, мужчины, защитника на этой земле. В очерке «Группа изъятия» есть такие слова: «МЧС России! Мы сами заказываем музыку! По нашему духу, нашему пониманию добра». Добравшись до них и дальнейшего описания работы оркестра, поняла: всё правильно, так и должно быть. «Играй, музыкант»:

Играй, музыкант.
Под рукой дирижёра
Рождается музыка,
знаешь о чём.
Играй музыкант,
открывай на мажоре
Ворота Победы
скрипичным ключом.

Вверх

Комментариев: